"Чисто случайно" - читать интересную книгу автора (Камерон Джереми)

Глава третья

Потом все вдруг стало намного сложнее. Все, чего я хотел, — спокойно пожить, но все вдруг стало куда сложнее.

Сперва я, как обещал, взялся сводить куда-нибудь малыша Дэнни: пусть увидит, что папа теперь на свободе и что он — человек солидный.

— Привет, пап! — крикнул он мне, когда я зашел, а сам видео смотрит.

— Привет, Дэнни! Как дела, Келли? Фашиста своего видела?

— Не фашиста, а немца, Ники.

— Один хер. Ну что, полетели, Дэнни?

— Сейчас, только конец досмотрю, пап.

— Досматривай.

Я взял коробку. «Терминатор», ну надо же. Досмотрели вместе конец, потом взяли ему куртенку и пошли.

Поехали мы на автобусе. Не очень-то это подходяще для солидного человека, да вот Келли всегда говорила, что воровать тачки — баловство, и уж точно не хотела б, чтоб я вез в такой мальца. И фон Баррингтон тоже, наверное, тачки не воровал. А что вчера я одну угнал — так это только чтобы старое доброе вспомнить, сейчас-то мне уж двадцать три и всех радостей — тапочки да кружка какао.

Ну вот, добрались мы на автобусе до «трубы». Дэнни от гордости, что отец рядом, сияет, как медяк. Я сам, как гляну на него, как медяк сияю. Да черт с ними, с тачками, когда такой пацан растет.

— Куда идем, пап? — спрашивает.

— В «Макдональдс» ты хотел?

Помолчал немножко, потом на Хоу-стрит снова:

— Пап?

— Что?

— А ты очень хочешь в «Макдональдс»?

— Да я как ты.

— А.

— А куда ты хочешь?

— В Центр Сладостей.

— Индийский Центр Сладостей? — спрашиваю. Стало быть, надо нам разворачиваться.

— Ага.

— А чего тебе там, сладкого чего-нибудь?

— Мун-карри, пап, и бургеры эти ихние с луком тоже, можно? Мама говорит, от карри и у мертвого встанет.

Я чуть не врезался в стену. Ничего себе. Мы прошли по Куинз-роуд до Бейкерз-Армз. Других Центров я здесь не знал.

— Этот подойдет, сынок?

— Супер, пап.

— Не знаю уж, чего у них там есть, но мы с тобой чего-нибудь да найдем, а?

У них было навалом всяких разных карри — и мясные, и овощные, и еще хрен знает какие; мун-карри, правда, не было, но он назаказывал кучу всякой разной снеди. Заказал, между прочим, плошку лаймового соуса, поставил ее посреди стола, и все, что ел, туда макал. У меня от одного взгляда на нее слюни ручьем и в носу защипало, а он из этой плошки чуть не прихлебывал. Ах ты господи. Пацану шесть лет, а он тащится от лаймового соуса. Рехнуться можно.

Наелись до отвала, еле из-за стола вылезли. Идем себе тихонько к Центральной, светло на улице, солнышко глаза слепит, и тут вдруг прямо на ровном месте маленькая заминка случилась. Мики Казинс от Силка вышел.

Оба они торговали тачками — и Силк, и Мики Казинс. Только Силк торговал вроде как легально, а на Мики пробы было негде ставить. Но он ходил в пальто из верблюжьей шерсти, здоровался с кем надо за ручку и на стадионе «Ориент» сидел всегда в директорской ложе. Одним словом, ясно, что за птица. В Чингфорде у него была большая мастерская, а жил он в большом доме возле леса, и купил он это все не на выигрыш в лотерею.

Я знал Мики Казинса, а он знал меня. Я был для него соринка на воротнике из верблюжей шерсти, а что соринка — щелк, и нету.

Мы с Дэнни собирались пройти мимо.

Мики встал у нас на пути. Он и еще двое его мордоворотов.

— Ты что ли Ники Беркетт?

Господи, как мне все это надоело. В Уондсворте заехали бы ему за это в сортире по черепу носком с батарейкой, это как пить дать.

— Отвали к херам с моей дороги, — говорю ему.

— Отвали к херам с его дороги, — поддержал Дэнни.

Странное дело, Мики даже не шелохнулся.

— Я слышал, ты водишь дружбу с полицейскими, — говорит, — а сам только что прибыл из мест не столь отдаленных. Тут должна быть какая-то связь, а?

Смотрю на него спокойно так, спрашиваю:

— Все сказал, что хотел?

— И надо бы тебе быть со мной поласковее, сынок, иначе мои ребятки захотят перемолвиться с тобой словечком, где поспокойнее. Ты меня понял? Понял, к чему это я? Не суй свой нос куда не след, или ты у нас теперь заматерел, заважничал, а? Ну что, мальчишку-то оставишь слушать, про что взрослые разговаривают?

Мордовороты его торчали по бокам с умным видом.

Да уж, проблема.

И тут вдруг откуда-то из-за спины приятный такой голос раздался. Ласковый такой голос: «Никак у тебя проблема, Ники? Эти козлы что ли на тебя наехали? Забыли, что они в Уолтемстоу?»

Глянул: Джавид, и Афтаб, и еще ихние друзья-приятели с Квинз-роуд. Мобилы свои тыркали минуты две. Со всех сторон слетелись ребята-азиаты — не было у них до сих пор случая пальтишко из верблюжьей шерсти в грязи вывалять. Окружили Мики и его пехоту тесным кольцом, надвинулись. Хиляки, конечно, по сравнению, зато численный перевес налицо.

Мики поглядел на меня со значением.

— Я уезжаю домой, юноша, — говорит, — и советую запомнить, что тут было говорено, очень советую.

Кругом повернулся и пошел.

Дэнни преспокойно догрызал свою кокосовую сладость.

— Он отвалил к херам, да, пап?

На следующее утро звякнул Джорджу, моему участковому. А чего делать-то? Этот сидит у себя в конторе, чаи гоняет в девять утра — после обходов своих. Затолкал пару клиентов в камеру — сиди, пей чай.

— Джордж, — говорю.

— Ники.

— Дельце тут одно, Джордж. Надо обговорить.

— Говори.

— Потолковать надо, — говорю, — встретиться.

— А ты подходи, Ники, как все нормальные люди. Потолкуем.

— Таким, как я, которые только-только из тюряги вышли, как-то не в радость обратно в казенное заведение лезть. С коппером кто увидит — не приведи господь, а если уж в судебную палату попер — значит, крыша совсем уехала.

— Прекрати, Ники, у меня уши вянут слушать. Подходи, постучи в окошко, сделай вид, что ты обычный англичанин.

— Встретимся на Северной кольцевой, под эстакадой в шесть часов.

— Не пойдет. В шесть «У Герольда». К тому же ты задолжал мне пинту.

Это я пропустил мимо ушей.

— «Лев и Ключ» в Лейтоне, идет?

— Не болтай чушь, Ники. Если я туда пойду, они потом закроются на дезинфекцию. Наши это заведение за милю обходят.

— Ладно, Джордж. «У Герольда» в шесть. А как я тебя узнаю?

— По лицу. Если не мое — значит, не я.

— Заметано.

Поехал в социалку насчет пособия. А вчера ходил в бюро регистрации безработных. То, что раньше занимало десять минут, теперь отняло три часа, черт бы побрал это долбаное правительство. Сегодня захватил толстую газету и сидел, пока не приняли насчет пособия по доходу, гранта на обустройство, кризисного кредита и прочего. В социалке совсем озверели — не хватает разве что детектора лжи и пробы на ДНК. Короче, сидел, читал газету, а потом — нет, представляете? — в полчетвертого они решили закрывать, и ни с того ни с сего выдали мне чек. Просто чудо какое-то. Будь у меня флажок, я бы им помахал.

Потом пошел на Вуд-стрит получить по чеку. Купил банку пива в универсаме, время убить. Старею, видать: да чтоб я, да что-нибудь купил — в жизни ни разу такого не было. Короче, взял банку пива и на почту пошел. Понятия не имею, зачем я туда поперся. В этой чертовой конторе на Вуд-стрит хвосты такие, что когда твоя очередь подойдет, как раз можешь получить и пенсию.

Стою я, значит, в очереди, думаю все о том же, о чем целый день думаю, — удивляюсь, какого хрена этот Мики на меня взъелся. Может, оттого, что я со Стариной Биллом разговоры разговаривал? Да ведь Мики Казинс и сам бывало с Биллом контачил, когда надо было кому-то на лапу дать, чтоб его в покое оставили. Может, я где ему дорогу перебежал? Может, и так, но на ум не приходило, где и как. Однако ж взъелся он на меня, взъелся — это однозначно.

Короче, стою, потягиваю из банки пиво и мозгую. По ту сторону стойки вижу — Рафик, живет рядом с моей мамашей, только благополучный. Не успел я состариться, как обслужили, получил я свои кровные и облокотился на конторку почитать буклетики, пока пиво не кончилось. Терпеть не могу хлебать на улице, не дело это, отстой.

Прочитал, что на почте теперь можно все, включая маникюр. Они и марку тебе продадут, и ногти подровняют. Сервис.

А потом вдруг — ни тебе даже извините.

Заходят два мужика. Большие нетолстые белые мужики заходят и требуют бабки через прилавок и живо. Сберкнижку не предъявили. Хуже всего, что прямо к окну, без очереди полезли. Хамство, конечно, и безобразие, только никто почему-то не возмутился. Видно, приметили у них пушечки в руках.

Оба два стали вопить дуэтом. Кто кого переорет, очень громко.

— ЭТО НАЛЕТ, МАТЬ ВАШУ!

— ВСЕ НА ПОЛ! ЭТО ОГРАБЛЕНИЕ, ВАШУ МАТЬ!

— МОРДОЙ ВНИЗ И НИ ЗВУКА, ВАШУ МАТЬ! ВСЕ, ВСЕ ЛЕГЛИ, ВАШУ МАТЬ!

— БАБКИ СЮДА, ВАШУ МАТЬ! НИКТО НЕ ВОЗНИКАЕТ — НИКТО НЕ ПОСТРАДАЕТ!

Кино смотрели. То же, что и Дэнни мой. Шапчонки с дырками вязаные из ближайшей лавки. Да и пугачи, похоже, из игрушечного магазина.

А один в жопу пьяный.

Придурки какие-то, клоуны.

В этом почтовом отделении на Вуд-стрит налеты — обычное дело. Случаются регулярно — это как налог на домовладение платить, и любой, у кого сейчас плохо с наличкой, чтобы, к примеру, с барыгой расплатиться, тот первым делом мчится грабить почтовое отделение. Только эти два барбоса сразу видно несерьезные какие-то. Во-первых, двое — это заранее мало. К тому же, один едва на ногах держится. Тут камер понатыкано, а эти шапчонки сдвинули, морды наружу — жарко им, видите ли. Сами они по себе, или какого-то босса солдатики, пехота? Если второе, то, когда вернутся к себе в контору, шампанским их уж точно не встретят.

Надо сказать, стало как-то уж слишком шумно. Женщины вопили, а эти двое орали благим матом и размахивали своими дурами. Только персонал смотрел безо всякого интереса и, похоже, скучал. Я стоял в своем углу, глазел на буклеты и жалел, что сейчас не в пивной.

— ГОНИ ЖИВО БАБКИ, ТВОЮ МАТЬ! НЕ ТРОЖЬ КНОПКУ, МАТЬ ТВОЮ!

Рожи незнакомые, ни в Уолтемстоу, ни в Лейтоне я таких не встречал. И не из южного Лондона — могли быть пекемские, но те так далеко не выдвигаются, только если профи, а эти уж точно не профи. Может, из Стратфорда. Беспредельщики, однако — в чужой огород за чужой капустой затырились.

Тут Рафик заметил меня — что я стою в углу, занят своим делом.

— Ники, — говорит мне тихонько, — ты видишь у них пистолеты?

— Вижу, Рафик, — отвечаю, — ну и что?

— Ты думаешь, они у них настоящие, или у того, что ближе к тебе, водяной?

Я пригляделся. Так и есть — водяной.

— У этого — водяной, — говорю, — может, особо убойная струя какая, но все ж-таки водяной.

В дальнем конце по-прежнему вопили, хотя служащие уже доставали деньги. Рафику, хочешь, не хочешь, пришлось говорить громче:

— Ники, — кричит, — видишь, там моя мама снова лезет на рожон, ну как всегда.

Я узнал ее. Махонькая азиатская старушонка грозила пальчиком тому, который в жопу пьян, похоже, читала ему мораль — не слишком умно с ее стороны. Сквозь вопли до меня донеслось: «неужели нельзя без таких ужасных выражений».

— ОТВАЛИ НА ХЕР, МАТЬ ТВОЮ! — гаркнул тот и отшвырнул ее в сторону.

Ну вот, рафикова мамаша она всегда так — к черту в пасть, без выходных. Сто лет назад обвинила мою в том, что та сперла у нее из-под двери четыре пинты полуснятого молока. А это чушь собачья — мы в жизни не пили полуснятое. Потом выяснилось, что это Кларк, младший братишка Уэйна Сэпсфорда, выдул четыре пинты по дороге в школу. Короче, сперва моя мамаша с рафиковой во дворе полицейского участка, куда та жаловаться приползла, поцапались, а потом, когда легавые на истинного злодея указали, домой топали чуть не в обнимку.

— Ники, — говорит этот Рафик. Смотрю — протягивает мне через прилавок бейсбольную биту. — Ники, будь другом, звездани-ка тому ублюдку, пока он не смотрит. Я бы сам, но ты понимаешь, какая штука, никак не могу выйти, стойка мешает.

— Кто — я?

— Да, просто ткни его — и все. Только не в голову, а то вдруг убьешь. Просто стукни в живот или еще куда, чтоб не приставал к мамочке.

— А ты точно не можешь выйти?

— Точно, точно. Да нам и запрещено покидать рабочее место.

Я взял биту. Тот, что нализался, был всего в нескольких шагах и орал во всю глотку, хоть они уже запихивали в сумку бабки. Я шагнул к нему. Черт те что. Он же мне ничего не сделал, ну, зарабатывает парень, как может, а я встал тут, будто он мою мамашу на пол швырнул, а не рафикову.

Очень отчетливо помню рукоятку в ладони. Потом как-то совсем неожиданно я поднял биту и — хресь! — заехал ему в живот. Он охнул и повалился.

Я тут же вернул биту Рафику. Сразу прекратились вопли, и стало намного тише. Другой чувак повернулся и увидел, что его приятель валяется на полу и хватает ртом воздух — будто живот разом прихватило, от ору надорвался, наверное.

— Ты чего, мать твою, Гэл? Чего разлегся?

Гэл охал и катался по полу. С приятелем своим он даже разговаривать не стал.

В суматохе кто-то нажал тревожную кнопку, и второй чувак понял, что вскорости нагрянут легавые. Это его порядком разозлило, раздался грохот и треск, и от стены отвалился кусок штукатурки. Вот дьявол. Может, у Гэла пистолет и был водяной, но у его приятеля уж точно нет.

— Рафик, — говорю, — ты видишь то же, что и я?

— Да, Ники, поверь, мне очень, очень жаль. Никогда бы не подумал, что у них могут быть настоящие пушки. Он бы тебя пристрелил, если б увидел, мне очень, очень жаль, старина.

Вот дьявол.

На наше счастье этот парень решил, пока не поздно, смотаться, бросил напарника и деньги, и сразу вслед за этим притарахтел Старина Билл.

Джордж тянул какую-то темную бурду, какую я б и нюхать не стал.

— Это что за хрень? — спрашиваю.

— Это темный эль, Ники, — говорит, — от него стояк такой, что портки порвет.

— Да брось ты, Джордж, мне вообще кажется, что с этим рядом и сидеть-то опасно. Ты уверен, что оно без стронция?

— Да уж куда лучше, чем твое пенное пойло. Сказал бы лучше, что пить будешь. Взять тебе пинту пива?

— Уж лучше пинту «перно».

— Пинту пива! — кричит.

— Твое здоровье.

Сидим, пивко хлебаем. Он — медленно, а я не привык терять даром время, когда на халяву, да за счет Билла. Спрашиваю, типа вежливо:

— Как миссис Джордж поживает?

— Не жалуется.

— Как оно штрафуется на парковочках?

— Потихоньку.

— Как там Секьюрикор? Я слышал, они у вас половину делянки оттяпали, так?

— Правительство, мать его, гайки закручивает.

Мы еще посидели.

— Ну вот, Ники, теперь я, как говорится, самоустраняюсь.

— Ты о чем? Что, это пойло и впрямь со стронцием?

— Я влез в это дело, Ники, только как посредник и больше не хочу иметь с этим ничего общего. Коллеги попросили меня помочь, потому что я тебя знаю, и потому, что однажды ты говорил со мной не как с полицейским.

— Если что и было, то быльем поросло. Только репутацию портит.

— Сейчас сюда придет один человек, он и расскажет все про наше сотрудничество.

— Какое на хер сотрудничество? Я ни о чем таком и не заикался.

— Но ты же здесь, верно?

— Да что ты, Джордж, просто поговорить хотел.

— И я слыхал, что ты был в больнице, навещал Рамиза…

— Ну и что?

— И узнал, что он гуляет с твоей сестрой…

— Ну и что?

— А то, что тебе не все равно, что случится с парнем твоей сестры.

— Послушай, Джордж, приятель, послушай меня, я тебе разъясню, если ты до сих пор не понял. К Рамизу я ездил, да, повидать его, и все, мне плевать, что с ним станет. Его порезали — это его проблемы, не мои.

— Ладно, Ники, вон идет тот, о ком я говорил, дальше разбирайтесь сами. Ники, это сержант Ти-Ти Холдсуорт, из чингфордского ДУРа. Ти-Ти, это Ники Беркетт.

Я бы и за милю расчухал, что он из уголовки. А за две, может, спутал бы его с гангстером. Шея жирная, брюки с отливом, пиджак кожаный, волосы бобриком, щетина и маленькие поросячьи глазки. Сразу видать, что из уголовки. Подошел и спрашивает:

— Ты Ники Беркетт?

Тут я заметил, что блондинка за стойкой строит мне глазки.

— Я Мартин Холдсуорт. Они называют меня Ти-Ти.

Вот у нее точно были классные ти-ти, а у этого Холдсуорта не было ничего, на что было бы приятно посмотреть.

— Меня так называют потому, что мое хобби — мотогонки. Прикалываются чуваки.

Побожусь, что она поводила между губ кончиком языка.

— Ты светлое пьешь?

Халява.

— Пинту пива! — он вразвалочку пошел к бару, так, что каждый понял, что он из уголовки. Вдруг ни с того ни с сего та блондинка показала мне средний палец.

— Тебе, наверное, уже сказали, что у меня есть для тебя дельце, если, конечно, тебе это интересно, — проговорил этот хмырь, вернувшись с выпивкой.

Почему она это сделала? Может, хотела дать знать, что не может дождаться, когда я стяну с нее трусики?

— Пойдем-ка вот сюда, в уголок, Ники, тут мы сможем спокойно пообщаться.

Господи, спокойно пообщаться с этой мразью. Да мне руки здесь никто после этого не подаст.

Мы пересели, и тут я понял, что этот ублюдок заслонил мне блондинку.

— Ну что, начнем с начала? — голос сладкий, будто мед каплет; вот так они заводят разговор, когда разобьют тебе башку в фургоне с заклеенными окошками. И всегда записывают его на пленку.

— Начнем с начала. Ты можешь быть полезен нам, а мы — тебе. На выкидное-то много кумара не купишь, а?

По-нашему шаришь, мистер Коппер.

— Ты ведь слышал про сержанта Гранта, а, Ники?

— Вот умора, никто не знает, как его звать — сержант Грант, и все тут, кроме Гребаный, конечно.

— Да уж, венка ты, видимо не присылал.

Я начал новую кружку.

— Короче говоря, сержант Грант был убит, а когда убивают коппера, страсти у нас накаляются до предела. И не только оттого, что ребятам хочется поскорее с этим разобраться, но и потому, что кое-кто начинает думать, что теперь есть повод наплевательски относиться к своим обязанностям.

Видишь ли, Ники, у нас острая нехватка информации. Вообще-то, все ясней ясного, но цепочка никак не выстраивается. Информация будет, поступит наверняка, но, возможно, лишь после того, как ты войдешь в игру, ты понимаешь?

— В игру? В какую еще на хрен игру я войду?

— Ну, Ники, по нашим сведениям деньжата тебе не помешают, и ты можешь кое-что разведать… так, какие-нибудь слухи…

— Да-а? А если я не хочу ничего разведывать, мать вашу, а хочу просто жить спокойно, чтоб меня не трогали, тогда как?

— И ты, конечно, знаешь, что твой приятель Рамиз в этом замешан, и что сержант Грант, возможно, спас его от большей неприятности, чем оторванный палец, это ты знаешь?

— Да брось ты на хрен, какой Рамиз мне приятель, — говорю ему, — каким он вообще боком в это дело затесался?

— Как я уже сказал, это сержант Грант отбил Рамиза, когда его чуть было не прикончили. Они с ним залезли на одну и ту же делянку, наступили на одни и те же грабли. Рамиз отправился изложить свой взгляд на вещи каким-то серьезным парням и только на месте обнаружил, что они серьезнее, чем он думал. Сержант Грант, возможно, следил за ними, мы точно не знаем, он решил поиграть в героя, чтоб Рамизу не выдрали оба глаза. Но его самого на тот свет спровадили.

— Прощай, доблестный Грант!

— Вот, в общих чертах, как было дело. Они просто хотели поучить Рамиза, но малость перестарались. Сержанта Гранта в живых им было оставлять опасно. Такое у нас виденье.

— Ну так иди и пытай Рамиза, коппер — при чем здесь я?

— Рамиза? Не смеши меня. Он еще с боженькой, может, поговорил бы, если б у боженьки нашлось, что ему посулить. Да и в любом случае, от него никакого толку. Этот паршивый азиатский ублюдок был без сознания.

Приятно говорить с легавыми по душам. Приятно сознавать, что тебе доверяют. Приятно сознавать, что это все сироп, на который садится незадачливая муха, и ее вот-вот прихлопнут мухобойкой.

— Так что мы с ребятами переговорили в частном порядке и решили, что можем поставить выпивку тому, кто принесет нам благую весть. Воистину благую, ты же понимаешь.

— Сколько?

— Ну… мы подумывали о двух кусках.

— Два куска! Вы, вашу мать, решили найти придурка, который согласится, чтоб за два паршивых куска с него шкуру с живого содрали! Да ты тут шутки шутишь, коппер, насмешки строишь, издеваешься!

— Я же сказал, мы надеялись, что ты можешь что-то услышать, а если услышишь — передашь нам, вот и все.

— Да-а? А на кой вам сдался именно я? Ничего особенного, просто ты же только что отмотал за непредумышленное, так, что ли? И вы решили, что теперь я так запросто могу кого-нибудь замочить? Вы сказали Джорджу Маршаллу, что готовы выложить два куска, если я отправлю, кого вам надо, на тот свет? Ну уж это у вас хрен выйдет, мать вашу.

— Господи, дружище, да мы ничего подобного не имели в виду, — переполошился, будто подумал, что я его на пленку записываю, — говорю тебе, нам нужна только информация, на основании которой мы могли бы предъявить обвинение лицу или лицам, подозреваемым в злоумышленном убийстве офицера полиции, — шпарит прямо по учебнику.

Я сидел там и не сводил глаз с пива. Вот он я, отбыл свое, вышел из тюряги, крышу над головой товарищи устроили, что Келли дала от ворот поворот — это я переживу; поел карри, и не прочь еще. Отложил немного деньжат про запас. Сижу весь такой из себя зайка в майке и доволен. И тут откуда ни возьмись, является сержант Хадлуорт со своими байкерскими замашками и начинает требовать, чтоб я шпионил за парнями, которые запросто могут выдрать за любопытство глаз, а если особенно надоешь, то и вовсе пристукнуть. Между делом прощупывает, не соглашусь ли я кое-кого отстрелить. И всего за два паршивых куска.

— Что-то вы совсем обеднели, — говорю ему, — слыхал я, что большие-то деньжищи у вас, сыскарей местных, отобрали, значит, придется мне довольствоваться двумя кусками. Вот только не учли вы, что мне все это по барабану, я просто хочу жить спокойно, и все тут.

— Мы можем устроить тебе половину этой суммы только лишь за тычок, в кого надо, пальцем. Потом, мы ведь можем обеспечить тебе защиту, сменим удостоверение и подыщем квартиру где-нибудь в Уиллсдене.

— А если я не хочу менять удостоверение, образина ты хренова, меня вполне устраивает Ники Беркетт. И уж точно мне не нужна ваша сраная блатхата где-нибудь по ту сторону Австралии. Значит, вы решили, что я буду для вас стукачить, и за это вы с дружками поставите мне выпивку.

— Не забудь, что твой приятель Рамиз лишился из-за этих людей глаза.

— Дьявол, коппер, он мне — не приятель, можешь ты это понять?

— Я слыхал, он крутит с твоей сестрой.

— Да, да, крутит с моей сестрой, и с моей мамашей, и с моей пробабкой, и с моей кошкой, и с мандавошкой, и на все это мне абсолютно наплевать. Понял ты это? Усек?

— Ладно, ладно, Ники, нет проблем. Только дай-ка я тебе оставлю свою карточку, вдруг ты передумаешь или услышишь что-нибудь такое, что захочешь нам рассказать.

Я прямо отпал.

— Карточку? Я, значит, плачу налоги, а вы, ублюдки, на них визитки заказываете? С каких это пор у уголовки завелись визитки?

— Я за свои сам плачу, Ники. Положение обязывает. Дай-ка я тебе дам свою карточку.

— Лучше бы ты мне еще пива взял, коппер. Все равно ведь спишешь на накладные.

Он взял мне еще пинту и смотался. На карточке значилось: Сержант Ти-Ти Холдсуорт, Чингфордский ДУР, тел. 0181 529 8666. Там еще были мобильный и домашний, но их он оторвал вместе с припиской в самом низу: Всегда к вашим услугам.

Особенно если вам нужна будет хорошая вздрючка в обезьяннике — в любое время дня и ночи.

Я посмотрел, где та блондинка. Только она уже ушла. Сижу и думаю: с чего бы она тогда показала мне палец. А, да пошло оно все.