"Элемент движения" - читать интересную книгу автора (Сергачева Юлия)

ЧАСТЬ 1

Огонь есть свет и агрессия. Атака, крушение прежнего порядка, изгнание. Обжигает и разрушает, но согревает и изменяет. Символ — очаг. Наиболее распространенное толкование знаков из книги «Символы стихий или стихия символов»

Золото под землей Брюс почуял еще несколько дней назад, но пока выгадывал время, чтобы вернуться на лужайку, непоседливый клад отполз еще.

— Экий ты целеустремленный, — неодобрительно заметил Брюс вслух, признав тщетность попыток выкопать золото на прежнем месте и внеся коррективы с поправкой на прыткость находки.

Клад уверенно полз на юго-запад.

Стукнув лопатой о камень, чтобы стряхнуть налипшую грязь, Брюс неохотно поднял глаза. До сего момента он изо всех сил старался не смотреть по сторонам, чтобы ненароком не зацепить взглядом сгорбившиеся поодаль развалины. Угловато-напряженные, словно затаившийся за хлипкой рощей хищник. Главное — не смотреть на них в упор.

Руины тянули к себе золото со всей округи на тысячи колес.

— Нечего тебе там делать, — нравоучительно проворчал Брюс. — Сгинешь в темных подвалах навеки.

Золото подобная перспектива явно не пугала. Темно, тихо, спокойно. Сырость благородному металлу не страшна. А вот люди относились к возможности пропасть в подземельях без энтузиазма. Но что суетные человечки понимают в вечных ценностях?

Дзин-нь!

Брюс обрадованно нагнулся, надеясь, что добрался наконец до заветного клада, но из-под лезвия лопаты вывернулся очередной крупный осколок гранита, расцарапанный поперек белесой зарубкой. А золото?.. Ах ты, зараза! Опять ушло в сторону. Совсем же было близко! Кажется, только копни поглубже… Но можно бесцельно копать и копать до самого центра земли, если заклятый клад не желает даваться в руки.

Солнце нещадно жарило макушку, несмотря на то, что день только начался. Зудели насекомые, пристраиваясь к кивающим цветам. Обступившие лужайку вербы и вязы меланхолично шелестели листвой.

И ни единого человека вокруг. А что если…

Брюс стер пот со лба, с возрастающим остервенением разглядывая результат своих усилий. Невпопад изгибающаяся рытвина в высокой траве сильно смахивала на ход хмельного крота.

— Ладно, — зловеще пробормотал Брюс. — Раз ты так, то и мне можно.

Лопата, тускло звякнув, упала на кучу разрытой земли. Брюс сел рядом и закрыл глаза. Словно в бочку с горячей патокой окунулся — по-прежнему жарко, но свет сменился красноватой, травянисто-душной тьмой.

Только развалины поодаль засветились насыщенным синим.

Для надежности Брюс закрыл глаза ладонями. Кожу с сорванными мозолями сразу же защипало, но зато стало действительно темно. Как под землей, где притаился едко-теплый золотой плод в деревянной шкурке. Вот он, прямо здесь…

— Иди ко мне, — беззвучно позвал Брюс, ссыпавшись в ямину вместе с комьями отвала. Устроился на корточках возле ворсистого от корешков среза, положил обе руки на сырой, бугорчатый земляной бок и потянул.

Несколько мгновений невидимый плотный ком сопротивлялся, вцепившись в почву. Брюс напрягся, выволакивая упрямое сокровище наружу, будто пытался пить воду через забившуюся соломинку. Земля ощутимо зашевелилась, поддаваясь.

Нехотя показался угол, окованный тусклой бронзой. В извивы чеканного узора набилась земля.

Наконец-то!

Брюс обрадованно дернул сундучок к себе. Посыпалось крошево сгнившего черного дерева. Затрещали обветшавшие бронзовые ребра.

— Да что ж ты там застрял?.. Ну!.. — Брюс еще поднатужился, потащил и… Чуть не упустил сундучок, ошарашено уставившись на заплесневелые кожаные перчатки, вцепившиеся в его законную добычу с другой стороны.

Из раструбов перчаток торчали махры сгнившего полотна и темные, скудно облепленные высохшей плотью запястья, которые в свою очередь уходили в землю по бокам от каверны, оставленной сундучком.

Брюс моргнул от удивления. Перчатки заскребли по бронзовой оковке, ухватываясь поудобнее, и потянули сундук обратно.

— А ну отдай! — Возмущению Брюса не было предела. Из-за него даже не осталось места для испуга.

Да и вообще на утренней, залитой солнцем и пахнущей цветочным медом лужайке трудно бояться. Но легко злиться.

— Мое!

Под землей не согласились. Почва заворочалась, осыпаясь и освобождая ворох выкарабкивающейся наружу ветоши, едва прикрывающей обтянутый темной кожей костяк. На макушке черепа залихватски торчал завиток светлых волос.

Несколько мгновений Брюс и мертвяк решали, кому же владеть сокровищем, упрямо перетягивая сундук. Солнце палило нещадно, и запах сырой земли, исходящий от неупокойника, явственнее сменялся вонью гниения.

— Вот откуда ты тут взялся? — прошипел Брюс, выпустив-таки сундук из рук.

Не потому, что соперник оказался сильнее, а потому, что не хотелось провести остаток своих дней на этой лужайке, состязаясь с нежитью в тупом упорстве.

Завладев сундучком, мертвяк сразу потерял к Брюсу интерес, забился в земляную нору и шуршал там, пытаясь угнездиться поудобнее.

Брюс ругнулся сквозь зубы. Это ж надо! Как раз тогда, когда дело, казалось, было сделано!

Ну вот откуда тут покойник? Приполз вместе с кладом? Маловероятно. Прикопали случайного бедолагу в лесу? Хотя почему случайного? Тут, кажется, сражение было…

Брюс, прищурившись, снова поглядел на угрюмые горбы развалин неподалеку. Руины, окруженные обширной лысой пустошью, притворялись мирными и безобидными. Но если верить местным историям, земля вокруг на десятки локтей вглубь просолена и замешана на костях вперемешку с железом.

Надо было подумать, прежде чем тянуть, с досадой заключил Брюс. Но кто ж знал, что тут может быть что-то кроме травы и камней?

От пустоши лужайку отделяла чисто символическая, прозрачная рощица. Деревьям едва за пару десятков лет перевалило. Наверное, еще не так давно эта лужайка тоже была пустырем.

— Эй! — Брюс заглянул во влажный земляной зев, попытавшись рассмотреть что-нибудь во тьме. — Отдай сундук! Он не твой.

Из норы глухо заворчало. Посыпалась земля.

— Я же видел твой костюм… Ну то есть то, что от него осталось. Ты старше этого сундука века на два! Ты не мог его закопать, значит, прав у тебя на этот клад не больше, чем у меня.

Ну да. Вот сейчас он признает безупречность Брюсовой логики и сам вынесет сундук.

Поодаль щелкнула ветка. Брюс резко выпрямился, подозрительно оглядываясь. Вокруг развалин мало кто шастает, но… Вдруг он еще кого поднял ненароком? Поопаснее скупого неупокойника?

Нет, кажется, все тихо. Проснулся ветер, лизнул прохладой щеки, может, и ветку какую стряхнул в чаще. Только вот чудится пристальный взгляд из леса за спиной…

Как назло мертвяк недовольно заворочался, подвывая. Наверное, на прежнем месте комфортно устроиться с ворованным сундучком не удавалось. Изрыгнув в сердцах новое проклятие, Брюс снова потянул.

И выволок треклятый клад вместе с упрямым конкурентом. Костяные пальцы в разлезающихся перчатках впились в завитки бронзового узора. Брюс вцепился с другой стороны. Измученный натиском дряхлый сундучок треснул, расселся и выплюнул из трещины пригоршню золотых монет.

Ну точно! Здоровенные кругляши со стилизованной саламандрой. Чеканка начала века, правление Земледержца Огняна Великолепного. Отличная находка, потому что тогда не экономили, и каждая монета — полновесный золотой.

Мертвяк заворчал, когда Брюс нагнулся, и заметался, не зная, что предпринять: то ли волочь треснувший сундук обратно в нору, то ли подбирать упавшие сокровища.

— Не жадничай…

— Ур-рр-р-гр!

На шее у неупокойника болтался насквозь проржавевший кольчужный ворот. Наверное, прежде он был солдатом. Бедняга. Лежал себе в земле, никого не трогал, пока не явился Брюс и не принялся делать вид, что умеет колдовать. Некромант недоученный!

Вечно у него так… Наверное, покойника зацепило вместе с кладом, вот тот и решил, что золото — это часть его самого. И теперь не отдаст.

Что ж, Брюс его разбудил — ему и укладывать обратно.

— Угр-р-р-рр… — неслось из уже изрядно порушенной каверны в земляном срезе. Что-то там звякнуло. Под солнце выкатился золотой и, жирно сверкнув, упал в грязь.

Брюсу снова померещилось, что кто-то таращится на него из леса. Он обернулся, пытаясь высмотреть что-нибудь в плотном плетении веток. Лес вокруг был дремучим, нехоженым. Люди сюда совались редко и тропок не торили. Лишь пустошь и язва развалин в ее центре проели проплешину в густой шкуре чащи.

Зато здесь такие травы можно найти, какие нигде в округе не сыщешь. Брюс, собственно, за ними ходил, когда почуял под землей треклятое золото.

Ведь знал же, что так легко ничего не дастся. Эх!

Из обваливающейся земляной дыры показалась костлявая — нет, костяная — рука и зашарила, пытаясь нащупать укатившуюся монету. Брюс пнул металлический кругляш поближе к ней.

Потом сел на край раскопа и снова зажмурился, погружаясь в пурпурный сумрак. Это было необязательно, но так легче вспоминать. Правда, теперь сосредоточиться мешало шебуршание справа.

…Перед глазами развернулась крапчатая от древности страница ветхой книги. Блеклые руны на пергаменте становились ярче лишь там, куда падал взгляд, и выцветали, стоило отвести его.

Где же это… Кажется, вот, что-то подходящее… «…лежи недвижно, пока луна не обернет полный лик трижды…» М-м… А что потом? Ненадежно… Лучше вот это: «…к земле привязан, спутан, связан…»

Перевод условный. Точнее условно перевод. Может, и вовсе не перевод. Но хоть что-то…

Развалины тлели зловеще-синим, каждый раз попадая в поле зрения, как ни отворачивайся. И свет этот был ледяным, обжигающим. Брюс растопырил пальцы, изогнув когтями, и попытался произнести то, что робко дрейфовало в памяти.

— Аэ… моор… дга… Э-э… Кхм-м… ффэор… ллга…

Утро мигом выстыло, как зимняя полночь. Туго и вразнобой зазвучала земля под ногами, словно упавшая на бок арфа. От каждого звука чесались десны и ломило переносицу. Негодующе взвыл мертвяк, забившись в норе, и что-то еще зашевелилось под покровом почвы.

Из каждого пальца Брюса ударило по синеватому текучему потоку, которые устремились под землю и принялись вывязывать петли вокруг беспокойного костяка. Снова затрещал сундучок.

— …ал-ла… э! — веско договорил Брюс, хотя всякое шуршание стихло еще в середине этого странного наговора.

И изо всех сил почесал зудевшие уши. Жаль, что зубы изнутри почесать невозможно. Вот почему у некромантов все челюсти сплошь железные!

* * *

За сундуком Брюс не полез.

Во-первых, конкурент утянул его слишком далеко, и снова заниматься раскопками времени не осталось. А во-вторых, стало как-то не по себе…

Подбирая лопату, Брюс случайно наткнулся на одну из раскатившихся монет. Полновесный золотой кругляш подмигнул из горсти подсохшей почвы. Мен на пятьдесят потянет, прикинул юноша, подбросив его на ладони. Сезонный заработок землекопа.

В земле не протестовали, когда монета перекочевала в Брюсов карман.

Собрав пожитки и кое-как отряхнувшись, Брюс подобрал связку уже изрядно повядших трав, что насобирал по пути (и для отвода глаз, и для пользы), а затем двинулся наискось через чащу в сторону брошенной дороги.

…Солнце почти добралось до полуденной отметки, так что стало еще жарче. Лес смыкал над головой зеленый щит, сцеживая зной через плотную, влажную листву. Любителей лесных прогулок чаща тоже норовила пропустить через частую гребенку сучьев и подроста.

Так что в ворохе треска и шелеста Брюс выкатился на старую дорогу, не услышав, что она не пустует.

Прыгать обратно в бурелом было поздно. Еще пальнут вслед. Поэтому Брюс замер на обочине, наблюдая за приближением всадников.

Первым на сером от пыли гиппогрифе ехал человек, закованный в железо с головы до ног. По тусклым, иссеченным рунами и царапинами доспехам катились блеклые солнечные отсветы.

Маг! А за ним — двое учеников.

Брюс едва подавил рефлекторный порыв все же сигануть обратно в кусты. Но шлем с заметной вмятиной на забрале даже не повернулся в его сторону. Гиппогриф протрусил мимо, высекая искры из дорожных плит когтями передних ног и слегка закидывая влево задние, с копытами.

Зато приотставшая от мага парочка парней в кольчугах и на обычных лошадях удостоила Брюса своего внимания. Тот, что помладше, скривился и что-то сказал спутнику. За топотом копыт реплику Брюс не расслышал, но вряд ли это был лестный комментарий. Оба всадника расхохотались, проезжая мимо. Судя по направлению, маги ехали к баронскому замку.

Старший из учеников, ухмыляясь, обернулся через плечо. Зубов в его щербатом оскале заметно недоставало. То ли издержки обучения державных магов (неумелое заклятие срикошетило), то ли их мастер был скор на расправу.

Последний из кавалькады верховых пылил, сильно отстав, и еще только заворачивал по изгибу дороги. Можно тихо сгинуть в чаще, пока он доберется сюда.

«Ну, кажется, пронесло», — подумал Брюс, машинально глянув вслед первой троице. И встретился взглядом с щербатым учеником мага.

А уже в следующее мгновение тот осадил захрипевшего коня и ринулся обратно.

— Эй, ты! А ну стой!

Бежать Брюс и не думал — себе дороже. Но ученик мага все равно махнул рукой, и в воздухе, стремительно удлиняясь, протянулась водяная плеть, захлестнувшая вокруг Брюса витка три. Словно ледяным шлангом сдавило шею и притянуло руки к бокам.

Хорошо, хоть маги оказались водники, а не огненные.

— Чего уставился?

Конь беспокойно гарцевал рядом, кося темным глазом. Брюс отражался в нем маленьким и тощим. Всадник клонился влево, удерживая пульсирующий водный хлыст.

Брюс запоздало перевел взгляд сначала на подбородок собеседника, тронутый редкой белесой щетиной, а затем — на его кольчугу. Вместо простых колец она была сплетена из искусно сцепленных проволочных рун.

Полумаг потянул плеть к себе, и Брюсу пришлось сделать пару шагов навстречу, чтобы не потерять равновесие.

— Ты что здесь делаешь?

«А вы что?» — с досадой подумал Брюс. Старая дорога не заросла и не расползлась только потому, что то ли заклята, то ли проклята. Сроду здесь никто не ездил.

— Траву собираю, — смирно ответил Брюс вслух, посмотрев на рассыпавшийся веник у себя под ногами.

Белобрысый тоже посмотрел. Капля пота побежала со лба на нос. Жарко полумагу в тяжелой кольчуге.

Второй из учеников тем временем повернул коня. А от поворота, Брюс видел краем глаза, приближался последний из всадников на толстой, лохматой лошадке. Хорошо хоть гиппогриф безразлично рысил в прежнем направлении.

— Траву-у… — недоверчиво протянул щербатый. — Ядовитый ползень да поганую выцветку?

И ее тоже. Глупо отрицать, когда лиловые цветки оказались сверху.

— А глаз-то недобрый. Неробкий и недобрый. Сглазить вздумал?

— Вас сглазишь, — машинально пробормотал Брюс.

Водяная плеть стиснула так, что дыхание перехватило. Казалось, что пленника вковало в лед.

— Дурак или наглец? — искренне удивился щербатый. — Признай, что дурак, я отпущу тебя.

Что дурак — так это точно. Разумнее было промолчать. Да теперь поздно.

— Признать, что дурак кто? — тихо уточнил Брюс.

Тихо, потому что говорить было трудно из-за затянутого на кадыке ледяного кольца.

— Наглый, — полумаг косо усмехнулся. — Из какой же берлоги выползла такая бледная дикая немочь?

Ну, что бледная, может, и верно. Загар к Брюсу не липнет почти совсем. Но вот по поводу немочи он бы поспорил.

— Ваше всемогущество! — проблеял голос с хрипотцой. И, торопливо свалившись с лохматого конька, к ним со всех ног засеменил наконец подоспевший лысоватый толстячок.

Брюс видел его прежде. Это был интендант в баронском замке. Человек незлобивый, но цепкий.

— Ва-аше… всемо… гущество… — Толстяк бесстрашно потянул к себе полумага, вынудив наклониться к себе, и, одышливо кряхтя, что-то зашептал ему на ухо.

— Ну и что, что выжарки? — строптиво осведомился недовольный щербатый, бросив на Брюса раздраженный взгляд.

— …единственный на всю округу! — бормотал интендант, отираясь мятым платком и прижимая его к подбрюшью. — Будут недовольны…

Белобрысый хмуро выпрямился. Плеть на шее Брюса ослабла.

— Не нравится он мне. Может, он и не человек вовсе? А ну зубы покажи! — потребовал щербатый.

Брюс показал и нахально осведомился:

— Брать будешь? Учти, оптом дешевле. Тебе много надо.

Щербатого перекосило от негодования. Второй из учеников мага, что придержал коня поодаль, тряхнул рукой, выбрасывая второй водяной кнут. От брызг он казался лохматым и шипел, словно струя гейзера.

У старшего-то поэффектнее будет.

— Щен-нок! Как смел ты…

По возрасту они были скорее всего ровесниками. И кто зовет кого щенком? Брюс разозлился, напряг мышцы, раздвигая ледяной корсет.

— Как смел ты нападать на прохожего, недоучка?

— Ополоумел? — от удивления щербатый даже сердиться забыл и рот приоткрыл. — Да ты… Изгой?! — вдруг догадался он. — Гниешь на подножном корму? — новый взгляд на злополучные травы сопровождался презрительной ухмылкой.

— Свободный! — угрюмо огрызнулся Брюс. — Из чужих рук не ем. — Витки водяного хлыста впивались в плечи, но уже заметно нагрелись и парили.

— Я из тебя сейчас…

Какая именно кара для непокорного созрела в голове полумага, сильно напеченной разогретым кольчужным капюшоном, никто не успел узнать. Потому что мучительно сопевший и подбиравший новые аргументы для сохранения Брюсовой шкуры интендант вдруг спал с лица, побелел и невнятно вскрикнул, выставив перед собой измочаленный платок.

— А это еще что… — пробормотал ошарашено младший из полумагов, и лошадь под ним, захрапев, попятилась.

И даже щербатый перестал сипеть от злости, поднял взгляд и вытаращил глаза. Водяная плеть на Брюсовых ребрах вдруг утратила упругость и заплескала рубаху и штаны.

— Да это же…

— Мертвяк!

Еще один?! Настала и очередь Брюса оборачиваться. И тоже разевать рот.

В придорожных зарослях почти отцветшего белошипа, припорошенный лесным мусором, маячил его давешний неживой знакомец. Только на этот раз он выглядел еще более потрепанным и недовольным.

Не сработало заклятие?! Ой-ей… Брюс попятился в сторону. Его не удерживали.

— А ну!.. — Щербатый махнул рукой.

Новая водяная плеть коротко свистнула, хлестко ударила по кустарникам, косо срезав макушки, взметнув ворох листвы, и разбилась фонтаном безобидных брызг о мертвяка. Мокрый и обсыпанный белыми лепестками покойник заворчал со знакомым неодобрением.

— Господа маги, да что же это?.. — Интендант, словно забыв об одышке, прытко устремился к своему лохматому коньку, но тот пятился, хрипя и задирая голову.

— Давай я…

Вторая плеть разлетелась так же бесполезно. Ну если исключить из списка благодеяний отлично политый белошип.

Уж господам ученикам мага следовало знать, что нежити вода страшна разве что проточная. Хотя, говорят, мастер-водяной запросто нашинкует даже дракона струйкой пресной воды. Но то мастер…

Кстати, о мастерах!

— Где учитель? — эхом откликнулся младший из водников.

— Не докликнем!..

Да уж. Гиппогриф и его всадник безнадежно скрылись из виду.

Щербатый натужно скривился и махнул теперь уже двумя руками, крест-накрест. С пальцев сорвалась мелкая, ярко блеснувшая шрапнель льдинок. На этот раз удачно. Мертвяк качнулся и едва не опрокинулся, когда колотый лед нашпиговал его скудную плоть.

— Ага! — обрадовался щербатый.

Плохо он знает этого упрямого неупокойника. Но теперь ему представится шанс познакомиться с ним получше, а остальным не стоит ему мешать.

Остальные — это толстяк-интендант, догнавший свою лохматую лошадь и наблюдавший за столкновением издали, и Брюс, благоразумно отступавший в кустах на другой стороне дороги ровно до тех пор, пока кусты перестали именоваться придорожными.

За спиной свистело и взрыкивало. Один раз в разрыве древесных крон Брюс даже успел увидеть неурочную радугу. Но любоваться работой профессионалов он предоставил исключительно интенданту, а сам задержался лишь на несколько минут, чтобы выжать насквозь вымокшую одежду.

Что ж, признаем использованное заклятие непригодным для успокоения активной нежити.

Брюс мысленно сделал пометку на пестрой странице давно сгинувшей в пожаре книги.

* * *

— …К баронессе-то гости пожаловали. — Тетка в пестрой тростниковой шляпе, восседавшая на облучке телеги, лениво тряхнула вожжами и покосилась на товарку, что сочно хрупала яблоком рядом.

Еще пять доверху наполненных корзин источали медовый яблочный аромат за их спинами, в телеге. Кроме ранних яблок там же стояла еще пара клеток, накрытых полотном. В клетках явственно скрежетало.

— Кто ж такие? — подхватила разговор обладательница яблока, обмахиваясь краем платка в свободной руке.

Было жарко. Ветер чуть дышал. Невесомые сети, расставленные вдоль дороги для ловли воздушных рыб, едва колыхались, а уж поплавки-флюгеры и вовсе не шевелились.

— Настоящий маг из округа. У меня свояк на переправе, так он грамоту видел. Хотя и без грамоты мага от человека за так отличишь!

— Да неужто? С баронессиной дочки, что ли, опять выписали проклятие снимать?

— Бедняжка… — Вожжи легонько щелкнули, понукая лошадей, а возница слегка пригорюнилась в тени широкополого шляпного конуса.

Тяжкая доля баронской дочки заняла ее на пару яблочных укусов, сделанных ее бессердечной товаркой.

То, что на молодой наследнице баронессы лежит проклятие, знали в округе все. Вот только никто не знал, в чем именно заключается это проклятие. Поэтому во время нечастых выездов девицы в народ подданные забывали вовремя поклониться, увлеченные поиском следов проклятия на юной повелительнице.

Да уж не такой и юной, если честно. Девицам из знати и в семнадцать уже поздновато отчий кров покидать…

— Баронесса-то уж, небось, и не надеется дочку замуж сбагрить. За двадцать девке, а все никак… — Яблочница ловко сплюнула зернышко, угодив в замешкавшуюся воздушную рыбину. — Последний-то из претендентов скоренько ноги, говорят, унес. Вроде, аж с Мокрой земли заманивали посулами… А он сбег.

— Снова в тину свою нырнул. Небось, климат ему наш не по душе пришелся.

— Или дочка баронская… Бедняжка, — повторила возница с какой-то иной интонацией.

— Я слыхала, что одного из претендентов она вот прямо при всем честном народе спросила, а верно ли, что его нос так же крив, как его… э-э, мужское достоинство?

Собеседницы с удовольствием захихикали, спохватившись лишь, когда вспомнили о присутствии пассажира.

— Не поймешь, чего ей надо. — Тетка сплюнула то ли очередное зернышко, то ли дежурное заключение.

— Говорят, у нее душа каменная, и в этом ее заклятие. — Шлепнули в ответ вожжи по лоснящемуся лошадиному крупу.

— Неудивительно, что от нее женихи шарахаются. — Любительница яблок со вкусом хрупнула, ставя в теме сочную точку.

— Почти приехали! — заверила Брюса тетка на облучке, повернувшись. В тени шляпных полей ее лицо казалось почти черным, а зубы — ярко-белыми. Такие шляпы привозили с дождливых земель. Там их носили вместо зонтов круглый год.

Брюс вежливо кивнул. Старая, еще с допотопных времен и оттого прочно заговоренная дорога покатилась вниз с холма. Отсюда уже стало различимо и все селение в долине, окаймленной с одной стороны мрачноватым лесом, с другой — цепью пологих гребенчатых гор.

Как Стогоры опасались разрастись настолько, чтобы их обозвали городом (и заставили платить повышенные налоги), так и гряда возвышенностей переросла звание холмов, но не решалась превратиться в полноценные горы. Зато их было много. Сто — не сто, но не меньше трех десятков.

На одной из гор, на скальной проплешине, маячил упитанный баронский замок, защищенный каменным драконом. Примерно раз в месяц гранитные складки приотворялись, недели две мутный глаз равнодушно озирал окрестности, и замшелые веки снова смыкались. То ли дракон изредка вспоминал о своих обязанностях, то ли просто длинно моргал.

После Триединой войны и ссоры воздушных и земных магов каменному дракону не взлететь больше. Да и представить эдакую махину в небесах было жутко.

— А торговля хорошо пошла сегодня. — Тетки переключились на дела насущные, любовно окинув взглядом корзины и подскакивающие клетки.

— Ой, надолго ли… — Собеседницы дружно вздохнули. — Лето только началось, а палит-то как!..

Теперь уже все трое посмотрели на восток, где над горизонтом небо воспаленно багровело. Солнце еще не скатилось за горы, но его уже почти нельзя было различить в кирпичного оттенка дымке. Закатное зарево сгинуло в этом багрянце бесследно, как акварель в крови.

Брюс знал, что это иллюзия, но все равно казалось, что оттуда тянет, как из печи, жаром.

— Торф опять гореть станет, — напророчила любительница яблок, поперхнулась и закашлялась.

— И выжарки с пустошей полезут. Может, для того мага зазвали?

— А что он против выжарок?

— Эх, не зря люди к Золотым землям перебираются, скоро тут и вовсе житья не станет!

— Да кто ждет их на тех Золотых землях?

— Главное, зацепиться. Там, болтают, и последний бедняк в золотых ботах по золоту ходит.

— Жестко, небось. Не растопчешь, — усомнилась практичная слушательница. — Эдак все ноги в кровь собьешь.

— Ниче! Авось притерпишься. Если уж пятки в кровь стирать, так всяко лучше золотом, чем свиной кожей.

— По мне так и здесь неплохо… Вот только бы пекло поменьше. Муж у меня из города водопляс заказал, дорогущий! — с притворным оханьем, густо замешанным на затаенной гордости за расточительство супруга, тетка победно глянула на товарку.

Та ее разочаровала.

— Да был у меня водопляс. Заговора на неделю хватило, а потом скакать перестал и вместо воды только пыль выплевывал… Не для нашей жары та игрушка, только половики все полиняли.

— Фирма хорошая… С гарантией, — не сдавалась огорченная собеседница. Поджала губы, в сомнении покосившись на небо, безжалостно расплавленное солнцем.

— Спасибо, что подвезли! — Брюс спрыгнул с телеги, на краю которой трясся почти час.

Добрые тетки подобрали пешехода, когда Брюс возвращался из Мокромхов, самого близкого к Стогорам города. Пешком, впрочем, было бы ненамного медленнее, чем на неторопливой телеге.

— Может, яблочек? — предложили щедрые попутчицы, забыв о досаде на ненадежных производителей магических безделушек.

Брюс отрицательно покачал головой. Что ему действительно хотелось, так это узнать, кто у них так настойчиво шебуршит в клетках.


…И все равно, как ни сокращал он путь, добираться пришлось в сумраке. Лишь край небес огненно тлел, да над центром Стогоров подрагивало оранжевое марево фонарей. Зато крайние улицы тонули во тьме. Тут ложились рано.

Зашуршали сухими ветками деревья Окраинного сада. Еще несколько лет назад здесь вызревали отличные яблоки, а теперь их приходилось привозить. Но деревья, даже не зеленеющие по весне, хозяин сада Дугонь не вырубал из суеверия.

Ну, теперь только пересечь улицу Мятную, и цель достигнута…

Дом в конце переулка был самый большой и добротный. А черенки для высаженных вокруг него роз возили из оранжерей с Золотой земли. И шипы у этих трепетных цветочков — размером с фалангу пальца. Брюс оставил на этих шипах не один клок своих штанов.

Здесь проживал лекарь Фомн со своей дочерью Аянной. Вон то окно на втором этаже — ее комната. А света в нем нет.

Брюс замешкался, засунув руки глубоко в карманы. Левый был пуст, если не считать травяной трухи, зато в правом прохладно запуталась меж пальцами металлическая змейка. Золотое ожерелье с самоцветами, обменянное сегодня в Мокромхах на монету эпохи Земледержца Огняна.

Монета жгла Брюсу ладонь, и это был самый разумный способ от нее избавиться. Как можно быстрее.

— Эй! — Стукнул тихонько ставень сверху. — Хватит сопеть, лучше помоги!

Тоненькая, легкая фигурка привычно скользнула по барельефу, украшавшему стену под приоткрытым окном. Брюс едва успел подхватить Айку, когда она прыгнула вниз. Одна из проклятых роз все же успела мстительно цапнуть когтями его за лодыжку.

— Я ждала тебя раньше… — выдохнула девушка после головокружительных мгновений, во время которых было не до болтовни.

Да и желания такого не возникло. Каждый раз, когда Брюс оказывался рядом с ней, все остальное исчезало, становилось неважным и бессмысленным.

— Извини, задержался. — Брюсу было жаль говорить. От слов вкус ее губ улетучивался.

Глаза Аянны в темноте блеснули.

— У отца — срочный вызов, так что ты мог войти, как приличный человек, через дверь.

— Тут привычнее. Да и какой из меня приличный человек?

Девушка тихонько засмеялась.

Они были знакомы с ней тысячу лет. Точнее, пятнадцать. С того дня, когда его, семилетнего привезли в Стогоры и отдали подлечить раны лекарю Фомну. А у лекаря оказалась дочь Айка, на четыре года младше Брюса.

Поначалу, несмотря ни на что, Фомн спокойно относился к их дружбе. И к происхождению тоже. Лекари в восприятии простецов не зря слывут разрешенной версией некромантов. И те, и другие имеют дело с плотью — живой ли, мертвой ли — и склонны к снисходительному цинизму…

А Айка… Она была такая бойкая, порывистая, веселая. В общем, вовсе не такая, как отец или сам Брюс. И каждый раз казалось, что лишь рядом с ней в хаосе Брюсовой души воцаряются покой и гармония. Словно все элементы разом встают по местам.

— Смотри, что я тебе привез.

Брюс поднял руку девушки и выпустил из своего кулака металлическую змейку, тут же уютно свернувшуюся в Айкиной ладошке. Даже во мраке камни замерцали, словно концентрируя весь робкий свет с округи.

— Вот это да!.. — Девушка зачарованно перебирала звенья ожерелья. — Откуда оно?

— Купил.

— Действительно купил? — вдруг раздался глуховатый, низкий голос.

Брюс с Аянной подались в стороны, как дети, застигнутые на горячем. Да, собственно, так оно и было.

У лекаря Фомна тоже имелось пятнадцать лет практики неслышного подкрадывания. Вечно он появлялся вот так же внезапно, в своем дорогом, но обтрепанном по полам лекарском плаще и вставал рядом, неизменно сутулясь.

— Купил, — сухо подтвердил Брюс, почувствовав, как слегка дрогнули в его руке пальцы Айки. И тем не менее она отняла ладонь лишь когда услышало непререкаемое:

— Дочь, иди в дом… Дай!

Девушка не стала спорить. Выронила ожерелье в отцовскую ладонь и прошла мимо, обернувшись лишь перед тем, как завернуть за угол. Подмигнула лукаво.

— Хм-м… — протянул Фомн, рассматривая добычу. Поблескивающие металлические звенья перетекли по его запястью, словно живые. — Действительно не побрякушка.

Еще бы! Именно для того и ездить пришлось в Мокромхи, потому что в Стогорах настоящие драгоценности на продажу не сыщешь. Тут и лавки ювелирной не водилось.

— И действительно не украдено. — Фомн поскреб ногтем клеймо на застежке, горевшее даже во тьме замысловатым серебристым вензелем.

На краденом клеймо почернело бы.

— Я купил его.

— Оно стоит больших денег.

— Ну раз мне отдали это ожерелье, значит, я принес достаточно.

— Мне бы надо спросить, где ты их раздобыл, — медленно проговорил Фомн. — Маловероятно, что скопил на своих тварях. Но еще меньше я верю в то, что ты способен ограбить кого-то на большой дороге…

Из уст лекаря это замечание прозвучало двусмысленно. Особенно учитывая давнее знакомство. Либо он верил в Брюсову добродетель, либо точно знал, что тощий парень вроде него не способен доволочь разбойничий тесак до чьего-нибудь черепа.

Фомн все еще рассматривал ожерелье, покачиваясь на каблуках. Потом вздохнул:

— Тебе известно, Брюс, мое мнение по поводу твоих с отношений с моей дочерью…

— Известно. — Брюс едва усмирил в себе заразительное желание тоже закачаться на каблуках.

— Я ничего не имею против тебя самого, хотя, конечно, твоя репутация… Ну, обойдемся без дискриминации.

— Спасибо. — Брюс вздернул подбородок.

Фомн не заметил. Он был всегда настолько прямолинеен, что не видел разницу между прямотой и оскорблением.

— Я равнодушен к магии… Пожалуй, я бы рассмотрел в качестве зятя и проклинаемого земного мага, потому что те, по слухам, растили золотые жилы прямо в скалах… Ты можешь растить золото? — Фомн посмотрел на собеседника в упор.

— Нет, — угрюмо сознался Брюс. — Сейчас, наверное, этого не может никто.

— Зато некоторые безо всякой магии способны делать золото буквально из воздуха. В переносном смысле… Ты меня понимаешь?

Брюс неопределенно пожал плечами. Вряд ли Фомн имел ввиду фокусников или мошенников.

— Я не считаю, что ты можешь претендовать на руку моей дочери. И главное препятствие то, что она не сможет жить с тобой в развалюхе на окраине. Я не желаю подобной участи для своей единственной девочки.

— Я знаю. — Брюс не пытался возражать ни по поводу развалюхи, ни по поводу его уверенности в их унылом будущем.

Об этом они говорили уже не раз.

— То есть я не считал это возможным… — Внезапно Фомн свернул с привычной линии разговора. — Ты удивил меня.

Брюс озадаченно моргнул.

— Я возьму это. — Лекарь наконец сомкнул ожерелье в кулак. — Авансом. Если ты способен подарить такое моей дочери, значит, я не все о тебе знаю. И возможно, ты в состоянии обеспечить Аянне что-то, кроме участи жены скотника…

— Я не скотник, — огрызнулся Брюс.

— Не стану спорить, хотя как можно назвать человека, разводящего на продажу животных?..

— Селекционер.

— Хм-м… Я рад, что ты ознакомился с книгами из моей библиотеки и обогатил свой словарный запас… Впрочем, неважно. Ты хороший парень, и я бы доверил тебе свою дочь. Но этого недостаточно, чтобы стать ее мужем. Однако ты как-то сумел раздобыть для нее сокровище… А посему… — Фомн потер подбородок, качнувшись с пяток на носки. Полы плаща колыхались, как крылья нетопыря. — Даю тебе год. Если ты вернешься с суммой, превышающей стоимость этого ожерелья в тысячу раз, я отдам дочь за тебя. И берегись, если я снова поймаю тебя здесь с пустыми карманами. На этот раз все серьезно. Она — моя любимая дочь, пойми это, Брюс.

Брюс во все глаза уставился на него.

Сверху скрипнула створка окна. Фомн, не спуская с Брюса немигающего взгляда, сухо улыбнулся, положил ожерелье в карман и, вежливо кивнув, двинулся к дверям дома.

Створка наверху заскрипела отчетливее. Айка свесилась через подоконник, длинные волосы почти закрывали лицо.

— Хитрец мой папа. Надо же что придумал… Брюс, ты меня любишь?

— Да, — машинально сказал Брюс, все еще пребывая в остолбенении.

— Тогда подожди меня несколько минут, я соберу вещи. Мы уезжаем.

— К-куда? — Одно потрясение сменялось другим.

— Неважно. Куда угодно, лишь бы вместе. Или ты думаешь, меня страшит участь жены скотника?

«А участь жены изгоя-некроманта тебя не страшит?» — едва не спросил он. Айка принимала решения с лету, не тратя времени на сомнения, как основательный Брюс. И сбить ее с толку было не так-то просто.

Но попробовать следовало обязательно, пока она не натворила глупостей сгоряча.

— Айка, а ты меня любишь?

Аянна, отошедшая было от окна, живо вернулась.

— Конечно!

— Тогда наберись терпения.

— Ты что задумал? — Она снова опасно перевесилась через подоконник, и Брюс привычно влез в розы, чтобы подхватить девушку в случае чего.

— Твой отец прав, нельзя тебе жить так, как живу я…

— У тебя отличный дом!

— Не в этом дело…

— В этом! Или ты струсил? Испугался моего отца? Да что он может сделать?

— Натравить стражу на него, — послышался низкий голос из глубины дома. — А тебя, дочь моя, и проклясть могу.

— Ты не маг, — отозвалась строптиво Айка.

— Айка, дай мне время, — попросил Брюс, глядя на нее снизу вверх.

— Ты не сможешь раздобыть столько денег, — упавшим голосом отозвалась она.

— Я раздобуду.

— Или исчезнешь… И мне останется только гадать, мертв ли ты уже или просто воспользовался возможностью оставить меня!

— Что ты выдумываешь? — поразился Брюс, как всегда плохо поспевая за ее логикой, изворотливой, как молодой уж. — Я никогда тебя не оставлю.

— Это ты сейчас так говоришь! А потом уедешь! И не вернешься, как другие! И даже если вернешься, то изменишься. И зачем тебе тогда я, все та же, провинциальная, скучная простушка? Всего лишь подружка детства!

— Что еще за глупости…

— Ах, глупости! Уже сейчас глупости!.. — Она явно накручивала себя, потому что в голосе послышались отчаянные нотки. Через секунду девушка исчезла из окна, метнувшись в глубь комнаты. Оттуда донесся звон.

— Айка…

— Уходи! — Теперь и ее голос звучал глухо, почти как у отца.

Брюс отступил. Они были слишком давно и хорошо знакомы. Брюс знал, что сейчас до нее все равно не достучаться. Порывистая Айка, как скороспелая гроза, бушевала рьяно, оглушительно и слепо, проливаясь вскоре слезами, как живительным дождем. И на орошенной влагой почве споро произрастали побеги здравого смысла.

Позже, когда Айка придет в себя, можно попробовать снова поговорить. После того, как он выпотрошит найденный сегодня сундучок. И даже если со вторым претендентом на его содержимое ученикам мага не удалось справиться, придется придумать, как это сделать.

Потому что это золото жизненно необходимо. И по размеру сундучка можно прикинуть, что золотая дорожка из тысячи шагов к свадьбе с Аянной Фомн сократится шагов на пятьдесят.

Всего лишь на пятьдесят.


«…для строительства любого дома, и особенно для жилища мага, требуется заранее, еще в стадии проекта, закладывать возможные риски и противодействия стихийным атакам. Так, скажем, в доме обязательно требуется проделывать тайные воздуховоды или прятать в стенах и потолке ниши для воды либо песка, чтобы в случае атаки враждебной стихии всегда был способ заглушить ее…»

* * *

«…Выжарка — просторечное название огнистого выварана, коий в свою очередь является плодом скрещивания саламандры простой с вулканным вараном…»

Различают диких и домашних. То есть простецы, может, и различают, а знатоки точно знают, что все эти твари одинаковые, просто первые шастают по Горячим пустошам, а вторых поймали и держат в вольерах. Если одну тварь заменить на другую — никто и не отличит. Зато если покормить только что вылупившегося выварана с руки (не забыв надеть асбестовые варежки), то он поддается приручению и дрессировке. Только потом кормить его придется до смерти. В смысле — выварановой смерти. А есть они хотят всегда…

По бугристым стенам пещеры бежали оранжевые отсветы, а густые, причудливые тени водили хороводы. Дрожал горячий воздух, пахло гарью.

— Тих-хо! — прорычал Брюс, уклоняясь от длинных огненных языков, попытавшихся выдернуть из рук вожделенную корзину. — Сейчас все получите.

Твари заметались в вольерах, простреливая языками все свободное пространство между ними. Брюс мигом вспомнил, что защитный комбинезон пора менять, потому что каждая из прорех отозвалась укусом ожога.

Жар-птахи, пристроившиеся на каменной полке под сводом пещеры, зазывно зачирикали. Брюс набрал горсть мелкой угольной пыли из корзины и бросил птицам. Полыхнули золотые крылья, жар-птахи выклевывали не успевшую осесть пыль прямо в воздухе.

Выжарки сгрудились у кормушек, звучно хрустя. По черным панцирям пробегали переливчатые, пламенные разводы. С игольчатых гребней срывались искры.

— А неплохие экземпляры на этот раз, — подумал Брюс вслух, с удовлетворением разглядывая лобастого выварана, отпихивающего собрата шипованным боком. От толчков сыпались хлопья серой окалины. — Крупные и проворные… Зато вон те сгодятся для дома… — Юноша перевел оценивающий взгляд на кладку яиц над сложенной в дальнем углу пещеры печью.

И вздохнул. Фомн прав — на этих тварях капитала не сколотишь. И даже при том, что конкуренты отсутствуют во всем округе.

Несмотря на то, что способ приручения вываранов был известен всем, рисковать и кормить их решались немногие. Потому что иногда нововылупившиеся выжарки предпочитали для первой трапезы не припасенное яство, а принесшего его благодетеля. Собственно, в девяти случаях из десяти предпочитали.

А вот Брюса они почему-то никогда не трогали. Одна из жар-птах доверчиво опустилась на плечо, косо поглядывая золотым глазом. Вторая воровала пыль из кормушек вываранов.

Снаружи в доме забренчал колокол. Явился кто-то с утра пораньше… Брюс, на ходу сдирая комбинезон, выбрался из пещеры. Воздух показался ледяным и чистым.

— …Э-э, господин Дол? — Невысокий, сухощавый мужчина в камзоле торговца неуверенно мялся у порога.

Позвонить он решился, приоткрыть дверь — тоже, а вот войти не рискнул.

— Для гостей — рано, — сообщил нелюбезно Брюс.

— Что?.. — машинально переспросил робкий гость, разглядывая хозяина с прямо-таки суеверным ужасом.

Брюс мельком покосился в зеркало. Ну да, надо бы умыться…

— …то есть я не в гости!

— В таком случае, прощайте, — сказал Брюс, наклоняясь над умывальником.

— Нет-нет, господин Дол, я к вам по делу, — заторопился коротышка, вытягивая шею и все еще не осмеливаясь пересечь порог.

— Это невозможно, — пробормотал Брюс, отфыркиваясь. Холодная вода бальзамом скатывалась по горящей коже.

— Я бы хотел прикупить у вас выжарку… — не унимался пришелец.

— Я же сказал, это невозможно. — Брюс нехотя разогнулся. — Весь выводок продан еще до вылупления.

— К-кому?

— А это не ваше дело.

— А следующий выводок?

— Он уже скуплен его светлостью лордом Мятенем… — и, предупреждая следующий вопрос, Брюс добавил: — А следующая партия уходит в окружной легион.

Визитер, который так и не отважился войти в дом и топтался на косом каменном крыльце, выглядел растерянным.

— Может, я добавлю? Сколько стоит одна тварь?

Брюс назвал. Лицо у собеседника впечатленно вытянулось.

— Но раньше… Я помню, у нас жила дома выжарка… Это было не так дорого…

— Раньше и сад господина Дугоня цвел.

— Но…

— У меня много работы. — Брюс затворил дверь.

А что? Это удобно, когда визитеры не входят в дом.

Нет необходимости выставлять их силой. Как вчерашнего, который тоже заявился с утра и тоже хотел купить выварана. И даже посулил дом у Горючих ключей.

Соблазнительно, только жить возле Горючих ключей рискнет разве что нежить (все ближе к родичам), а Брюсу все равно тот дом не достанется, потому что основная часть прибыли уходит тем, кто добывает яйца вываранов на Горячих пустошах.

Брюс мельком поморщился.

Неудачливый покупатель расстроено топтался у порога — Брюс видел его в окно.


…За время хозяйского отсутствия вывараны употребили весь корм и расплавили корзину из металлических прутьев. Но судя по тому, как они, играя, гоняли языками по каменному полу шарики раскаленного металла, твари наелись досыта.

Вчера из-за всех своих приключений Брюс позабыл их покормить, так что чувствовал свою вину. А теперь им хватит до ужина.

Пока Брюс чистил вольеры, колол дрова, перетаскивал уголь в закром и заново перековывал изъеденные скучающими тварями решетки, его навестили еще дважды.

Сначала пришел аптекарь, приятель лекаря Фомна. Брюс встречался с ним раньше, но тогда тот предпочитал вежливо и отстраненно раскланиваться, а на этот раз вдруг изобразил радушие. Даже слегка жаль было его разочаровывать — человек так старался!

— Вываранов на продажу нет. И в этом году не будет.

После такого ответа приклеенная улыбка стекла, словно восковая, перелившись в скорбные складки у рта.

Но скандалить недовольный аптекарь не рискнул. Его упущение вдоволь наверстал следующий посетитель, разряженный в дорогой костюм, но толком не представившийся. Вместо приветствия визитер выставил перед собой печать городского совета, подвешенную на золотую цепь, и, оттиснув Брюса тугим пузом, вторгся в дом.

— Э-э… — презрительно оглядев скудный интерьер и брезгливо выпятив губу, протянул гость. — Где тут у тебя… Э-э… Ну кого ты там продаешь? — Он щелкнул толстыми пальцами, при этом ловко не обронив печать.

— Никого не продаю.

Гость выкатил на Брюса выпученный, в красных прожилках глаз. Вторым глазом он по-прежнему ухитрялся изображать презрение.

— Цену набиваешь? — сразу перешел к сути проницательный визитер.

— Нет.

— Да уж знаю я вас! — хохотнул, продолжая демонстрировать нечеловеческую проницательность, гость. — Говори уж, почем отдашь. Небось сойдемся… — Он демонстративно приласкал и без того лоснившуюся от постоянных поглаживаний печать, любовно пристраивая ее на животе.

— Ты хоть понимаешь, кто к тебе пришел?

Как не догадаться! Какой-нибудь идиот, оплачивающий ежегодно кресло в городском совете.

— К сожалению, все вывараны проданы, — как можно ровнее сообщил Брюс.

Разве собеседник этого ожидал? Толстые щеки тут же налились дурной кровью. Оба выкаченных глаза с недоверчивым негодованием вперились в Брюса.

— Так ты чего? Не продашь, что ли?

Краем уха Брюс слышал, как снаружи переговариваются вполголоса люди и звякают сбруей лошади. Печатеносец явился не один. Вот сейчас он вовсе осерчает, кликнет своих слуг и…

Ну нет. Удовольствие поорать на наглого изгоя, посмевшего отказать обладателю такой красивой штучки на цепочке, гость решил оставить исключительно для себя.

— Да ты… Да ты что себе воображаешь?.. Мне отказать?! — В белках глаз багровели прожилки. Эдак и до удара недалеко. — Хочешь, чтобы тебя выкинули еще дальше? На выселки? В Жженную глушь? Или и вовсе на Край?

Гость тяжело, с сипом, дышал, утвердив кулаки на столе.

— Ничем не могу помочь, — тупо повторял Брюс, не поднимая глаз и изо всех сил вцепившись в противоположную кромку столешницы. Только бы не сорваться!

Можно сцепиться с приезжим магом — что ему за дело до случайного изгоя? Но стоит ли портить отношения с этим мелким чинушей, способным и впрямь вышвырнуть наглеца за пределы Стогоров и привычной жизни?

Багровый от бешенства посетитель наставил на Брюса толстый палец в перетяжках:

— Ну ты… Ты еще пожалеешь!.. Считай, что живешь уже на выселках!..

Брюс смотрел не на гостя, а на непрерывно скачущую по округлому животу печать. Полированное золото сияло неровно, словно тронутое порчеными пятнами. И камешки, вставленные в металлическую плоть, горели тускло.

— Чего уставился? — вдруг встревожился визитер, наклоняясь к Брюсу и придерживая качнувшуюся печать мясистой лапой.

— Фальшивая, — машинально брякнул Брюс, меняя рвущиеся с языка гневные слова на первое, что пришло на ум. — Печать… Продавец обманул или сами решили сэкономить?

— Чего-о?

Если бы Брюс не был так разозлен собственным бессилием, то никогда бы не решился на дерзость. Просто некстати всплыло давнее детское воспоминание, как дядя берет со стола монету. И та в его пальцах покрывается черной патиной. «Дешевка», — кривит губы дядя, роняя монету на пол.

По слухам, некроманты чутки к истинному золоту.

Брюс сам не ведал, как оно получилось. Печать блестела так близко, что можно было почуять запах металла и различить каждую насечку на захватанной и потной поверхности. А потом желтый кругляш стремительно подернулся ржавыми разводами.

— Э-э?!.. — От изумления у визитера отнялся язык. Но временная анестезия способности к членораздельной речи не помешала ему выразить эмоции иным способом. У пузана даже волосы в ушах встали дыбом.

Брюс отступил на шаг. Гость вертел в пальцах печать, пытаясь отскрести бурые пятна. Поднял на Брюса совершенно белые глаза, давя через оскаленный рот нечто вроде «…ты-ы-Ы-Ы-Ы…».

И вдруг схватился за сердце и осел, как сугроб, словно провалившись сам в себя. Даже щеки обмякли.

— Сглазил, колдун… Как есть сглазил…

С треском отлетел некстати подвернувшийся стул, когда гость подхватился и наконец-то двинулся прочь. Он бочком стал огибать Брюса, устремляясь к дверям. Ветхая створка брякнула так, словно ее саму оковали железом. Снаружи взвился вихрь приглушенных голосов и удаляющийся перестук копыт.

Брюс опустился на скамью, отирая пот. Облегчения не было. Кто знает, что растрезвонит этот идиот? Конечно, репутацию изгоя и так трудно испортить, но… Брюс стиснул зубы, глядя в окно, где медленно оседала пыль.

С другой стороны, он ведь даже не коснулся этой печати! И сам не понимает, что произошло! Беседовал себе с гостем по поводу вываранов, и тут…

Осознав, что уже мысленно репетирует оправдательную речь, которую в случае чего никто даже слушать не станет, Брюс угрюмо сплюнул и принялся восстанавливать порядок в доме, нарушенный вторжением наглого визитера.

Однако нашествие покупателей не закончилось.

Чуть погодя заявилась служанка купчихи Гдадиль и заявила, с откровенной опаской озирая наспех приглаженный кавардак:

— Моя госпожа за сходную цену хотела бы приобрести вашу зверушку для согревания гостиной…

В начале душного лета — самое время.

— Да зачем они вам всем? — не выдержал Брюс.

Понятно, для чего вывараны военным — из них выходят отличные сторожевые. Можно догадаться, для чего они лордам — замки трудно и дорого отапливать, а прирученная ходячая печка под боком и согревает, и охраняет. Говорят, еще и на непокорных охотится…

— Ну как же… — Служанка выразительно округлила глаза. — Ходят же слухи… Ну что с Пустошей дикие выжарки полезут вот-вот. Так их только ручная выжарка и отпугнет. Они у вас, говорят, какие-то особые…

Теперь настал черед Брюса округлять глаза.

— С Пустоши-то год от года все страшнее нечисть идет, — вздохнула служанка. От огорчения на пухлых щеках прорезались ямочки. — Как жить?

В общем, из дома Брюс сбежал через заднюю дверь как раз в тот момент, когда кто-то снова позвонил в дверь парадную.

Хорошо, что дом стоял на отшибе, на самой окраине Стогоров. Тыльной стороной он примыкал к одной из горок, таившей в своем брюхе анфиладу небольших пещерок. Самое удобное место для игр с огнем. Раньше, говорят, здесь жил кузнец, но потом перебрался на юг, к побережью Внутреннего моря.

Так говорят, потому что никто не видел, как он уезжал. Из этого дома на краю селения очень удобно уходить незамеченным.

* * *

…Сегодня старая дорога в полной мере оправдывала свою репутацию забытой и заброшенной. Ни души и ни звука, кроме щебета птиц и зудения насекомых.

На месте вчерашнего столкновения — только потрепанные деревья, здоровенная промоина на обочине (бедолага белошип поджимает оголенные корни) и пара вывернутых из дорожного покрытия плит.

Эх, жаль! Целостность древнего заклятья разрушена, так что через пару лет остальные плиты расползутся окрест, и дорога без следа растворится в подлеске. И не сыскать пастуха, чтоб вновь сговорил камни. Современные умельцы едва на год заклятия накладывают…

Зато ни малейшего следа останков. Ни истлевших, ни свежих.

Вот по этому поводу Брюс не особенно расстроился. Расстроиться пришлось чуть позже, когда он добрался до места вчерашних раскопок. Причем по тому же самому поводу — ни малейших следов мертвяка, ни одного бронзового уголка от сундука, ни единой монеты.

Брюс в досаде вонзил бесполезную лопату в кучу уже осевшего отвала. На нем — отпечатки только его собственных ног и невнятные оттиски разваливающихся сапог неупокойника. Тот приходил, уходил… А куда делся сундук?!

Накатило сокрушительное разочарование. Пятьдесят пройденных к Аянне шагов оказались топтанием на месте.

Ветер шевельнул чахлую листву рощицы, отгораживающей лужайку от пустыря. Сгорбленные развалины поодаль умостились на верхушке пологого холма. Даже солнце, заливавшее все вокруг, казалось, не освещало, а таяло на черных камнях.

Сколько же сокровищ затаилось в тамошних подземельях? Брюс торопливо отвернулся. Ни один нормальный человек туда не сунется… Несколько минут побродил по лужайке, пытаясь почуять золото. Но когда Брюс делал это намеренно, обычно ничего не получалось. Как и пытаться притянуть хоть что-то…

Прижатую к земле ладонь кололи высохшие травинки. Нагретая земля забурчала сыто, с добродушной ленью. Прошивавшие ее корешки отозвались нитяным тусклым звоном. Затрещали и зашевелились деревья вокруг лужайки, еще недавно по-весеннему бурлящий в них сок теперь глухо пыхтел вялой патокой. Что-то темное шевельнулось со стороны развалин. Брюс торопливо прекратил экспериментировать, подобрал лопату и побрел обратно к дому.

Ну не вышло… В запасе еще целый год. Укоротившийся на один день.

* * *

Возле парадной двери опять кто-то переминался. Пришлось обогнуть дом по широкой дуге, нырнуть в одну из трещин в теле горки и, местами ползком, пробраться через пещерные ходы до дверей черного хода.

Не хочется ни с кем общаться. Надо подумать.

Но не тут-то было!

Посреди Брюсовой гостиной (на самом деле единственной комнаты, достаточно большой, чтобы уместить двух человек) уже сидел гость… точнее, гостья. И со скучающим видом изучала свитки, в которые Брюс записывал ингредиенты для смесей. Смеси Брюс подсыпал вываранам. А свитки хоть и валялись на столе, не предназначались для заполнения досуга скучающих посетителей.

— Какого… То есть что вы здесь делаете? — Хорошо, что от негодования и удивления Брюс поперхнулся, а то неожиданная встреча обросла бы неприятностями, характерными для самодеятельности языка.

Потому что девица с простецкой косой, что подняла голову от свитков, была дочкой баронессы. Это вам не мещанин-толстосум с фальшивой печатью.

Брюс видел эту блондинку мельком на каком-то из городских празднеств в Стогорах. Только тогда она была в длинном платье и с охраной. А теперь — в штанах, запыленной куртке и в одиночестве.

Нехорошо хамить высокопоставленным особам, пусть они и вламываются к вам незваными.

— Я по делу! — вместо приветствия произнесла девица, откладывая свиток и поднимаясь. Не из вежливости. Просто смотреть снизу вверх ей было неудобно.

А вот так: глаза в глаза — в самый раз. И это несмотря на то что она на голову ниже ростом. Взгляд прямой, напористый. Цвет глаз с ходу не разобрать, но что-то светлое. Серые?

— Свободных вываранов нет, — объявил Брюс, бесцеремонно сгребая свитки со стола.

— При чем тут… — удивилась гостья, вдруг щелкнула пальцами, перебросила косу за плечи и произнесла холодно: — Вы меня не узнали? Я Элиалия, дочь баронессы Иремы Загорской.

Ей удивительно не подходило это переливающееся имя. А вот сегодняшнее одеяние шло больше, чем платье.

— Я вас узнал. Только все равно ничем не могу вам помочь. Выводок продан барону Угрю Великоужскому. Вряд ли ваша матушка захочет с ним ссориться из-за вываранов.

Кажется, она ждала какой-то другой реакции. Потому что невпопад рассердилась:

— Да что ты мне со своими тварями?

— Потому что все мои дела касаются только их.

— Неправда, — заявила она раздраженно. — Судя по твоим записям, ты стопроцентный ядовар.

— Эти прикорм для вываранов.

— Ну да, рассказывай… Я все про тебя знаю.

— Про меня все всё знают. Я местная неприятная достопримечательность, вроде Руин в лесу.

— И потому ты туда ходишь? По-родственному?

Брюс осекся и лишь на мгновение смешался. Но она заметила, потому что на бледных, не подкрашенных губах мелькнула удовлетворенная улыбка.

— Я хожу в лес собирать травы.

— Рассказывай… — повторила она, ехидно прищурившись.

Это начинало действовать на нервы.

— Если вы не за вываранами, то какое у вас ко мне дело?

— Мне нужна твоя помощь.

— Сударыня, к вашим услугам помощь всех специалистов Стогоров. А если вам потребуется, то ее милости баронессе несложно выписать знатоков из самих Золотых земель. Что может сделать для вас отшельник, знакомый лишь с разведением выжарок?

Брюс так активно болтал лишь для того, чтобы отвлечь ее внимание от оброненного на пол свитка, который неудачно развернулся, явив миру вкривь исчерканную поверхность. Значки на этой поверхности при всем желании нельзя будет выдать за заметки к гербарию.

— Мне нужны специфические услуги. И только такой, как ты, может их оказать.

Брюс еще только вникал в смысл этой странной фразы, увлеченный запихиванием предательского свитка под скамью, как она уже спохватилась и залилась румянцем до самых бровей, уловив двусмысленность. И поспешила загладить неловкость:

— Мне нужен маг.

Румянец не спешил сбегать с ее круглых скул, но она взяла себя в руки. Снова смотрела уверенно, без тени сомнения.

Будто Брюс и впрямь — маг.

— Не далее как вчера я имел счастье пообщаться с тремя магами, — вкрадчиво произнес Брюс, не сводя с нее глаз. — Они очень спешили. Возможно, общение со мной несколько задержало их в пути, но неужто они до сих пор не добрались до замка? Или они проехали мимо?

— Они в замке, — сухо подтвердила собеседница.

— В таком случае вам следует поискать содействие именно там.

— Наглец! — вдруг прошипела Элиалия. — Для скромного заводчика огненных ящериц ты слишком нагл. Для изгоя — слишком самоуверен. Ты живешь на землях моей матушки!

— По решению Трибунала, — огрызнулся Брюс.

— А Трибунал осведомлен о твоих… особенностях? — на последнем слове она сделала нажим.

— Именно из-за своих особенностей я и обречен на изгнание, — положив обе руки на стол и наклонившись к собеседнице, внятно проговорил Брюс.

— О! Я имею в виду как раз те особенности, которых не должно быть у изгоя!

— Не понимаю, о чем вы. — От ханжества собственных слов у Брюса даже в глотке запершило.

— Я знаю, что ты по-прежнему не лишен своей силы! — торжествующе заявила она, приподнимаясь на цыпочки и уставясь Брюсу прямо в лицо (глаза у нее точно серые!). — Ты некромант!

Дыхание у Брюса перехватило, а изнутри ребер словно металлический еж прокатился. Но одновременно Брюс облегченно засмеялся:

— Чушь!

Наверное, она уловила искренность в этом смехе, потому что растерянно вознегодовала:

— Как смеешь ты говорить мне такие слова?

— Потому что иначе не скажешь.

— Я знаю, что говорю! — Девица в досаде притопнула.

— Вы понятия не имеете, о чем говорите. Вам следовало все же навести справки у ваших гостей-магов. Они охотно вам рассказали бы одну хорошо известную всему магическому сообществу вещь.

— Какую? — Теперь она всерьез растерялась.

— Такую, что скрыть сущность мага от выявления невозможно. Или вы думаете, что тех, кто подвергся суду Трибунала, не проверяют?

Это была чистая правда. Процедура проверки, пусть и короткая, но болезненная и достаточно унизительная, была не самым приятным Брюсовым воспоминанием. Как и пренебрежительный кивок мага-экзекутора: «Пуст! Забирайте, теперь эта падаль чует только саму себя…»

— Но… — Элиалия нервно запустила пальцы в растрепанный кончик косы. Точно так же, как делают это небаронские дочки, когда приходят в замешательство.

— Вы ошиблись, — примирительно сказал Брюс, из-за легкости на душе становясь добросердечным.

Как оказалось — рано расслабился. Потому что серые глаза вновь сощурились, а кончик косы затанцевал в крепких, отнюдь не аристократических пальцах, словно хвост раздразненной змеи.

— Я не ошиблась. Я видела. Я знаю, что именно ты поднял из земли мертвяка… И если мы не договоримся, об этом узнают все в Стогорах.

— Какого еще мертвяка? — фальшиво переспросил Брюс, вспомнив с вернувшимся холодком, как померещился чужой взгляд из леса.

— Ты знаешь, какого. Того, с которым вчера же пришлось сразиться магам… Они в замке весь вечер трещали об этом. — Мельком наморщила нос в веснушках Элиалия. — Им было бы интересно узнать о парне, который делил с этим мертвяком сундук с сокровищами неподалеку от развалин…

— Вы следили за мной?

— Случайно оказалась рядом.

— Рассказывай!.. — машинально передразнил Брюс, сгоряча переходя на «ты». — Случайно возле Руин никто не шастает.

— Это не твое дело!

— Не знаю, что вам там померещилось, госпожа, — Брюс смотрел прямо ей в лицо. — Но мертвяки иногда сами по себе вылезают из земли. Место там беспокойное, развалины колдовского особняка, знаете ли…

— А я не только об этом могу рассказать. Но еще и о том, как рухнула мельница у Тощих Прудов. И про то, как ты покупал магические книги в Мокромхах, хотя, я знаю, изгоям это строжайше запрещено, и про то, что случилось сегодня с печатью господина Мыря.

— Какого еще Мы… — Брюс осекся и нахмурился: — Никто вам не поверит.

— Конечно, поверят! — Она даже руками всплеснула. — Я баронская дочь! Все мои слова будут приняты с доверием. Даже если я скажу, что видела, как ты скакал по лесу на упряжке из пяти нетопырей.

Брюс молчал. Она победно улыбалась и теперь действительно походила на баронскую дочь — самоуверенную, бесцеремонную и готовую получать свое.

— Послушай, я не желаю тебе зла, — насладившись его смущением, гостья смягчилась. — Ты живешь здесь уже много лет и особых неприятностей никому не доставил, так что мне незачем выдавать тебя… Мне нужна помощь.

— Я не могу вам ничем помочь.

Элиалия нахмурилась.

— …что бы вы там ни думали. Я не маг. Я не владею силой.

— Но…

— То, что происходит вокруг меня, случается не по моей воле. Поверьте, я не желаю этого… То есть не желаю того, что происходит, — не очень понятно пояснил Брюс.

Однако, как ни странно, она поняла. Сосредоточенно кивнула, будто Брюсов ответ разрешил какие-то ее сомнения.

— Это неважно.

— Вы же сказали, что вам нужен маг?

— Я сказала, что мне нужен кто-то вроде тебя, — строго поправила девушка. — Мне не нужны магические услуги. Мне нужно чутье на чужую магию. Особенно враждебную и посмертную. Ты же некромант, верно? Ну по рождению?

— Изгоями становятся не только некроманты, — нейтрально откликнулся Брюс.

— С такой светлой кожей ты можешь быть либо некромантом, либо краденым принцем крови. Ты не принц?

— Этого еще не хватало.

— А руки у тебя вполне аристократические. С такими рисуют некротов в страшных книжках или лордов в романтических историях, когда господин облачается в бедное платье, чтобы тайком вершить дела среди простецов… Его руки сразу выдают.

Что за чушь читает эта девица? Брюс в сомнении перевернул ладони. Ну пальцы длинноваты и запястья узковаты, но не один год, проведенный с отбойным молотком в руках, частично компенсировал этот недостаток.

— Я хорошо помню своих родичей, — буркнул Брюс. — Поверьте, они не лорды.

— Значит, некроманты, — легко уступила Элиалия. — Итак, ты согласен?

— На что?

— Для начала признать, что я пришла туда, куда хотела.

— Чем вам не подошли гостящие у вас в замке лицензированные маги? Они соответствуют вашим требованиям.

— Я хочу посетить Руины. Мне нужен сопровождающий, который чует опасность. А маги, что гостят у матушки, никогда не возьмут меня с собой.

— Вы с ума сошли.

— Вот именно. Почти сразу после рождения. Но это тебя не касается. Мне надо проникнуть в Руины.

«Ну так на здоровье, — подумал Брюс с досадой. — Других-то зачем тащить?» Но вслух он выразил эту мысль покороче:

— Зачем?

— Не твое дело.

— Вот именно. — В конце концов есть предел и его терпению. — Не мое дело. Я не стану им заниматься. У меня полно своих дел.

Она вспыхнула. Богатая девочка явно не привыкла к подобному обращению. И вела себя точно так же, как вчерашние маги. То есть замыслила снова обозвать Брюса наглецом. Но, в отличие от магов, ей Брюс был необходим. Поэтому, посверкав глазами, она сдержала порыв и нехотя выдавила:

— В Руинах есть нечто, что мне нужно.

Исчерпывающий ответ. Все те, кто ушли туда и не вернулись, тоже наверняка искали нечто нужное для себя.

— Из развалин ничего нельзя забрать. Там все проклято.

— Я не стану ничего забирать. Я должна увидеть это.

— Что?

— Поверь, для тебя оно не имеет никакой ценности.

— Для меня ценность представляет моя жизнь. Хотелось бы знать, оправдан ли риск.

— Я не вынуждаю тебя забираться далеко. Не понадобится даже спускаться вниз. Только дойти до библиотеки.

— Что там можно найти? Там все сгорело во время сражений.

— То, что мне нужно, сохранилось.

— Откуда вы это знаете?

— Я подслушала разговор вчера… Мастер магов обмолвился, что библиотека особняка представляет интерес даже сейчас… Там уцелели некоторые книги, заклятые от огня и воды, не говоря уже… — Элиалия осеклась и докончила не так, как намеревалась. — Мне кажется, маги приехали как раз затем, чтобы найти что-то для себя.

— Попроситесь к ним в компанию.

— Я хочу их опередить. Им не нужно то, что ищу я, но наверняка они запретят мне соваться в развалины. Маги не любят посторонних.

Что правда, то правда.

— Это опасно.

— Не так опасно, как считается. Вокруг Руин больше суеверий, чем настоящего зла…

— Это вы тоже от магов наслушались? — с иронией вставил Брюс.

— …но многие ловушки все еще действуют, — дочь баронессы царственно проигнорировала сарказм, — и мне нужен тот, кто предскажет их вовремя… Согласен?

— Нет.

— У тебя нет выбора.

— Есть. Руины не так безобидны, как вы пытаетесь себя уверить. Там можно подцепить серьезную пакость или погибнуть. С другой стороны, даже если вы попытаетесь раскрыть глаза окружающим на мою зловещую сущность и даже если вам поверят, то это грозит мне в худшем случае ссылкой дальше, к Краю земель. И я не могу сказать, что стану сильно скучать по этому дому.

Ох, и лицемер… А чего тогда так переживал, когда утренний городской жлоб рассердился?

— А по той девушке, дочке лекаря?

Брюс открыл и закрыл рот, не издав ни звука. Заготовленные возражения утратили всякий вкус.

— Я заплачу тебе за работу, — чуть мягче проговорила Элиалия. — Хочешь… — Она подумала и неуверенно предложила: — Тысячу золотых?

Так. Судьба определенно развлекается, подкидывая приманки, уводя их из-под носа и снова выкладывая на видном месте. Ох, сдается, что это ловушка…

— А вы не боитесь?

— Я ничего не боюсь, — с какой-то странной интонацией произнесла девушка.

— Вы пришли ко мне в дом, одна. Назвали некромантом… Вы слышали про кукол, в которых некроманты превращают людей?

— Ты? Ты даже у мертвяка сундук не смог отобрать! — Она настолько пренебрежительно отмахнулась, что Брюс обиделся и уязвленно пригрозил:

— А если я заведу вас в развалины и там оставлю?

— Тогда ты не получишь деньги.

— Что ж, может, оно и к лучшему.

— Я думала об этом, — созналась Элиалия. — И отправила сегодня письмо на имя моей матушки. В нем все рассказала. И про то, что беру тебя в проводники. Письмо дойдет примерно через два-три дня, так что, если я сама его не перехвачу…

То есть она не сомневалась, что убедит Брюса. Самоуверенная барышня.

— Я не такая несмышленая, как тебе кажется! — Элиалия горделиво приосанилась.

Не только самоуверенная, но и наивная. За три дня можно оказаться о-очень далеко…

— Скажите, — не выдержал Брюс, — а последнего-то из женихов вы чем спугнули?

Она вспыхнула, словно клок соломы, — ярко, мгновенно, бездымно. Кончик носа покраснел, по скулам расплылись алые пятна. Но, как и соломенный клок, гнев ее сгорел бесследно. Она усмехнулась краем рта и неожиданно мирно ответила:

— Хвастун. Сто раз за день рассказал, как в одиночку расправляется на охоте с целой стаей пилозубов. Вечером я привела в его спальню пилозуба из нашего зверинца… Всего лишь одного, но он… м-м… Ему не понравилось.

Брюс сглотнул.

— Понятно. — Решительная девушка. С такой лучше не спорить. И Брюс кивнул: — Хорошо, я согласен.

Она просияла.

— Идемте! Пока еще светло.

— Вы с ума сошли? Куда так сразу?

— Я хотела опередить водяных.

— А мне надо зверей кормить.

— Этих шипастых? — Вывараны все же оказались способны отвлечь ее внимание хоть на пару минут. — Дома в подземелье живет один, уже старый. Забавное существо. Как ты с ними уживаешься?

— Я их не люблю, но кормлю. Они меня не жалуют, но кормят. Так что у нас полное взаимопонимание. Главное, их не бояться.

— Ну это просто, — легкомысленно решила настырная баронская дочь.

Процентов девяносто тех, кто имел дело с вываранами, с ней бы категорически не согласились, но возражать своей гостье Брюс порядком утомился.

— Может, я возьму у тебя пару уроков общения с этими красавчиками…

— С удовольствием вам дам их, — несколько двусмысленно пообещал Брюс. — Попрактикуетесь с самыми лучшими экземплярами.

Все же ему удалось убедить свою нанимательницу потерпеть хотя бы до утра. Уговорились встретиться за час до рассвета возле Брюсовых вчерашних раскопок. Раз уж она была там однажды, то и второй раз найдет.

А когда она ушла, Брюс без сил опустился на лавку, вздохнул и, наклонившись, вытащил из-под нее свиток, чей угол так и торчал предательски, несмотря на все усилия запихнуть бумагу подальше.

Напрасно старался…

Увы, никакой он не краденый принц. И хорошо помнил своих родственников-некромантов, горевшие в злом пламени дома и собственный ужас, когда чужаки громили поселок…

На самом деле не так важно, действительно ли она знала, о чем говорила. Слово баронской дочки против слова изгоя даже ставить незачем. Может, она случайно ткнула — и точно попала.

Брюс провел ладонью по свитку, стряхивая пыль. Кривые закорючки лишь отдаленно напоминали то, что он встречал в детстве в книгах… Но вот эта цепь закорючек неделю назад сработала.

Хуже того, Брюс все чаще чувствовал, что способен действовать без чужих заметок. А это значит… А ничего это не значит. Вот попробовал он вытянуть золото, а разбудил мертвяка. Чувствовать присутствие своей силы, связи с которой не должно быть после рассечения, мучительно. Ибо они с ней общаются, словно глухой с немым.

Брюс выпростал из-под рубашки шнурок, на котором висел грубо оплетенный в серебро камешек. Камешек был простым кусочком базальта. Все, что осталось от родного дома. Фрагмент былого, бесполезный без остального.

* * *

В дверь поскреблись.

Вот зачем, спрашивается, Брюс собственноручно отковал отличный бронзовый колокол и повесил его над порогом? Его звон слышен даже в пещере вываранов, но разве кто-то пользуется этим благом цивилизации? За сегодня колокол качнулся лишь раз. Зато одни стучат, другие скребутся, а третьи входят и вовсе без спросу…

— Открыто!

— Бр-рюс, пр-ривет!

— А, это ты Кочма… — Брюс отложил кипу бумаги, которую готовился отдать выжаркам. Посещение баронской дочки подвигло Брюса на уничтожение компромата. На всякий случай.

— Добычу тебе пр-ринес. Интер-ресует? — Вихрастый рыжий человек неопределенного возраста вкатился в дом и тут же уцепил краюху хлеба из корзины.

Ну вылитая жар-птаха. Быстрый, хваткий, юркий. Отовсюду выклевывает крошки. И яйца приносит, словно птица. Правда яйца вывараньи. Кочма собирает их на пустошах.

— Интересует… — Брюс покопался в садке, который Кочма выставил на стол. От короба, обмазанного термостойкой глиной, все равно тянуло жаром. — Чего мелкие-то такие?

— Р-радуйся, что хоть такие пр-ринес… — Рыжий жевал так, что за ушами трещало, хлебнул заварца прямо из чайника, отдуваясь, наконец плюхнулся на скамью. — Твар-ри озлобились, хуже некуда. Тр-рех охотников у меня на глазах спепелили в миг, что твои маги! Но это еще что! Яйца все подчистую повыбр-раны, еле нашел хоть что-то.

— Кем повыбраны?

— Да кто ж его знает. Конкур-рентов стало — тьма! Спр-рос р-растет, цены — тоже, — не без намека сообщил Кочма, запуская освободившиеся от хлеба длани в растрепанные вихры и со вкусом почесываясь. Посыпалась пыль, пахнущая золой.

— С ума все посходили…

— Не скажи. — Кочма погрозил пальцем. — Нелады твор-рятся вокруг. Печники снялись с мест. Камнежоррки все сгинули. Нежить копошится. С пустошей твар-ри ходят в леса, как к себе домой… Да и с Огненного кр-рая тянет чем-то… м-м… мутор-рным. Мне дед р-рассказывал, что р-раньше жилые земли до Чер-рных хр-ребтов тянулись, а сейчас там земля вся в пр-рыщах огнеплюев… Ползет огонь-то. До Черных хребтов — двадцать дней пути. Но подобраться к ним иначе, как в асбестовом костюме, сейчас уже нельзя.

Кочма снова хлебнул из чайника и, ухватив новый хлебный кус, запустил зубы в мякоть, аппетитно зачавкав. Крошки брызнули из уголков рта веером. Брюс поколебался и спросил:

— Ты не слыхал, есть в артели у Агги свободные места?

— Тебе для кого?

— Для меня.

— Сдур-рел? — Кочма даже рот приоткрыл с прилипшими к губам крошками.

— Деньги нужны.

— Всем нужны. Ну кр-роме тех, кого мы пеплом в садке обр-ратно приносим. Им уже ничего не надо… Тебе с твоими твар-рями мало хлопот?

— Я начинаю думать, что засиделся здесь.

— Ну — Кочма почесал веснушчатый нос. — Мысль, может, и пр-равильная, давно созр-релая… Возишься тут с выжар-рками, хотя способен на такое, что у иных р-рты пооткрываются…

Неужто и этот про то же самое?!

— …видал я однажды, как ты кладку чистил. И как уводил самопала от лежки… Ну чисто танцор-р! — Кочма осекся, смахнул рукавом крошки и покачал головой. — Да только выход ты дур-рной надумал! Охотники Агги к Огненному кр-раю ходят. А пр-рибыль имеют, потому что возвр-ращаются всегда не все, кто уходил, и уцелевшие деньгу за них получают. На р-разломах не потанцуешь.

— Я попробую.

— Точно спятил.

— Так можно к нему наняться?

— У него всегда недобор-р в команде, так что он бер-рет всех, кто попр-росится. На «мясо». — Кочма скривился. — Если уж тебе неймется, то ищи их возле Зеленого гр-ребня, там, в напр-равлении…

— Я знаю, где.

— Они уходят каждые тр-ри дня. Следующая ходка — завтр-ра вечер-ром. Если надумаешь, пр-риходи до заката к Гр-ребню… — Он почесал затылок и жизнеутверждающе осведомился: — Ну ты хоть посоветуй, кому яйца носить, когда тебя там в пепел р-развеет?

— Водянку тебе на язык!

Спровадив разговорчивого Кочму, Брюс принялся чистить принесенные яйца, выкладывая их по одному в специальные горячие ячейки в печи. И раздумывал.

Конечно, наниматься в охотники равносильно самоубийству, но что делать? Хорошо бы вырастить золотые жилы прямо в камнях, как, по слухам, умели земляные маги…

Брюс мрачно вздохнул, вспомнив, как старательно прикапывал крошечный золотой слиток, добытый неимоверным трудом в камнях, а потом так же старательно выкапывал его обратно, когда потребовались деньги на еду… Слиток так и не пророс. Может, бесплодный попался?

Ах, ты!..

Одно из яиц выскользнуло из рук и с глухим чавканьем раскололось, ударившись о пол. В лужице жидкой дымящейся лавы скорчился зародыш выварана. Брюс изумленно опустился на колени, чтобы рассмотреть его поближе — из привычно тупой морды торчали пока еще мелкие шипы, лысый кожистый череп оброс мягкими рогами. А выгнутый дугой хребет украшали заостренные пластины. А вот это скорченное, прижатое к бокам — не иначе, как будущие крылья…

Вывараны и так не особо симпатичные, но эта тварь устрашала. Новый вид? Вот только еще не хватало, чтобы вывараны научились летать.

Брюс нервно пересчитал принесенные Кочмой вывараньи яйца. Стало как-то неспокойно… Огненный край кипел так долго, что перемены, творящиеся в его недрах, докатились и до ойкумены.

От размышления о судьбе вываранов и человечества отвлекло невнятное шебуршание и постукивание на крыльце. Опять кто-то пытался попасть в дом, не пользуясь звонком.

«Что за люди, а? Не буду открывать, пока не позвонят!» — Брюс недовольно выпятил губу.

Звонить не стали. То есть тускло звякнуло, как будто чем-то твердым приложились о колокол у косяка, а потом дверь, скрипнув, отворилась.

Терпения до утра у Элиалии не хватило? За окнами едва смеркалось.

— Мы же договорились, что… — с досадой начал было Брюс, поворачиваясь ко входу, и остановился, изумленно глядя на посетителя.

Хотя чего уж теперь изумляться? Считай, старый знакомый заглянул на огонек.

В дверях маячил давешний непоседливый покойник. Еще более потрепанный, сильно изломанный и изъязвленный, словно травленный кислотой, но зато с невредимым сундуком под мышкой.

— Экий ты упорный…

Неуклюже натыкаясь на мебель, мертвяк проковылял через гостиную и остановился перед Брюсом.

— Чего привязался?

Тот выразительно тряхнул сундуком.

— Не хватает монеты… — Осенила Брюса неприятная догадка.

Мертвец воодушевленно заурчал. Звук исходил откуда-то из глубины черепа, а челюсти не двигались. Пока.

— Извини, приятель… Монеты уже нет. Не хочешь обмен по курсу? Нет? Ну тогда сожалею.

Еще вчера, когда Брюс увидел вновь восставшего покойника, он пересмотрел свои заметки, вернувшись домой. И, как показалось, нашел ошибку в переводе. Вот и настал подходящий случай внести коррективы…

— Аэ… моор… дга… ллеалла… Э-э… Кхм-м… ффэор… ллга…

Сундук брякнулся о пол, разломившись пополам. Золото раскатилось по щелям. Мертвяк задрожал, взмахивая плохо гнущимися руками, словно насекомое. Воздух, и без того сумрачный, подернулся черной рябью…

И одновременно где-то снаружи закричали люди. Не то чтобы испуганно, скорее потрясенно.

Оставив скорчившегося покойника на полу, Брюс выскочил на крыльцо.

…Очертания пожарной вышки, высившейся возле дороги, как-то неуловимо изменили форму. Вроде так же, как и раньше, клонится влево тонкий ствол, грозя обронить криво нахлобученную остроконечную крышу, по-прежнему маячат раструбы огнеметов на верхушке…

Сумерки не сразу позволили догадаться, что прежде каменная, из светлого известняка постройка стала мутновато-прозрачной. Любопытные летучие вуалерыбы вились вокруг башни, и даже через стены можно было различить огоньки на их хвостах.

Вышку неуверенно обступали случайные прохожие.

Брюс попятился в дом, облизывая пересохшие губы и унимая запрыгавшее сердце. И посвятил весь вечер сбору раскатившихся по полу монет, сколачиванию злополучного сундука заново и закапыванию оглушенного визитера вместе с сундуком за пригорком.


«…и стал тогда мир замерзать. Земля дремала, скованная вековечным льдом, и люди ютились на ее южном краешке. И решили маги, что лишь совместно могут одолеть холод и сделать пригодной для жизни всю землю. То было золотое время. Каждый из магов вложил частичку своей силы, своей стихии в порядок будущего мироустройства, чтобы земля получала сполна и справедливо все необходимое. Возвели маги с четырех сторон Огненный Очаг, чтобы обогревал землю. Твердокаменный Плод, чтобы дать ей прочность и обещание нового рождения. Водяное Зерцало, чтобы напоить почву. И Неутомимый Ветровей, чтобы дать жизни простор и свет для роста…»

* * *

Утром Брюс проспал.

Суетиться все равно было поздно — солнце выкатывалось на небо из-за зубчатой кромки дальнего леса, — так что Брюс обстоятельно накормил вываранов (всего лишь раз нервно обронив лом почти на ногу), прихватил одну из жар-птах и двинулся в уже привычном направлении.

Издали глянул на заметно скосившуюся, но огненно сияющую пожарную вышку. Лучи пока еще низкого солнца пробивали полупрозрачную кладку навылет. Известняк превратился в слюду.

Зато в лесу еще сохранилась свежая прохлада. Не выпитые жарой белесые клочья тумана затаились в подножиях деревьев, отчего чаща казалась недорисованной.

Увы, нанимательница поджидала Брюса именно там, где и сговорились. Для баронской дочки она, пожалуй, слишком пунктуальна.

— Я не привыкла ждать! — надменно заявила Элиалия издали.

— Всегда полезно упражнять редко используемые качества, — нравоучительно заметил Брюс. — Особенно терпение.

Она сделала вид, что не услышала. Ковыряла землю носком сапога, посмотрела искоса, лишь когда Брюс остановился в паре шагов:

— Ты без оружия? — Элиалия положила ладонь на рукоять огнестрела в притороченных к поясу ножнах. Деревянные накладки на прикладе были заметно потерты и лоснились. Оружием явно часто пользовались.

— А у вас в планах сражение?

— Мало ли…

Брюс оглядывал ее, не в силах удержать любопытство. Кто его знает, какими положено быть дочкам баронов, но стоящая на земляной куче девушка смахивала скорее на селянку. Среднего роста, румяная, крепко сбитая, в стоптанных сапогах, в простой добротной одежде и с незамысловато подобранной на затылке косой.

А она точно та, за кого себя выдает?

— Чего уставился? — нелюбезно осведомилась Элиалия.

— Вы действительно владеете огнестрелом?

— У матушки при дворе есть отличный мастер оружия, капитан Фарр. Хочешь испытать, чему я у него научилась?

Про баронского оружейника слыхали все. Говорят, в сражении ему разрубили челюсть, так что разговаривать он разучился, и с тех пор все, что он хочет сказать, выпевают его клинки. В самой доступной форме. Сказки, конечно, но…

Стал бы он обучать девчонку?

— Не думаю, что возле Руин найдутся желающие испытать ваше умение.

— Мертвяки не любят железо и огонь. Их только так и можно успокоить.

Хм-м… А вот это Брюс как-то упустил из виду. Где была вчера эта юная воительница со своим огнестрелом?

— Так тебе дать что-нибудь? — вдруг заботливо предложила нанимательница. — У меня еще кинжал есть.

Брюс в отчаянии глянул на солнце, в надежде быть испепеленным сей же миг. Все меньше мучений.

— Идем! — скомандовала она и решительно двинулась к бахроме жидких осин, отделяющих пустырь от лужайки. На плечах у путешественницы обнаружился потрепанный кожаный рюкзачок.

Брюс обогнал ее и невежливо заступил дорогу.

— Вы меня зачем наняли?

Она отшатнулась и возмущенно округлила глаза. Не совсем серые, как показалось вчера. Скорее дымчато-голубые.

— Чтобы… чтобы вынюхивать ловушки!

— А я уж подумал, что вы сами желаете опробовать их все на собственной шкуре.

— Да как ты… — Девушка задохнулась от негодования. Пальцы, стиснутые на рукояти огнестрела, побелели, зато мелковеснушчатый нос покраснел от злости. — Мужлан!

Нет, все-таки она баронская дочка. В крестьянках не так много спеси.

— Я пойду впереди, — ровно сказал Брюс. — А вы идете за мной след в след. И делаете только то, что я разрешу… — Он твердо двинулся прочь от оторопевшей Элиалии, но почти сразу же спохватился и обернулся, смазав весь пафос воспитательной речи. — Да, вот еще что… Пока мы здесь, прошу позволения называть вас как-нибудь попроще. Иначе может так случиться, что пока я буду выговаривать «ваша светлость» или «Элиалия», обращаться мне станет не к кому.

Она поколебалась, заложила прядку за ухо, затем сухо разрешила:

— Можешь звать меня Элия. Элиалия мне никогда не нравилась.

Забавно, а ведь она так до сих пор и не поинтересовалась именем наемника.

— Идемте, Элия.

Сразу за линией тонких осин атмосфера переменилась. Словно отдернули пусть дырявую, но все же занавесь, и потянуло ледяным колючим сквознячком.

— Здесь было большое сражение… — произнесла за спиной Элия, как Брюсу показалось, благоговейно.

Пустырь, лежащий перед ними, был почти идеально кругл и обширен. За его дальним окоемом лес казался мрачным и лохматым. А в центре пустоши дыбились неровно обкусанные развалины с единственной торчащей башней-клыком.

С последнего Брюсова визита Руины провернулись примерно на одну десятую вокруг своей оси.

— Куда?! — простонал Брюс, перехватывая за локоть непоседливую нанимательницу, попытавшуюся поднять с земли клок насквозь изъеденной кольчуги.

Она и впрямь выглядела виноватой. И даже попыталась объясниться:

— Просто я удивилась… Железо превратилось бы в труху на этой пустоши за те полтора века, что прошли после самого последнего здешнего боя…

— Этой кольчуге нет и года, — пояснил Брюс со всем возможным терпением. — В последний раз я ее видел прошлой осенью на плечах одного ушлого парня, что намеревался легко разбогатеть.

Надо же! Она поверила. Хотя, может, он не так уж и присочинил. Кольчуга и впрямь современная, а попасть сюда она могла только по одной причине.

Брюсу вдруг стало сильно не по себе… Даже отчетливо послышался скрежет механизма ловушки, которую любезно приготовила для него судьба.

— Не трогайте ничего, — с сердцем посоветовал Брюс.

— Не буду, — серьезно пообещала девушка.

Брюс прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться.

Отвлекали удивительно беззаботное щебетание птиц в рощице и возня жар-птахи за пазухой. Казалось, что ему это снится. Не мог же Брюс и в самом деле сунуться в этот ужас?

Бугристое покрывало лежало перед ними. В центре его, заметно утяжеляя и стягивая ткань вниз, расселось скопище угловатых глыб, обсыпанных искрящимся, мохнатым инеем. От всего этого исходило мертвенно-синее свечение. Под глыбами, в корнях дома, свернулось клубком нечто…

Лучше не смотреть.

То есть лучше смотреть просто глазами.

Брюс пошел вперед. Земля под ногами была комковатой, буро-черной от намешанной золы. На ней не росло ничего, кроме щетинистой белесой травы. Никакой заметной живности тут тоже не водилось.

— Этот замок построил почти пятьсот лет назад сам маг Аррдеаниакас. Он провел здесь долгие годы. — Длинное имя с языка Элии соскочило тренированно, без запинки. Девушка хоть и не хватала уже ничего руками, но вертела головой абсолютно бестревожно. — А однажды он покинул этот дом и навечно поселился в одной из Железных башен на Краю земель.

Брюс промолчал, но девушка все равно ответила на незаданный вопрос:

— Легенды не говорят, почему он так поступил. Говорят, он утратил интерес к жизни.

— Может, просто захотел иметь крышу над головой, а не дыру? — Брюс кивнул на обломанный край того, что осталось от верхних этажей постройки.

— Его замок мог простоять еще тысячи лет. Его разрушили другие. Те, кто дрался тут за наследство мага… — В голосе Элии слышалось осуждение. — Я видела картинку в книге, раньше замок был в три этажа и с тремя башнями.

Брюс машинально поискал глазами следы сгинувших башен и вздохнул. Вот интересно, с него удержат процент за услуги экскурсовода?

— …это была настоящая крепость, даже дракон тут жил…

Ну вот. Для дракона пара-тройка тысячелетий — всего лишь хорошая послеобеденная спячка.

В основании дома и впрямь что-то дремало, свернувшись, но точно не дракон. Монстр, сотворенный земными магами? Временами тварь пробуждалась, и тогда Руины проворачивались вместе с фундаментом вокруг себя, следуя за солнцем.

Монстр разминал себе бока, и до незваных гостей ему явно не было дела.

— По легенде маг Аррдеаниакас владел всеми видами магии, так что его дом неуязвим для всех стихий.

Исключая человеческую жажду присвоить чужое.

— Нет, через парадный вход не пойдем…

Старая дорога, что рассекала лес, брала свое начало как раз у уцелевших каменных ступеней, возле которых в многорукой тени высохших деревьев затаились мраморные грифоны-стражи.

— Они оживут?

— Не статуи. Деревья. Нам сюда…

Приглядевшись, даже простым глазом можно различить, что развалины замка находятся в центре некоего схематичного колеса с восемью спицами. Так либо изображают схему мира на уроках легендарной географии, либо рисуют условное солнце.

Если к защите дома приложили руку пожарники, то есть огненные маги, то скорее верно последнее. И пройти иначе, чем по условным «спицам» колеса, наверняка невозможно.

А каждая такая «спица» заканчивалась у одного из восьми входов в замок.

— Здесь все завалено, те два проема закачиваются тупиками, там…

— Ты хорошо осведомлен. — Элия прищурилась. — Бывал в замке?

— Нет. Я тоже умею читать книги и разглядывать картинки. И знаю, что с западной стороны замок штурмовал Тим Птицеед, а после его отрядов остаются только непроходимые завалы. А южные ворота брали молниеносными ящерицами, так что там тоже все держится на честном слове. А вон тот вход сторожат големы, и они все еще действуют…

— Настоящие големы?

— А бывают ненастоящие? Големам, как драконам, год за день идет.

Элия таращилась на Брюса почти с восторгом.

— Нам туда, — буркнул Брюс, отворачиваясь.

Одна из «спиц» вела к узкой арке западного входа.

На земле перед ним лежала тень от массивного моста. Самого моста не было.

— Элия! — обернулся Брюс спутнице. — Сейчас проделайте все в точности, как я. Понимаете?

Она кивнула сосредоточенно, как ученица, приготовившаяся к чистописанию. Ни малейшего страха, но заметно напряжена.

Брюс разбежался и изо всех сил прыгнул, перескочив ничем не примечательный участок земли, подернутый пучками характерной для здешних ландшафтов белесой травы. Потом прыгнул еще раз и еще. И обернулся.

Элия в точности до полушага повторила его маневр. Остановилась рядом, довольная и возбужденная, как добросовестная ученица, закончившая задание без единой помарки.

— А что там? — Она пыталась вновь закрепить на затылке раскрутившуюся косу. — Что-то под землей? Невидимые ловушки?

— Ничего там нет, — проворчал Брюс равнодушно. — Просто хотел посмотреть, как вы меня слушаетесь… Куда?!

Лицо Элии мгновенно переменилось. Нос вновь покраснел от гнева. А кончик так и не свернувшейся на прежнем месте косы свистнул в воздухе, как праща, когда девушка резко крутанулась на каблуках и широкими шагами двинулась в обратном направлении.

Брюс уж подумал было, что она обиделась и отправилась домой. Но дойдя до исходной точки, откуда они начали прыгать, Элиалия так же резко развернулась и, демонстративно топая, приблизилась к опешившему проводнику.

Теперь она смотрела торжествующе.

— Вы сумасшедшая? — севшим голосом осведомился Брюс, когда дар речи к нему вернулся.

— Просто хотела убедиться, что там действительно ничего нет.

Брюс облизал пересохшие губы. Конечно, дремавшие под землей глиняные львы редко интересуются такой мелкой добычей, как люди, но ведь в последний раз они жрали полтора века назад. Потому разумнее было бы не тревожить их гнезда, а перепрыгнуть. Но, кажется, Брюс избрал неверный метод сбережения нервных систем, своей и подопечной.

— Еще раз так поступите — и мы возвращаемся. Точнее возвращаюсь я и выношу вашу голову, если удастся ее найти.

— Не набивай себе цену! — холодно заявила Элиалия.

«Спица» вела прямо к незримому мосту, но Брюс потянул девушку правее. Тут были густо натыканы кривоватые палки, а земля казалась до странности ровной и зыбкой. Так обычно выглядит трясина.

— Можно потрогать чем-нибудь, — предложила Элия, которая тоже почуяла неладное. — Вон сколько сучьев торчит вокруг.

— Это не сучья, а «солнечные часы». Ловушки пожарников.

В выражении лица девушки теперь не было особого доверия, но все же она послушно повторяла действия проводника.

— Вроде бы все… — опрометчиво заключил Брюс и тут же почувствовал движение в спокойном доселе воздухе. Осторожное, вкрадчивое, словно незримое щупальце бархатно приласкало скулу…

И тут же наотмашь ссадило наждаком. «Нельзя! Запретно! Назад!» — ударило волной по ушам беззвучное, но бескомпромиссное.

Воздушный страж! Их полно снует вокруг Руин… И как же это он проморгал?

— Элия, быстрее… Туда!

Девушка не стала артачиться. Пригнулась, перебежала, затихла за спиной Брюса, прислушиваясь. Вдруг поморщилась, брезгливо поведя носом:

— Сдохло что-то?

«Хорошо, что пока не мы», — мельком подумал Брюс, подивившись вскользь изысканности лексического запаса наследной баронессы. Но воздух и впрямь пах смертью… Не гниющей плотью, а скорее отсутствием жизни.

Брюс и Элиалия укрылись за горбатым валуном, теплым от солнца. Ветер упорно гонял листву, сужая круги. Сквознячок сунулся за шиворот, завил петлю вокруг шеи… Брюс жадно хватанул воздух ртом. Горчащий воздух вмиг утратил вкус, иссушил глотку.

В свисте ветра померещилась издевка.

— Вон… там… проход… — в три приема просипел Брюс, задыхаясь. Наследная баронесса повернула к нему багровую физиономию с выпученными глазами. Руки прижаты к горлу. Криво раскрытый рот тщетно пытается насытиться бесплодным воздухом.

Несколько мгновений казалось, что сейчас девушка ринется прочь, забыв обо всем, и, скорее всего, воздушные стражи обглодают ее до костей, но…

Легко снявшись с места, Элия метнулась туда, куда Брюс показал.

Припав теперь уже к изъязвленным камням фундамента, они несколько минут жадно дышали, пытаясь утихомирить горевшие легкие и прислушиваясь, как потерявший добычу ветер рыщет вокруг.

Потом все стихло.

— Ладно, — вдруг сдавленно заговорила Элиалия, — признаю, ты не набивал цену…

Угу. Ему вообще цены нет. Прошляпить стража!..

Брюс сделал вид, что не разобрал ее хрипение.

…Раньше стены замка прикрывали железные щиты, сейчас от них уцелели лишь бурые вкрапления в камнях на месте креплений и легкая рыжина кладки. От облюбованного окна остался косой пролом, и располагалось оно достаточно высоко над землей, но все заложенные здесь западни уже явно сработали.

— Можно забраться по стене. Умеете?

Элиалия только надменно плечом повела. Запихнула конец косы под ворот куртки, прищурившись, окинула взглядом изъязвленную поверхность стены, ухватилась за один выступ, пристроила ногу на другой и заскользила вверх, как ящерица.

До пролома они добрались одновременно. Втиснулись в проем, едва не стукнувшись головами. И так же одновременно подались назад.

Потому что им навстречу качнулась черная, гладкая петля, с шипением разинувшая светлую пасть и распахнувшая перепончатые крылья. Потревоженная чужим вторжением змеептица свесилась откуда-то сверху и, не удержавшись, плюхнулась вниз, с треском распахнула крылья, извилисто скользнула между гостями и взмыла вверх.

…На лице Элии не дрогнул ни единый мускул. Она, безусловно, видела змею, но проводила ее таким же скучным взглядом, как какую-нибудь муху.

— Что ты так на меня смотришь? — наконец осведомилась она, когда пауза затянулась.

— Это была гадюка.

— Ну и что? Ты летучих гадюк никогда не видел? У нас гнездо таких на чердаке.

— Ядовитая, наверное… Впрочем, неважно, ядовитая она или нет. Любой человек хоть как-то реагирует на внезапно выпрыгивающую навстречу змею.

— Она не прыгала.

— Я, конечно, не ждал, что вы сопроводите ее появление визгом, как положено нормальной девушке, потому что вы явно ненормальная, но хотя бы на скромную пугливую реакцию с вашей стороны эта рептилия могла бы рассчитывать.

— Ей недостаточно твоей пугливой реакции? Или она предпочитает исключительно аншлаги?

— А как вы относитесь к мышам? — вкрадчиво осведомился Брюс. — К очень крупным?

— Если это мышь размером с лошадь, то она может рассчитывать на мое внимание. Я отловлю ее и сдам в городской зверинец. Тут такие водятся?

— Посмотрим.

— Будут еще вопросы?

Да, один. Откуда ты взялась такая? Но Брюс сильно подозревал, что в ответ на него услышит: «Из дома».

Внутри замок не производил впечатления. Наверное, лишившись некой ауры таинственности, что накрывала его снаружи, он стал проще и понятнее. Развалины и развалины. Обломки внутренних перекрытий, жирный налет копоти, исковерканные предметы… Здесь дрались долго.

— Мне нужна библиотека. — Элия с любопытством и без малейшего трепета осматривалась. — Это там! Я помню план этажей.

— В библиотеке ничего нет. Оттуда вывезли все в первую очередь, это ж бумаги самого Аррдеаниакаса. Они теперь в библиотеке Земледержца на Золотой земле.

— Если там сохранились стены, то это все, что мне нужно.

— Осторожно!

— Здесь же ничего нет.

— Это вы так думаете.

Стоит свои слова взять обратно. По поводу того, что замок не производил впечатления изнутри. Теперь, отдышавшись и оглядевшись, Брюс понял, что тот напоминает давно не тревожимое никем болото. Даже воздух здесь был другой — стоячий, тяжелый, гнилой. В нем дотлевали тени тех, кто пришел незваным.

На стене напротив парила черным дымком здоровенная, как углем выписанная косая девятиконечная звезда. Воздух сыпался пепельными хлопьями при каждом ее вздохе.

— Она располагалась на первом этаже, а это второй. — Элия ничего не замечала, бормоча себе под нос. — Надо спуститься…

Витраж, то ли чудом уцелевший, то ли намертво заклятый, изображал закрытый глаз. Стоило лишь на пару секунд отвести взгляд, как глаз открылся. Его заливала чернота. Стекло, что пошло на радужку, было непрозрачным.

— Только не по лестнице! — взвыл Брюс, ухватив неразумную наследницу барона за косу.

— Зачем здесь столько ловушек? — Недовольная Элия освободилась из захвата, сделав вид, что ничего особенного не произошло. — Неужто Аррдеаниакас так не любил гостей?

— Это не он ставил, а те, кто пришел потом… Вот здесь можно спуститься, вроде все спокойно… Только темно. Позвольте сначала я.

— Глупости! Я не боюсь темноты.

— Кто бы сомневался…

Библиотека, заваленная обломками и оттого полутемная, была обильно обжита нетопырями. Они всполошено заметались, потревоженные вторжением гостей, но вскоре угомонились, обвешав покосившиеся балки.

Выглянувшая из-за пазухи жар-птаха без колебаний выбралась на волю и закружила, рассеивая золотистое свечение. Нетопыри завозились, тонко пища.

Брюс вздрогнул от резкого звука, когда откатился с жестяным бренчанием случайно задетый железный шлем. Устремившаяся вперед Элия даже ухом не повела. И через слипшиеся до невнятных комьев книги, что валялись на полу, она переступила без малейшего трепета.

Девушка заворожено остановилась лишь возле дальней стены, покрытой облупившееся мозаикой. Фрагменты панно частично осыпались, примерно на четверть оплавились и покрылись копотью, но все равно без труда можно было угадать, что это карта мира.

— Вы хотели увидеть карту мира? — поразился Брюс.

— Это не просто карта! — живо отозвалась Элия. — Она сделана по заказу Аррдеаниакаса.

— Ну и что?

Через прореху в потолке бил солнечный луч, высвечивая западный Край и цепь островов, входящих в Державу. Тамошние обитатели наслаждались хорошей погодой. С юга все было черно от сажи, так что казалось, что на земли наступает зловещая тьма. Зато утонувшие земли на этом панно были целы и невредимы.

По периметру, огибая извивы береговой кромки, бежала надпись: «Воздух движет нами. Огонь изменяет нас. Вода ограняет нас. Земля исцеляет нас».

Карта, несмотря на некоторую условность, была очень подробная и точная. Подойдя поближе, Брюс отыскал даже Стогоры, обозначенные стеклянной крошкой.

— Я сейчас… — Элия сдернула с плеч рюкзак, торопливо покопалась и вытащила… листок бумаги и карандаш.

— Знаете, — пробормотал Брюс, окончательно прекращая искать логику в ее поступках, а желая лишь побыстрее убраться отсюда, потому что за спиной — он чуял это — сгущались, концентрируясь, тени. — У меня в доме есть полный Исторический справочник по землям. Там есть такая карта. Хотите, я подарю вам страницу? Она цветная. Или даже всю книжку?

Элия уселась на пол, скрестив ноги и подложив свою рюкзак, чтобы удобнее было чертить. Но до ответа снизошла:

— Все современные карты, даже те, что выдаются за исторические, подправлены.

— Зачем?

— Затем, чтобы никто точно не узнал, где расположены Железные башни.

— А зачем кому-то сдалась эта рухлядь?

— В одной из них заперся Аррдеаниакас.

— Ну и пусть себе сидит… — Брюса вдруг озарила удивительная догадка. — Или вы к нему в гости хотите нагрянуть?

Она промолчала, неловко двинув плечом, но продолжая аккуратно переносить очертания мозаичного мира на прозаическую бумагу. Тщательно, с соблюдением всех примет и мелких знаков.

— Зачем?!

Она ответила после паузы:

— Потому что только он способен снять мое проклятие.

Следующий вопрос, готовый сорваться с языка, Брюс поймал на излете. Все-таки не зря его наняли находить опасные места еще до того, как в них вляпаешься. Было что-то такое в позе девушки, в напряжении осанки, в повороте головы, что ясно дало понять: про проклятие лучше не спрашивать.

А жаль. Многие в Стогорах ухо отдали бы за разоблачение тайны баронской дочки.

— Видно, дела ваши впрямь нехороши, коли вы отчаялись и готовы поверить в сказки.

— Аррдеаниакас — реальный персонаж, — сухо возразила Элия, не отрывая карандаша от бумаги.

— Родом из мифической эпохи?

— У всех свои недостатки.

— Да он умер, небось. С тех пор как он удалился в Башню, о нем ничего не слышно.

— Маги живут долго. Особенно такие. Гербор Листяной, по слухам, четвертую сотню лет разменял перед своим исчезновением.

Беспокойство закралось в душу Брюса и принялось топтаться там, шурша коготками. Кто их знает, этих инфантильных баронских отпрысков. А он позволил себе поверить, что обрел серьезную нанимательницу.

— В детстве мы играли в игру под названием «Великое Путешествие К Заколдованной Башне». Все всерьез и с большой буквы… Не сочтите за наглость, ваша светлость, но не могу не спросить: вы не слишком для этой игры… э-э… взрослая?

Элиалия наконец подняла на Брюса закованный льдом взгляд. И голосом, в котором отчетливо слышался снежный скрип, велела:

— Ступай прочь. Я позову, когда закончу.

Подмороженные ее тоном сомнения никуда не исчезли, но спорить с непредсказуемой клиенткой — себе дороже. Пусть их, этих богачей…

Оставив Элию заниматься рисованием, Брюс прошелся по помещению, выглядывая в дыры, которые на самом деле были задуманными архитектором арками, и в арки, в которые маскировались под трещины в стенах.

Тревожное ощущение тянулось в воздухе будоражащим привкусом. Как кровяная струйка в затхлой воде. И без того неприятно, а теперь еще и неспокойно. Они взволновали это болото своим вторжением или что-то еще?

Снаружи Брюсу померещились звуки, но акустика в развалинах была тоже с характером.

— Все, теперь можем возвращаться. — Элия поднялась, отряхиваясь.

Успокоившиеся было нетопыри, всполошенные резким движением, заметались под рассевшимся сводом библиотеки. Очищенная от зверья, стала различима еще одна мозаика под потолком.

— А это не хотите зарисовать?

— Красиво…

Парила вверху жар-птаха. Брюс и Элия спина к спине, забыв о субординации, закружили по полу, задрав головы. Мозаика впечатляла масштабами и мастерством исполнения. Окаймлявшая сушу накипь льдов тускло серебрилась. Мерцало синевой око Внутреннего моря, вились набухшими венами реки с почками озер, светилась оттенками янтаря земля материка и островов. Традиционные символы Стихий художник выполнил в лицах, так что казалось, Огонь, Вода, Земля и Воздух пристально вглядываются (примериваясь откусить?) в распластанную между ними комковатую лепешку земель, полную азартного копошения невнятных точек. Точки, надо думать, изображали население. Хотя, если не всматриваться, то мозаичный потолок издали казался засиженным мухами.

— Это начало эпохи. Я видела такое в книгах по искусству.

Когда она искусство успевает изучать? В перерывах между тренировками на мечах?

— Это Огневая пасть, или Очаг, Плод, Зерцало и Ветровей. По легенде они защищают мир людей от вековечного льда.

— А эти земные маги… — Брюс показал рукой. — …разрушают что-то?

— По-моему, создают сушу…

— Берегитесь, ваша светлость, то, что вы сейчас сказали, — ересь. Сушу создают боги, а крепит и хранит ее своей властью лишь Земледержец.

— Да ладно. Все знают, что земные совершали чудовищные пакости, но владели силой не хуже всех остальных стихийников. Незачем принижать врага. Это умаляет наши победы.

Странно, что мозаику не скололи… Хотя, может, старались, да не получилось?

Шея затекла, запрокинутая вверх голова закружилась, мозаичная земля вдруг послушно поплыла перед глазами, совершая собственный оборот мимо надувшего щеки Ветра, мимо смеющегося Огня, мимо Воды и Земли.

Замечтавшийся Брюс едва не опрокинулся, когда упиравшаяся лопатками в его спину Элиалия внезапно сорвалась с места.

— Ой, какое чудо…

Ну вот, наконец-то в голосе спутницы — чисто женский восторг возле торгового прилавка с очаровательными тряпками. Брюс обернулся и горестно вздохнул. Восторг барышни вызвали не какие-нибудь умилительные пейзажи на фресках, а покосившиеся доспехи в нише.

— Это же работа самого мастера Нюо! — Восхищению Элии не было предела. Она кое-как запихала драгоценный листок со схемой в рюкзак, чтобы освободить руки. И теперь зачарованно вела ладонью по пыльному нагруднику лат. — Я же про такое только читала… Как они могли сохраниться? Наверное, закляты от разрушения…

— Железо не поддается заклятиям, — напомнил Брюс. — Зато воздух вокруг него — запросто, так что держите руки при себе… — Он попытался без особого почтения оттянуть ее от доспехов.

Но руки девушки до запястий успели покрыться сероватым налетом.

— Что это? — Элия попыталась оттереть ладони друг о друга. Тревоги в ее интонациях было не больше, чем влаги в воздухе возле доспехов. Ни грамма, в общем.

— Еще пара секунд, и у вас вместо рук были бы иссохшие культяпки. Я же сказал ни к чему не прикасаться!

Она рассеянно кивнула, словно речь шла о чем-то малозначительном и ее не касающемся.

— Тебе не кажется, что в замке есть кто-то кроме нас?

Кажется. А если даже она это почувствовала, то, значит, явно не мерещится. Однако здесь становится оживленно.

Перед проемом, через который они проникли в библиотеку, Брюс резко затормозил, некоторое время вглядывался в плотное кипение теней сразу за каменным окоемом, а потом решил:

— Вернемся другим путем. Здесь теней больше, чем должно быть.

— А правда, что в замке остались тени струсивших в бою? Говорят, призраки тех, кто владел замком, набирают себе из них новые армии.

— Сдались им армии из трусов и дезертиров.

— Умелый полководец использует любой материал, который предоставили ему обстоятельства, и одерживает победы!

Брюс оглядел новое помещение, прикидывая надежность пола в неровной чешуе щелястого паркета. В воздухе струились зыбкие песчаные смерчики от поднятой пыли. Угрозы нет, но…

— Здесь надо идти аккуратно. Чувствуете?

Элия кивнула. Совсем как нормальный человек, которого предупредили, что идти надо осторожно. И несколько шагов она честно старалась помнить об этом. Но потом слева обнаружилась еще одна ниша с доспехами…

Любой человек, под которым прогибается поверхность, в принципе не может забыть об опасности. А она забыла.

— Это, кажется… — Все, что Брюс успел услышать.

— Тр-р-ресь!.. — с готовностью отреагировали перекрытия на полу, проваливаясь вниз.

— Шух-х-х… — посыпались следом в черную дыру мусор, плашки паркета и каменная крошка.

Брюс, бросившись к краю пролома, все ждал крика ужаса или боли. Внизу царили темнота и невнятное шуршание. Встревоженная жар-птаха ни в какую не желала опускаться в парящую пыльной дымкой дыру.

— Элия?

Она погибла? Провалившийся человек молчит, только если потерял сознание или умер.

— Элиалия!

Ох, пока выговоришь, язык узлом завяжется…

— Не ори, — послышался наконец снизу сдавленный, но совершенно спокойный голос. — Помоги мне выбраться.

Брюс сцапал вьющуюся над головой жар-птаху, подержал в ладонях, успокаивая, потом осторожно опустил руку. Слегка помятая птичка затрепетала крылышками, но все же начала снижаться.

Живая и без видимых серьезных повреждений Элия царственно возвышалась на куче мусора и, прищурившись, наблюдала, как жар-птаха спускается. Света едва хватало, чтобы понять, что девушка провалилась на ярус подземелий под замком. Вокруг громоздились невнятные, мохнатые от пыли глыбы.

Ничего похожего на знаменитые «сокровища под Руинами», которые входят в обязательный перечень золотого списка любого охотника за кладами. Или Элия недостаточно глубоко провалилась?

— Вы не ранены?

— Нет. Дай руку!

Сразу же стала очевидной неприятная подробность — Брюс не сможет дотянуться до нее, даже если девушка подпрыгнет. Другая неприятная подробность выяснилась чуть погодя — веревки ни у кого не было. Брюс спешил и забыл. У Элии в рюкзаке обнаружилось много полезных вещей, исключая веревку.

— Я выложила ее на днях, — мрачно пояснила девушка. — Старая истрепалась, я хотела заменить на новую.

— Есть там еще выходы?.. Нет! Не вы! — торопливо остановил Брюс Элиалию, вознамерившуюся, ничтоже сумняшеся, обойти окрестности самостоятельно. — Пусть птица облетит…

Жар-птаха и сама любопытствовала. Принялась описывать все расширяющиеся спирали, пока не стало ясно, что в тесном помещении не то что выходов нет, даже проемов для дверей не видно. Сплошь завалы.

— Каменный мешок, — невозмутимо констатировала Элия после паузы.

Брюс, перевесившись через край пролома, изучал сгорбившиеся под плотной пеленой паутины разновеликие предметы. На стенах красовались рисунки, сделанные углем и мелом.

— Эй! Как ты будешь доставать меня отсюда?

— Дайте подумать.

— Ты же маг. Вытащи меня немедленно! — потребовала она. — Наколдуй что-нибудь!

— Если я попытаюсь колдовать, то последствия будут непредсказуемыми, — Брюс не сдержал раздражения. — Скажем, полезут из всех щелей прикопанные в замке покойники. Или сам замок вывернется наизнанку. Я же говорил, что моя магия приносит не тот результат, который я планирую.

— Я наняла тебя, чтобы ты не дал мне попасть в ловушку. И вот я в западне.

— Это не магическая ловушка.

— Какая разница? Хочешь получить оплату — вытаскивай меня сейчас же!

Ну во всяком случае она не паникует и не плачет. Вздохнув, Брюс поднялся на ноги.

— Я пойду поищу что-нибудь подходящее. Птицу оставлю.

— Забирай свою птицу, ни к чему привлекать внимание. И поторопись! Так глупо здесь сидеть… И скучно.

— Покопайте! Вдруг на сокровища наткнетесь, — посоветовал Брюс в сердцах.

* * *

Лучше всего было бы найти веревку. Или лестницу. На худой конец — прочный обломок балки, чтобы спустить вниз. Но в замке все либо было трухлявым, либо слишком прочным на вид, что внушало подозрение. Пришлось идти наружу.

И первое, что Брюс увидел, выбравшись из замка, — гиппогриф и пара лошадей, привязанные возле одного из входов. Скакуны все были при седлах, но без седоков. Поодаль возле земляной воронки в луже серой крови и разводах заскорузлого песка скорчился рассеченный пополам глиняный лев.

Несомненно, троица всадников не могла не привлечь внимание хищника. Бедняга…

Брюс оглянулся на замок. Маги где-то внутри. Все вместе? Хотелось бы надеяться… Есть, конечно, шанс, что они глазеют в окна, но небольшой. В замке лучше смотреть под ноги.

Путь обратно занял гораздо меньше времени, чем дорога в замок в компании говорливой Элии. Зато поразмыслить удалось, пока Брюс выламывал пару подходящих жердин.

«А стоит ли вообще возвращаться?» — Брюс отгонял назойливую мысль, словно слепня. Гипотетические неприятности обрели форму и плоть в виде заявившихся некстати магов. Так они с Элиалией не договаривались… Брюс в сомнении почесал скулу только что обломанной веткой. Прочная, гибкая, то, что нужно, чтобы вытянуть кого-нибудь из провала. Зря, что ли, ломал?

Хм-м… Если в третий раз идти одним и тем же путем, он перестает казаться опасным. И теряешь бдительность.

— Эй! — вдруг послышалось издали знакомое. — Ты что здесь делаешь?

Приступ дежавю, обреченно подумал Брюс, поворачиваясь на оклик. Одни и те же люди с одними и теми же вопросами.

Оказывается, не все маги были внутри замка. Самый младший совершал обход вокруг развалин. Брюс не заметил его появления.

— Ты что тут делаешь? — повторил он, приближаясь. За ним оставался влажный след, словно из штанин мага постоянно струилась вода. (Вообще-то вполне эффектная защита от магических атак, но не слишком эстетично.) Все же красоты водных заклятий ученику мага еще не доставало. — Опять траву собираешь?

— Дрова, — произнес Брюс, покосившись на жердины в руках.

Ученик мага явно удивился. Брюса он то ли не узнал, то ли сделал вид, что не узнает. Похоже, в отличии от Щербатого, младший был парнем мирным.

Но тоже не без снобизма.

— Опасное ты выбрал место, — сказал он высокомерно. — Убирайся, пока цел!

Брюс скрипнул зубами, разворачиваясь и снова направляясь к лесу. Во-первых, досадуя на задержку, во-вторых раздраженный интонацией этого школяра. И что это им все командуют? Даже молокососы.

Пристроившись за кустарником и наблюдая за неторопливой ходкой младшего из учеников мага, Брюс снова задумался о целесообразности возвращения в замок. Скорее всего, маги наткнутся на девушку или она позовет их на помощь. Вот пусть они ее и вытащат. Ей общение с магами ничем не грозит, ну даст баронесса взбучку непутевой дочери, и только… Зато если кто-то из магов почует, как именно Брюс избегает замковых ловушек…

Хорошо еще, что Брюс наткнулся на этого сопляка, которому даже не пришло в голову спросить, а как это простец забрался так далеко… Зато он наверняка расскажет об этом мастеру!

Брюс глубоко вздохнул. В конце концов терять уже нечего. И, дождавшись, пока ученик мага завернет за угол, Брюс ринулся к замку.

…Воплей, плача и стонов, коих Брюс смутно ждал, снизу не доносилось.

— Где тебя носило? — мрачно осведомились из черной дыры, стоило с опаской заглянуть за ее край.

— Общался с гостями вашей матушки… — Брюс стал спускать жердину вниз и осведомился: — Может, хотите, чтобы я позвал их на помощь? Вернетесь вместе.

Снизу крепко схватились за конец жерди и нетерпеливо дернули:

— Тяни давай!

Брюс потащил без надрыва и энтузиазма. Весила дочка баронессы не так уж и много. Да и едва ее руки дотянулись до края пролома, она отвергла Брюсову помощь и самостоятельно выкарабкалась наружу.

Исцарапанная, растрепанная, с синяком на скуле, но бодрая, ни капли не напуганная и такая же самоуверенная, как и была.

— Выведи меня отсюда и считай, что свою работу ты закончил.

Ну как скажете…

Неладное Брюс заметил, когда они миновали половину пути от замка до безопасной лужайки. Честно признать, Брюс слишком нервничал, поджидая появления младшего из водяных, да и Элия шла позади, и ее скачущая по бугристой земле тень лишь иногда попадала в поле зрения.

Но в какой-то момент девушка взмахнула рукой, убирая непослушные волосы, а Брюс как раз в этот миг поворачивался к ней… И внутренне обмер.

А решился заговорить, лишь когда они оказались под защитой осинового занавеса, отделившего их от замка. Здесь присмиревшее возле Руин лето вновь накинулось на них. Стало душно, пахнуло травами, обрызгало птичьей разноголосицей.

Они рухнули на земляной отвал, греясь и отдыхая. И лишь потом, когда дыхание выровнялось, а солнце отчетливо стало напекло макушку, Брюс неохотно произнес:

— Элия… То есть ваша светлость…

— Да ладно, — отмахнулась девушка устало, заваливаясь на спину и закрывая глаза. Тень ее сократилась, обволакивая фигуру, словно подложенная шаль.

А может, не говорить ей? В конце концов особого вреда от подобного не будет. Хотя…

— Так что ты хотел?

— Элия, вы в замке подхватили тень.

— Что? — Она лениво разомкнула веки, нехотя выпрямилась и посмотрела на свою тень, послушно вытянувшуюся по склону земляной груды.

— Присмотритесь внимательнее. Тень двойная.

— Ничего особенного не вижу, — строптиво возразила Элия. — Она всегда такая была.

— Это не сразу заметишь, потому что одна тень накладывается на другую… А если вот так… — Брюс быстро взял девушку за локоть и резко дернул к себе.

Настоящая тень Элии, не имеющая собственной воли, покорно метнулась за хозяйкой. Вторая тень замешкалась всего лишь на мгновение. Но и этого хватило.

Элия тихо ахнула, расширяя глаза.

— Вот здесь, смотрите, есть отличие… Она пытается совпасть с вашей тенью, но есть разница в росте, весе и сложении… К тому же тень принадлежит мужчине.

— Только этого еще не хватало, — Элиалия быстро помахала рукой. Тень от руки на земле в движении казалась размазанной, как неловко задетый графитный рисунок. — Это опасно?

— Ну… Нет, пожалуй. Если вы не ждете ребенка. Тень может попытаться завладеть телом еще нерожденного ребенка, а взрослому человеку она не в силах причинить вред… — «Пока он здоров и полон сил», — мысленно закончил Брюс. — Хотя от нее лучше избавиться. Вам поможет любой толковый маг.

Больше подошел бы некромант, но где такого сыщешь?

— А ты можешь убрать ее? — наконец-то в голосе Элии послышались некие эмоции. Хотя Брюс бы не назвал их испугом. Скорее брезгливостью.

— Если заодно с тенью вы хотите лишиться глаза, или уха, или руки… Я же сказал, что…

— Да, помню, ты — косорукий маг.

Брюс бы выразился поделикатнее, но она вряд ли имеет представление о подобных тонкостях в человеческих взаимоотношениях.

Элия резко крутанулась на месте, пытаясь следить за замешкавшейся тенью. Остановилась, пошатнувшись, и привычно запустила пальцы в кончик косы, пробормотав:

— Я слышала, что маги охотятся на чужие тени. Для чего они им?

— Завладев чужой тенью, можно погубить человека, — припомнил Брюс смутно читанное. И, перехватив оценивающий взгляд девушки, поспешил исправить оплошность: — Можно узнать его тайны. А еще говорят, что, сжирая тени, маг обретает долголетие…

— В самом деле? — В глазах девушки определенно обозначился интерес. Но тут же сгинул, вновь сменившись брезгливостью: — Я не маг, мне долголетие ни к чему. Пусть оно от меня отцепится!

— Тут только специалист поможет. — Брюс развел руками.

— Вот гадость какая! — Элия продолжала совершать внезапные и не особо осмысленные телодвижения, будто пытаясь выпрыгнуть из самой себя. — Как она ко мне прицепилась?

Брюс изо всех сил сохранял каменное лицо, но давалось ему это все труднее. Скачущая, словно резвый козленок, наследная баронесса — зрелище не из унылых.

— Не знаю. В замке полно теней. Наверное, какой-нибудь из тех дезертиров прицепился…

В следующий миг произошло неожиданное. Тень Элии отчетливо расслоилась, от нее отделился тусклый серый лоскут, зацепившийся за ветки близкого кустарника, смешавшийся с его густой тенью. И там среди ветвей внезапно выросла зыбкая, неотчетливая фигура человека.

— Я не дезертир! — возразил строго человек-тень.

Элия все еще прыгала, не заметив изменений.

И неудивительно, что этот бесплотный незнакомец почти затерялся в ее тени. Силуэт невысокой, крепко сбитой девушки легко прятал этого тощего, сутулого и круглоухого задохлика. Типичный новобранец-дезертир.

— А кто? — спросил с сомнением Брюс.

На блеклой физиономии отразилась мучительная работа мысли, потом — растерянность и огорчение:

— Я не помню.

— Ты из замка?

— Что? — Запыхавшаяся Элия обернулась. — Ты что-то спросил?

— Ваша тень желает общаться.

— С кем? Где?

— Вы не видите? Вот же он.

— Н-нет… — Девушка честно вгляделась туда, куда указал Брюс. Даже подошла поближе, переворошив ветки и заставив серую тень выдавить страдальческую улыбку. — Ты опять мне лжешь?

Брюс поморщился.

— Не могу вспомнить, кто я, — повторила тень задумчиво. — Но я не призрак. Я часть души того, кто ушел… Не лучшая часть. — Тень приподнял и опустил плечи, обозначив неслышный вздох. — Знаете, может, вы и правы. Отчасти я дезертир, пусть и не по своей воле. Я трусливая часть чьей-то натуры. Меня отсекли и оставили, чтобы не мешать… В бою? Да! Наверное, это был бой…

— Имени своего ты не помнишь?

Элия хмурилась, переводя взгляд с Брюса на кустарник. Кажется, она вообразила, что напарник ее разыгрывает.

Тень свела брови, пытаясь выловить что-то важное из своих куцых воспоминаний, большую часть которых унес тот, чьей частью он был прежде.

— Дьенк! — Имя скатилось с губ повеселевшей тени, и от радости она стала отчетливо плотнее. И даже Элия вдруг отпрянула, подозрительно вглядываясь в листву. — Меня звали… зовут Дьенк. Эта часть имени моя!

Брюс не стал углубляться в юридические аспекты прав на собственность фрагментов имен, а проговорил:

— Что ж, Элия, позвольте вам представить Дьенка. Так зовут вашу вторую тень.

— Меня не интересует, как его зовут! — сердито отозвалась девушка. — Я хочу, чтобы он отцепился от меня и возвращался туда, откуда явился.

— Нет! — вскрикнул Дьенк.

— Боюсь, это невозможно, — согласился Брюс с ним, хотя вряд ли по одной и той же причине.

Скорее всего, тень была заклята «на движение». То есть либо хозяин вернется и заберет часть своей оставленной души, либо, если хозяин не в силах вернуться, «тень» прицепится к любому «движению», чтобы покинуть замок и отправиться на поиски своего владельца.

Вот только шансов найти его у «тени» маловато. Со времени самого свежего из здешних сражений прошел почти век.

— Не волнуйтесь, — утешил Брюс недовольную девушку. — Это не призрак. Он не станет вам докучать. Можно не торопясь поискать хорошего мага.

Дьенк согласно наклонил голову. Поблек, утратил разборчивость очертаний и тихо сполз по пепельному следу от листвы кустарника к тени Элии. Девушка не заметила.

— Значит, все? — спросила она.

— Да.

— Что ж… Спасибо! Ты очень помог мне. — Она смотрела на Брюса с искренней благодарностью. Ему даже стало не по себе.

Элия задумчиво склонила голову, что-то прикидывая. И вдруг созналась:

— Я тут подумала… Мне понадобится маг в путешествии. Пусть даже не совсем умелый, но… В общем, мне кажется, я бы могла тебе доверять, в случае чего.

— Вот так сразу?

— Я хочу добраться до Железной башни и встретится с Аррдеаниакасом. И нанимаю тебя!

Брюс помолчал, отведя глаза. Не из-за того, что сомневался, соглашаться ли на это безумное предложение. Просто в душе шевельнулось беспокойство. Нехорошо обманывать девушку, которая пока еще даже не подозревает о твоем коварстве.

— Элия, возвращайтесь домой, — сказал Брюс устало. — Даже если маг еще жив и вы найдете его, он давно выжил из ума и ему нет дела до других людей. Или, если уж так неймется, то возьмите в компанию действительно хороших магов и защитников…

Элия пренебрежительно повела плечом, и Брюс умолк.

— Все равно спасибо. Приходи вечером через два дня к замку моей матушки. Получишь свою награду.

Ну вот и настал роковой момент! Брюс покачал головой:

— Нет. Встретимся утром на рыночной площади.

— Но… — Ее самообладание как ветром сдуло. — Я не могу завтра! У меня нет столько… сразу.

— А на что вы рассчитывали, явившись в мой дом? Что я не устою перед вашим обаянием? Или всерьез рассчитывали взять меня на испуг?

Судя по выражению ее лица, такой план считался у нее приоритетным и пересмотрен был уже в процессе переговоров.

— Х-хорошо, — мрачно уступила девушка. — Приходи завтра.

— Нет, думаю, лучше все же по-моему. Приходите вы на площадь.

— Как ты смеешь мне указывать?

— Всего лишь хочу, чтобы вы исполнили наш договор. Я свою часть сделал. Теперь — ваша очередь.

— Но я же не отказываюсь… В замке…

— На площади.

— Почему?!

— Потому что есть у меня смутное ощущение, что ворота замка могут и не открыться передо мной. И что я буду стоять перед ними, пока дракону-охраннику не надоест мой стук. А у баронской дочери есть тысячи способов избежать встречи с простым заводчиком вываранов.

— Да как… как ты посмел?! — негодование ее было так искренне, что Брюс даже засомневался.

Кончик носа девушки вновь покраснел до малинового оттенка, а глаза метали молнии. Казалось, там, где падает ее взгляд, должен был расплавиться песок и окаменеть земля.

— Ты мне не доверяешь?!

— А почему я должен вам доверять?

— Тогда и не получишь никакой платы! — вдруг торжествующе заявила она. И облегчение в ее голосе оказалось таким очевидным, что Брюс вновь уверился в правильности своего решения.

— Хорошо, — покладисто кивнул он. — Тогда и вы не получите вот это… — И, вытащив из кармана, расправил изрисованный листок.

Элия побледнела и, торопливо сдернув рюкзак с плеча, запустила в него обе руки. Через несколько секунд подняла все еще бледное от ярости лицо:

— Ты стащил его! Да как ты…

— Ну да, и это я тоже посмел. Вы получите его обратно только после того, как принесете оплату. Или можете вернуться в Руины и нарисовать еще один. Господа водяные маги вам окажут всяческое содействие…

Какое-то время казалось, что она сейчас выхватит свой огнестрел и ринется на Брюса. Брюс даже изготовился к отражению атаки хотя бы той силой, что имелась в его распоряжении. Тут под землей наверняка найдется еще пара покойников.

Но бой не состоялся.

— Ладно! — Пожирая Брюса ненавидящим взглядом, Элия заправила выбившуюся прядку за ухо, а рюкзак небрежно закинула за спину. — Будет тебе плата. Завтра же.

И, резко развернувшись, углубилась в чащу. Вскоре послышались приветственное ржание запрятанного где-то в лесу коня и дробный, удаляющийся стук копыт.

— Она не собиралась платить. — Тихий голос едва отличался от шелеста листвы.

Обернувшись, Брюс увидел Дьенка, прильнувшего к стволу осины. Тень у дерева была небольшая, но Дьенку хватало.

— Я немного прочел ее мысли, — виновато сознался он. — Случайно вышло. Когда сливаешься с чьей-то тенью, то частично становишься этим человеком… Так вот, она очень беспокоилась о том, чтобы ты не узнал, что денег у нее нет. И не было.

Брюс промолчал, разглядывая рисунок. Теоретически Элия могла запомнить примерное расположение всех Железных башен, но на рисунке было множество мелких подробностей, без которых до башен не добраться.

Стянуть листок из ее рюкзака в замке было несложно. Брюс подозревал неладное в первоначальном договоре. Ничего конкретного, но что-то беспокоило его. Она лгала с самого начала. Он перехитрил ее. Только удовлетворения не чувствовал.


«…Ты напишешь сказку — придет огонь и все уничтожит.

Ты построишь дом — придет огонь и все уничтожит.

Ты сочинишь песню — придет огонь и уничтожит певца.

Придет человек и укротит огонь. Теперь стихия послушна его воле. И куда же человек направит ее? Зажжет лампу, чтобы светлее было писать новую сказку? Согреет камин, чтобы теплее стало в доме? Сварит грог, чтобы песня звучала чище?

Человек возьмет огонь и обернет его против врагов своих. Огонь придет и все уничтожит…»

* * *

Пожарная вышка в разгаре дня уже не казалась такой прозрачной. От выбоин, трещин и мелкой сечки царапин она стала дымчато-серой, мутной. Да и слюда не так надежна, как известняк, так что постройка стала еще заметнее крениться влево.

— Надо валить, пока сама не брякнулась.

— А новую на какие шиши отстраивать?

— Да на кой она нам сдалась, если огнемаги уже лет десять как к нам дорогу забыли?

Усатый дозорный, по вечерам поднимавшийся на вышку вызванивать, что день прошел спокойно, сейчас, ухмыляясь, стоял поодаль, опершись на пику, и наблюдал, как некий толстяк переругивается с верзилой.

Толстяк был из казначейства Стогоров, а верзила представлял городской совет.

За схваткой, удобно устроившись поодаль и вооружившись семечками и пирожками, наблюдали обитатели соседних от вышки домов.

— Можно палками подпереть… Ну, там, попрочнее бревна выбрать и…

— Ну уж нет! — подал голос дозорный, тревожно встрепенувшись. — На подпертую я не полезу! Глядите, как ее скрючило, она и с подпорками хряпнется.

— Полезешь! — разражено буркнул толстяк. — Скажут, так полезешь!

— Не полезу! — уперся усатый. — У меня семья.

— Может, мага позвать? Вот как раз в баронском замке целых трое гостят. Может, пригласить, пусть скажут?

— Они строители, что ли? И на магов опять расход… — Толстяк вдруг умолк, оглянувшись на довольных зрелищем поселян. Круглая и красная, как садящееся за горы солнце, физиономия просияла.

— А что если… А если сделать из этой башни достопримечательность? Сохраним ее, как есть, а слух пустим, что у нас башня стеклянная есть… Или нет, алмазная!

Усач-дозорный даже рот приоткрыл и обронил свою пику. Все дружно посмотрели на вышку. На стеклянную она худо-бедно тянула, а вот на алмазную…

— Вот в Мокромхах болото знаменитое! Тьфу, а не болото, коза копыт не замочит, а к ним приезжают на лечебные грязи… А у нас?

— Да кто ж к нам поедет? У нас за горами — Пустоши…

— И с Пустошами что-нибудь придумаем. Скажем, что жара там особая, полезная…

— Для тех, кто поджариваться живьем любит.

— Может, и такие найдутся. Главное — правильно подать!

Погасить свечение круглой казначейской физиономии оказалось непросто. В позапрошлом году городской казначей был инициатором представления Стогоров как центра производства чудодейственных удобрений. Для этого за Черные хребты была отряжена экспедиция, которая вывезла оттуда караван подвод, груженных золой. Проезжий маг-шутник нашептал казначею байку о пользе золы с пашен в Жженой глуши. Мол, последствия войны, магические превращения, то да се…

Надо думать, привлеченные к этой затее принудительно-добровольные помощники не стали искать пашни, а зачерпнули золу с первого же подходящего участка за Хребтами.

В Стогорах из «чудодейственной» золы первым делом выудили обугленные человеческие кости и зубы в устрашающих количествах. А потом еще полгода ловили разбежавшихся по всей округе углежуков. Обнаруживали их по истошному визгу домохозяек.

Невольно ухмыльнувшись, Брюс свернул на дорожку, проходящую за спинами зрителей.

— Брюс! Эй, сосед! — от дверей своего дома, который можно было назвать соседним только потому, что ближе к окраине никаких жилых построек больше не имелось, Брюса окликнула тетка София. — Ты не к центру?

— На рынок, — сознался Брюс.

За штакетником шевельнулся облезлый глиняный конь. Переступил с ноги на ногу (правое колено закреплено ржавой проволокой), меланхолично качнул головой и сунул слегка оббитую морду в щель. Брюс машинально почесал твердый керамический завиток на лбу коня. Гриву давно не подкрашивали, облупилась. Старый, бедняга. Из легендарных довоенных времен. Фамильная реликвия тетушки Софии и предмет жгучей зависти всей местной детворы.

— Вот удачно! — София обрадовалась. — Я тут кролика затеяла готовить, а розмарин не купила. Да и имбирь для заварца весь вышел. Не занесешь, когда возвращаться станешь?

Нельзя сказать, что в Стогорах Брюс пользовался особой популярностью. Мало кто помнил, что Брюс изгой, но отшельничество в компании вываранов не способствует обрастанию друзьями. Но во всяком случае с тетушкой Софией Брюс ладил, хотя как раз она была из породы заядлых сплетниц.

— Принесу, — пообещал Брюс.

— А я тебя таким кроликом угощу! Тим-то мой все равно сам не одолеет, — уголки губ словно подперли пухлые румяные щеки тетки Софии.

Тим — это ее супруг, столяр. Но даже ему в одиночку не осилить блюда из кролей, которых выращивала тетка София. Этим кролям даже лесные кабанчики не страшны или Брюсовы вывараны. Затопчут.

По дороге Брюс не удержался и завернул с Мятной улицы в знакомый тупичок. Лекарский дом неприветливо жмурил ставни, не желая видеть гостей. Зато все до единой розы были обезглавлены. Увядшие головки валялись тут же, среди стеблей.

Кажется, не сложно угадать имя урагана, что прошелся по розовым клумбам. Его зовут Аянна. Не иначе с отцом выясняла отношения.

Потерпи, Айка. Ты достойна большего, чем стать краденой невестой. Ни к чему тебе черное клеймо…

Дом недоверчиво жмурился, наблюдая за тем, как Брюс уходит.

…А базарный день на Косой площади Стогоров был в самом разгаре. И приезжих немало, судя по невпопад расставленным возам. Стражники у въезда на площадь лаялись с каким-то дюжим детиной, восседавшим на груженной с верхом телеге. Стражники потрясали пиками, детина — грамотой с печатью. Судя по отсутствию энтузиазма как с одной, так и с другой стороны, перепалка шла давно, но безрезультатно.

— Пирожки свежие, с ягодами, с черемшой и с печенкой!..

— Сети! Сети воздушные! Сети речные!.. Прочные, легкие!

— Заварец на меду! Заварец с чабрецом и зверобоем! Вино и ром по выбору!

— Сапоги из змеиной кожи, заговоренные от гадов и от пиявок…

— Да на кой бес тут болотные? Вот у меня огнеупорные, желчью саламандры пропитанные, шипами выжарок подбитые…

Брюс потолкался в неспешно фланирующей толпе. Приценился к асбестовому комбинезону, вздохнул и купил лишь перчатки из кожи молниеносной ящерицы. В ряду пряностей отдал медяки за пучок розмарина и корень имбиря.

— Эй, господин, не купите сувенир из Горячих пустошей? — Белобрысая девочка протянула сильно оплавленный кусочек металла замысловатой формы. У нее таких в корзинке было еще много, так что потрепанная тара сильно перетягивала тощую девчонку вправо.

— Эти сувениры клепает Блант Сирый с улицы Ожговой, — наклонившись к девчонке, произнес Брюс у розовое ушко и широко ухмыльнулся.

Сирый вообще-то был оружейником, но имел неплохой побочный приработок.

Девчонка скорчила рожицу и метнулась к другому покупателю. Все-таки Стогоры явно переросли свое звание поселка, где все друг друга знают, и практически при каждом Брюсовом появлении на рынке находятся те, кто принимает его за чужака.

Ну правильно, выше коренастых аборигенов почти на голову, да еще и светлокожий, хотя все здесь травлены загаром до бронзы уже в середине весны. А Брюса загар не любит совсем.

Ближний угол Косой площади облюбовали заезжие артисты. Над головами высилась покатая крыша аляповатого балагана. Жидковатая толпа зрителей обступила помост, где кривлялся фигляр, подкидывая в воздух разноцветные шарики, и крутила сальто акробатка.

— Ты смотри, чего творит, — то ли с неодобрением, го ли с восхищением сказали слева.

Брюс посмотрел.

Стройная гимнастка в серебристом платьице бесстрашно шла по паутинке, привешенной меж двух столбов. Под паутинкой чадил, плюясь некачественным кормом, огонь. Хоть и ручной (клочья соломы, разбросанные по площади пламенем, даже не обуглились), а все равно пекло, наверное, изрядно…

— Поджарится, небось, — пожалел кто-то серебристую юбочку.

Оказавшийся рядом со Брюсом сутулый детина в разноцветном кафтане машинально взмахнул рукой, и, словно повинуясь движению веснушчатой кисти, канатоходица ловко прыгнула, выкрутив над паутинкой двойной кульбит, и приземлилась прямо на едва заметную в дымке волосину.

Зрители дружно ахнули.

— Вы ведь не местный? — сутулый обратился к Брюсу, продолжая следить одним глазом за гимнасткой. — Не подскажете, это последний городишко, или там, на востоке, есть еще?

— Я местный, — возразил Брюс. — Дальше по дороге есть еще с десяток мелких поселков, а потом — Горячие пустоши.

— Занесло же в такую глушь, — мельком затосковал собеседник. Возле его левого уха крутился песнопевец.

Простенькую мелодию, что выпевал крошечный вихрь, разбирал даже Брюс.

Канатоходка беззаботно качалась над огнем на одной ноге, раскинувшись ласточкой.

— Не упадет?

— А… — Сутулый равнодушно отмахнулся, думая о чем-то своем. И вновь, будто по команде, гимнастка ловко прыгнула, спружинив на струне.

— Эй, люди! — Некая наблюдательная тетка недобро прищурилась и уверенно ткнула в сутулого пальцем. — Это ж он куклу водит! Я ж сразу приметила, что не может живой человек по такой волосине ходить и не падать… Это он!

Зеваки охотно подались поближе. Детина в кафтане встрепенулся, прихлопнув ладонью сдавленно вякнувшего песнопевца, и беспокойно завертел головой.

— Чего?

— Некромант!

— Чего-о?! — Физиономия у сутулого вытянулась, а оспинки на щеках стали едва ли не выпуклыми, налившись кровью. — Да вы чего, люди?

— Девчонка — кукла! Некроманты!.. — во всю глотку орали уже с другого края. Толпа зрителей сложно бурлила. Кто-то спешил поглазеть, кто-то предусмотрительно выгребал против течения. Издали не спеша протискивались стражники.

— Сдурели? Да я… Да у меня… У меня разрешение! — Перепугавшийся сутулый торопливо ковырялся за пазухой, неловко вытягивая мятую грамоту с печатями. — У меня бумаги честь — по чести! Какой я вам некромант? Ляся, скажи!

Канатоходица в серебристой юбочке ухмылялась, покачиваясь на своей веревочке. Затоптанный огонь едва дышал. Фигляр с шариками лениво грыз подобранный в суматохе огурец, акробатка болтала ногами, присев рядом. Еще парочка актеров высунулась из балагана, с любопытством озирая происходящее.

— Ну разве может нормальная девка по такой сопле ходить, да над огнем? — виновато оправдывалась устроившая переполох женщина, потихоньку пятясь. — Вот я и подумала, что некроманты…

— Тьфу, дура! — понеслось ей вслед в сердцах. — А то некротам заняться больше нечем, кроме как балаганы возить!

* * *

Лавка старика Лугося притаилась на самом краю площади, как раз на скосе. Неприметная, без вывески, зато с прибитым над входом пером гиппогрифа. От старости и сырости перо сильно полиняло, но все равно ни с чьим другим не перепутаешь.

Брюс толкнул дверь. Еле слышно брякнул колокольчик где-то в глубине лавки, а у Брюса в ушах отдался глухим ударом толчок крови, и резко заломило переносицу.

— Водички? — заботливо задребезжал старческий голосок.

— Жарко сегодня, — отозвался Брюс, криво улыбаясь.

Лугось кивнул, в свою очередь растягивая морщинистый рот в улыбке. Он знал цену фальшивой Брюсовой ухмылке, а Брюс знал, что торговец знает. Еще с того дня, как Брюс впервые переступил порог этой скромной лавки и едва не свалился на пороге без чувств. Потому что над дверью, внутри, как раз напротив прибитого снаружи пера, был привинчен жезл-детектор. Такой же используют охотники Трибунала.

— С чем пожаловал? Или выбрать что хочешь?

— Присмотрюсь, скажу, — пообещал Брюс.

— Будь как дома. — Лугось неторопливо просеменил к своему прилавку, упорядоченно захламленному всяческими предметами, которые девяносто девять процентов жителей Стогоров сочла бы мусором. Оставшийся процент знал цену этим вещам, но предпочитал помалкивать. А покупали это у Лугося в основном приезжие.

Для аборигенов ассортимент размещался за спиной торговца, на аккуратных полочках и крючках.

Упитанная девица, шурша шелковым подолом, как раз неторопливо двигалась вдоль выставки, разглядывая кусочки бирюзы на шнурках. На лице ее расплывалось сомнение, хотя в лавку она зашла явно не случайно.

Обычно простушки в шелках покупают «магические» побрякушки в нарядном магазине мадам Уфф, а не в мрачном закутке на углу.

— Вот, только что прибыла новая партия амулетов. — Лугось неслышно подступил к вздрогнувшей посетительнице. — Безотказное действие, через неделю вы будете легки и стройны, как лань, и никакого дискомфорта.

— Я слышала, — девица шевельнула тремя подбородками, покосившись на Брюса, — можно кушать все, что захочешь, не заботясь о… — В ее интонациях недоверчивость была густо замешана на мечтательности.

— Совершенно верно, — подтвердил Лугось. — Вам всего лишь нужно надеть амулет на шею служанке. Все ненужное уйдет к ней. Лучше выберите работящую, чтобы и ей на пользу шло, но, в общем, решать вам… — Он заговорщицки усмехнулся. — А одна моя клиентка подарила такой амулет своей подруге.

Девица вдруг оживилась, колыхнув телесами, завернутыми в необъятный шелк, просияла, но тут же огорчилась:

— Простоват для подарка.

— Если камешек оковать в золото, своего свойства он не потеряет…

Покупательница вцепилась во всю связку сразу.

Брюс перебирал выложенные на прилавок вещи. Назначения и половины из них было неизвестно, но каждое прикосновение вызывало дрожь и колючие мурашки вдоль хребта. Вкус чужой силы был мутным и мертвым. И очень давним. Брюсу стало зябко в душной лавке.

Черный, странной формы кинжал был заметно оплавлен, но еще можно было прочитать вязь рун на лезвии. Такие делали на затонувших землях.

— Ну, такому тощему дылде, как ты, амулет для похудания явно ни к чему. — Лугось спровадил осчастливленную покупательницу и приблизился к Брюсу. — Да и ножик этот тебе тоже не пригодится. Ну разве что ты собрался напластовать вурдалака. Нет? Тогда что же?

— Вот. — Брюс вытянул из кучки камней, перьев, резных деревяшек на кожаных шнурках небольшой оберег, выточенный из угля.

Камешек выглядел раскаленным, но при прикосновении обжигал льдом.

— Гм-м… — Лугось оценил его выбор. — А попроще чего-нибудь не желаешь?

— Если бы я искал попроще, я бы купил оберег от огня у мадам Уфф. В крайнем случае — у Тима Сирого или у кузнеца.

— На Пустошь, что ли, надумал идти? В долг не дам! Не вернешься.

Еще один оптимист.

— Не надо мне в долг, — проворчал Брюс, хотя покупка оберега съела почти весь его денежный запас.

Но копить по крохам все равно не имеет смысла. Либо заработать сразу и много, либо сдаться. А если уж решил идти с Агги, надо снаряжение поприличнее. Перчатки купил, обувь у Брюса и своя неплохая, но все равно без нормального оберега «от огня» в Пустошах делать нечего.

Тот, что Брюс приобрел полгода назад, давно выдохся, да и защищал слабее. Тогда Брюс сэкономил.

— Знаешь, что… — вдруг прищурил Лугось глаз, и без того затаившийся в морщинистом веке. — Я тебе скидку сделаю, если ты мне поможешь. Разберешь вот эту груду, выберешь то, что еще не мертво, а то стар я стал, подводит зрение-то…

Как ни странно, но при полном отсутствии магического таланта у Лугося было отменное чутье на зачарованные вещи. Очень удобно: и торговля процветает, и не надо платить взносы в Гильдию Стихий.

Брюс запустил обе руки в ворох вещей на прилавке. Помимо всего прочего ему всегда было интересно возиться с предметами, привезенными с края земель.

— О, любопытная штучка, — одобрил Лугось, прищурившись на бронзовую спираль-змейку, выловленную из груды барахла. — Землячья работа… Дай-ка…

Невыразительная змейка мерцала чешуей, свернувшись в ладонях Лугося вялой пружиной. В тусклые глаза набилась земля.

— Украшение, — подсказал Лугось, любуясь на находку. — И сторож. Вплетаешь в косу возлюбленной… Коли на другого взглянет — змея в затылок зубками-то и вопьется… Или придушит. Мастера земляки были на такие затеи. Ни одной побрякушки в их пределах не сыщешь, чтобы просто так, без двойного назначения… Хочешь?

— Э-э… Спасибо, нет. В отношениях главное — доверие.

— Это она тебе так сказала? — снисходительно усмехнулся Лугось, лаская пальцем бронзовый глаз змейки. От прикосновений он становился чище и ярче, словно змея просыпалась. Так и ждешь, что тварь вопьется в ласкающий палец.

— У земляков все игрушки были такими же милыми?

— Лучше спроси, кто их заказывал… Земляки, при всем своем могуществе, редко блистали изобретательностью. Они со всей своей основательностью брались воплощать чужие затеи, вечно шли на поводу. За что и поплатились… Но в умении говорить с металлами им не откажешь! — Лугось приподнял змейку повыше, любуясь игрой света на искусной чеканке. Каждая мелкая чешуинка светилась по-своему. — Красавица! Небось и дня не залежится…

Брякнул звонок над притолокой, вошедший в магазин сдавленно ругнулся. Брюс оглянулся с интересом. Стоящий в дверях тип в грязноватом плаще подслеповато жмурился, вглядываясь в сумрак магазина и с болезненной гримасой тер висок. Можно было подумать, что он врезался в колокол головой.

— Все твои выдумки, Лугось, — недовольно пробормотал пришелец. — И что только… — Визитер заметил Брюса и осекся. — В смысле притолоки тут низкие…

Конечно. Даже в высоком колпаке он бы прошел под ней, не нагибаясь.

— А, Риро! — Невесть откуда вынырнувший Лугось поманил покупателя за собой. — Как раз вовремя. Заказ прибыл, изволь поглядеть.

Визитер сразу расслабился, прошел мимо Брюса, оценивающе глянув, и вдруг задержался:

— Погодь! А ты случайно не из Ветишей? Не сын Арка? — И, не дожидаясь ответа, изготовился хлопнуть Брюса по плечу: — Ну вылитый папаша! И…

— Это местный. — Лугось перехватил на взмахе руку разговорчивого незнакомца. — Сроду не был в Ветишах. И не надо ему туда, — добавил он, покосившись на Брюса. — Больное местечко.

— Так и Арк не в себе, — расхохотался Риро. — Все некроты помешанные.

Брюс навострил уши, но они уже скрылись в подсобной комнате, за прилавком. Чуть позже Лугось появился, а гость его — нет. Задавать вопросы Брюс не стал. Знакомство с Лугосем было ценнее, чем удовлетворение пустого любопытства.

А то, что некроманты все еще действуют, несмотря на усилия державных служб, ни для кого не секрет. И выглядят неопрятными проходимцами, без изысканной аристократичности дланей. Иначе с чего бы чужак на жезл отреагировал?

Наружу Брюс выбрался уже к вечеру. Вышел, щурясь, из полутьмы. Часы на башенке как раз отбивали пять после полудня. На рынке людей поубавилось, но торговля все еще не прекращалась. Зато стражи оставили в покое верзилу на телеге и теперь неслись за воришкой, юрко снующим между прохожими, как игла в руках умелой швеи. Будь стражники нитями, вся площадь была бы заткана витиеватым узором.

Возле дальнего выезда заклубилось недовольство. Там пытались проехать всадники.

— Посторонись!.. — Брюса отодвинул некий мужичок с гигантской стопой поставленных друг на друга плетеных корзин. Одна из корзин была даже нахлобучена ему на голову.

Корзиноносец закрыл от Брюса дальнюю часть площади всего лишь на пару минут, но этого хватило, чтобы Брюс пропустил самое интересное.

Там, у выезда, что-то звонко щелкнуло, лязгнуло и зашипело, высевая синеватые отблески по стенам домов. Люди закричали и заволновались.

— Что?! Что? — Встревожено завертелся на месте обладатель корзин, пытаясь удержать свою плетеную башню, когда его принялись толкать в бока те, кто бежал полюбопытствовать, и те, кто ринулся прочь, уже насмотревшись.

Брюс вытянул шею, пытаясь разглядеть происходящее. Но уже можно было и не напрягаться, потому что источник переполоха приближался.

Уяснившие ситуацию люди торопливо разбегались в стороны, пропуская хмурого, брезгливо косящегося на нерасторопных пестрого гиппогрифа с магом на спине. Двух учеников на лошадях. Парочку невозмутимых верховых охранников в светящихся щитах брони по бокам от мрачной девицы, на буланой кобыле.

— Господа маги на прогулке, — пробормотали вполголоса у Брюса за спиной. То ли встревожено, то ли недовольно. — Спасайся, кто может…

В ответ шикнули.

Брюс лишь пару секунд спустя сообразил, что надменная девушка в голубом расшитом платье еще недавно носила потрепанную куртку и штаны. И простая коса шла ей больше, чем прическа, украшенная диадемой.

Чем-то Элия, боком сидящая на кобыле, сейчас смахивала на остекленевшую пожарную вышку — неестественно, и кажется, вот-вот упадет.

— В Мокромхи, что ли, направились?.. — предположили сзади.

— И баронскую дочку с собой повезли?

Кавалькада беспрепятственно рассекала людские волны. Гиппогриф задел крылом маленький крайний прилавок. Разноцветные леденцы раскатились в пыли и захрустели под ногами и копытами.

Оба ученика мага вертели головами, высматривая кого-то или что-то среди зевак. Брюс на всякий случай отступил за башню из плетеных корзин, и всадники благополучно проехали мимо…

Почти проехали.

Стоило сделать шаг в сторону, как девица в голубом обернулась, полоснув Брюса равнодушным взглядом суженных глаз. Отвернулась было, не узнавая, но тут же снова оглянулась, переменившись в лице:

— Вот он!

Там, где Брюс стоял, образовалось тугое завихрение. Люди еще не поняли, кто этот «он», но моментально постарались оказаться от помеченной точки на максимальном расстоянии. Заверещала замешкавшаяся кошка, которой отдавили хвост. Наверху звучно хлопнули оконные ставни.

— Э! — Завертелся на месте мужик с корзинами, почуяв неладное. — А что случилось-то?

— Это он! Держите! — неистовствовала Элия, пытаясь развернуть свою буланую.

Оба охранника топтались рядом, а маги уже успели сдать назад. Гиппогриф раскинул крылья, удерживая равновесие. Кончики его маховых перьев были окованы серебром, чтобы не взлетал высоко.

— Опять ты! — зашипел Щербатый.

Ну, Брюс тоже не рад встрече…

— Мастер, парень точно был там, у развалин! — подал голос второй из учеников.

Наконец-то и сам мастер удостоил Брюса своего высочайшего внимания. Через прорези железного шлема на Брюса уставились холодные глаза. И взгляд их был цепенящ не понарошку. Брюс буквально почувствовал, как стынет кровь в жилах. Не фигурально.

Накатила слабость.

Кровь подвластна водяным, как любая жидкость. Говорят, легендарный Диажан Мореус вымораживал целые армии одним взглядом.

Ну уж нет! Этот маг — не Мореус, а Брюс — не Инн Мертвовод, что водил против него полчища нежити. В смысле — противник не так искусен, а Брюс порезвее ходячего покойника.

Брюс, без особых раздумий, толкнул все еще нерешительно кружащегося на месте мужика с корзинами. Тот, охнув, опрокинулся, рассыпав плетеную башню. Легкие корзины разлетелись и покатились, напугав не только раздраженных лошадей, но и гиппогрифа, шарахнувшегося в сторону.

Плеснули пестрые крылья, сметая с ног тех, кто неосторожно оказался рядом, не ожидая подвоха. Запахло птичником. Закричали зеваки.

Маг потерял концентрацию лишь на миг, но Брюс уже спохватился и ринулся в сторону. Вслед с шипением ударили водяные бичи, выщербив мостовую. Брызнули капли воды вперемешку с осколками камней.

Брюс пригнул голову, ныряя за оставленный прилавок. Оттуда еще не успел убежать торговец.

— Ку-куда вы? — заблеял испуганно он, пятясь назад.

— Вон же он! — снова закричала Элия. Ее буланая кобыла зацокала копытами совсем рядом, Брюс даже слышал дыхание лошади.

За беглецом метнулись охранники Элии. Следом поползла струйка воды, сильно похожая на змею. Опоздавший выскочить продавец забился в угол, в ужасе беззвучно распахнув рот.

Брюс перескочил через настил прилавка, обменявшись на миг взглядами с Элией. Лицо девушки было бледным, с пунцовыми пятнами на скулах. А в глазах горела злость.

Маг справился с гиппогрифом. Поднял руку, растопырив пальцы. Возле них заклубилось голубоватое мерцание. Воздух мигом стал сухим и горьким, будто на Пустошах, — из него выкачали практически всю влагу.

Закашляли люди и животные.

Камни, которыми была вымощена площадь, внезапно стали темными, мокрыми, а потом сразу же гладкими, словно облитыми лаком. Лед, взявший их в оболочку, не успел даже помутнеть.

Брюс почувствовал, как земля уходит из-под ног, заскользил, тщетно перебирая ногами, повалился на бок и юзом проехал шагов двадцать. Затормозил лишь вцепившись в скатки рыбачьих сетей, наваленных грудой.

Впрочем удержаться на месте не удалось почти никому на площади, даже ученикам магов, чьи лошади спотыкались, пытаясь устоять. Лишь гиппогриф впился передними когтями в булыжники и балансировал крыльями.

Брюса швырнуло к стене дома, словно прибоем о скалу припечатало. Он обернулся, задыхаясь. Закованный в латы маг неумолимо приближался.

Железо отторгает любую магию. Пытаться заколдовать защищенного латами мага бессмысленно. Но можно попробовать сбить с толку гиппогрифа…

Брюс, плохо осознавая, что творит, поднялся на ноги, прижимаясь спиной к стене дома, и прищурил глаза. В памяти поплыли строки полузнакомой книги… Сразу находились нужные слова, они горели алым…

«Это боевые заклятия! — зарокотал дядин голос. — Не смей даже смотреть на них! Иначе они сами выжгут в твоей памяти свою волю…»

Заломило переносицу. Ощущение близкой силы было горячим и слегка болезненным, словно носом пошла кровь. Качнулось все вокруг.

Через щель над забралом шлема Брюс хорошо различал глаза мага. Они вдруг расширились. И в следующее мгновение маг ударил шпорами гиппогрифа, вынуждая его взлететь.

И вовремя.

Потому что началось столпотворение. Люди закричали в страхе и побежали прочь с площади, дома вокруг которой внезапно сошли с ума и зашатались, будто тоже пытаясь сойти со своих мест.

Это было неимоверно жутко. По стенами потянулись черные змеистые трещины. Кое-где фундаменты высунулись из земли. Булыжники выворачивались из кладки, а под ними что-то набухало, шевелясь.

Из одного такого бугра показалась костлявая конечность мертвеца.

Брюс, спохватившись, тоже ринулся прочь, пока ученики магов пытались совладать со своими скакунами, пока охранники Элии защищали ее от паникующей толпы, пока гиппогриф тяжело кружил над всем этим бедламом, не решаясь приземлиться…

Рядом глухо треснулось о взъерошенную мостовую и разлетелось крошевом острых осколков ледяное ядро. Потом еще одно. То ли мастер-водяной пристреливался, то ли ученики его палили куда попало. Но Брюс уже нырнул в подворотню…

Стогоры — очень старое селение. Его возвели еще в те дикие времена, когда считалось, что для прочности строений нужно под каждый дом положить по жертве. Чаще всего — человека.

Похоже, ненароком Брюс таки поднял всех окрестных покойников, как и грозился Элии.