"Призрачная любовь" - читать интересную книгу автора (Оленева Екатерина)

Глава 22 Вспомнить все?

Сознание возвращалось медленно. Очень медленно. Миша, не открывая глаз, вспоминал, как ворвался в квартиру вслед за Олегом; как горячее пламя понеслось на встречу, как он развернулся, скорее по инерции, чем всерьез надеясь уйти от обжигающих объятий воспламенившегося газового облака. Как боль, острая, горячая, ударила в спину. На секунду Мишка снова увидел, как живым факелом вспыхнула фигура отчима. Ощутил запах горящей плоти. Услышал отчаянные крики.

А потом — тишина.

Почему-то было не больно? Совсем не больно! Странный факт, если учитывать встречу с огненным смерчем, недвусмысленно давшим понять, что хочет его проглотить. Какое же количество обезболивающих препаратов пришлось использовать медикам? Да и где найти такие наркотики, способные оставить сознание трезвым, но при этом полностью отключить боль?

Не было не только боли. Тело словно перестало существовать. Мишка не чувствовал ни ног, ни рук. Подняв веки, он обнаружил, что лежит на чем-то каменном, твердом и узком, словно скалистый выступ, окруженном со всех сторон туманом, — влажным, липким, скрывающим очертания предметов. На самом Мишке болталось нелепейшей одеяние: длинная рубаха, просторная, невзрачная, легкая. И более ничего. Даже белья на себе он не чувствовал. Что же это такое?

В тумане раздались звуки, будто кто-то рассекал волны веслом. Почти в самые ноги ему ткнулся узкий вострый нос деревянной лодки.

— Ну, садись, смертный, — в густом женском голосе Мишка отчетливо расслышал насмешку.

Миша последовал данному совету. Он не сомневался, что впереди долгий путь.

— Кто ты? — наконец спросил он, справившись с волнением, у серой фигуры на носу лодки.

— Для тебя я — никто и ничто, безликий проводник к Другому Берегу, — прозвучал ответ.

— А Другой Берег — что это? — не унимался Мишка. — Новое воплощение? Посмертие?

— Это уж как решат Старейшие.

И это — все?

Все?!

Эти… призраки "уделали" его, как мальчика, а сами остались, как пауки, поджидать новые жертвы? При мысли о том, сколько всего полезного он мог бы сделать в оставленной жизни, Миша почувствовал, как ярость железным обручем стягивает лоб и виски, заставляет сжимать руки в кулаки. Он ничего не успел, ничего не сделал! Только потому, что какой-то, не будем нецензурно выражаться, хоть и очень хочется, придурок, не удержавшись на скользкой поверхности, решил спрыгнуть в пропасть и теперь утягивает за собой всех, до кого дотянется. И сколько это может продолжаться? Должен же кто-то положить конец этой кадрили со смертью? Почему не он?

Они причалили.

Миша только успел подумать, что если это и есть пресловутый "Другой Берег", то он здесь долго не останется.

Неряшливая маленькая пристань сменилась бесконечной поднимающейся вверх, лестницей, выведшей их к маленькому домику, за которым висела плотная стена туманов, не позволяющая разглядеть, если ли там земля или другие строения, или нет.

Вообще что-либо увидеть не представлялось возможным.

Коридорчик, в котором они очутились, пройдя через замызганную, обшарпанную дверь, был узким и длинным. Перед следующей дверью стояла небольшая конторка, за которой более или менее уютно расположился один, средних лет, старичок в пенсне на длинном носу.

— А, ещё один голубчик, — покряхтывая, чуть ли не радостно потирал старичок руки. — Ну-ка, ну-ка! Назовите-ка Ваше имечко. Мы вам выдадим номер вашего личного дела.

А где звук золотых труб и серебряных колоколов? Где хотя бы пресловутые, надоевшие до оскомины на зубах, туннели, которые так любят описывать якобы пережившие клиническую смерть? Нет ничего, кроме обшарпанного замызганного коридорчика, странной проводницы, закутанной в плащ, каких у них в мире, почитай, вообще никогда не носили, да этого старика, похожего на любителя детективов в стиле "Шерлок Холмс".

— Михаил Зеленков.

— Год рождения?

— 1976.

— Угу, — кивнул дедок и, распахнув с виду небольшой шкаф, принялся в нём копаться.

Мишка попытался заглянуть дяденьке через плечо, но кроме беспросветной темноты ничего не увидел.

Деду повезло больше. Он извлек из деревянного, изрядно покусанного жуком-короедом, нутра шкафа, металлический жетончик, с непонятными, выбитыми на нем, знаками.

— Вот. Твое! — довольно изрек, покряхтывая и прихрамывая, ковыляя к стойке. — Отдашь Верховным.

— Но мне необходимо вернуться, — начал, было, Мишка.

Проводница упредительно кашлянула, и, подхватив за руку, увлекла за дверь, прятавшуюся за спиной старичка.

— Вы сможете сказать обо всех ваших нуждах Верховным. Они решают Судьбу. Мы — всего лишь обслуживающий персонаж, понимаете? — Глаза женщины сверкнули их глубины капюшона неприятным огнем. Как у кошки в полутьме.

Она отступила, помахав рукой на прощание. Мишка вздохнул, и тоже махнул рукой. Что ж, раз нужно идти вперед, значит, он пойдет вперед.

Коридор вывел его к большой двери, украшенной перламутром и драгоценными камнями. Не смотря на богато убранство двери и всей залы, атмосфера, как ни странно, напоминала ожидание в приемной у врача. Та же напряженность и тягостность ожидания.

Миша успел рассмотреть, что все присутствующие держали в руках точно такие же металлические жетончики, какие ему вручили на входе.

— Здесь все недавно умерли? — спросил он стоящую к нему ближе всех женщину лет пятидесяти.

Она наградила его злобным взглядом:

— Нет. Тут все живые, — язвительно ответила она. Вроде как недобро пошутила. Голос так и сочился ядом.

— Понятно, — кивнул Миша. — И кто тут скончался самым последним?

— Иди ко мне, счастье мое. Не ошибешься.

Мишка вздрогнул, услышав знакомый голос.

— Олег?

— Он самый.

Миша подошел, усаживаясь рядом на свободное, на скамейке, место.

Про себя отметил, что выглядел Олег плохо. Как если бы беспробудно пил неделю, и при этом болел гриппом. Кожа на лице посерела, под глазами набрякли мешки, а сами глаза подвело черными тенями.

Олег тоже смерил пасынка вопросительным взглядом.

— Это ведь все по-настоящему, да?

Миша согласно кивнул:

— Боюсь, что так.

— И мы умерли?

Миша снова подтвердил сухим кивком.

— Но, почему?! Почему, черт возьми?!

— Потому что не нужно было корчить из себя героев, и идти в ту квартиру, полную злых духов. Хотя, — Мишка запнулся, подумав о том, что было бы, не пойди они туда? Сколько человек могло погибнуть, скопись газ в большем количестве?

С точки зрения высших сил ведь не так важно, как будут звать жертву: Петя, Вася, Коля. Правда, для самой жертвы это весьма существенное различие. Только Высшие, — они мыслят другими категориями. Да и так ли на самом деле важно, умрешь ты сегодня от дорожно-транспортного происшествия — или завтра от несварения желудка?

Или все-таки важно?

— Что это ты там лопочешь на счет призраков? — подозрительно покосился на пасынка Олег.

— Я не открывал колонку. Я и порог ванной комнаты не осмелился переступить. — Задумчиво уронил парень

И Мишка рассказал Олегу обо всем, что думал. Рассказал о беседе с Таней. И о похоронах Сережи. И собственными умозаключениями тоже поделился.

— Да, странная история, получается, — вздохнул Олег. — Подумать только, не купи я тогда эту чертову коробку, все могло бы быть иначе. Мы могли бы прожить ещё долгие годы, — меланхолично закончил он, подпирая подбородок рукой. — И не сидеть здесь сейчас.

— Ты мне веришь? — удивился Мишка.

— А как, спрашивается, в свете последних событий, я могу тебе не верить? — развел руками Олег, отвечая вопросом на поставленный вопрос.

— Понимаешь, это все НУЖНО остановить.

— Зачем? — пожал плечами Олег. — Жалко, конечно, оставлять Маринку одну. Тем более, — тяжело вздохнул он, — что и Лена вряд ли выкарабкается. Но ведь теперь, когда мы здесь, ничего исправить уже нельзя. Да и раз мы все-таки продолжаем думать, видеть и даже беседовать, — значит, не так уж все и плохо, — подмигнул он Мишке.

Мишка почувствовал, как в душе его заворочался гнев. Что же Олег за человек, что его ничего в мире, кроме собственного благополучия не интересует?

— А если для твоей дочери не все кончено? И не для неё одной? — вкрадчиво спросил Мишка. — Туда придут другие. И все повторится.

— Ну а я что могу сделать? — повысил голос Олег. — Остаться там добрым привидением?

Миша смерил его взглядом.

— Я сделаю все возможное, чтобы вернуться назад. И чтобы остановить зло, какое бы обличие оно не принимало.

Олег ответил коротким смешком.

— Молодость, молодость. Жажда подвига и славы!

— Да пошел ты, — дернулся Мишка. — Видал я твою славу на Майдане, в белых лакированных галошах! — Выдал, и сам опешил, от состряпанной, в запале эмоций, тирады. — Ты — пожил. Тебе, может быть, сдохнуть, — даже на руку. Ты же любитель новых впечатлений, которых теперь — хоть отбавляй. А мне только двадцать! Я бы с удовольствием ещё годков, эдак, пятьдесят потянул. Можно и с хвостиком. У меня на мою жизнь планы были. Я хотел закончить учиться, влюбиться, жениться, простроить дом, вырастить детей, поглядеть на внуков. Иногда по выходным с друзьями ходить на футбол, на рыбалку, просто на банальную пьянку, ругаясь из-за этого с женой. Вести ребёнка в школу! Учить с ними уроки. Состариться, наконец, стать мудрым. И без страха глядеть на закат.

И ничего этого у меня никогда уже не будет! Понимаешь? Ни-ко-гда. Потому что здешние туманы — это совсем другое, иное, ненастоящее. Я так и останусь двадцатилетним. Потому что вслед за твоей дочерью ввязался в это дерьмо. — Мишка поймал себя на мысли о том, что злится на Ленку, как если бы она была в чем-то виноватой. Но в чем её вина? — Меня озноб до сих пор прошибает, — сменил он тему, чтобы отделаться от неприятного, необъяснимого чувства раздражения, — как вспомню эту тварь за раковиной, дрочившую растекающийся под руками член! Фу, мерзость.

Олег молчал, понурив голову. Мишка дотронулся до его руки, про себя удивившись, что осязательные чувства ни как не изменились:

— Нельзя это так оставлять, понимаешь?

Дверь распахнулась, на пороге возникло ангельское, иначе не назовешь, видение. Девица-красавица, не старше двадцати. Волосы — золото. Глаза — васильки. Выражение лица благостное и умиротворенное.

— Михаил Зеленков, — пропело видение. — Следуйте за мной.

Михаил повиновался. Что ещё ему оставалось?

Они проплыли, — неизвестная девушка впереди, она за ней, — в комнату, по внешнему виду больше всего напоминавшему библиотеку. Шикарно обставленную.

Загадочный свет издавали светильники в виде светящихся сталактитов. Белые диваны и кресла были разбросанные в шахматном порядке, с таким расчетом, что, где бы усталость вдруг неожиданно не накатила, ты сразу сумел подарить отдых усталому телу. Если же приходила охота работать, к вашим услугам оказывались столы из красного дерева, за ними возвышались стулья на витых ножках (слава богам, без позолоты). И повсюду высились длинные стеллажи, заваленные бесчисленным количеством свитков и папок.

Девушка в белой тунике, красиво вышагивающая перед ним, подвела Мишку к группе людей, восседающей за одним из центральных столов. Больше всего мужи напоминали античных патрициатов. Белоснежные тоги и золотые лавровые венки, значительные, задумчивые выражение гладко выбритых лиц. Внимательные, доброжелательные взгляды, на дне которых плескались ум и суровость.

— Михаил Зеленков, — поклонилась девушка, перед тем, как отступить на шаг назад.

За спиной Михаила высветился голубой экран, и в нем, одно за другим, замелькали лица. Мужские и женские. Красивые и не очень. Начиная от времени, когда люди вместо одежд, носили шкуры, и до дней современности.

— Ветвь Аравиэля, — прокомментировала девушка. — Душа данной единицы ведет начало от аметистов. Выкристаллизовавшись, дозревала в ясене. Птица — орел. Животное — волкодав. Возраст — средний. В людской ипостаси имел воплощение в трех мирах: Кентуарии, Лосе, Земле. Во всех воплощениях принадлежал лишь к одной расе: человеческой. На Земле воплощался в пятый раз. Все пять раз, как и положено, по Договору, воплощение происходило в одном роду.

У Михаила челюсть все-таки отвисла. У него, оказывается, такая богатая биография, — закачаешься. Он, Михаил Зеленков, — воплощался аж!!! — в трех мирах. Почему же, теперь, когда он все-таки мертв, он не может вспомнить ни одного?

— Простите, что перебиваю, — встрепенулся он. — Если я правильно понял, то успел прожить не одну жизнь?

— Именно, — с улыбкой кивнула девушка.

— Но я ничего не помню! — возмутился Мишка.

— А вы на что надеялись? — пожал плечами один из мужчин. — Что после смерти станете богом, и все тайны мироздания прикроватным ковриком покорно лягут у ваших ног?

Именно так он и думал. И многие другие смертные — тоже. Жаль, что реальность, в очередной раз, оказалось совершенно далекой от представлений.

— Нейлинэ, — вступил в разговор ещё один мужчина, — дайте нам краткое описание предыдущих четырех воплощений на Земле.

Михаил навострил ушки на макушке. Даже на Земле среди его современников были популярны тесты и гороскопы, по теме: "Кем ты был в прошлой жизни?". Эпоха Кашпировского и Чумака плавно уходила в прошлое, вместе с памятью о длинной очереди за колбасой и вечном дефиците. Уходила, игриво помахивая на прощание хвостом с кисточкой, за которой держались различные Глоба и Гробовые.

Но здесь, в "Мировой Библиотеке", как обозвал про себя залу Мишка, информация была, что говорится "из первых рук" и "проверенных источников".

Девушка кивнула.

Экран мигнул.

На нем изобразились бесконечные смешенные леса. Камера, по началу, словно бы скользила сверху, а потом приблизила к себе изображение. Видимо, здешние патрициаты не плохо знакомы с техническими новинками.

— Первое воплощение происходило на территории Египта, в период начала Нового Царства. Рождение пришлось в правление царствования Тутмоса I.

Мишка с трудом перевел дыхания. Египет! Жаркие пески и пирамиды, — оказывается, он вовсе неспроста всегда болел им.

Нейлинэ продолжала повествование:

— Как известно, Новое Царство началось с момента осуществления Египтом завоевательной политики, давший толчок дальнейшему расцвету. В то время дельту Нила наводнили племена гиксосов, — как их тогда называли, — "царственных пастухов". Это были кочевые скотоводческие племена из Передней Азии, перешедшие через Суэцкий перешеек, и постепенно расселяющиеся в дельте Нила. Они почти полностью захватили власть в Нижнем Египте, образовав свою династию правителей и свою столицу — Аварис.

На синем экране возникло изображение Древнего Верхнего Египта

— Однако полностью подчинить себе весь Египет гиксосы так и не смогли. Хотя поражение потерпели не сразу.

Царь Сенекра в Фивах, собрав войско, двинулся на север, но был разбит. Его сын, Камос, сумел дойти почти до самого Авариса, но захватить его также не сумел. Окончательную победу над племенами гиксосов удалось одержать фараону Яхмосу, Амасису I, сыну Сенекры и младшему брату Камоса, за это жрецы обожествили его имя. Освободив Египет от гиксосов, Ясмос стал основателем восемнадцатой династии фараонов и положил начало Новому Царствованию в Египте.

Его жена, царица Яхмос-Нефертари и одновременно единокровная сестра, стала первой "супругой Бога", то есть жрицей бога Амона.

Миша с интересом слушал рассказ. Он любил историю. Хотя и не понимал, какое отношение к нему могут иметь события трех-тысячителетней, с половиной, давности.

— Наш воплощенный в первый раз на Земле родился в 1540 году до н. э., во времена царствования Тутмоса I. Отцом мальчика был довольно известный для того времени человек, но его имени история не сохранила. Он был одним из могущественных жрецов при храме Амон-Ра в Карнаке. Матерью мальчика по имени Сип, стала рабыня-азиатка. С детских лет мальчик выказывал пытливый ум; легко обучался ремеслам, и, прежде всего — инженерным и архитектурным премудростям. Сипа не плохо мог управляться с оружием, особенно с боевым топором.

Отец признал в нём свою плоть и кровь. Мальчик получил хорошее, для своего времени, образование. Быстро поднимался по карьерной лестнице того времени, — не без протекции и денежной мзды со стороны отца-жреца.

В 1524 году до н. э. Сип вошел в личную охрану царевны Хатшепсут, которая ещё при жизни отца стала "Супругой Бога", как и её бабка, верховной жрицей бога Амона. Отношения Хатшепсут и одного из приближенных телохранителей, из официальных, вскоре стали близкими. История знает нашего воплощенного под именем Сененмута.

— Кто такой Сенетмут? — не удержал вопроса Мишка.

— Один из приближенных царица Хатшепсут. В том воплощении, — Нэйлинэ повернулась к нему, обращаясь к Мише напрямую — именно она, царевна, была центральным звеном твоего существования. Любовь к ней заглушила даже ростки честолюбия в твоем сердце. Именно тебе принадлежала идея объявить происхождение царевны божественным, опираясь на то, что со времен её бабки, Яхмос-Нефертари, женщина в их роду принадлежит прежде всего богу, и способна выносить не человеческое дите во чреве своем.

Хатшепсут, в обход прав своего пасынка, объявила себя фараоном. И успешно правила Египтом более двадцати лет, обеспечив ему процветание и богатство. Наряду с возлюбленной царицей ты держал в руках судьбы мира. Ты был любим, богат и известен. Но смерть пришла к тебе жестокой. И к тебе, и к твоей царице, потому что Тутмос II, получив возможность мстить за попранные вами его законные права, не проявил милосердия. Тебя захоронили живьем, среди пустынь. Имена твоей царственной возлюбленной были стерты, и изменены, на имена предков и самого Тутмоса II.

Миша прислушался к внутренним ощущениям. Он не испытывал ничего, как если бы ему рассказывали просто историю. Безотносительно к нему, занимательную, чуть поучительную. Его "альфа-эго" не отзывалось ни единым движением на рассказ о славном прошлом. Чем-то далеким веяло от имени Хатшепсут, но её перебивали навязшие в зубах образы Нефертити и Клеопатры.

— Из жизни ты ушел, ненавидя врагов, переживая за судьбу царицы. Ибо вас разлучили, и ты не знал о выпавшем ей жребии, равно, как и она о твоем. В той жизни у тебя не осталось детей, но у твоей матери-рабыни были дети, среди потомков которых ты воплотился вновь. Во времена захватнических войн Александра Македонского один из потомков той ветви попал в Элладу, затем их потомки оказались среди древних патрициатов Рима. А далее, ведя захватнические войны в рядах римских легионеров, расселились по всей территории современной Европы.

Та ветвь, в которой тебе предстояло найти второе воплощение, причисляла себя к норманнам-викингам. Ты родился в 844 году этой эры, на территории современной Ирландии. Твоим отцом был воин-викинг, твоя мать принадлежала к кельтским племенам. Твой отец признал твою мать главной женой, и ты был их третьим сыном. Прожил обычную для того времени жизнь. Обучался владению мечом. С мечом в руках зарабатывал себе на пропитание. У тебя было две главные жены, — но ни одну из них ты не любил так, как когда-то любил Хатшепсут. От детей и наложниц у тебя было много детей, из которых ты отличал троих сыновей и дочь, ставшую твоей самой большой любовью в жизни. Ты погиб в 44 года, с мечом в руках, защищая от врагов отчий дом.

" И, скорее всего, не защитил", — скривив губы, подумал Мишка.

Почему-то в образе сурового воина-нормана, Мишка нравился себе больше, чем в образе фаворита, некогда прекрасной, как царица Савская, Хатшепсут.

— Третье твое воплощение пришлось на время царствования короля Карла II. Твой отец состоял в гильдии кузнецов, и ты готовился пойти по его стопам. Но грянула чума, выкосившая половина Лондона. Ты, как и твоя семья, оказался в числе жертв. Особенно рассказывать о том воплощении нечего, ибо тебе удалось прожить не более девятнадцати лет.

"Как и в этот раз", — с горечью подумал Мишка.

— Четвертый раз ты воплотился в 1755 году, во французской провинции Оверни, в дворянском, но малоименитом семействе. Стал католическом священником, прожил до 1793 года, когда, во время Французской Революции чернь буквально растерзала тебя голыми руками.

Мишку передёрнуло. Ну и ну! Какое бурное, у него, оказывается, прошлое.

— И это не считая воплощений в других мирах, — с подначивающей улыбкой вставил один и мужчин, видимо, прочитав его мысли. — Итак, что мы имеем? — обернулся он с вопросом к их "историку" Нейлинэ.

— Жрец — первое воплощение. Воин и крестьянин — второе воплощение. Ремесленник — третье воплощение. Священник (жрец) — четверное воплощение. Пятое воплощение не успело до конца оформиться, ибо оборвалось до срока.

Во всех воплощениях Душа не доживала до старости, умирая насильственным путем.

— Спасибо, Нэйлинэ. Вы можете отдохнуть, — мужчина развернулся в сторону Мишки. — Ну, как вам нравится ваше прошлое? — с улыбкой спросил он.

— Мне нет до него дела, — пожал плечами Мишка. — Может быть, я и умирал до срока, но незаконченных дел, заставивших о себе помнить, у меня не оставалось.

Мишке казалось, что они потратили огромное количество времени на пустоту.

— Ты прав, — задумчиво кивнул мужчина. — У тебя удивительно стабильная аура. Все нити прошлого логически завершены и оборваны, как грамотно построенное предложение с точкой в конце. — Он посмотрел на коллег. — Некоторое опасение вызывает история Сенетмута, но темный осадок, с которым жрец покидал жизнь, давно растворился. Что ж, может быть тебе пора переходить на иной уровень? Впрочем, у тебя есть возможность ещё дважды воплотиться в вашем мире. Ты можешь подумать и сообщить нам о своем решении.

— Мне нужно вернуться обратно, — заявил Мишка.

— Что вы сказали? — невозмутимо переспросил один из мужчин, но так, что всем вокруг стало понятно, что Мишка совершил большую глупость, обращаясь таким образом к Верховным. Возможно, выступающим в этом мире в образе Бога.

— Мне нужно вернуться обратно. Я расскажу Вам, почему.

И Мишка рассказал. Выслушав его, Старейшины согласились, с тем, что он — прав.

ЗЛО — всегда зло. Каждому уровню соответствует своя степень. А в квартире 123 поселилось не полагающаяся этому миру степень Зла.

Но взамен призрачной возможности переломить ситуацию к лучшему, Мишка должен был ещё дважды воплощаться на Земле. С учетом возможного будущего планеты, такого, каким его ему, — малоприятная перспектива.

Но у всего — своя цена.