"Антимир" - читать интересную книгу автора (Сергеев Сергей Викторович)

Глава 19

Выслушав вечером рассказ Марии о трансцендентном перемещении, но не тела, а всего лишь сознания, Черников призадумался.

"Оказывается, возможно, и так, и нет фактически никакого риска".

Однако размышляя далее, он всё больше и больше накручивал себя, чувство неудовлетворённости собой росло и заставляло его предпринять какие-то действия и, по возможности, немедленно.

От его спокойствия и благодушия, приобретённого в течение дня, не осталось и следа. Теперь его терзали приступы ревности и ущерблённое самолюбие.

"Какой-то недотёпа, деревянный военный, сам не может и рубля без Машки заработать, перемещается куда хочет, точно маг какой-то".

"Нет, нужно их содружество прекратить, тогда без неё он ноль".

Пока Маша была в ванной, он расхаживал по комнате, как разъярённый лев в клетке, не обращая внимания на работающий телевизор, и лишь иногда приостанавливался и прислушивался: льётся ли из крана вода. Ему не хотелось, чтобы Маша увидела его таким возбуждённым потому, что он ещё не готов честно объяснить причину своего нервного срыва.

Кран закрыли, и шум прекратился, прошло несколько томительных секунд, прежде чем стукнула щеколда, и щёлкнула магнитами дверь. Ему показалось, что лицо вспыхнуло, как бывает часто, когда бросают хворост в костёр, и пламя, быстро охватывая его, обдаёт жаром окружающих. Он прислонил правую руку тыльной стороной к щеке, разность температур присутствовала: то ли щека действительно пылала, то ли конечности были холодными, не разобрать.

Черников поспешил сесть на диван и продемонстрировать вид человека, увлечённого телевизионным сериалом.

Мария в махровом бежевом халате с распущенными волосами и расчёской в руке, не останавливаясь, проследовала в спальню.

Виктор понемногу успокаивался, и его мысли приходили в порядок. Он стал проигрывать предстоящий диалог, так как решение поговорить с Марией серьёзно на тему их приватных отношений с Хрусталёвым было окончательным.

"Иначе век воли не видать", — процитировал он, уместную в таких случаях народную фразу.

Собравшись с духом и набросав приблизительную схему монолога, он крадучись сначала заглянул, а затем и проскользнул в открытую дверь.

Маша уже готовилась ко сну, сидела на пуфике перед зеркалом и расчёсывала свои длинные волосы. Она спиной ощутила, когда он бесшумно вошёл в спальню: по спине пробежали мурашки, и показалось, что свет лампы напрягся и засветил ярче, стараясь преодолеть надвигающуюся тьму.

Мария знала, что неприятного разговора не избежать, Виктор копил отрицательную энергию весь вечер. Она стекалась в их жилище отовсюду, просачивалась сквозь закрытые двери и распахнутые окна, балкон, концентрировалась и сгущалась, и как ей не собираться, если приглашают и зовут. Это ещё не зло, но близкое к нему, это её вместилище, это её накопитель.

Но Маша ожидала чего-то подобного, и потому вслед за холодными мурашками пробежала тёплая волна и согрела спину.

"Ну, вот и всё, а ты боялась".

— Маша, ты должна выслушать меня, я хочу с тобой поговорить серьёзно, — начал свою заготовленную речь Виктор, остановившись посредине комнаты у торца двуспальной кровати и положив руки на её спинку.

— Я слушаю очень внимательно, — ответила она ему, однако продолжила расчёсываться и лишь слегка поменяла ракурс, чтобы теперь хоть в пол-оборота, но видеть говорящего с ней мужа.

Такие её действия немножко смутили Виктора, и он, пропустив пафосную преамбулу, сразу же выложил суть разговора:

— Такие люди, как твой Хрусталёв, опасны, и ты должна прекратить все отношения с ним.

— Интересный поворот, и чем же они опасны? — перебила она его, повернувшись к нему в полный фас, но не прекратив работать руками и расчёской.

— Прошу не перебивай меня! — почти выкрикнул он, но опомнился и продолжил в прежнем тоне, — Они несут по миру заразу, разбрасывают вокруг себя липкое и противное семя сомнения в возможность индивидуума самостоятельно выживать, в стремление людей улучшить свой быт. Так появляются бомжи, сектанты и прочий народ с не расширенным сознанием, а наоборот, усечённым. Люди и так слабы на голову, а тут им ещё поток непонятно чего.

— Ты считаешь меня слабой на голову? — она, наконец-то, прекратила заниматься с волосами и опустила руки на колени.

— Я тебя такой не считаю. Я говорю о той серой массе людишек, которые день и ночь шмыгают по городу со своими простыми мыслишками "выжить", и не надо их сбивать с пути, не надо делать им прививку против выживания. Оттого, что их сознание поменяется, мир вокруг не станет иным, он останется прежним: жестоким и злым. Людям хочется кушать, одеваться прилично и жить в нормальных условиях, а утверждение, что всё всем хватит, ложно. Коммунизм уже строили, никому ничего не хватило, только вождям ничего не было нужно, так как только у них-то всё и было.

— А душа? — мягко спросила она и, положив на столик расчёску, взяла резинку для волос.

— Что значит душа? — переспросил Виктор уже сам себя и пояснил, — Если что-то у тебя болит, иди к врачу. Если у тебя депрессия, займись фитнесом, учёные говорят: помогает. Душу греет материальная и финансовая независимость.

— Всё? — удивилась Маша и, собрав на самой макушке хвост, зафиксировала волосы резинкой и начала скручивать в пучок.

Голова её преобразилась и приняла другой, непривычный для Виктора вид: маленькие ушки открылись, шея стала тоньше и нежней, а зашпиленный на макушке пучок придавал всей композиции вытянутость и удлинённость. Любуясь супругой, он всё же возразил ей:

— А что этого мало?

— Почти ничего, нагородил неизвестно что, коммунизм прилепил. Всё гораздо проще — уязвлённое самолюбие. Никто, никому не собирается ничего вбивать, как ты выразился "в головы".

Она встала с пуфика и задвинула его под столик трюмо, чтобы он не мешался, тем самым давая понять, что она закончила все свои процедуры и готова лечь спать.

— Зачем тогда там Рогалёв? Который тут же начнёт строчить статьи в интернете, не поверю, что это простое любопытство, — не сдавался Виктор.

— Знаешь в чём твоя проблема? — спрашивала она, проходя мимо супруга к двустворчатому шкафу-купе в углу спальни.

— В чём? — откликнулся он на её вопрос, поворачиваясь всем туловищем за ней.

— Ты меряешь людей по себе, а они оказываются лучше тебя, — произнося это, Маша сняла махровый халат и, сдвинув створку шкафа, повесила его на свободные плечики; и она, оголив плечи и колени, осталась лишь в одной ночной сорочке из шёлка серого цвета.

Виктор не заметил, как из стороны нападающей он превратился в сторону защищающуюся, но это его уже почему-то не злило, а лишь раздосадовало. Он с нескрываемой обидой в голосе воскликнул:

— Ну, спасибо, любимая, за любовь!

Мария, энергично перемещаясь по спальне и проходя мимо него к кровати с намерением лечь, также энергично бросила на ходу:

— Пожалуйста, ну ты же знаешь, что любовь слепа, и я тебя люблю такого, какой есть.

Он опять повернулся вслед за ней, оставаясь на своём прежнем месте, и продолжал возражать:

— Что-то незаметно.

— Если бы не любила, то и не боролась за тебя столько лет.

Она откинула и свернула нейлоновое покрывало, достала из-под подушки розовую махровую простынь и испытующе, посмотрела на Виктора, словно спрашивая: "Мы сегодня будем спать или нет?"

Он понял всё правильно и ответил:

— Ты ложись, а у меня ещё есть дела.

Она кивнула головой, легла в постель и укрылась на половину туловища простынкой.

— И детей бы не мечтала от тебя иметь, — высказалась совсем уж тихо, как бы продолжая вести разговор сама с собой.

Он собирался выйти, уже повернулся, но последняя фраза показалась ему достойной внимания и тогда он переспросил:

— Что ты там про детей-то обронила?

— Есть подозрения, что ты станешь папой, — громко и немного нервозно подразнила она его, — Ну, как ты рад?

Лицо его снова запылало огнём, и он, сглатывая слюну, чтобы смочить пересохшее горло, сдавленно ответил первое, что пришло на ум, надеясь, что она просто его провоцирует:

— Нам рано ещё заводить детей.

— Это тебе рано, а мне почти поздно, я не собираюсь тянуть до сорока, — резко возразила Мария.

— Маша, ты серьёзно?

— Ты же хотел поговорить серьёзно, и потом, такими вещами не шутят.

— И когда узнала об этом?

— Сегодня.

— Ты в этом уверена?

— Я? Абсолютно, осталось немного подождать и услышать вердикт врача, — она выключила торшер и накрылась полностью простынёй.

— Ладно, ты отдыхай, а мне нужно всё это переварить.

Виктор вышел из спальной комнаты, лишь прикрыв за собой дверь, чтобы она не щёлкнула замком, когда будет возвращаться. Он был обескуражен, а в голове крутилась одна и та же мысль, но в разных вариациях: "Ничего себе, поговорил серьёзно!"

Всей своей логикой он понимал, что такое могло случиться в любой день и час, как и у многих семейных пар, которые спят вместе, пусть даже планируют семью, предохраняются, но иногда происходит сбой, и они удивлённые стоят перед дилеммой: как быть?

"Парадокс: кто очень хочет иметь детей, — не имеет или с большим трудом добивается этого, а кто не хочет, — получите. Не веришь в сверхъестественное? Всё равно призадумаешься, будто кто-то караулит твои мысли и делает всё наоборот".

"Хорошо, хватит об этом, здесь рассудит только время: или я смирюсь, или Маша одумается, или само всё рассосётся. А с Хрусталёвым разберусь позже, что-нибудь придумаем с подставой, чтобы ему стало стыдно, он же у нас совестливый, вот сам и уйдёт".

Он прошёл на кухню, освободил стол от утвари: убрал розетки с вареньем и солонку с перечницей, достал из файла договор купли-продажи квартиры экземпляр Помпеева и начал заниматься корректировкой документа. Закончил, не затратив и десяти минут. Осмотрев свои труды: всё нормально, ни сучка, ни задоринки. Подумал поставить свою уже подпись под своими инициалами, но решил делать это одновременно на всех трёх.

"Так будет правильно".

Перемещения двух других экземпляров заняли больше времени, чем он ожидал, так как возникли непредвиденные трудности, но справился. Закончив с корректировкой текста и в этих документах, он расписался обыкновенной шариковой ручкой во всех нужных местах.

"Что у нас осталось? В книге нотариуса и электронной базе ещё днём всё поменял. Осталось переместить всё обратно и очистить реестр продавца, возможно и не нужно этого делать, тогда будет логика: откуда ползли слухи о Помпее. Кстати, хорошая идея, но нужно посоветоваться с главными героями, оставлю на завтра".

Он переместил два экземпляра туда, откуда и взял их, а свой спрятал в файл. Удовлетворённый он выключил свет на кухне и прошёл в комнату, где всё это время работал телевизор. Плюхнувшись на диван, он пробежал по всем каналам, его ничего не привлекло, тогда он выключил его и посмотрел на браслет.

"Почему не попробовать?"

И он откинулся на спинку дивана, закрыл глаза и расслабился, поначалу не предпринимая никаких попыток на трансцендентное перемещение, да он в принципе и не помнил уже, как это делать, хотя виртуально и представлял.

И огромное желание, помноженное на усилия, всё же дало результат. Трансформация сознания, т. е. осознание себя в ином пространстве, осуществилась.

Сначала он перестал ощущать своё тело, затем куда-то исчез свет люстры, который пробивался сквозь закрытые веки, потом наступила тьма, следом за ней появилось ощущение движения. Он летел во тьме, нет, не падал вниз, как обычно бывает у многих во сне, а летел; и потому слабые просветы появлялись впереди, приближались сбоку и уходили за его спину, перемещаясь назад.

Неожиданно ощущение полёта закончилось, он достиг чего-то, но не знал чего. Исчезла лёгкость и невесомость, появилась тяжесть, мрак стал гуще.

Тьма давила на него, множество тёмных шаров метались над ним, словно ноги прохожих топтали его, как грязь. И вот сквозь них он наблюдает слабый просвет, огромный сферический купол, он стремится пробиться к нему, но непонятная сила удерживает его, тянет в обратную сторону, вниз. И чем больше он прикладывает усилий, тем сильнее противодействие. Он уже выбился из сил, ему тяжело и страшно, мрак плющит его, старается раздавить и поглотить, объединиться с ним в однородную субстанцию.

И вдруг, свет, бледный, не яркий, но свет. Во тьме он кажется лишь светлым пятном на чёрном небе. Но он делает своё дело, а тьма его уважает и сторонится: чёрные шары расступились и дали больше света, и он увидел огненный шар, который двигался к нему и говорил с ним без слов: "Пойдём со мной". И он пошёл за ним, а с боков его ударяли и мешали двигаться, но он шёл за светом. И тут свет погас, а его стало лихорадить, и тогда он открыл глаза.

"Виктор, ты сдурел, ты опять за своё?", — испуганная Мария перестала его трясти за плечо, увидев, что он очнулся.

Он опустил взгляд на её вторую руку, на запястье браслет с серебристым блеском, но пальцы сжимали и второй браслет, который переливался иссиня-чёрным цветом, цветом вороненой стали.

Запястье его правой руки было свободно, значит это его браслет.

"Как он оказался у неё в руке, — оживилась первая мысль в его голове, — наверное, сняла? А зачем? Что же это было?"

— Ну, как отошёл? — взволновано спрашивала Маша.

Она села с ним рядом на диван и безотрывно вглядывалась в его лицо.

— Я видел огненный шар, похожий на…, - и он запнулся, стараясь подыскать подходящее слово для сравнения, — шаровую молнию, хотя и её я никогда не видел, но представлял именно такой.

— Это, наверное, была я, — обрадовано произнесла Мария.

— Ты? — удивлённо спросил он и, повернувшись к ней, стал пристально рассматривать её.

Радостная улыбка моментально испарилась с её лица. Волнение пробежало по всему телу Марии, ей казалось, что сейчас последует новый вопрос: "Кто ты?"

Однако Виктор натянуто и криво улыбнулся и спросил иначе:

— Ты ничего не путаешь, Маша? Я говорю про огненный шар, там ещё были чёрные шары. Они пытались меня раздавить.

— Славу богу, что всё обошлось, — выдохнула она, — я тебе расскажу завтра утром про этот шар, а ты мне пообещай, что никогда в одиночестве не будешь повторять таких экспериментов.

— Обещаю, — покорно согласился он, — ты видела то, что видел и я?

— Конечно, — ответила она, — иначе как же я узнала бы, что ты в беде?

— Так эти ведения не галлюцинации? — удивился своему же выводу Виктор.

— Разумеется.

Она встала с дивана и потянула его за руку, чтобы и он поднялся вслед за ней:

— Витя, ты устал, идём в спальню, а утром, отдохнувшие, поговорим обо всём.

— Хорошо, — спокойно согласился он, но оставался на месте, — а браслет?

— А что браслет? — переспросила она и посмотрела на то, что было в её руке.

Браслет выглядел непривычно. Он не был серебристым, но и не был уже чёрным. Цветом он походил на древесную золу, структурой на застывающий свинец, в некоторых местах зольные наплывы прорывались, и тогда прогалины отдавались блеском расплавленного металла. Он, как живой, пережатый пальцами и потерявший форму круга, менялся цветовой гаммой как ползущий уж и, извиваясь, старался вытечь из крепкого сцепления на свободу, чтобы стать прежним браслетом.

— Браслет так же подождёт до утра, очистится и будет прежним, — уверенно охарактеризовала она процессы, происходящие с браслетом, — мы положим его рядом на тумбочке.

— А ты меня не бросишь? — вставая, Виктор перешёл на отвлечённую тему.

— Я? Тебя? Никогда. Что за странные мысли посещают твою голову? — ведя его за собой, Маша удивилась, но теперь уже не так, как вначале их разговора, теперь она была уверена: он адекватен, но растерян и подавлен увиденным, а это уже поправимо.

— Ну, я, правда, боюсь, что буду плохим отцом, — впервые его речь непроизвольно для него совпадала с его мыслями, наверное, потому, что его разум ослабил контроль.

— Кто ощущает в себе боязнь стать плохим отцом, никогда таким не станет, значит, у него есть совесть, а она не позволит издеваться над собой.

Она, как ребёнка, завела его в спальню и начала готовить ко сну: снимала дневную одежду и переодевала в спальную.

— Ты говоришь странные вещи.

Виктор уже самостоятельно застёгивал пуговицы летней пижамы, хотя раньше не спал в ней и облачался в неё только тогда, когда болел. Пижама для него ассоциировалась с больницей.

— В чём их странность? — переспросила Мария, подавая ему пижамные брюки.

— Ты так раньше мне никогда не говорила, словно кто-то другой, незнакомый мне человек, сейчас разговаривает со мной.

Он одел их и покорно лёг на свою половину кровати.

— Вообще-то я согласна с тобой, я и сама не знаю, мои это мысли или очередные соломоновы мудрости.

Она обошла кровать, выключила свет и устроилась на своей половине.

— А причём здесь Соломон? — спросил он, повернувшись в темноте к ней.

— Да не причём, видимо, все мудрые постигают одну и ту же истину: жить в согласии с собой.

Она нашла его голову и пригладила волосы.

— Это банально.

— Согласна. Тогда мы ещё с тобой не мудры.

Виктор молчал. Он рукой обнял Машу в районе живота и, прижавшись лбом к её плечу, словно сын к матери, засыпал с одной лишь мыслью: "Завтра! Всё будет завтра!"