"Врата судьбы" - читать интересную книгу автора (Сабатини Рафаэль)

Глава XVII ПОНСФОРТ — СЕЯТЕЛЬ ВЕТРА

На следующей неделе, в понедельник, четыре дня спустя после казни капитана Гейнора, лорд Понсфорт появился в Монастырской ограде — впервые с той памятной встречи в саду, едва не стоившей его светлости жизни.

Сэру Джону рассказали о той встречи и о вмешательстве садовников, спасших милорда. Сэр Джон горько сожалел о вмешательстве, как и о других событиях прошлой недели. Не окажись поблизости садовников, капитан Гейнор остался бы жив, а мир избавился бы от негодяя и стал чище.

Встреча сэра Джона с незваным гостем произошла в библиотеке. Первым порывом сэра Джона было не принимать лорда Понсфорта, но, поразмыслив, он все же направился в свой просторный кабинет-библиотеку, где его ждал Понсфорт. Однако с первых слов сэр Джон взял бескомпромиссный тон:

— Не кажется ли вам, сэр, что вы уже сотворили достаточно зла и после случившегося несчастья могли бы избавить нас от нежелательного визита?

Его светлость стоял со шляпою в руке, слегка опираясь на трость с аметистовым набалдашником, всем своим видом изображая оскорбленную невинность.

— Сэр Джон, — спокойно возразил он, — уверен, что вас, к сожалению, ввели в заблуждение.

— По-вашему, я ошибаюсь, полагая, что вы обрекли капитана Гейнора на смерть?

— Сильно ошибаетесь!  — воскликнул лорд Понсфорт. — Но мне ясно, на чем основаны ваши умозаключения. Тем более я рад рассеять ваши заблуждения. Вероятно, вы думаете, что арест Гарри Гейнора — следствие той злополучной ссоры в вашем саду. Но это не так, сэр. Ордер на его арест выписали за несколько дней до моего приезда, и Гарри Гейнора так или иначе должны были арестовать. На самом деле я приехал предупредить его.

— Предупредить, что вы его предали? — холодный пронзительный взгляд сэра Джона вперился в красивое смуглое лицо собеседника, и тот невольно покраснел.

— Ваши слова резки — резки и несправедливы, сэр, — ответил он.

— Лжете, милорд! — отрезал баронет. — Слышите — вы лжете!

Лорд Понсфорт выпрямился, надменно вскинув голову, и лицо его приняло жесткое выражение. Сэр Джон наблюдал за ним не без злорадства.

— Будь вы лет на двадцать моложе, сэр Джон, я просил бы вас о сатисфакции, но вы старый человек, — сказал Понсфорт, как бы смягчаясь и являя собой воплощенное терпение, — и потому я вынужден смириться и попробовать доказать вам мирным путем чудовищную несправедливость ваших слов.

— Увольте меня от продолжения! — вспыхнув, перебил его сэр Джон. — Вы можете пренебречь оскорблением, сославшись на мой преклонный возраст, а я и впрямь не в силах оскорбить вас: ведь вы снесете и пощечину и все что угодно.

— Сэр Джон! — вскинулся Понсфорт. — Не испытывайте моего терпения, или я позабуду о разнице в возрасте.

— Мне это безразлично. Есть множество молодых людей, желающих свести с вами счеты. Что вы скажете об О’Ниле или Ли, о своем бывшем друге Хэрвуде, Клинтоне, Браунриге и, наконец, о мистере Дайке, самом опытном фехтовальщике в Англии? Задумывались ли вы над тем, что произойдет, когда все эти джентльмены и другие, которых вы предали и посадили в тюрьму, выйдут на свободу? А их освободят, ведь у правительства нет оснований предъявить им обвинение в государственном преступлении. Будьте уверены, они тотчас же отомстят вам за низкое предательство, за то, что вы их продали. Или вы надеетесь, что они не знают о нем или сомневаются в вашем предательстве?

С последней встречи с Гейнором лорд Понсфорт терзался этой мыслью. Гейнор сказал его светлости прямо в глаза, что его предательство раскрыто. То, что знал Гейнор, несомненно, знали и другие заговорщики. А что, если нет? Теперь, когда Гейнора казнили, лорд Понсфорт, как за соломинку, ухватился за эту мысль. Что же касается сэра Джона, его сомнения и подозрения объясняются очень просто: он, Понсфорт, сам в завуалированной форме угрожал сэру Джону, покидая прошлый раз его дом. Лорд Понсфорт медленно покачал головой под тяжелым черным париком, придав глазам выражение грусти.

— Как глубоко вы заблуждаетесь! — тяжело вздохнул он. — Упомянутые вами джентльмены вряд ли придерживаются обо мне такого мнения. Но если кто-нибудь из них бросит мне вызов, я готов драться на любых условиях. А пока, сэр Джон, займемся делом, по которому я и прибыл сюда.

— Верно! — резко сказал баронет. — Конечно, я задерживаю вас. Так какое у вас ко мне дело? Чем скорей мы его решим, тем лучше: вы избавите меня от своего присутствия!

— Я явился предупредить вас.

— Как в свое время Гарри Гейнора? — последовал колкий ответ.

Лорд Понсфорт некоторое время молчал, все с тем же грустным выражением смотря на сэра Джона.

— Именно так, — со вздохом проговорил он наконец. — Пожалуй, мне действительно лучше уйти и предоставить нависшему над вами року решить вашу судьбу, ибо я получаю от вас одни лишь оскорбления. И все же, сэр, прошу учесть — у меня нет иного способа убедить вас, что я ничего не выигрываю от своего предупреждения, но... — добавил он с расстановкой, — я, возможно, окажусь в большом выигрыше, если вас привлекут к суду.

— Вы ошибаетесь, — сказал сэр Джон, — суд мне не грозит.

— Это вы ошибаетесь, сэр Джон. Вам угрожает опасность, серьезная опасность, вам могут предъявить обвинение в государственной измене. Других перечисленных вами джентльменов правительство не будет преследовать в судебном порядке, и я этому рад. Их освободят за неимением улик — такова политика правительства. Но вы, сэр, совсем другое дела.

— Согласен, — кивнул сэр Джон, — мне изначально невозможно предъявить какого-либо обвинения.

— Вы полагаете? — печально произнес лорд Понсфорт и снова покачал красивой головой, — Но вы кое-что упустили из виду. Вы совсем забыли, что укрывали некоего Гарри Гейнора, пресловутого якобитского агента и шпиона, — пользуюсь терминологией правительства, — впоследствии осужденного и повешенного.

Это была чистая правда. Сэр Джон, конечно, не забыл самого факта укрывательства, но действительно упустил из виду, какие оно может иметь для него последствия, если правительство пожелает привлечь его к суду. Он не ожидал такого поворота событий и теперь, когда Понсфорт привлек к этому его внимание, сэр Джон остро ощутил опасность. Он будто подошел к краю пропасти. Вся его надменность разом пропала, он ссутулился, заложил руки за спину, и лицо его приняло озабоченное выражение. Сэр Джон думал не только о том, какая опасность угрожает ему, но и о жене и о дочери. Его осторожность, граничившая с равнодушием к делу, приверженцем которого он был в душе, объяснялась именно беспокойством за близких. Если его обвинят в государственной измене, что вполне вероятно, частью наказания будет конфискация имущества, и леди Кинастон и Эвелин останутся без средств к существованию.

Последовало долгое молчание. Сэр Джон, понурив голову, размышлял. Когда он наконец поднял на посетителя встревоженный взгляд, лорд Понсфорт отметил, что лицо сэра Джона сделалось мертвенно-бледным. Но, хотя он держался теперь без былой надменности, тон и слова, обращенные к Понсфорту, были столь же бескомпромиссны.

— Стало быть, вы явились предупредить меня об этом?

— Хотелось бы, чтобы дело этим ограничилось, — ответил Понсфорт. — Однако я приехал с известием о том, что милорд Картерет решает, подписать ли ему ордер на ваш арест по обвинению в государственной измене...

Сэр Джон горько улыбнулся:

— Ваше сообщение сослужило добрую службу: если у меня и были какие-то сомнения по поводу вашей связи с правительством, то теперь их нет.

Лицо Понсфорта слегка помрачнело, но не утратило невозмутимости.

— Вы упорно отстаиваете неблагосклонное мнение обо мне, — сказал он, — Оно настолько укоренилось, что все используется для его подтверждения. Но вы ошибаетесь, сэр Джон. Мои сведения — результат дружеских отношений с министром. Эти сведения позволили мне оказать услугу друзьям, но они же, сэр, позволили людям вроде вас, не входящим в число моих друзей, неверно истолковать мои цели. Добавлю к сказанному, сэр, что в вашем случае ордер на арест был бы выдан, не окажи я некоторое давление на его светлость, Я сыграл на его дружеском расположении ко мне и посетовал на то, что первый пострадаю, если вас арестуют, ибо уповаю на честь вскоре породниться с вами.

— Я знал, что разговор закончится таким образом, — сухо заметил сэр Джон.

Понсфорт нахмурился:

— Бескорыстие моих побуждений очевидно непредубежденному человеку, и я поражаюсь вашему недоверию, сэр. Вероятно, вы решили, что я пришел торговаться с вами. Вы ждете, что я скажу: «Как опекун соизвольте дать мне разрешение жениться на вашей племяннице, а я употреблю все свое влияние на лорда Картерета, чтобы он не подписывал ордера на ваш арест». Вы этого от меня ждете, не так ли?

— Да, какого-нибудь предложения в этом роде, — признался баронет. — Но я предполагал, что вы преподнесете его в более отвлеченной, туманной форме.

Лорд Понсфорт, задумчиво поглаживая раздвоенный подбородок и сузив глаза, наблюдал за сэром Джоном.

— Позвольте привлечь ваше внимание к тому факту, сэр Джон, — начал он мягко, — что для достижения цели, которую вы мне приписываете, мне нужно лишь терпеливо, стоя в сторонке, выждать, когда вас арестуют по обвинению в государственной измене. Более того, будь я человеком своекорыстным, каковым вы меня считаете и без малейших угрызений совести называете, я бы использовал дружеское расположение его светлости и настоял на вашем немедленном аресте. Прошу не забывать: после неизбежного обвинения в государственной измене вас объявят вне закона. Полномочия, предоставленные вам по завещанию покойного мистера Холлинстоуна, будут приостановлены, по закону вы не будете иметь голоса, и вашей санкции на мой брак с вашей племянницей и подопечной больше не потребуется. Ни ваше согласие, ни ваш запрет не будут иметь юридической силы. Все это, сэр Джон, возможно, позволит вам судить обо мне более справедливо.

Но сэр Джон был явно не расположен прислушиваться к его словам, несмотря на факты, приведенные его светлостью.

— Понимаю... — протянул он, — Понимаю. Вы, стало быть, предлагаете использовать свое влияние на лорда Картерета, чтобы он не подписывал ордера на мой арест, в обмен на разрешение опекуна...

— Вы меня неправильно поняли! — прервал его лорд Понсфорт громким повелительным голосом. — Я не вступаю в сделку с вами. Мне нечего предлагать, я лишь подчеркиваю: оказывая услугу мне, вы оказываете еще большую услугу самому себе. В любом случае я приложу все усилия, чтобы спасти вас от неминуемой гибели, несмотря на оскорбления, которыми вы меня осыпали. Но просьба будущего родственника имеет надежды на успех, тогда как ходатайство постороннего, не более чем друга, обречено на отказ.

Наглость заявления Понсфорта на какое-то время лишила сэра Джона дара речи. Он считал его бесстыдным, даже сейчас, когда его сердце замирало от предчувствия смертельной опасности.

— Друга? — повторил он, скривив губы. — Слишком много чести! — сэр Джон насмешливо поклонился. — Но вы упустили из виду сущий пустяк — вы забыли про мисс Холлинстоун, про ее чувства...

У его светлости чуть было не сорвалось с языка, что мисс Холлинстоун могла бы пренебречь своими чувствами, узнав об опасности, угрожающей сэру Джону, но он вовремя спохватился. Лорд Понсфорт был в таких делах не новичком, а опытным интриганом. Он сдержал свой порыв и поклонился с выражением озабоченности и грусти на лице.

— Вы правы! — он горестно покачал головой. — Я не учел, что мисс Холлинстоун могут настроить против меня: в вашем доме все пронизано враждебностью ко мне, и ни мои объяснения, ни мои дела не меняют мнения обо мне как о человеке, предавшем соратников. Это чудовищно несправедливо, но преодолеть эту враждебность не в моих силах.

Сэр Джон, не доверяя смиренному тону незваного гостя, в упор посмотрел ему в лицо.

— Вы сами выдали себя, милорд, здесь, в этой комнате, — напомнил он. — Выдали свои истинные мотивы искателя богатых невест, коими и вдохновлялись. Что ж удивительного в том, что теперь моя племянница смотрит на вас с презрением, вполне заслуженным вами!

Лорд Понсфорт не спешил с ответом. Он вздохнул, обтерев платочком красные губы, и с видимым отчаянием пожал плечами.

— В тот день я не отвечал за себя, — начал он. — Гнусный ростовщик Исраэль Суарес перешел границы дозволенного, и я чуть не впал в отчаяние. Но, сэр Джон, если я проявил интерес к наследству вашей племянницы, это не означает, что я не проявлял интереса к ней самой, что я не любил ее! — Он устремил взгляд своих больших красивых глаз на баронета. Они был наполнены грустью. — Я бы отдал жизнь, чтоб искупить тот час, — сказал он.

— Так и сделайте, — посоветовал сэр Джон. — Возможно, так вы его искупите, если же нет — мертвые сраму не имут, и вашим страданиям придет конец.

— Сэр, вы смеетесь надо мной! — негодующе воскликнул лорд Понсфорт.

— Ни вы, ни правительство не может лишить меня права смеяться, — последовал ответ. — Скоро у меня останется лишь это право.

Его светлость взял со стола шляпу, натянул длинные перчатки с крагами для верховой езды. Напряженное лицо, сжатые губы — лорд Понсфорт разыгрывал комедию. Он понимал, что сказал все, что надо было сказать. Он посеял семена, и теперь самое время удалиться, а не затаптывать почвы — пусть семена всходят. Лорд Понсфорт не сомневался, что они взойдут. К тому же в благодарность за верную службу и в качестве возмещения некоторой несправедливости, проявленной к осведомителю в деле капитана Гейнора, лорд Картерет согласился отложить арест сэра Джона, пока от Понсфорта не поступит сигнал. А у Понсфорта не было оснований спешить.

— Несмотря ни на что, сэр Джон, — сказал он, — я не мог забыть, что какое-то время мы были друзьями.

— У меня не такая хорошая память, как у вас, — отвечал несговорчивый сэр Джон.

— Понимаю! — виконт горько улыбнулся. — У меня не только хорошая, но и благодарная память, и хотя сегодня вы оказали мне недостойный прием, я приложу все усилия, чтобы уговорить лорда Картерета не применять к вам санкций за укрывательство государственного преступника.

Сэр Джон подошел к шнурку с колокольчиком и яростно дернул его.

— Мне ненавистна сама мысль быть вам обязанным, — заявил баронет. — Прошу вас, предоставьте все естественному ходу событий.

— Понимаю, сэр Джон, — лорд Понсфорт снова изобразил смирение и покорность. — Я все понимаю, позвольте откланяться.

Сэр Джон сделал жест рукой, будто презрительно отмахнулся от посетителя. В дверях появился вызванный им лакей.

— Проводите его светлость! — приказал баронет.

Но когда он наконец остался один, с ним произошла резкая перемена, будто он сбросил плащ, в который рядился. Он тяжелой походкой подошел к письменному столу и упал в кресло. Подперев голову рукой, он бесцельно уставился в пустоту. Потом будто судорога прошла по его телу.

— Бедная моя Мария! — простонал он. — Бедная Эвелин! Господи, помоги им обеим!

Но сэр Джон поступил бы мудрее, если бы не стенал от бессилия в одиночестве, а, не скидывая с себя плаща выдержки, самолично проводил лорда Понсфорта до кареты, поджидавшей того на подъездной аллее. Тогда бы он избежал незадачи, сослужившей его светлости добрую службу, ибо, спускаясь с лестницы, лорд Понсфорт повстречал мисс Кинастон. Он задержался, чтобы поздороваться с Эвелин. Вид у него был мрачный и озабоченный. Сейчас его занимала новая мысль, до того молнией сверкнувшая в голове бывалого интригана. Да, он считал, что семена упали на благодатную почву, но вместе с тем он знал, что сэр Джон способен проявить упрямство и принести себя в жертву на алтарь мнимой верности мертвым. А потому, решил лорд Понсфорт, не помешает бросить горсть семян в еще более плодородную почву, коли у него вдруг появилась такая возможность.

— Увы, мисс Кинастон, боюсь, я привез невеселые вести вашему отцу!  — лицо милорда преисполнилось скорби.

Как и ожидал ловкий интриган, его слова взволновали девушку. Щеки ее вспыхнули, в глазах появилась растерянность.

— Что случилось? — спросила она с дрожью в голосе.

Милорд перевел взгляд на лакея, стоявшего у двери. Эвелин поняла, чего он опасается, и приняла его молчаливое приглашение. Они пошли по подъездной аллее.

— Поезжай, — приказал Понсфорт кучеру, — подожди меня у ворот.

Хрупкая Эвелин ступала рядом с его светлостью по вязовой аллее, покрытой солнечными пятнами.

— Пожалуй, хорошо, что я могу поделиться с вами, — лорд Понсфорт как бы размышлял вслух. — Очень удачно, что я вас встретил. Вам, возможно, удастся завершить то, в чем я потерпел поражение. Моя неудача — увы! — обернется серьезной опасностью для вашего отца.

Предложение Понсфорта заинтриговало и польстило Эвелин: ей доверяли завершить то, что не удалось самому милорду. Она вопрошающе устремила на него открытый взор.

— Ваш отец сильно скомпрометирован: он укрывал у себя в доме человека, осужденного за государственную измену и впоследствии повешенного. За такие действия кара почти такая же, как за измену, ибо сами по себе они предполагают почти равную степень вины.

— Что вы говорите! — вскричала Эвелин, сильно встревожившись.

— Жестокую правду, мадемуазель. Но не стоит так волноваться. Я делаю все, что в силах сделать друг, добиваясь изъятия ордера на арест вашего отца, подписанного министром.

— Ордер на арест отца! — кровь отхлынула от лица Эвелин, и она вцепилась в рукав лорда Понсфорта.

— О, нет, нет, заверяю вас, мадемуазель, дело не так безнадежно, — успокоил он девушку. — Не предавайтесь панике! Я надеюсь, что добьюсь своего. Я могу повлиять на лорда Картерета, он прислушивается к моему мнению, и можете не сомневаться, я употреблю все свое влияние, чтобы оказать вам услугу.

— Но что... что они с ним сделают, если его арестуют?

— Ох! — лорд Понсфорт вздохнул и потер подбородок. — Надеюсь, что сэра Джона все же не повесят. Нет, нет, такая опасность ему не грозит. На него наложат большой штраф. Он сведется к полной конфискации имущества.

Воображение тотчас нарисовало Эвелин страшную картину разорения и полной нищеты. Картина эта ее напугала, хотя была очень далека от действительности. Но Эвелин слишком плохо знала жизнь, чтобы критически отнестись к игре воображения, и потому пришла в ужас.

— О-о-о-о... — простонала она.

— Не следует так волноваться, — повторил лорд Понсфорт. — Разве я не сказал, что приложу все усилия, что имею большое влияние на министра? Помните об этом и не теряйте присутствия духа. — Лорд Понсфорт говорил бодро и уверенно и тем повлиял на восприимчивую Эвелин: она приободрилась и немного успокоилась. Но лицо милорда снова омрачилось. — Я смогу добиться изъятия ордера на арест сэра Джона, — сказал милорд, — лишь в том случае, если он последует моему совету. К сожалению...

— Какому же? — нетерпеливо спросила Эвелин.

Он взглянул на хрупкую миниатюрную девушку, едва достававшую ему до плеча, отметил, как элегантно причесана ее золотая головка, и тяжело вздохнул:

— Как вы знаете, я обручен с Дамарис.

— Да, да, — подхватила Эвелин, до сих пор не знавшая, по каким причинам помолвка была расторгнута.

Поспешность ее ответа подсказала Понсфорту, что Эвелин находится в неведении относительно причин расторжения помолвки, и это облегчило его задачу. Глаза его засветились от радости:

— Возможно, вы не слышали, что ваш отец возражает против нашего брака. Он не позволит мне жениться на Дамарис, пока она не достигнет совершеннолетия.

— Но почему? — изумилась Эвелин.

— Формальное соблюдение воли покойного отца Дамарис, — небрежно пояснил лорд Понсфорт. — Я умолял сэра Джона пренебречь такой мелочью, заверял его: будь я родственником, а не просто другом, мне было бы легче оказать ему услугу, тогда лорд Картерет наверняка уничтожил бы ордер на арест. Видите ли, мадемуазель, его привязанность ко мне столь велика, что он не причинит вреда никому, связанному со мной родственными узами, даже если степень родства не очень близкая.

— Тогда... тогда все просто! Отец спасен, и у меня нет повода огорчаться! — воскликнула Эвелин, подняв к могущественному собеседнику просиявшее лицо.

Но милорд, скорбно воззрившись на нее, покачал головой.

— К сожалению, ваш отец не поступится и такой мелочью, — посетовал он и добавил с грустной полуулыбкой, заметив огорчение Эвелин: — О, пусть это вас не печалит! В конце концов я ничуть не сомневаюсь, что смогу помочь вашему отцу, если буду просить за сэра Джона как друг. Но, конечно, у родственника больше шансов на успех. Я не решился ни на чем настаивать в разговоре с сэром Джоном, не решаюсь просить поддержки и у Дамарис, поскольку... надеюсь вы сохраните мою маленькую тайну, мисс Кинастон?

— О да! — с готовностью подтвердила Эвелин.

— Не решаюсь, — продолжал лорд Понсфорт, — поскольку Дамарис однажды обидела меня несправедливым подозрением, что я хочу жениться на ней из корыстных побуждений, а я никоим образом не давал ей повода для подобного умозаключения.

— Как она могла так подумать! — простодушно возмутилась Эвелин.

Лорд Понсфорт усмехнулся горькой усмешкой много повидавшего на своем веку человека, заглянувшего в самую глубину человеческого сердца и познавшего его склонность к низменным побуждениям:

— Меня могли понять превратно, подумать, будто я собирался заключить сделку, а я бы этого не хотел и потому не настаивал. Возможно, я потерпел поражение потому, что не открыл вашему отцу всей глубины угрожающей ему опасности. Зато я открыл ее вам, потому что высоко ценю ваш... ваш ум. Если вам будет угодно, при случае намекните отцу на опасность, но ни под каким видом не ссылайтесь на меня. Впрочем, возможно, вам лучше промолчать.

Иными словами, Понсфорт просил Эвелин известить об опасности ее кузину Дамарис, и она не разгадала хитрости его речей.

— Понимаю! — воскликнула она. — Конечно, я сделаю все, что смогу.

— Я в этом уверен и буду счастлив оказать услугу не только вашему отцу, но и вам, ибо речь идет и о вашем будущем.

Сняв треуголку, милорд склонился перед Эвелин в низком поклоне и прильнул губами к ее руке, словно не только прощался, но и скреплял уговор.

Тем временем они подошли к карете Понсфорта. Он сел в нее, а Эвелин все еще стояла у ворот, потрясенная услышанным от него сообщением. Кучер уже натянул вожжи, но вдруг милорд приказал ему повременить и высунул голову из окошка кареты.

— Мисс Кинастон, поразмыслив хорошенько, я решил: пожалуй, никому ничего не говорите, — сказал он. —Предоставьте действовать мне, а я уж постараюсь. Я... — голос милорда дрогнул, и он беспомощно пожал плечами, — я так боюсь обвинения в недостойных мотивах, которые мне приписываются. Лучше позабудьте все, что я вам говорил.

Милорд с мрачным видом помахал Эвелин рукой и тут же скрылся в глубине кареты, не дожидаясь ответа. Но когда карета покатилась по дороге, он самодовольно усмехнулся, подумав, что ему очень повезло с этой встречей и что он осуществил больший посев, чем предполагал, и некоторые семена пали на очень благодатную почву.