"Красный Дракон" - читать интересную книгу автора (Харрис Томас)

24

Доктор Фредерик Чилтон остановился в коридоре перед камерой Ганнибала Лектера. Чилтона сопровождали три огромных санитара. Один держал в руках смирительную рубашку и завязки для ног, другой — баллончик со слезоточивым газом. Третий стал заряжать духовое ружье специальной ампулой с успокоительным препаратом.

Лектер сидел за столом, изучая статистические таблицы продолжительности жизни, и делал выписки. Он услышал шаги, клацанье затвора ружья у себя за спиной, однако продолжал читать, ничем не показывая, что знает о присутствии Чилтона.

Чилтон распорядился еще в полдень принести газеты Лектеру. И не трогал его до вечера, пока не придумал наказания за пособничество Красному Дракону.

— Доктор Лектер, — позвал Чилтон.

— Добрый вечер, доктор Чилтон, — обернулся Лектер.

На санитаров он и не посмотрел.

— Я пришел забрать ваши книги. Все до единой.

— Понимаю. Могу ли я узнать, надолго ли вы их забираете?

— Это будет зависеть от вашего поведения.

— Это ваше собственное решение?

— Дисциплинарные вопросы находятся исключительно в моем ведении.

— Конечно в вашем. Не Грэм же потребовал лишить меня книг.

— Подойдите к сетке и завяжите себе ноги. Два раза я просить не буду.

— Пожалуйста-пожалуйста, доктор Чилтон. Надеюсь, сегодня вы принесли рубашку тридцать девятого размера, тридцать седьмой жмет под мышками.

Доктор Лектер надевал смирительную рубашку так, словно это был смокинг. Санитар перегнулся через барьер и завязал ее на спине.

— Уложите его на койку, — сказал Чилтон.

Пока санитары снимали книги с полок, Чилтон, протерев стекла очков, стал заглядывать в бумаги Лектера, приподнимая края своей ручкой.

Лежа в темном углу камеры, Лектер наблюдал за ним. Даже в смирительной рубашке в нем чувствовалось странное изящество.

— Под желтой папкой, — негромко заговорил Лектер, — вы найдете письмо из «Архивов» с отказом печатать вашу статью. Сюда его принесли по ошибке вместе с письмами, адресованными мне. Я вскрыл конверт, не разобравшись. Простите великодушно.

Покрасневший как рак Чилтон повернулся к санитару:

— Снимите сиденье с унитаза доктора Лектера.

Чилтон взглянул на таблицу продолжительности жизни.

Наверху Лектер записал свой собственный возраст — сорок один год.

— А тут что у вас? — осведомился Чилтон.

— Время, — ответил Лектер.

Заведующий научно-технической лабораторией ФБР Брайан Зеллер нес своим сотрудникам привезенные курьером чемоданчик с вещественными доказательствами и колеса от кресла. Он так быстро мчался, что плотный габардин, из которого были сшиты его брюки, свистел, рассекая воздух.

Сотрудники лаборатории, которых задержали после окончания рабочего дня, привыкли к этому свисту — сигналу, что Зеллер спешит.

Времени потеряли уже немало. Курьер весь измотался, пока до них доехал: чикагский рейс отложили из-за непогоды, потом посадили в Филадельфии, так что ему пришлось брать напрокат машину, чтобы доехать до Вашингтона.

Криминалистическая лаборатория чикагского полицейского управления работает эффективно, но для некоторых исследований у них просто нет соответствующего оборудования. Вот почему Зеллер собирался провести их здесь.

Частицы краски, найденные на двери автомобиля Лаундса, он передал для анализа на масс-спектрометре.

Беверли Кац вместе с сотрудниками отдела волос и волокон должна была обследовать колеса, снятые с кресла.

Наконец-таки Зеллер добрался до небольшого помещения, в котором было жарко, как в сауне. Здесь над газовым хроматографом склонилась Лайза Лейк. Она как раз исследовала образцы пепла, привезенного из Флориды, где расследовали поджог. Не отрываясь, она наблюдала за тем, как перо самописца вычерчивает извилистую линию на движущейся ленте.

— «Эйс». Сжиженный газ для заправки зажигалок, — пояснила она. — Вот чем он поджигал.

Ей не нужно было заглядывать в справочники — за свою жизнь она сделала столько анализов, что научилась узнавать продукцию самых разных фирм по хроматограмме.

Зеллер с трудом отвел глаза от Лайзы и сурово отчитал себя за то удовольствие, которое он испытывал, глядя на нее, да еще в рабочее время. Невозмутимо кашлянув, он протянул ей две блестящие банки, в которых продают краску.

— Из Чикаго прислали?

Зеллер кивнул.

Она осмотрела банки снаружи, проверила, как запечатаны крышки. В одной банке был пепел, собранный с кресла, в другой — образцы обугленных тканей тела Лаундса.

— Как долго образцы находились в банках?

— Не менее шести часов, — ответил Зеллер.

— Я должна указать время, когда буду печатать заключение.

Лайза проткнула крышку банки иглой массивного шприца, забирая пробу воздуха, находившегося вместе с образцами. Затем ввела содержимое шприца прямо в хроматограф и стала настраивать прибор. И вот, когда образец пошел по колонке прибора, на широкой полосе миллиметровки, скрипнув, ожил самописец.

— Нет примеси свинца… — произнесла она. — Это бензоспиртовая смесь. Редко встречается.

Она быстро пролистала папку с хроматограммами образцов.

— Марку пока не скажу. Я попробую с пентаном, а потом к вам подойду.

— Давайте, — сказал Зеллер.

В хроматографе пентан быстро уходит во фракцию, оставляя жидкости, пригодные для тонкофракционного анализа.

К часу ночи лаборатория Зеллера сделала все, что было можно.

Лайза Лейк установила марку горючего: Фредди Лаундс был облит «Сервко суприм» — смесью спирта и высокооктанового бензина.

После тщательной обработки протекторов колес на них были обнаружены волоски двух типов коврового волокна — шерстяного и синтетического. Заплесневелые частицы грунта, застрявшие там же, показали, что кресло долго стояло в прохладном темном месте.

Результаты других исследований оказались скромнее. Частицы краски с машины не совпали ни с одной маркой, которую используют автозаводы. Когда их сожгли при очень высокой температуре в спектрометре и сравнили полученный спектр с образцами из картотеки автомобильной краски, выпускающейся в стране, оказалось, что это «Дьюко» — эмаль высшего сорта, произведенная в количестве 71 538 декалитров в первом квартале 1978 года для нескольких фирм, владеющих автопокрасочными пунктами.

А Зеллер надеялся, что сможет установить марку машины и приблизительное время изготовления.

Результаты были отправлены телексом в Чикаго.

Полицейское управление Чикаго потребовало вернуть колеса от кресла, и курьеру предстояло теперь везти громоздкий сверток назад. Вдобавок в его сумку, где уже лежала другая почта, включая пакет, пришедший в Вашингтон на имя Грэма, Зеллер сунул еще и толстенное заключение экспертизы.

— Что я вам всем, почтальон, что ли? — буркнул курьер, убедившись, что Зеллер его не слышит.

В Чикаго Министерство юстиции имеет в своем распоряжении несколько небольших квартир, расположенных поблизости от здания суда Седьмого округа. Во время сессии там останавливаются присяжные, а также особо важные свидетели обвинения. В одной из квартир поселился Грэм, в другой — Крофорд.

Грэм вернулся к себе в девять часов вечера, усталый и промокший.

Хотя сегодня первый и последний раз он ел в самолете, когда летел из Вашингтона, одна только мысль о еде вызывала у него отвращение.

Наконец-то закончилась эта дождливая среда. Давно у него не было такого гнусного дня.

Лаундс уже мертв, теперь, наверное, настала его очередь. В течение дня его прикрывал Честер: и в гараже, где Лаундс держал машину, и перед редакцией, когда Грэм стоял на обожженной мостовой и, ослепленный фотовспышками, говорил, как он «переживает утрату своего друга Фредерика Лаундса».

Он собирался поехать на похороны, так же как и несколько человек из ФБР и полиции, надеявшихся, что преступник не откажет себе в удовольствии наслаждаться видом убитого горем Грэма.

На самом деле он, как ни силился, не мог обнаружить в себе ничего, кроме холодной тошноты и редких приступов нехорошей радости оттого, что сгорел Лаундс, а не он сам.

Ему казалось, что за сорок лет он ничему не научился: он просто устал.

Грэм нашел большой стакан, смешал себе мартини и выпил его, раздеваясь. Второй мартини он выпил после душа, пока смотрел по телевизору новости.

«Провалом окончилась операция ФБР по поимке маньяка по прозвищу Зубастик. В результате погиб журналист. Подробнее об этом в программе новостей „Глазами очевидца“ после рекламы». Новости еще не успели закончиться, а диктор уже называл маньяка Драконом: сотрудники «Тэтлер» вывалили телевизионщикам все, что только знали. Грэм горько усмехнулся: в четверг номера «Тэтлер» будут отрывать с руками.

Он смешал третий мартини и позвонил Молли.

Она посмотрела новости в шесть вечера, потом в десять, прочитала «Тэтлер» и знала, что Грэм играл роль приманки.

— Ты должен был мне сказать, Уилл.

— Ну должен был, должен. А может, и не должен.

— Теперь он возьмется за тебя, да?

— Рано или поздно. Хотя тут ему придется трудновато — я ведь на месте не сижу. Меня все время прикрывают, и он это знает. Ничего со мной не случится.

— Что ты там бормочешь? К стаканчику, что ли, прикладываешься?

— Так, расслабляюсь немного.

— Как ты себя чувствуешь?

— Погано вообще-то.

— В новостях сказали, что ФБР не смогло обеспечить охрану этого репортера.

— Ему следовало быть с Крофордом к тому моменту, как вышла «Тэтлер».

— В новостях его назвали Драконом.

— Да, так он себя и называет.

— Уилл, знаешь… Я хочу забрать Вилли и уехать отсюда.

— Куда уехать?

— К его дедушке с бабушкой. Они его давно не видели и будут очень рады.

— Вот как…

У родителей отца Вилли было ранчо на тихоокеанском побережье.

— Меня здесь постоянно в дрожь бросает. Вроде мы здесь и в безопасности, но почти не спим. Наверное, я так боюсь из-за того, что ты тогда учил стрелять, не знаю…

— Мне очень жаль, Молли.

«Знала бы ты, как жаль».

— Я буду по тебе скучать. И Вилли тоже будет.

Значит, она решила твердо.

— Когда вы едете?

— Утром.

— А как насчет магазина?

— Магазин хочет взять Эвелин. На осень я договор с оптовиками подпишу, буду получать процент с оборота, а она все, что сможет заработать.

— А как же собаки?

— Я попросила Эвелин позвонить в округ. Пусть там спросят, может, найдется добрый человек и возьмет… Мне очень жаль, Уилл.

— Молли, я…

— Если бы мое пребывание здесь могло тебя уберечь, я бы осталась. Но ты ведь сам не можешь никого спасти, значит, и я не могу тебе помочь, Уилл. Если мы туда уедем, тебе не надо будет думать ни о ком, кроме себя. А тот пистолет, Уилл, я в жизни больше в руки не возьму.

— А может, тебе в Окленд поехать, сходить на бейсбол?

«А, черт, не то я сказал. Что же она так долго молчит?»

— В общем, я тебе позвоню, — наконец сказала она, — или ты мне позвони туда.

Грэм чувствовал, что в его душе что-то рвется. У него перехватило дыхание.

— Давай я попрошу наших помочь тебе с переездом. Ты билет заказала?

— На чужое имя. Я подумала, что газетчики могут…

— Отлично. Я договорюсь, чтобы тебя проводили. Тебе не придется идти на посадку вместе со всеми. Из Вашингтона улетишь незаметно. Договорились? Я все устрою. Когда вылет?

— В девять сорок. Рейс сто восемнадцать «Америкэн».

— Отлично, значит, будь в восемь тридцать за зданием Смитсоновского института… где платная стоянка. Оставишь там машину. Тебя встретят. Наш человек должен, выйдя из машины, послушать часы, поднести к уху, поняла?

— Да, поняла.

— Кстати, у тебя пересадка в Чикаго? Я могу приехать в аэропорт…

— Нет. Пересадка в Миннеаполисе.

— Ох, Молли… Может, я приеду туда забрать вас, когда все кончится.

— Это было бы просто прекрасно.

«Просто прекрасно…»

— Денег у тебя хватит?

— Банк переведет мне по телеграфу.

— Какой банк?

— У «Баркли» есть отделение в аэропорту. Об этом не беспокойся.

— Я буду скучать.

— Я тоже, но ведь ничего, в общем, не изменится. Какая разница, откуда с тобой по телефону разговаривать. Вилли передает тебе привет.

— Я тоже ему передаю.

— Будь осторожен, дорогой.

Она еще никогда не называла его «дорогой». Ему это не понравилось. Ему вообще перестали нравиться новые имена: «дорогой», «Красный Дракон».

Сотрудник ФБР, дежуривший в тот вечер в Вашингтоне, любезно согласился организовать отъезд Молли.

Прижав лицо к холодному стеклу, Грэм смотрел, как далеко внизу накрываются пеленой дождя беззвучно двигающиеся машины, как серая мостовая при вспышках молнии внезапно озаряется сверкающим светом. На стекле остался след от его лба, носа, губ и подбородка.

Молли уехала. Молли с ним больше не было.

День кончился, впереди была только ночь, и голос человека, лишенного губ, будет винить его в своей смерти.

Подруга Лаундса гладила обгорелые остатки его рук.

«Здравствуйте, говорит Вэлери Лидс. К сожалению, я не могу сейчас подойти к телефону…»

— Да, к сожалению, — согласился Грэм.

Он наполнил стакан, сел за стол, стоящий у окна, и уставился на пустой стул напротив, долго смотрел перед собой, пока над стулом не появилось пятно из темных роящихся точек. Пятно постепенно принимало форму мужской фигуры. До боли щурясь, Грэм пытался разглядеть лицо фигуры, но та явно желала сохранить свои размытые черты. Скрывая лицо, фигура тем не менее внимательно смотрела на Грэма, он чувствовал это.

— Что, тяжело? Знаю, что тяжело, — пробормотал Грэм. Он был уже сильно пьян. — Тебе надо остановиться. Никого не трогай. Потерпи, пока мы тебя найдем. А если не можешь удержаться, то на — меня убей! Мне теперь все по фигу. Тебе будет лучше после того, как мы тебя возьмем. Мы теперь можем помочь тебе остановиться. Чтоб ты не хотел так сильно. Помоги мне. Хоть немного помоги. Молли уехала. Фредди мертв. Остались мы с тобой, парень, одни.

Он наклонился над столом и протянул руку, чтобы дотронуться до привидения, но оно растаяло в воздухе.

Грэм положил голову на стол, подсунув руку под щеку. При вспышках молнии он видел на оконном стекле отпечатки лба, носа, рта и подбородка — лицо, сквозь которое по стеклу сползали капли дождя. Лицо без глаз. Лицо, полное дождя.

Не первый день Грэм силился понять, что движет Драконом.

Иногда в живой тишине спален с Грэмом, казалось, пыталось заговорить само пространство, сквозь которое к своим жертвам крался Дракон.

Порой Грэм чувствовал какую-то близость к Дракону. В последние дни к нему вернулось болезненное чувство, знакомое по былым расследованиям: будто они с Драконом, хоть и в разное время суток, заняты одними и теми же делами, будто в повседневных мелочах его, Грэма, жизнь ничем не отличается от жизни Дракона. Когда Грэм ел, стоял под душем или спал, где-то в другом месте то же самое делал Дракон.

Грэм пытался влезть в шкуру Дракона. Он силился разглядеть его сквозь слепящий блеск предметного стекла микроскопа и лабораторных пробирок, увидеть его очертания сквозь сухие строчки полицейских протоколов, представить его лицо в извилистых линиях папиллярного узора. Старался как мог.

Но чтобы влезть в его шкуру, чтобы услышать холодные звуки струящейся вокруг него темноты, чтобы увидеть мир сквозь красную пелену Дракона, Грэм должен был увидеть то, что он никогда не смог бы увидеть, он должен был вернуться в прошлое.