"Суперканны" - читать интересную книгу автора (Баллард Джеймс Грэм)

Глава 3 Умопомрачение

Гигантский саговник протянул свои желтые ветви над плитками дорожки и отливающей хромом, вскинутой в прыжке фигуркой дельфинчика к лакированной парадной двери. За бугенвиллией, вьющейся по внешней стене, я разглядел обтекаемой формы балконы и зубчатую крышу большой виллы в стиле арт-деко — ее зеленоватые с синим скаты напоминали гофрированные паруса. Окна-иллюминаторы и световые люки на крыше, казалось, выходили в 1930-е годы — в исчезнувший мир Коула Портера^{16} и пляжных костюмов, лесбиянок-морфинисток и шикарных портретов кисти Тамары де Лемпика^{17}. Все сооружение было недавно покрашено заново, и фосфор, примешанный к белой краске, придавал поверхности чуть ли не люминесцентные свойства, словно эта изящная вилла представляла собой какой-то астрономический инструмент, который вел отсчет тайного времени «Эдем-Олимпии».

Это даже на Джейн произвело впечатление: не успели мы выйти из пыльного «ягуара», как она принялась разглаживать на себе помявшиеся в дороге брюки. В доме царила тишина, но где-то в саду был бассейн, наполненный неугомонной водой. Из-за отраженных ее неспокойной поверхностью зайчиков ровные стены виллы казались щербатыми. Этот же свет рябил в солнечных очках Джейн, отчего вид у нее стал какой-то раздраженный и уязвимый, как у посетителя киностудии, который ошибочно забрел в декорации не того фильма. Пенроуз почти инстинктивно подошел к Джейн, снял с нее очки и решительно сунул ей в руку.

От дороги к алюминиевым воротам рассчитанного на три машины гаража вел бетонный пандус. На нем стоял зеленоватый «рейндж-ровер» службы безопасности «Эдем-Олимпии». К водительской дверце джипа прислонился охранник в форменной одежде — стройный, довольно светлокожий негр с тонкими и почти восточноафриканскими чертами: узким носом и высоким лбом. Лезвием перочинного ножа он чистил кнопки своего мобильного телефона и молча наблюдал, как мы разглядываем дом.

Пенроуз представил нас. Говорил он через плечо, стоя спиной к охраннику, словно окружной уполномоченный — с деревенским старостой.

— Джейн, это Фрэнк Гальдер. Если понадобится, он в любое время на связи. Фрэнк, помогите доктору Синклер занести багаж в дом.

Охранник как раз собирался усесться в свой «рейндж-ровер». Он открыл дверь, и я на пассажирском сиденье увидел «Ночь нежна». Моего взгляда он избегал, но, когда повернулся к психиатру, заговорил уверенно и спокойно.

— Меня ждут в офисе, доктор Пенроуз. Я должен отвезти в аэропорт мистера Нагамацу.

— Фрэнк… — Пенроуз поднял руку, разглядывая на солнце неровные кромки своих обгрызенных ногтей, — мистер Нагамацу может подождать пять минут.

— Пять минут? — Гальдер, похоже, был поражен этими словами, словно Пенроуз просил его задержаться на пять часов или пять лет. — Служба безопасности, доктор, это как швейцарские часы. Все зависит от организации. Это высококлассное время, и вы не можете просто по своей прихоти останавливать систему.

— Знаю, Фрэнк. А человеческий мозг — что-то вроде этого замечательного старого «ягуара», о чем я вам все время и толкую. Мистер Синклер еще не оправился после серьезной травмы. А доктору Джейн нельзя уставать — у нее слишком важные пациенты.

— Доктор Пенроуз… — Джейн возилась с замком «ягуаровского» багажника, пытаясь скрыть смущение, в которое ее вогнали эти препирательства. — У меня хватит сил отнести в дом мой чемодан. Вместе с Полом.

— Нет-нет, Фрэнк горит желанием вам помочь. — Пенроуз вскинул руку в сторону Джейн — помолчите, мол. Он неторопливо направился к Гальдеру, повел плечами в полотняном пиджаке, а потом расправил их перед охранником, как боксер на взвешивании. — И потом, мистер Синклер — летчик.

— Летчик? — Гальдер взглянул на меня, его резко очерченные ноздри сузились, словно преграждая доступ запаху дорожного пота, исходившему от моей несвежей рубашки. — Летаете на планерах?

— Да нет, на самолетах. Я служил в Королевских ВВС. А дома в Англии у меня есть старенький «Гарвард».

— Ну, если летчик, — Гальдер взял у Джейн ключи и открыл багажник, — тогда другое дело.

Оставив Гальдера таскать чемоданы, мы направились к дому. Пенроуз отпер кованую калитку, и по тропинке, которая вела на застекленную террасу, мы вошли в тишину сада.

— Очень любезно с его стороны, — сказал я Пенроузу. — Таскать чемоданы входит в круг его обязанностей?

— Нет, конечно. Он мог бы пожаловаться на меня, если бы захотел. — Радуясь своей маленькой победе, Пенроуз сказал Джейн: — Я люблю все поставить с ног на голову, чтобы адреналин выделялся. Чем больше они вас ненавидят, тем больше ходят перед вами на цыпочках.

Джейн оглянулась на Гальдера, который затаскивал чемоданы через калитку.

— Не думаю, что он вас ненавидит. У него вид разумного человека.

— Вы правы. Гальдер слишком высокомерен, чтобы презирать кого бы то ни было. Но это не повод обманываться на его счет.

За домом располагался просторный сад с теннисным кортом, окруженной розовыми кустами беседкой и бассейном. У неспокойной воды стояли несколько пляжных кресел, и от влажных подушек под солнечными лучами поднимался пар. Я подумал — уж не Гальдер ли, поджидая нас здесь, устал и, быстренько раздевшись, выкупался. Потом я заметил красный мяч на трамплинной доске — с его пластиковой поверхности еще стекали капли. Я внезапно представил себе, как этот угрюмый молодой охранник скачет, словно теннисист, у задней линии вдоль кромки бассейна и швыряет мяч, чтобы поймать его, когда тот, ударившись о поверхность и взбунтуя воду, отскочит от дальней стенки.

Пенроуз и Джейн шли впереди, а когда я добрался до террасы, меня обогнал и Гальдер. Я стал подниматься по ступенькам, и он посторонился.

— Спасибо, что помогли, — сказал я ему. — Мне бы с этими чемоданами не справиться.

Он замер на мгновение, уставившись на меня своим оценивающим взглядом, в котором не было ни симпатии, ни враждебности.

— Это моя работа, мистер Синклер.

— Это не ваша работа, но все равно спасибо. Я попал в небольшую авиакатастрофу.

— Сломали колени. Вот уж не повезло, так не повезло. — Он говорил с американским акцентом, хотя и приобретенным где-то в Европе — может быть, работал охранником в местном отделении «Мобил» или «Эксон». — У вас коммерческая лицензия?

— Частная. Была, пока ее не отобрали. Теперь я издаю книги по авиации.

— Теперь у вас будет время написать свою. Многие вам позавидовали бы.

Он стоял спиной к бассейну, подрагивающие лучики отражались в бусинках воды на кобуре его пистолета. Сложен он был атлетически, но двигался легко и проворно, как профессиональный танцор, — мастер танго, который читает Скотта Фитцджеральда, а свои разочарования топит в бассейнах. На какое-то мгновение передо мной возникло странное видение: Гальдер споласкивает в бассейне свой пистолет, смывая кровь Дэвида Гринвуда.

— Держите штурвал крепче, — отсалютовал он мне вскинутой ладонью и пошел прочь. Обходя бассейн, он чуть наклонился и плюнул в воду.

Мы расположились на террасе под скатом крыши, слушая доносящиеся из соседних садов звуки — мягкие хлопки парусиновых полотнищ и журчание поливальных установок. Ниже виднелись улицы Канн, над которыми навис двойной купол отеля «Карлтон», а вдоль далекого берега неслась бесконечная цепь машин. Солнце перевалило за Ла-Напуль и теперь сверкало на порфирных скалах Эстереля, освещая наполненные лавандовой пыльцой долины, похожие на пыльные задники снятого с показа театрального спектакля. На востоке, за мысом Антиб, вырастали многоквартирные зиккураты Марина-Бе-дез-Анж; дома эти казались больше Приморских Альп, а их огромные искривленные фасады сверкали на солнце, как начищенный котел.

Бассейн успокоился. Плевок Гальдера почти растворился: течения, возникавшие в нагретой солнцем воде, растянули его в завитки, похожие на спирали туманности. Нетерпеливый плавунец оседлал один из извивов и жадно заглатывал его.

Экскурсия по дому, устроенная Пенроузом, произвела на Джейн сильное впечатление — казалось, перспектива стать хозяйкой этого внушительного особняка в стиле арт-деко потрясла ее. Я, прихрамывая, тащился за ними, а Пенроуз демонстрировал ей кухню, рассказывая о назначении керамических печек и панелей управления — всяческих циферблатов там было больше, чем на пилотском пульте. В кабинете, который представлял собой настоящий автономный офис, Пенроуз показал нам целую компьютерную библиотеку, телеметрические линии связи с больницами в Каннах и Ницце, а также банк историй болезни.

Усевшись перед монитором, Джейн затребовала рентгеновские снимки моих коленок — вместе с беспристрастными описаниями того происшествия и фотографией «Гарварда», заложившего крутой вираж на рулежной дорожке, они находились теперь в файлах клиники. Скрипя зубами, Джейн прочитала заключение патолога о редкой инфекции, которая на столько месяцев приковала меня к креслу-каталке.

— Вся самая последняя информация — чуть ли не о том, что мы ели сегодня на завтрак. Может, мне и удастся взломать файлы Дэвида…

Я похлопал ее по плечу — я был горд своей пылкой юной женой.

— Джейн, ты, чувствую, от этой Эдем-Олимпии мокрого места не оставишь… Слава богу, здесь ничего не написано о моих мыслях.

— Напишут, дорогой, напишут…

Поглядывая в сад, Джейн докончила свой спритцер^{18} — ее тянуло поскорее вернуться к монитору.

— Я дам вам список интересных ресторанов, — сказал ей Пенроуз. Он сидел посреди плетеного диванчика, раскинув руки, словно индуистский святой, и разглядывая нас в своей привычной манере. — В «Тету» в Гольф-Жуане лучшие дары моря. В «Ше Фели» в Антибе вы можете отведать любимую кровяную колбасу Грэма Грина. Для людей действия, вроде вас, Пол, это настоящее святилище.

— Сходим, — я полулежал на мягких подушках, наблюдая, как легкий самолет над Круазетт тянет за собой рекламное полотнище. — Здесь такая благодать. Все абсолютно идеально. Что же могло случиться?

Пенроуз молча уставился на меня; на лице его сперва вспыхнула, а потом, как умирающая звезда, погасла улыбка. Глаза у него закрылись, и он словно бы впал в короткую фугу^{19} — неустойчивое состояние в преддверии эпилептического припадка.

— Уайльдер… — Джейн с тревогой глянула на него и помахала рукой, чтобы привлечь его внимание. — Доктор Пенроуз… Вы…

— Пол? — придя в себя, Пенроуз повернулся ко мне. — Самолеты — это так сложно… Извините, я не расслышал, что вы говорили.

— Здесь кое-то случилось, — я махнул рукой в сторону офисных зданий бизнес-парка. — Десять человек были убиты. Почему Гринвуд сделал это?

Пенроуз застегнул свой пиджак, пытаясь спрятать мощные плечи. Он уселся прямо и заговорил едва слышным голосом:

— Говоря по правде, Пол, мы понятия не имеем. Объяснить случившееся невозможно, и эта история чуть не стоила мне работы. Эти убийства бросили черную тень на «Эдем-Олимпию». Двадцать восьмого мая были убиты семь человек из высшего звена администрации.

— Но почему?

— Крупные корпорации тоже хотели бы знать, — Пенроуз поднял руки, грея их на солнце. — Откровенно говоря, я не смог сообщить им ничего.

— Может быть, Дэвид был несчастлив? — Джейн поставила стакан. Она наблюдала за Пенроузом так, словно перед ней был помешавшийся пациент, который случайно забрел в приемный покой и вот рассказывает какую-то бредовую историю о смертоубийствах. — Мы с ним работали вместе в больнице Гая. Он был несколько высокомерен, но, в общем-то, стоял двумя ногами на земле.

— Именно, — в голосе Пенроуза слышалась убежденность. — Ему здесь нравилось, нравилась его работа в больнице, в детском приюте в Ла-Боке. Дети были от него без ума — маленькие североафриканцы, алжирские французы… в основном, брошенные семьями. Они в жизни не сталкивались ни с кем, похожим на Дэвида. Еще он помогал в Манделье, в метадоновой клинике…

Джейн разглядывала свой пустой стакан. В липком осадке на боковой стенке трепыхала крылышками завязшая мошка.

— Он когда-нибудь отдыхал? Похоже, бедняга перетрудился.

— Нет, — Пенроуз снова закрыл глаза. Он пошевелил головой — не забрезжит ли хоть лучик света во мраке внутри его черепной коробки. — Он ходил на курсы арабского и испанского, чтобы говорить с детьми в приюте. Я никогда не видел его в подавленном состоянии.

— Может быть, он перебрал антидепрессантов?

— Я ему ничего такого не выписывал. И вскрытие ничего не показало. Никакого вам ЛСД, никаких амфетаминов.

— Он был женат? — спросил я. — Жена бы наверняка заметила, если что.

— Если бы он был женат! Был у него романчик кое с кем из отдела управления имуществом…

— С мужчиной или женщиной?

— С женщиной. С кем еще? — Джейн прореагировала слишком уж темпераментно. — Гомосексуалистом он не был точно. Она что-нибудь сообщила?

— Ничего. Их роман к тому времени уже несколько месяцев как закончился. Печально, но есть вещи, которые навсегда останутся тайной.

Пенроуз нахмурился, уставившись в бассейн, и закусил ноготь. Сад теперь погрузился в тень — день клонился к вечеру, и солнце покинуло долину «Эдем-Олимпии», закатившись за верхние этажи офисных зданий, которые плыли над деревьями, как летающие каравеллы. Лицо Пенроуза побледнело — следствие нашего разговора. Теперь двигались только его руки. Они улеглись на подушки подле него и, вздрагивая и подергиваясь, жили собственной жизнью.

— А больше никто тут не замешан? — Я махнул в сторону Канн. — Может быть, какие-нибудь заговорщики со стороны?..

— Следователь ничего такого не нашел. Полицейская бригада провела тут несколько недель — восстанавливала сцены убийств. Эдакий театр под открытым небом. Можно было подумать, «Эдем-Олимпии» не дают покоя лавры Эдинбурга с его фестивалем. А зарубежные правительства тем временем требовали результатов. Сюда съехалось столько психологов, что в аэропорту перегрелись ленты транспортеров. А в конференц-зале «Нога-Хилтон» даже телевизионные дебаты устроили. Но так ни к чему и не пришли.

— Он ведь и вас пытался убить. — Джейн оттолкнула от себя стакан — сердитое жужжание насекомого действовало ей на нервы. — Вы были ранены. Как он выглядел, когда в вас стрелял?

Пенроуз вздохнул. Из его широкой груди при этих воспоминаниях словно вышел весь воздух.

— Я, слава богу, его не видел. Не уверен, что он и метил-то в меня. Я проверял что-то в фармацевтической кладовой, и как раз в этот момент разлетелась стеклянная дверь. Дэвид из коридора стрелял в профессора Берту. Когда я кое-как остановил кровотечение, его уже и след простыл.

— М-да, невесело… — Внезапно я проникся сочувствием к Пенроузу. — Ну и кошмар вы пережили!

— Дэвиду было хуже. — Пенроуз посмотрел на свои неугомонные руки, потом кивнул мне, благодарный за это проявление сочувствия. — Понимаете, Пол, это не объяснить. Наверно, какой-то глубинный психоз вызревал у него годами, какой-то кризис, уходящий корнями в самое его детство.

— Дэвид знал кого-нибудь из убитых лично?

— Всех знал. Несколько человек входили в руководство приюта в Ла-Боке, как, например, Доминика Серру, маммолог из клиники. Она много свободного времени отдавала приюту. Одному богу известно, зачем Дэвиду понадобилось ее убивать.

— Может быть, его настоящей целью была «Эдем-Олимпия»? — Джейн вынесла стакан на открытый воздух и пальцем вытолкнула мошку на свободу. — Мне-то здесь нравится, но как-то оно вызывающе богато…

— Мы думали об этом. — Пенроуз наблюдал за насекомым и улыбался, глядя, как оно маневрирует в воздухе с сердитым жужжанием. — Но «Эдем-Олимпия» — это бизнес-парк. Здесь ведь не «Метрополис» Фрица Ланга^{20}. Съездите в Ле-Канне или Грас, и вы найдете там десятки старомодных баров, где можно наслаждаться пастисом^{21}, а можете поставить на какую-нибудь лошадку в Лоншане^{22}.

— А если это как-то связано с политическими проблемами третьего мира? — предположил я. — Транснациональные корпорации — идеальная цель для террористов.

— «Ай-би-эм Юроп»? «Ниппон Телеграф»? — Пенроуз отрицательно покачал головой. — Здешние компании никак не связаны с третьим миром. Ни одна из них не использует каучук, или бокситы, или грошовую рабсилу. Сырье, которым пользуются в «Эдем-Олимпии», — это первосортная информация. И потом, политические террористы не используют людей вроде Дэвида Гринвуда. Хотя то, как он все это осуществил, — восхитительно. Он, вероятно, знал, что, как только объявят тревогу, все двери туг же крепко-накрепко задраят.

— Так оно и было?

— Крепче, чем монашка сводит колени. Когда до него дошло, что все кончено, он вернулся сюда и убил заложников — пару дежурных водителей и инженера-эксплуатационщика. Зачем он их захватил — одному богу известно…

— Постойте-ка, — Джейн сделал несколько шагов в направлении Пенроуза. — Вы хотите сказать?..

— Да, как это ни трагично, но он убил всех троих.

— Здесь? — Джейн схватила меня за запястье, ее ногти чуть не до кости впились в мою кожу. — Вы хотите сказать, что это вилла Дэвида?

— Естественно. — Казалось, что вопрос Джейн вызвал у Пенроуза недоумение. — Этот дом предназначен для педиатра клиники.

— Так значит, убийства начались… — Джейн внимательно разглядывала побеленные стены террасы, словно предполагая увидеть на них кровавые отпечатки ладоней. — Дэвид жил в этом доме?

Пенроуз опустил голову, сердясь на себя, что не сумел сдержать язык за зубами:

— Джейн, я вовсе не хотел вас пугать. Все это произошло в гараже. Дэвид пристрелил заложников там, а потом покончил с собой. Его нашли в машине.

— И все равно… — Джейн неуверенно сделала шаг по плиточному полу. — Такое странное ощущение. Оказывается, Дэвид жил и планировал все эти жуткие убийства здесь.

— Джейн, — я взял ее за руки, но она вырвалась. — Тебя что, это устраивает? Пенроуз, не могли бы мы переехать в другой дом? Мы снимем виллу в Грасе или Валлорисе.

— Да, вы бы могли переехать… — Пенроуз безучастно разглядывал нас. — Но только из-за этого возникнет масса проблем. На дома здесь большой спрос — ни одного свободного нет. В контракте Джейн оговорено, что она будет жить в «Эдем-Олимпии». Нам бы пришлось подыскивать вам квартиру рядом с торговым центром. Квартиры там, конечно, ничего, но… Джейн, извините, что расстроил вас.

— Все в порядке. — Не сводя глаз с Пенроуза, Джейн вытащила зажим из сумочки, разгладила свои длинные — до плеч — волосы и собрала их в тугой пучок. — Вы уверены, что никто не был убит здесь?

— Абсолютно. Это произошло в гараже. Говорят, все кончилось в считанные секунды. Несколько выстрелов один за другим. Как об этом подумаешь — сердце ноет.

— Ноет, — повторила Джейн обыденным, сухим тоном. — Значит, гараж?..

— Он фактически построен заново. От первоначального сооружения почти ничего не осталось. Обсудите все с Полом и завтра дайте мне знать.

— Джейн… — Я погладил ее щеку, которая теперь по цвету напоминала беленые стены. Лицо ее заострилось, как у испуганного ребенка, а косточки переносицы, казалось, вот-вот прорежут кожу. — Как ты себя чувствуешь?

— Странновато. А ты — нет?

— Мы можем переехать. Я найду какой-нибудь отель в Каннах.

Пенроуз достал свой мобильный телефон.

— Я скажу Гальдеру, чтобы отвез вас в «Мартинес». У нас там есть несколько гостевых номеров.

— Нет. — Джейн чуть отодвинула меня в сторону и взяла у Пенроуза трубку. — Я слишком устала. Мы проделали долгий путь. Нам нужно время все это обдумать.

— Хорошо. Вы ведете себя в высшей степени разумно. — Пенроуз наклонил голову — жест чуть ли не заискивающий. Хотя он и проявлял участие, его поведение меня настораживало. Он намеренно скрыл от нас тот важнейший факт, что Дэвид Гринвуд жил в этом доме и умер прямо здесь. Разумеется, Пенроуз опасался (и правильно опасался!), что Джейн ни в какую не согласилась бы подписать контракт с «Эдем-Олимпией», если бы знала об этом.

Я обвел взглядом стулья и столики на террасе — безликая, хотя и дорогая мебель фабричного изготовления. Я вдруг осознал, что Джейн здесь — такая же обслуга, как Гальдер и другие охранники, убитые водители и инженер, а потому свои чувства должна держать при себе. Уважающие себя дантисты не сетуют на то, что их богатые клиенты плохо следят за зубами. Я вспомнил то особое выражение на лице Гальдера, когда он стоял, прислонившись к двери «рейндж-ровера», и смотрел на нас, — вот, мол, счастливчики, допущенные в сей роскошный анклав.

Пенроуз попрощался с Джейн и подождал у бассейна, пока я найду свою трость. Он снова надел солнцезащитные очки, и теперь капельки пота у него под глазницами были не видны. В своем помятом полотняном пиджаке с влажными воротником и лацканами он казался одновременно хитрым и заносчивым: сознательно и без нужды провоцировал нас, но при этом не слишком интересовался нашей реакцией.

Подойдя к нему, я сказал:

— Спасибо за экскурсию. Дом просто превосходный.

— Хорошо. Может, вы и останетесь. Вашей жене здесь нравится.

— Вряд ли.

— Поверьте мне. — Улыбка, словно потерявший мачту корабль, скользнула по его лицу; бог знает, о чем он в это время на самом деле думал. — В «Эдем-Олимпии» вы будете очень счастливы.

Я проводил Пенроуза до дороги и дождался вызванной им ближайшей патрульной машины.

— Вот еще что… — спросил я. — Почему вы сказали Гальдеру, что я — летчик?

— Я ему это сказал? Надеюсь, это не очень вас задело.

— Нет. Но вы это намеренно подчеркнули.

— Ну, Гальдера трудно чем-нибудь удивить. У него тот особый снобизм, что свойствен слугам богачей. Но уж если он ваш охранник, то должен относиться к вам серьезно. Я подумал, что это поможет сломать лед.

— И впрямь помогло. Он что, летчик-любитель?

— Нет. Его отец служил в ВВС США. Они дислоцировались на базе в Манхейме. А его мать — немка, работала в гарнизонном магазине. Он бросил ее с ребенком, а теперь возглавляет небольшую авиакомпанию в Алабаме. Он был одним из немногих черных офицеров в то время. Гальдер его никогда не видел.

— Возглавляет авиакомпанию? Это звучит.

— По-моему, в ней всего два самолета. Гальдер путает авиацию со своим желанием утереть нос отцу.

— Погладили, значит, его по головке?

Пенроуз игриво хлопнул меня по плечу — удар был такой силы, что я замахнулся на него тростью. Он отошел чуть в сторону и подал знак приближающейся машине.

— Погладил по головке? Да. Но сейчас я говорю не как психиатр.

— А когда-нибудь вы говорите как психиатр?

С театральным хихиканьем Пенроуз хрястнул кулаком по подъемной двери гаража, потом бросил свое крупное тело на пассажирское сиденье «рейндж-ровера» — вплотную к водителю. Звук его ехидного смешка, добродушного, но глумливого, был поглощен шумом вибрирующих металлических реек — напоминание о преступлении, которое словно бы все еще отдавалось эхом в этом обитом сталью гараже и рвалось из него наружу в теплый августовский воздух.

Джейн ушла с террасы и теперь сидела в кабинете за компьютером, выбирая скринсейвер. Я, прихрамывая, направился к ней; расстояния этого дома уже успели меня утомить. Джейн, не отрывая глаз от монитора, протянула мне руку. Сидя в одиночестве в этой комнате, она выглядела как нельзя лучше: очаровательная инженю из пьесы Кауарда^{23}, действие которой перенесено в наши дни. Я оперся на ее плечо, радуясь возможности побыть наедине с моей умненькой молодой женой.

— Что там было, Пол? Ты его стукнул?

— Вообще-то, это он меня ударил.

— Отталкивающий тип. Ты в порядке? — Она взяла у меня трость и пододвинула мне стул. — Насчет того, кто как бьет: доктор Уайльдер Пенроуз явно бьет ниже пояса.

— Ты хочешь сказать, что он не сообщил нам сразу всю правду о Дэвиде? Это явно в его стиле. С ним нужно держать ухо востро. — Я сел рядом с Джейн и принялся разглядывать замысловатую кривулину на мониторе, вращающуюся, будто навязчивый фрагмент пейслийского узора^{24} в каком-нибудь ночном кошмаре. — Что ты о нем думаешь?

— Он интеллектуальный бандит. — Джейн стала массировать мою коленку. — Этот наезд на Гальдера из-за наших чемоданов. А как он отвратительно смотрел на этих африканских торговцев. Он расист.

— Нет. Он пытался нас спровоцировать. Гости из либеральной Англии — мы же наивны, как старые девы. Лучшего объекта и не придумаешь. А все-таки — теперь он твой коллега. Не забывай, тебе с ним нужно поладить.

— Полажу, не беспокойся. На самом деле психиатры не опасны. Вот хирургов — тех действительно нужно побаиваться.

— Похоже, ты знаешь это на собственном опыте.

— Знаю. Все психиатры тайно мечтают о самоубийстве.

— А хирурги?

— Те мечтают убивать своих пациентов. — Она развернулась на вращающемся кресле спиной к компьютеру. — Чудной у нас был денек, Пол.

— Это еще мягко сказано. Не знаю, заметила ли ты, но тут идет какая-то странная игра. Пенроуз нас испытывает. Он хочет понять, подходим ли мы для «Эдем-Олимпии».

— Я подхожу. — Джейн подняла голову, и на ее подбородке проявился оставшийся с детских времен шрамик. — Почему бы нет?

— Значит, ты хочешь остаться?

— Хочу. Здесь прекрасные возможности. Мы должны ими воспользоваться.

— Хорошо. Я буду тебе опорой.

Джейн дождалась, когда я ослаблю свои объятия, потом отстранилась, уперев руку мне в грудь:

— Пол, только вот еще что… Это важно. О Дэвиде Гринвуде мы больше говорить не будем.

— Джейн, он был мне симпатичен…

— Правда? Что-то я в этом не уверена. Ничего не поделаешь: мы никогда не узнаем, что с ним произошло. Он не вернется, так что хватит ломать о нем голову. Договорились? Ну, пошли наверх распаковываться.

Джейн шла впереди, волоча свой кожаный чемодан. Я, прихрамывая, тащился следом — в одной руке трость, в другой — две мягкие сумки. Мы добрались до спальни, и Джейн рухнула на диван цвета слоновой кости. Она потерлась щекой о шелковые подушки.

— Пол, не слишком ли это шикарно для наемного работника? Ты не спрашивал себя — почему так?

— Может быть, они пытаются всучить нам взятку? Да нет, вряд ли. Просто ты — консультант-педиатр, принадлежишь к новой профессиональной элите.

— Да брось ты. — Джей расстегнула пуговицы на блузочке. — Я всего лишь голоштанный докторишка с краткосрочным контрактом. Но все равно — главное, здешнее солнце залечит твои болячки. Еще до нашего отъезда ты снова будешь играть в теннис.

— Может, даже и тебя обыграю.

— Это входит в обязанности доктора: проигрывать своим любимым пациентам. В Бель-Эйре и Холланд-Парке это происходит каждый день.

В доме работал кондиционер. Я прошелся по всем помещениям, включая гардеробную и просторную ванную. Что бы ни говорила Джейн, мебель здесь была скорее в стиле «Нога Хилтон», чем «Версаль», и я догадался, что первоначальная обстановка была заменена. Но на обивке кресла у окна были видны следы шариковой ручки. Я сдвинул кресло в сторону, встал на колени и нащупал глубокие, натертые до блеска вмятины в ковре, оставленные колесиками. После долгого дня Дэвид Гринвуд, должно быть, просто падал от усталости в это кресло, а потом просматривал последние бюллетени от «Врачей без границ». А однажды майским утром он, положив на колени винтовку и карту «Эдем-Олимпии», сел здесь, чтобы проложить свой особенный маршрут.

Джейн встала рядом со мной, ее темные волосы падали на голые плечи. Она вышла из гардеробной и теперь, прижав к подбородку ночную рубашку, восхищенно разглядывала себя в зеркале в полный рост — что твой ребенок, нацепивший материнские вещички.

— Пол, что с тобой? — Она встревоженно поймала мою руку, словно пробуждая меня к действительности. — Ты спал стоя. В этом доме с людьми происходят всякие странности…

Она отпустила ночную рубашку — та упала на пол — и потащила меня к кровати. Я лег рядом с ней, вжался лицом в ложбинку между ее маленьких грудей, сладко пахшую нашей летней любовью. И снова задумался о том, насколько близко Джейн знала Дэвида Гринвуда. Я вдруг понял, что мы так и будем спать в этой широкой удобной кровати втроем, пока я не уговорю Дэвида уйти из моих мыслей, спуститься по белой лестнице этой сонной виллы и исчезнуть навсегда.