"Выпуск 3. Новая петербургская драматургия" - читать интересную книгу автора (Носов Сергей, Соколова Алла, Кудряшов...)

Часть вторая ЛЮБОВЬ

ДОЧЬ. О чем ты думаешь, мой принц, мой сфинкс, моя загадка? Когда ты говоришь со мной — так странно! — я почти не понимаю тебя, ибо слушая слова, я слышу нежность… Слова любви запекли мои губы любовным жаром. Мне хочется закрыть глаза.

ОН. Руки твои, любимая, белее слоновой кости, нежнее ласкового ветерка, дующего с моря, приносят отдохновение и прохладу.

ДОЧЬ. Руки твои, любимый, сладостное кольцо, крепость. О если бы вовек мне не вырваться из их плена! О не снимай цепей — пойманной птице больше не нужна воля!

ОН. Лицо твое, любимая, светло и печально, подобно Луне; хорошо путнику, которому она освещает дорогу во мраке, ищущему Пути.

ДОЧЬ. Лицо твое, любимый, — ослепление глаз моих, немота губ, жар сердца — подобно солнцу. Горе мне, если тучи закроют его от меня надолго, — ибо я не перенесу тьмы!

ОН. Тело твое, любимая, — гибкий ивовый куст, — ни ветер, ни ураган не сломают его ветвей. Раскаленному зноем телу сладостно погружаться в прохладную негу вод.

ДОЧЬ. Тело твое, любимый, — струящийся сноп света, дрожь плоти моей, оставляющее ожоги пламя — испепели или возьми к себе! Бедной былинке сладостно отдавать себя Солнцу, умереть в его объятиях — ей отрада.

ОТЧИМ (ужинает, добродушно). Хорошая ты баба, Леля. Мужики мне завидуют, слышь? А вот гонору в тебе, что в кобыле необъезженной. Мужик-то у тебя, видать, никудышный был. (Шлепает жену по заду.) Ниче, я тебя воспитую!.. Я ведь что? Я на вас вкалываю. Ты это пойми. Мне не жалко. Но надо справедливость. Она мне кто? Падчерица. Ну и получай. По своему разряду. Я ведь в три смены работаю, ты это тоже учти. Есть-пить мне надо? Я люблю, чтобы в доме у меня водочка всегда, закусочка в холодильнике — культура что б. Я ведь как привык: пришел со смены — умылся — разделся, чистота-порядок. Водочки выпил, обедец проглотил, газетку почитал, телевизор включил — кино-футбол, лежи-смотри. В постелю лег — бабу под бок. (Смеется.) Смотри — рифма! (Жует.) А другое — баловать ни к чему. Пусть спасибо скажет, что учим, да кормим. А то полезли все… Фу-ты, ну-ты!.. В актрисы!.. Мы, пскопские!.. А актрисы все — шкуры! Мне что… принесет в подоле… Ты — мать, смотри сама. Вышвырну с недоноском. Я к тому, что у нас ведь и свои могут быть, а? (Щиплет жену.) Что? Посуду убрать? Убери. Порядок, он прежде всего, да. Я до тебя с женщиной жил. Из нашего цеха. Порядок знала… К мастеру ушла. На повышение. (Смеется.) Ядреная!..

МАТЬ (одна, с виноватой улыбкой). Когда женщине за сорок, и когда все еще хочется жить, не приходится особенно выбирать, не правда ли? И что делать, если рядом с тобой оказывается совсем не тот, с кем бы ты хотела разделить свою жизнь, опять не тот, теперь уже навсегда не тот, пусть! Лишь бы не сидеть волчицей в четырех стенах, когда весь дом гудит от праздничного застолья, и когда раздаются грубые, пьяные мужские голоса за стенкой и визгливые, хмельные голоса их женщин. Они поют и дерутся, и спят вместе. И рожают детей, и снова дерутся, и спят… Я была красива и я тысячу раз могла устроить свою жизнь, а теперь — последнее благо, дарованное мне судьбой — не сидеть волчицей в четырех стенах по праздникам, когда весь дом гудит как потревоженный улей, печь пироги, пить водку и смотреть на толстые пальцы с нечистыми ногтями взявшего меня мужчины, готовить много еды, слушать его пьяную болтовню, разделять его пьяную постель, как все… Как все.

ДОЧЬ (с письмом).

ОТЧИМ (ворочается в кровати). Где шляется твоя дочь?

МАТЬ (с протянутой в руке телеграммой). Доченька, бабушка умерла!

ДОЧЬ. Что?..

ОН. Мне надо уехать, Роза.

ДОЧЬ. Ты хочешь покинуть меня, любимый? Уже? Так быстро? Луна не успела дважды осеребрить небо. Я не успела еще привыкнуть к счастью. Не покидай меня, я стану плакать.

ОН. Я скоро вернусь, Солнце.

ДОЧЬ. Ах нет, неправда!.. Возьми с собою меня, любимый! Я мальчиком переоденусь, слышишь? Я стану за тобой ходить легче тени. Не уходи, я без тебя умру, радость!

ОН. Прощай.

МАТЬ. Доченька, бабушка умерла…

ДОЧЬ (очнулась, мечется). О погоди!.. О если ты уйдешь… Погаснет солнце… Высохнет источник… Покроется коростою земля. Я захлебнусь в отчаяньи как в море. Холодный ужас мне раздавит сердце. Глаза ослепнут — дай поводыря! О оглянись!.. О если ты увидишь мои глаза, кричащие от боли!.. О если и тогда уйти посмеешь, я прокляну!.. О Боже, Боже…

(Сникает). Прости. Безумна я. Иди, куда захочешь. Прощай.

МАТЬ. Доченька, бабушка умерла…

ДОЧЬ. Что?..

БАБКА (улыбаясь). Зимой-то и мухи мрут. А чуть солнышко пригрело — и зажужжали под окнами, откуда берутся. И я, что муха, зимой меня из дому не выманишь. Лежу, как медведь в берлоге и есть неохота. Разве когда соседка прибежит, принесет что, сготовит — ноги у меня ослабли, ходить-то я уж не могу сама. А весной выползаю помаленьку на крылечко, да и сижу так, пока солнышко греет. Уж как хорошо! Как славно. Травка молоденькая старается, лезет. Почки набухли, как у роженицы грудь, того и гляди — молоком брызнут. Птички, кто кого перещебечет, поют, заливаются… Так бы вот весь век и сидела. Да и думаю, превратиться бы теперь в камень, только чтоб видеть все, да слышать, да чуять… А и помереть если, так летом. В землю-то холодную ох, как не хочется, в холодную, да сырую, да морозную… А скоро уже, скоро, зовет меня последненький мой.

ДОЧЬ. Бабушка умерла… (Дотрагивается до живота.) У меня будет сын, похожий на тебя, солнце.

ОТЧИМ (жует). У нее будет ребенок?.. Сволота!

ДОЧЬ (молитва). Господи, дай мне его, силы мои на исходе. Дай мне его на час, чтобы можно было этот кусочек жизни растянуть на полгода воспоминаний. Господи, зачем нужна тебе моя мертвая жизнь? Дай мне напиться живой влаги или возьми к себе мои усталые глаза, погаси их. Господи, возьми меня за руку и подведи к нему. Дай коснуться мне его тела, губ его ярчайших.

ОТЧИМ (один за столом, пьян). Ах ты-ы!.. Морда жидовская!.. Кто хам? Я?.. Я коммунист!.. Я уже в партию вступил, когда ты своим необрезанным… пеленки мочил!.. У меня стажа партийного больше чем у тебя зубов во рту! Христопродавец. А у меня душа есть. Понял? Знаешь ты, что такое душа российская, нюхал — нет? Я-те дам понюхать. Ты у меня понюхаешь… Да-а, брат, душа-а… она потемки. Ой, потемки!.. А только теперь в ей свет провели… лампочку Ильича. А ты мне, мля, харя твоя сионистская, в лампочку мою возьми и нахаркай!.. Продали Россию! Продали, а?.. Хто продал? Покажись! Я тя!.. (Рыдает.) Родина моя милая!.. Мамка моя!.. Кто ж тебя, мамка моя… во все места?!..

МАТЬ (отчужденно). Разведусь я с тобой, Володя. Не человек ты.

ОТЧИМ. А-а-а… и ты-ы! Приблудилась, кошка паршивая!.. Не человек я, говоришь? А кто?.. Вошь, да? Вошь! Тля! Таракан! Мышь серая! (Встает на четвереньки.) Пи-пи-пи!.. А кошка его цап-царап! И нет мышонка! А квартира вся целикомшеньки кошке блудливой! (Пригибает ее за шею к полу.) Кошке блудливой! Ах ты!.. Деревенщина! Скобариха! Заполонили город! Понапрописывались! Татарва! Спасу от вас нет!

(Отчим спокойно). Валяй, разводись. Я себе бабу всегда найду. (Неожиданно тоскливо и мощно запевает.)

(Плачет.) Господи! Отчего это так погано жить на свете, а?.. Ох, тошно мне, мерзко мне, скучно мне, Господи! Так бы вот… порешить-тя, что ль?.. Лелька!.. Лелька, постой, не уходи!.. Не уходи ты от меня, душа человечья! На-ко тебе, вот, на! (Сует деньги.) Тыща рублей! Тебе, тебе, на шубку, слышь? Купи! И девчонке… чего надо, купи, я еще дам! Еще! Не веришь? Все! Отдам!! Все!! Ни-че не жалко! Приходи-бери! (Распахивает окна, орет.) Эй, люди! Люди! Ты, парень! Парень!.. Да не бойся, да ты, ты! Подь сюда, слышишь? Подь сюда, говорю, сволочь! Царство свое раздаю! Бери — кто хошь! Кто хошь! Бери! Ну?! Пользуйся! Зачем хаму хоромы? Хам — дак ты и живи по-хамски! По-хамски!.. Растелевизорился! Скоттина!.. В хлев его! В хлев! К свиньям! (Запевает.)

ДОЧЬ-КОЛОМБИНА (кровь прилила к щекам, задыхаясь, шепчет). Сердце, пойманный зверек, желтый цыпленок, птица! Грудь не клетка, успокойся, не рвись, тише! Он приехал! Приехал! Боже…

ПЬЕРО (поет).

ТОРГОВКА ЦВЕТАМИ. Хризантемы, хризантемы, хризантемы, хризантемы…

Первая пара

ОНА. Ах, Эфрос! Ах, Эфрос! Ах, «Три сестры»! Ах, «Три сестры»!

ОН. Я вам достану, я же вам обещал, моя прелесть, я вам достану! (Целует в шею.)

ОНА (смеется). Ой, щекотно, щекотно, умираю…

Вторая пара

ОНА (задыхаясь в танце). Такое мини-мини… потом бикини… Но, главное, ты представляешь, мини!..

ОН. Мы провинциалы, старушка, но и в провинции, представь себе, возможен кое-какой ренессанс!..

ОНА. Ах, Боже мой, как я устала без ренессанса!

Третья пара

ОНА. В Москве два Университета.

ОН. Но позвольте…

ОНА. Не позволю, не позволю! Ломоносова и Патриса Лумумбы!

ОН. Чего?

ОНА. Лумумбы! Лумумбы!

Четвертая пара

ОН. Хотите, я открою вам страшную тайну? Кто убил президента Кеннеди?

ОНА (распахнув глаза). Конечно!

ОН (делает страшное лицо). Я!

ОНА. Фи! Какая гадость!

ОН. Шутка!

Пятая пара

ОН. У меня усы как у Сальвадора Дали. Я вообще похож на Сальвадора Дали. Я напишу ваше тело в виде набора закрытых ящичков и только в животе мы сделаем огромную круглую дыру сквозь которую будет просвечивать море с прыгающими вверх дельфинами…

ОНА (восторженно смотрит ему в рот). Вы гений! Гений! Скажите, когда же наконец волна сексуальной революции докатится до берегов Невы?

ОН. Разве вы не чувствуете, она уже плещется у ваших ног?

ОНА. Ах, Боже!..

ТОРГОВКА ЦВЕТАМИ. Хризантемы, хризантемы, хризантемы, хризантемы!..

КОЛОМБИНА (восторженно). О мой мальчик с хрустальным телом, вкус губ твоих ярчайших сводит меня с ума и в объятиях твоих серебряных рук я каждый раз умираю, умираю… О холодный мрамор твоего дворца, заключающий в себе солнце, не оно ли сжигает мое чрево, стоит мне ступить на его порог, я сгораю, сгораю… О благоговеющий раб, целующий руку своему господину, и у Бескрылой нет другого желания, чем быть до кончика ногтей тебе принадлежащей вещью, вещью…

ОН. Я больше не люблю тебя, Солнце.

ОН (молитва).

ДОЧЬ (поднимает голову от земли. Воет). Бабушка моя родненькая… Папочка мой родненький… Спасите меня, миленькие… Пожалейте меня, родненькие… Образумьте свое дитятко… Пожалейте свою кровиночку… Научите уму-разуму… У меня больше нет сил… нет сил… нет сил…

ОН (эхо). Господи, дай ей силы… дай ей силы… дай ей силы.

МАТЬ (улыбаясь). Отчего это теперь нет монастырей, куда можно было бы уйти всем уставшим, всем бесприютным, всем обездоленным, всем бездомным… Отчего это нет монастырей, я бы взяла свою бедную душу, как девочку за руку, и привела бы туда, где вечные тишина и покой и отдохновение от бремени жизни. И бедная моя душа отдохнула б, ибо устала она жить на этом свете и глядеть, что происходит на нем, и нет ей ни в чем радости, постыло ей все земное, все земное ей кажется тленом, бессмысленно вертящимся колесом поднимающей пыль телеги, плетущейся в никуда…

БАБКА. О как стара земля, все еще цветущая жизнью… Моя цветущая некогда грудь раздавлена ее тяжестью и тяжело дышать… О как поет ветер, как воет пурга, как крутит метель, заносит грудь мою снегом, ставшую плотью земли, грудью земли… О как покойно лежать — грудь матери-земли — мне пухом… О как трудно лежать с раздробленным — матерью-землей — сердцем… Сладка жизнь, страшна смерть… страшна жизнь, сладка смерть… Ох, да не ложитесь вы так рано в землю, детушки!..

ОТЕЦ.

МАТЬ (с радостной улыбкой). Я поставила за вас свечки, Коля, и какая-то добрая старушка научила меня молитве…

ОТЕЦ (далеко).

ДОЧЬ (с улыбкой). Дешево продам. Кому нужно сердце?.. По сниженной цене… Дешево продам… Эй! Эй, вам не нужно сердце, дешево продам!.. Кому нужно сердце? Даром отдаю…