"Звери на улице" - читать интересную книгу автора (Ефетов Марк Семенович)

Лесная история

Один на миллион

Жизнь Лесика началась на самой мягкой из подстилок, — это был сухой мох, пушистый и пахучий.

Сам Лесик не был тогда еще пушистым. От роду ему было всего лишь две-три недели, шерстка его была короткая и жесткая, глаза ничего не видели. Да он и не знал еще, что это такое — видеть, но зато он отлично понимал, как приятно лежать и сосать теплое молоко матери, прижавшись к ее животу.

Лесик приловчился сосать, не просыпаясь, Он спал и сосал, и даже потом, спустя много времени, прозрев, научившись ползать, ходить, лазать, рычать, бегать, разбираться в запахах, он вспоминал счастливые дни своего раннего детства.

Вспоминая об этом, он как бы окутывался в нежное и теплое облако и даже ощущал, как струйка согретого и чуть липкого молока окутывала рот и текла в живот.

Да, можно сказать, что такой колыбели, какую получил в первые дни своего рождения Лесик, не имел, должно быть, ни один медвежонок.

Это было дупло огромного кедра.

Вот какая квартира была у новорожденного медвежонка. И подыскала ему эту удобную квартиру мама-медведица. Она тоже была высокая; такая высокая, что самый рослый человек был бы ей еле-еле по плечо. Эта огромная зверина была нежной и ласковой матерью.

Когда ее медвежата вырастали и мама-медведица отлучала их, она ходила за продуктами: выискивала в лесу грибы, ягоды и коренья. А уж если найдет пчелиное дупло — это кондитерская. Для медведей мед вкуснее шоколада и мороженого.

Она не только кормила, но и учила уму-разуму маленьких медвежат и оберегала их от волка-разбойника.

При этом мама-медведица была строгая: чуть нашалит медвежонок, давала затрещины. Но медвежата не помнили зла — на мать ведь не обижаются, и между собой медвежата не ссорились.

Беда пришла, как всегда, нежданно. Далеко-далеко забрела мама-медведица за едой и напоролась на охотников. Так и ушла с пулей под шкурой.

В том году медведица была с маленьким медвежонком-сосунком. К счастью, мама-медведица отличалась не только ростом. Нет, медведица была ивы-сока, и умна, и хитра. Она давно приглядела благоустроенную квартиру. Всякие там ямы, даже меж корней больших деревьев, она отвергла, как сырые подвальные этажи.

Дупло в большом дереве не редкость! Но где найти такое дупло, чтобы оно было вместительным, а дерево не трухлявым? Что толку в большом, но трухлявом дупле? Только влезешь в него, повернешься, уляжешься, а оно и развалится — одни щепки вокруг и труха. Нет, такое жилье медведица обходила стороной. Гниль и труху она носом чуяла. И в конце концов добилась-таки своего. Известное дело: кто ищет, тот всегда найдет.

Бывает же такая удача: квартира совсем-совсем по вкусу. Кедр стоял прямой, как мачта. И весь район такой — сухой, не заболоченный, солнечный, и деревья одно к одному.

Не все же горестям быть — набрела и на удачу.

Загодя медведица притащила мох, разложила его, как полагается, или, проще говоря, обставила свою новую квартиру. Подумать только — даже вид из дупла был на юго-восток. И это не шутка: весной солнышко здесь раньше гостит, раньше снег сгонит, землю подсушит — все приготовит к выходу в свет. А ведь за зиму медведиха изголодается. Длинная ее Шерсть к этому времени сваляется и станет клочковатой.

Да, медведь осенью и медведь весной так не похожи, будто это два совсем разных зверя. Осенний медведь, можно сказать, курортник. Словно он только что прибыл из Артека: пушистый, похожий на мохнатый шарик, лоснящийся. Под шкурой перекатываются, как бы играя, яблоки мышц. В это время он незлобив и добродушен.

Зато весной медведь страшен. Встреча с ним не сулит ничего хорошего. Изголодавшийся, взъерошенный, длиннорылый. А тут, как назло, и поживиться нечем: недавно сошел снег, и на земле еще ничего не выросло.

Нет, сильно заспаться медведю никак нельзя. Зверь может так отощать, что потом и ноги его не понесут. А ведь известно, что зверя (не только волка, а любого зверя) ноги кормят. Медведица знала это отлично — зимовала не первый год. И как хорошо было, что присмотренный ею кедр фасадом на юг! В этой квартире зима раньше кончится, весна сюда первой придет, и раньше можно просыпаться и выходить за добычей.

Вот в какой роскошной квартире родился Лесик. Вокруг тишина — тайга. Иногда только вместо сторожа с колотушкой дятел по дереву постукает. И то постукает, постукает — и смолкнет.

Бывает еще — деревья от мороза трещат.

Умная медведица все к зиме предусмотрела. Ей мороз не страшен — нажирела; как говорят о медведях — набрала жиру. От этого стало ей теплее и ее молоко слаще. Благодать. Что говорить: берлога — жилище уютнее не придумать. В такой квартире — теплой и мягкой — медведь обычно спит развалясь и видит при этом сны один лучше другого. А снятся ему, должно быть, лакомства, съеденные за лето и осень: ягоды и орехи, рожь и рыба с тухлинкой (это для мишки самая вкуснота) и, конечно же, мед.

Спит медведь крепко. Разбудить его может только весенняя капель. Только не звуком своим, а каплями, которые падают ему на нос. Капли холодные, почти что ледяные. Только что они сосульками были. Такими кого хочешь разбудить можно.

Мама и Лесик самого разгара весны не дождались. Был конец зимы, а весны только начало. Медведиха смотрела сны, а Лесик спал и сосал, спал и сосал.

Так прошел месяц.

И вдруг в полной тишине, когда даже дятлы спать улеглись и деревьям, должно быть, надоело кряхтеть от мороза, раздались странные звуки в тайге. Будто миллион шмелей зажужжали — да все сразу, хором: зизж…ж…

Жуть. Жужжание это все ближе и ближе подвигалось к могучему кедру — медвежьей квартире.

«Что это?» — подумала медведиха. И хотя ума ей было не занимать и опыт жизни был у нее не маленький, здесь она растерялась. Жужжание, звон и скрип разбудили медведиху, а надо вам знать, что медведи это страх как не любят. Нажирели, залегли, и не трогай их. Спят, блаженствуют — только ветки над ними серебрятся. Это от медвежьего дыхания иней все зеленые иголочки, не то что ветки, серебром кроет. Для охотников такой иней бывает верной приметой. Но какие там охотники в глубокой тайге?! Медведиха такой кедр выбрала, что считала — нехоженые это места, человеку здесь делать нечего. А все равно не сразу она залегла. Приняла, можно сказать, все меры предосторожности: перед тем как лечь, встала на задние лапы и обошла кругом могучий кедр. При этом медведиха крутила толовой во все стороны, внимательно осматривая и вынюхивая все вокруг. Потом она села против ветра и напоследок втянула носом воздух.

Ни звуков, ни запахов, которые говорят об опасности. Теперь медведице можно залечь на зиму.

Умна была, хитра, но ведь на всякого мудреца довольно простоты.

Не то что охотники — лесорубы дошли в те места, что медведиха считала недоступными для человека. И шли лесорубы не только с топорами, как в прежние времена, а вооруженные всей новой техникой. У каждого лесоруба была механическая Пила с бензиновым моторчиком. Пилу эту прилаживали к дереву, пускали в ход; и по всему лесу разносилось ее жужжанье. А опилки так и били по снегу веером, как пули из пулемета.

Следом за пильщиками, так сказать пехотой лесного воинства, шли, словно танки, большие трелевочные тракторы. Это такие машины, что где хочешь пройдут — им не страшны ни топь, ни кустарник, подцепят огромный спиленный ствол и тащат его на буксире по заснеженному лесу.

Топоры у тех лесорубов были только на то, чтобы сучья счищать и еще зарубки на стволе делать. Хозяйкой на валке леса была техника. И потому лесорубы шли быстро и сумели проникнуть в самую глубь тайги, где полновластной хозяйкой считала себя медведиха.

Разбуженная шумом, который теперь уже сотрясал и заставлял дрожать ее жилище, медведица выглянула сквозь отверстие дупла. В первое мгновение она зажмурилась от яркого света и от блестящей красной шапки человека, стоявшего на коленях у корней кедра. Ну конечно же, откуда было медведихе знать, что у лесоруба это никакая не шапка, а красный металлический шлем. Такие шлемы бывают у мотогонщиков. Носят их и вальщики леса, чтобы здоровый сучок или дерево, стукнув по железу, причинило голове меньше беды. А красный шлем — это потому, что так голова человека виднее в зелени, и рядом работающий будет осторожнее.

Да, пилить и валить деревья в тайге — большое искусство. Вот и сейчас пила переливчато пела, вгрызаясь в твердую древесину кедра, плюясь во все стороны опилками, а работа подвигалась медленно: крепкий попался ствол. Не один десяток лет простоял кедр и стал от этого только тверже. У других пильщиков то там, то тут с шумом и грохотом валились деревья, а этот кедр упрямо стоял на своем корневище, будто не хотел подводить своих жильцов! Как же так: сдать квартиру, да еще кормящей матери, а потом завалиться — Самому не жить и квартирантов задавить…

Не знаю точно, это ли удерживало кедр, но факт, как говорится, фактом: долгое время не мог повалить это дерево пильщик.

Что было в это время с мамой-медведицей? Ведь никакое землетрясение не может сравниться с тем, что пришлось ей испытать.

Жилище ее тряслось и раскачивалось, и, по всей видимости, вот-вот должно было рухнуть.

Очень страшно было: солнечный луч светил прямо на красный железный шлем человека, и от этого казалось, что на голове у этого шумящего и жужжащего существа — огонь, целый костер. Как же бежать? Дорога одна — прямо на это красное пламя. А принято считать, что огня медведи боятся.

И потом, детеныш. Он спал, причмокивая во сне и поуркивая. Что делать с ним? Как разбудить? Он-то еще совсем малыш — ходить не умеет. Сразу попадет в лапы к этим красноголовым.

Притаилась медведиха в дупле, стала ждать.

И дождалась — рухнул кедр.

Медведиха вздрогнула и прижалась к дереву так, чтобы детеныш удар меньше почувствовал, чтобы его совсем не придавило.

Свалили дерево, но самое страшное оказалось впереди. Ствол подцепили и медленно поволокли. Вот когда натерпелась страха медведиха. Швыряло и бросало ее в разные стороны. При этом медведиха изворачивалась, упиралась лапами в стены дупла — что только не делала, чтобы все удары пришлись на нее и ни разу не ударили детеныша! Мать всегда мать, даже если она медведиха. Надо сказать, что мох во многом помог уберечь от ударов сосунка. Не зря медведиха с осени натаскала столько мха.

Когда ствол кедра волоком тащили через лес, маленький медвежонок даже не ушибся. К счастью, не так далеко стоял огромный тупоносый грузовик-лесовоз. Если бы медведиха выглянула из дупла, она увидела бы на радиаторе… медведя. Да, у грузовика этого была такая эмблема. Раньше у «Волги» на радиаторе был быстроногий олень, а у этой тяжелой рычащей машины — медведь.

Теперь к поваленному кедру подошли сучкорубы. Ведь армия вальщиков леса имеет в своем составе специалистов многих профессий. Первый пильщик — моторист. Его дело — спилить дерево и свалить. Но сваленное дерево — это еще не ствол: оно все в ветках и сучках. Они-то никому не нужны. Вот вторым и принимается за дерево сучкоруб с топором. Он обрубает у дерева все ветки и сучки, и дерево это превращается в ствол.

За сучкорубом идет трелевщик-тракторист. Он-то и вытаскивает ствол из леса на дорогу. А здесь строповщики в больших жестких рукавицах опоясывают ствол железными тросами и кричат крановщику:

— Эй, там, вира помалу!

Эти строповщики и обнаружили медведицу с детенышем. В темном дупле сразу не разглядеть было: мох это или медвежий мех. Притаилась мать с детенышем.

Вот тут и пришла озорная мысль строповщикам и сучкорубам: «Давайте, братцы, пошлем подарочек на лесной склад. Вот напугаются!»

Думали недолго. Может быть, если бы подольше подумали, передумали. А тут раз — и заколотили дупло большой щепой с корой. Заколачивали быстро — пока сучья обрубали. А получилось лихо: издали и не видно, что кедр с заплаткой. Так жилище медведицы спилили, повалили, обрубили и заколотили.

Затем крановщик дернул рычаг, и связанный ствол медленно поднялся на воздух. Потом еще одно движение крановщика — и старый кедр стал спускаться на платформу грузовика-лесовоза.

К первому кедровику, который приютил у себя медведицу, привалили другие стволы, и, когда вся платформа была заполнена, бригадир лесовальщиков крикнул шоферу:

— Давай трогай!

А медведиха из дупла вылезть уже не могла. Так она, прижимая к себе детеныша, протащилась волоком по неровной лесной тропинке, была поднята краном ввысь, опустилась на платформу грузовика и теперь вот ехала в машине по тряской дороге, уложенной бревнами. Это была лесная лежневая дорога.

Думаю, что мало какому медвежонку-сосунку довелось так много и разнообразно путешествовать в первые недели после рождения. А наш медвежонок за долгое путешествие даже прозрел. Хотя в темном дупле ему ничего не было видно.

Тем временем медведь на радиаторе лесовоза уперся лбом в ворота лесосклада. Шофер грузовика при этом так загудел, что задремавшая было в дороге медведиха (может быть, ее укачало) проснулась и вздрогнула.