"Про муху и африканских слонов" - читать интересную книгу автора (Тихомиров Олег Николаевич)Мой подарокЕсли вам кто-то скажет, что чудес на свете не бывает, не верьте. Спросите-ка лучше об этом бабку Лукерью, что живет в моем доме… …Все произошло из-за одноклассницы Тани Лужиной — самой обыкновенной девчонки. У нее нет ни веснушек, ни ямочек на щеках, ни больших голубых глаз, которые в книжках нередко сравнивают с лесными озерами. Но главное не то, что она моя одноклассница. И не то, что мы живем с ней в одном дворе. Главное… Ну, конечно, это самое главное — что Таня мне нравилась. И вообще я неверно сказал, что она обыкновенная. У нее был особенный смех — короткий и теплый в две нотки — будто лопнули на ветке сирени две набухшие почки. Я никогда не прислушивался к тому, как они лопаются, но мне кажется, что именно так. И когда я слышал смех этот, все во мне замирало. Я-то думал, что мое сладко-тревожное замирание никто не замечает. Как же я ошибался. Однажды на доске появилась крупная надпись: Когда мы шли с Таней в тот день домой, мне было очень неловко, и я сказал: — Знать бы, кто написал… По шее за такое дело… Но Таня лишь рассмеялась своим коротким смехом. — Подумаешь. Дурак какой-то написал. Не обращай внимания. Надпись между тем появилась еще несколько раз. Летом Таня пригласила меня на день рождения. У нее я и раньше бывал дома: забегал, чтобы взять тетрадку по математике и списать задачки. Но теперь нужно было прийти с подарком, а что ей подарить, я не мог придумать. Тогда я решил спросить у мамы. Начал издалека: — Мам, ты не знаешь, что любят женщины? — задал я вопрос словно бы невзначай. Мама вскинула брови, взглянула на меня так, будто давно не видела, потом проговорила: — Женщины любят, чтобы мужчины хорошо себя вели. — Подумав, добавила: — Могу сказать точнее. Было бы похвально, если бы мужчина не прятал свой дневник, не сбегал с уроков… — А кроме этого? — не выдержал я. — Кроме этого есть еще целая куча полезных дел. Например, навести порядок на письменном столе, помыть посуду, пропылесосить ковер… — Это и ежу понятно, — поспешил я остановить маму и направить ее фантазию в другую сторону. — А какие подарки они любят? — Женщины очень любят цветы. Я вздохнул. Цветы, конечно, отпадали. Не явлюсь же я к Тане с букетом. Даже представить смешно. Я — и вдруг с букетом. Будто жених какой… — А что еще? Кроме цветов… — О, столько всякой всячины, что невозможно и перечесть! Кому же ты хочешь сделать подарок? Мой день рождения, если ты помнишь, еще не скоро. Говорить или не говорить? Пожалуй, лучше сказать. Хоть какой-то совет получу. — Да Таньке Лужиной из третьего подъезда. У нее день рождения. Пригласила, понимаешь… — Славная девочка. Всегда здоровается. Вот тебе деньги. Только учти, подарок должен нравиться и тебе самому. Нельзя дарить что попало. Но вкусы у всех разные. И вообще жизненные задачи ты иногда решай сам. Привыкай. Легко сказать «привыкай». На что же потратить эти деньги? Я заходил в разные магазины, приглядывался… Нет, футбольный мяч ей не нужен… Авторучки? Да у нее их завались… Всякие тряпки? Я в этом не разбираюсь… Орехи? А если зуб сломает — всю жизнь буду виноватым… Книги? Я стал смотреть, что выставлено на прилавках. Ага, вот что подойдет — «Три мушкетера». Здесь и дружба, и любовь, и эти — как их там называют? — интриги… Словом, довольный покупкой, я отправился домой. Но перед самым днем Таниного рождения меня охватило беспокойство: а если мушкетеры, отзвенев шпагами, давно уже «пылятся» на ее книжной полке? Другое дело — цветы. Правильно мама сказала — женщины всегда им обрадуются. И мне вспомнился скверик, что был неподалеку от нашего дома. На днях там распустились пионы. Белые и розовые. Я-то не знал даже, что они так называются. Просто шел сквериком, а две девчонки остановились возле клумбы и принялись: «Ах, пионы!», «Ой, какие красивые!», «Какое загляденье!». Мне тогда от этих слов аж тошно стало… Но как я буду покупать цветы? Я покраснею перед продавщицей и начну заикаться. И вдруг отчаянная мысль пришла мне в голову. Точно!.. Так я и сделаю. У Тани будут мои цветы. Нужно только… не проспать. Ночью я встал, тихонько оделся и, прихватив ножницы и веревку, что были спрятаны у меня под подушкой, вышел на улицу. Возле скверика было тихо и пустынно. И все же я долго не решался ступить на газон и подойти к клумбе. Кое-где горели фонари, и на клумбу тоже падал свет, хотя и неяркий. Я осматривался по сторонам, ходил вокруг да около и не мог сделать первый шаг. Все равно как в холодную воду. Мне казалось, только начну я срезать цветы, как тут же появится сторож или милиционер и схватит за шиворот. В холодную воду надо бросаться сразу. Не оглядываясь, я побежал к клумбе. Пионов было много. При слабом освещении они мне понравились. Даже очень. А может, они понравились из-за того, что ради них я затеял эту ночную операцию? Подумалось, будто они ждут, чтобы я поскорее приступил к делу. Я достал ножницы, срезал семь или восемь пионов и обвязал букет веревкой. Нести цветы даже ночью было как-то неудобно. А если встретишь кого? Подумают: вот чудик идет, и куда он только тащится? Во дворе я вновь почувствовал беспокойство. Оставался самый важный момент операции: букет нужно было забросить в Танино окно. Второй этаж, третье слева от угла. Будь у меня в руке снежок, я б его не то что в окно — в форточку бы забросил. Но в руке букет! А промахнусь раза два — получится веник. Да и вообще, если долго кидать, весь дом разбудишь. Я прикинул в уме два случая: попаду в окно или не попаду. В первом случае я бегу в свой подъезд, во втором — бросаюсь ловить букет. «Молодец, — сказал я себе, — все предусмотрел». Размахнувшись, я с силой метнул букет. По броску понял, что не попадаю, и в тот же миг был уже под окном, чтобы ловить цветы. Раздался звон. Я втянул голову в плечи, ожидая, что сейчас посыплются осколки стекла. Но они не посыпались. Не упал и букет. Лишь тогда я сообразил, что кидал-то в распахнутое окно, значит, я все-таки попал туда… И не только попал, а… Перед глазами как бы мелькнула круглая, пузатенькая ваза, та, что стояла на серванте, а потом и та, удлиненная, овальная, что красовалась на столе… Вспоминать остальные предметы было некогда: нужно было давать деру. С утра весь дом облетела удивительная весть: ночью у бабки Лукерьи спрыгнула с буфета и разбилась кошка-копилка. Ну ладно бы просто спрыгнула («Каких чудес не бывает на Божьем свете!» — утверждала бабка Лукерья), а то ведь кошка взамен себя оставила на буфете цветы. Красные и белые. Самые настоящие. — Я, — рассказывала бабка, — спервоначалу думала, сон вижу, когда ночью-то все зазвенело. Вот, думаю, какой сон дурной. К чаму бы этот звон окаянный? Свет не зажигаю, ляжу. Перекрестилась, опять уснула. А утром-то проснулась, стала тапок надевать, гляжу — батюшки, на полу черепки и деньги монетками рассыпаны! Глянула на буфет-то, у меня аж тапок из рук: кошки нет, а на ейном месте цветы. Ну, думаю, совсем померла. Караул кричать не могу: силы нету. Рот раскрою, как рыба, а голос не идет. Крестным знаменем осенила себя — полегшало. Вот ведь какая напасть вышла. И к чаму бы такое?.. Лукерье кто верил, кто не верил. А вот к чему «такое», объяснить никто не мог. Никто, кроме меня. Будь «такое» не букетом, а чем-то иным, я бы, пожалуй, признался бабке, сказал бы, что сорвалась рука и что кидал я не в ее окно, а в соседнее. Но «такое» было букетом, поэтому я промолчал. На день рождения к Тане я все же пошел. Правда, с некоторой опаской думал: вдруг догадалась. «А, — скажет, — букетошвырятель! Привет от бабки Лукерьи», — засмеется коротким смехом в две нотки и захлопнет дверь перед моим носом. Но все обошлось. Никто ни о чем не догадался. |
||
|