"Его лучшая любовница" - читать интересную книгу автора (Уоррен Трейси Энн)

Глава 3

Спустя десять дней Тони разлегся нагишом на мягкой пуховой перине и пышных подушках. Спальню согревал неяркий огонь в камине, теплый свет свечей создавал уютное сияние. Похоже, вся атмосфера была рассчитана на романтическую чувственность. В воздухе распространялся аромат жасминового масла, на столике у кровати стояли два недопитых бокала красного вина.

Потянувшись за одним из них, он быстро осушил его, ощущая возбуждение, которое не имело никакого отношения ни к только что выпитому вину, ни к недавно завершившемуся бурному совокуплению. Рядом с ним лежала его любовница, Эрика. Ее длинные светлые волосы разметались по подушке, одна грудь обнажилась во сне. Он взглянул на пышное полушарие, но вместо интереса почувствовал только скуку. И вздохнул.

«Лондон в феврале — это так уныло!» — решил он. Особенно теперь, когда Рейф и Итан Андертон уехали из города. Три дня назад Пендрагон отправился в Уэст-Райдинг к своему семейству. Что до Итана, то никто не видел ни самого маркиза, ни его молодую жену Лили после свадьбы, которая состоялась еще на Рождество. Несомненно, они продолжают наслаждаться медовым месяцем, если верить единственному письму, которое он получил от молодого супруга. Итан сообщал, что они с Лили вернулись в Андерли — поместье маркиза — и что оба здоровы и веселы. Он еще добавил, что рассчитывает увидеться с ним в поместье Рейфа в начале марта, на крестинах недавно родившейся дочери Пендрагона.

«А сейчас, — подумал Тони, — мне придется развлекать себя самому. Вот что бывает, когда друзья влюбляются и позволяют связать себя семейными узами!»

И дело не в том, чтобы он был против их избранниц, — по правде говоря, ему нравились обе эти женщины. И все же беззаботные дни для него и двух его друзей детства остались позади. Женитьба и появление детей все меняют, как он имел случай убедиться. И в результате этого те мудрецы, которые, как он сам, предпочитают не попадаться на этот крючок, временами оказываются в одиночестве.

Не то чтобы ему трудно было чем-то себя развлечь: у него были веселые приятели и сколько угодно женского внимания, — но представители высшего света в основном разъехались из города, так что увеселений стало меньше обычного. Если, конечно, не считать того драматического эпизода в кабинете у Пендрагона, напомнил он себе.

«Какая аппетитная штучка эта Габриэла», — подумал он, смакуя ее имя, словно это был вкусный леденец.

Внезапно ощутив нетерпение, он резко повернулся: его тело оживилось, стоило ему вспомнить ее красоту. Пикантное личико, и невероятно красивые фиалковые глаза, и эти полные губы… слаще ему не встречались: нежные и аппетитные, словно только что испеченный вишневый пирог. Прошло уже много дней с момента того быстрого запретного поцелуя, но воспоминания о нем нисколько не поблекли в его памяти.

«Какая обида, что она племянница Рейфа, — подумал он. — Иначе я мог бы за ней приударить».

Но Рейф был ему другом, а ухлестывать за родственницами приятелей было не принято, особенно если одна из них только покинула детскую. Пусть Габриэла отважная и независимая, пусть прячется за маской умудренной опытом стойкости, но он распознавал невинность от одного взгляда — и уж тем более с одного поцелуя. Хотя она была горячей, и страстной, и готовой дать волю врождённой чувственности, но он безошибочно почувствовал, что она невинна. К тому же у него было твердое правило избегать девственниц. Какими бы соблазнительными они ни казались — с их яркими глазками и манящими улыбками, — флирт с ними мог привести к самым разным досадным и ненужным осложнениям, вплоть до женитьбы. Многие бойкие дебютантки пытались его заманить, но ему неизменно удавалось избегать подготовленных ими капканов. Будучи заядлым холостяком, он не имел намерения становиться жертвой хитрых маменек и их, нацеленных на брак дочурок, у которых мечтательно туманились глаза при мысли о возможности стать герцогиней.

Он предпочитал опытных женщин — вдов и замужних дам, которые знали, чего хотят, и не устраивали скандалов, когда любовная связь заканчивалась. Эрика принадлежала к числу таких: она была замужем и имела привычку регулярно менять любовников. Он был всего лишь последним в длинном списке интрижек: ее муж — рогоносец сэр Хьюитт — не в состоянии был удовлетворять ее непомерный сексуальный аппетит.

От этой мысли ему вдруг остро захотелось как можно скорее хорошенько помыться, изведя на это побольше мыла и горячей воды. Он бросил хмурый взгляд на женщину, лежащую рядом, и решил, что ему пора уходить.

Захотелось как можно быстрее оказаться дома, в своей постели, на простынях, которые пахли свежестью и крахмалом. Эрика рядом с ним потянулась и издала тихий звук, который еще больше увеличил ее сходство с довольной кошечкой. Похоже, движение Тони разбудило ее.

— Мм… Куда ты собрался? — промурлыкала она сонным голосом и протянула руку, чтобы погладить его по ноге.

— Домой. Время позднее.

— Не спеши! — возразила она, поднимая руку выше и лаская его бедро. — Хьюитт вернется только завтра. Ты только представь себе, сколько мы еще могли забавляться.

Вместо ответа он отстранился от ее прикосновения и встал. Отойдя от кровати, взялся за свою одежду, брошенную на кресле, и начал одеваться.

— В чем дело? — спросила она с детской обидой в голосе. Когда-то он находил этот тон очаровательным, но теперь он коробил, словно скрежет металла по стеклу. — Я же тебя не слишком утомила? — не сдавалась она. — Обычно ты такой ненасытный! Ты один из немногих мужчин, которые знают толк в любовных делах.

Он заправил рубашку.

— С меня вполне достаточно.

— Готова спорить, что, если ты вернешься, я смогу убедить тебя в обратном.

Лукаво улыбнувшись, она похлопала по постели рядом с собой.

Секунду он смотрел на кровать и лежащую на ней красивую женщину, а потом взял шейный платок и начал завязывать его модным узлом. На гладком лбу Эрики пролегли морщинки.

— Почему ты молчишь? Что сегодня с тобой происходит?

— Ничего. Как я сказал, время позднее и мне пора с тобой попрощаться.

Она надула губы и откинулась на подушки.

— Ну ладно, раз ты решил упрямиться… Наверное, я увижу тебя в опере через два дня, — добавила она, помолчав. — Полагаю, к этому времени твой аппетит проснется — и мы найдем способ его удовлетворить.

Он прислушался к себе, проверяя, не шевельнется ли в нем желание. Вместо этого он почувствовал… полное равнодушие, ощущение того, что все это много раз было…

Скучно!

— По правде говоря, — отозвался он, думая вслух, — я вряд ли пойду в оперу.

Она снова нахмурилась.

— О! Ты кому-то уже обещал?

— Нет. Меня просто там не будет. Послушай, Эрика, я не собирался делать это сегодня, но не вижу смысла тянуть.

Он набросил на плечи плащ, застегнув его на пару крючков.

Ее зеленые глаза потемнели.

— Боюсь, я тебя не понимаю!

— Да все ты понимаешь. Просто наши отношения потеряли прежнюю остроту.

Ее нежные щеки вспыхнули.

— Я этого не заметила. И, как мне кажется, этого не обнаружил и твой мощный жезл, когда ты этой ночью резвился со мной в постели.

Он с трудом справился с желанием тяжело вздохнуть: пришлось отказаться от надежды на мирное окончание этого разговора. Но разрыв отношений редко проходил гладко: одна сторона желала прервать связь, другая — нет.

— Я получил большое удовольствие за последние несколько недель. Ты страстная и обаятельная женщина, но нам пришла пора расстаться.

— У тебя есть другая?

— Нет. Никого нет.

Но когда он произнес эти слова, в его сознании снова встал образ Габриэлы, чье милое личико было таким же влекущим, как теплый солнечный свет в первые дни весны. Похоже, что какая-то тень этой мысли отразилась и на его лице, потому что Эрика зло сощурила глаза, а ее лицо исказилось.

— Значит, кто-то все-таки есть! Скажи мне ее имя! Я хочу знать, что за шлюшку ты обихаживал у меня за спиной! Теперь понятно, почему ты взял меня этой ночью всего один раз.

— Никакой другой женщины нет, — повторил он ровным голосом. — Но если бы и была, я не понимаю, почему это тебя трогает. Наши отношения не подразумевали моногамии. Я могу взять себе в любовницы кого пожелаю, так же как и ты вольна приглашать в свою постель кого угодно. Ведь ты замужняя женщина и не можешь говорить, будто была мне верна.

— Хьюитт не считается! — объявила она, выбираясь из постели, и, не обращая внимания на свою наготу, подошла к нему. — Он для меня ничего не значит, и ты это знаешь. Я вышла за него из-за его титула, и только. Я люблю тебя, Тони. Я раньше не говорила этого, но это так. Я… я готова уйти от него к тебе. Тебе стоит только попросить.

Он скептически выгнул бровь.

— Правда? Ты готова бросить лорда Хьюитта и жить со мной? А как же скандал, который это неизбежно вызвало бы?

В ее глазах загорелась откровенная надежда.

— Мне все равно. Другие пары переживали такие бури — и, в конце концов все налаживалось. Конечно, это было бы непросто, но если бы я развелась, мы смогли бы по-настоящему быть вместе. Всегда.

— Тебе хочется стать герцогиней, да?

Увлекшись происходящим, она не заметила холода, прозвучавшего в его вопросе.

— А какой женщине этого не хочется? Ах, дорогой, ты делаешь мне предложение? — проворковала она, гладя его по груди. — Учти, я готова ждать сколько угодно, чтобы мы смогли быть вместе.

— Не торопись, — ответил он, мягко отстраняя ее руку. — Я не имею ни малейшего желания жениться. Тебе следовало бы помнить о том, как я отношусь к этому вопросу. Полагаю, это знает весь свет, поскольку я никогда не трудился скрывать свое мнение.

Она вызывающе вздернула подбородок.

— Все мужчины так говорят, пока не женятся.

— Я утверждаю это вполне осмысленно.

— А как же дети? Тебе ведь нужен наследник!

Он презрительно посмотрел на нее.

— Пусть мой кузен получит титул, а с ним и необходимость плодить сыновей. Меня вполне устраивает то, как я живу сейчас.

— Тогда мы обойдемся без детей! — проговорила она с растущим беспокойством. — Сможем больше времени проводить друг с другом. Мы с тобой!

Она обхватила его за пояс.

Заведя руки за спину, он разомкнул ее пальцы.

— «Нас с тобой» нет. Уже нет. Эрика, все кончилось.

Она побледнела.

— Нет, не говори так! Если ты н-не хочешь жениться на мне сейчас, мы можем поговорить об этом позже. Я завтра пришлю тебе записку, чтобы уговориться о следующей встрече. Может быть, назначим ее в какой-нибудь оранжерее? Представь себе, как захватывающе было бы заниматься любовью среди экзотической растительности!

Он вполне мог себе это представить. Но — уже не с ней.

— Прощай, — сказал он решительно.

Ее лицо изменилось, в глазах вспыхнула ярость.

— Подонок! — вскрикнула она. — Мне надо было слушать друзей. Они ведь предупреждали меня, какое ты холодное, бессердечное животное!

— Так обо мне говорят? — осведомился он скучающим тоном. — Насколько я припоминаю, я никогда не обещал ничего, кроме наслаждений, — а их я предоставлял тебе в избытке. Что до любви ко мне, то мы оба прекрасно знаем, что ее заменяло плотское влечение. Ну, еще тебе хотелось бы стать герцогиней. И, несмотря на твои страдания, я уверен, что ты без труда найдешь другого мужчину, который бы согревал твою постель. А я тем временем пришлю тебе бриллиантовый браслет. Это поможет залечить рану, правда ведь?

Быстро осмотревшись, она схватила один из бокалов с вином и швырнула прямо ему в лицо. К счастью, меткостью она не отличалась, так что бокал со всем своим содержимым попал в стену в двух шагах от него. Стекло разлетелось мелкими осколками, бургундское ручейками крови потекло по тисненым желтым обоям.

Он секунду смотрел на безобразное пятно, а потом прошел к двери и взялся за ручку.

Она взвизгнула.

— Ты об этом пожалеешь, даю слово! Я отомщу тебе. Эта угроза заставила его еще раз скептически выгнуть бровь. Отвесив ей изящный поклон, он сказал:

— Желаю насладиться очередным визитом в оперу, леди Хьюитт.

Новый вопль и звук бьющегося стекла донеслись до него, когда он уже шагал по коридору к выходу из дома.

Спустя неделю — и многими милями севернее, в Уэст-Райдинге, — тряская повозка, на которой ехала Габриэла, остановилась в конце длинной подъездной аллеи, по одну сторону которой шла сложенная из камней стена. С интересом она посмотрела на великолепный особняк и покрытые снегом поля позади него. Большое здание походило на драгоценный камень, окруженный по-зимнему голыми деревьями и прячущийся среди череды холмов и долин, столь характерных для пейзажа Йоркшира.

— Вон он, дом Пендрагона, на холме, — объявил возчик — добродушный фермер, согласившийся подвезти ее от почтовой станции. Габриэла пыталась нанять там какой-нибудь экипаж, что было делом нелегким, поскольку у нее в кармане оставалось всего пять шиллингов. Услышав ее разговор, он предложил взять ее с собой. Опасаясь, что другой возможности добраться в этот день до дома дяди ей не представится, она с радостью согласилась.

Выпростав руку из-под шерстяной накидки, она протянула ему свои последние шиллинги, но он отмахнулся. — Оставь деньги себе, мисс. Барон хорошо заботится о нас. Ты их новая горничная или еще кто?

Она сама хотела бы знать. Ловко спрыгнув с повозки, Габриэла потянулась за дорожным саквояжем, где хранилось все ее скудное имущество. Помахав рукой кучеру, она нервно сглотнула, плотнее закуталась в синий плащ, стараясь уберечься от холода, и направилась к дому.

По дороге девушка стала вспоминать последние дни, проведенные в Лондоне. Проливая обильные слезы, она распрощалась с Мод — и только кислое лицо миссис Баклз, недовольной отъездом регулярно плативших постояльцев, помогло ей немного утешиться. Они с Мод в последний раз вместе посмеялись над расстроенной хозяйкой пансиона, обнялись — и расстались. Мод, конечно, обещала писать ей. Габриэла поклялась, что будет делать то же, и начала скучать по своей старшей подруге, как только та уехала.

Габриэла вошла в городской особняк дяди — и там громадный мужчина со шрамом на пол-лица, делавшим его похожим на кровожадного пирата, объявил ей, что лорда Пендрагона дома нет. Недолгие расспросы помогли ей выяснить, что он уехал в свое сельское поместье в Уэст-Райдинге. Надо отдать должное великану: он спросил, не желает ли она зайти в дом и написать письмо его хозяину. Она покачала головой, отказываясь, и быстро исчезла, чтобы он не попытался ее задержать.

Чтобы поехать на север, ей пришлось заложить последние драгоценности матери: золотой браслет с рубиновым сердечком, который был подарком ее отца. Поскольку ей было тяжело думать о том, каким он был на самом деле, расставаться с браслетом оказалось не так больно, как было бы прежде.

И вот теперь, спустя четыре дня, она добралась до поместья Пендрагона — и готова была начать новую жизнь. Каким-то окажется ее будущее? Подходя к парадной двери, она постаралась взять себя в руки и не робеть. Набрав в легкие побольше морозного воздуха, она подняла руку в простой вязаной шерстяной перчатке и постучала.

Спустя некоторое время, которое показалось ей мучительно долгим, дверь открылась, и на пороге появился внушительного вида слуга. Немолодой мужчина критически обвел ее взглядом — с тульи простой шляпки до поношенных черных кожаных полуботинок, — чуть задержавшись на подоле накидки, носившем явные следы дорожной грязи.

— Слуги — с черного хода, — заявил он без предисловий. — Если ты явилась просить работу. Но я должен тебя предупредить, что сейчас мест нет.

Он собрался уже закрыть дверь, но она помешала ему, поспешно выставив ногу.

— Я не прошу места, — объявила она. — Я приехала… Я Габриэла Сент-Джордж, племянница лорда Пендрагона.

«Ну, вообще-то я дочь его единокровного брата, и притом незаконнорожденная», — мысленно призналась она, но вдаваться в эти подробности смысла не было.

— Пожалуйста, доложите ему, что я здесь.

У слуги от изумления брови взлетели к самым волосам, но он сделал шаг назад и шире открыл дверь.

— Прошу прощения, мисс. Я немедленно сообщу ее милости о том, что вы приехали.

— Ой нет, совершенно незачем беспокоить ее милость. Я хочу видеть лорда Пендрагона, моего д-дядю.

— Лорд Пендрагон отправился осматривать дома для арендаторов и вернется не очень скоро. Я сообщу ее милости. А тем временем вы могли бы посидеть в гостиной. Но сначала позвольте забрать ваш саквояж.

— Спасибо, не надо. Я пока его оставлю.

«На тот случай, если все пойдет не так, как задумано», — добавила она про себя.

Мужчина нахмурил брови с явным неодобрением, но потом чуть кивнул и повернулся, чтобы проводить ее в гостиную. Стиснув пальцы обеих рук на потертой ручке кожаного саквояжа, она поспешила за ним следом.

Спустя несколько секунд Габриэла уже стояла одна: обе створки большой двери из ореховой древесины закрылись у нее за спиной. Поставив саквояж на пол, она медленно повернулась. Рот у нее невольно приоткрылся при виде красоты, окружавшей ее. Гостиная была выполнена в зеленых тонах, изящную мебель освещало позднее утреннее солнце. Ароматное тепло исходило от огромного камина, в котором горели поленья, а не грязные, вонючие куски угля. А еще тут были цветы — масса цветов в высоких расписных фарфоровых вазах. Она шагнула к ним, чтобы полюбоваться красивой аранжировкой, и глубоко вдохнула воздух, пропитанный запахом роз и лилий. «И это — в феврале!»

Позади нее еле слышно открылись двери, и зашуршал шелк. Повернувшись, Габриэла увидела очень красивую женщину: таких она в жизни не встречала. Она не задумывалась о том, какой окажется леди Пендрагон, но определенно не ожидала увидеть столь яркую внешность: стройная фигура, темные волосы и карие глаза, которые смотрели с такой теплотой, что Габриэла моментально растаяла.

— Очень рада познакомиться, — заговорила женщина мелодичным голосом, плавно скользя по пышному ковру и приветливо протягивая руку. — Я Джулианна Пендрагон. Мартин сказал, что вы хотели видеть моего мужа.

— Да, я… извините, что вас побеспокоила…

— Никакого беспокойства. — Леди Пендрагон улыбнулась. — Я только что уложила малышку спать, а мой сын сейчас в детской — сражается с французами… Любит игрушечных солдатиков, — закончила она со смехом. — О, но вы, наверное, очень устали с дороги! Прошу вас, садитесь!

Габриэла обернулась и, посмотрев на ближайший стул, нахмурилась при виде великолепной обивки из зеленого дамаста.

«Мне на него садиться нельзя! — панически подумала она. — Я, чего доброго, испорчу обивку!»

— Я постою.

— Не беспокойтесь о дорожной пыли. Хотя позвольте мне взять у вас накидку. Мартину следовало бы позаботиться об этом, когда вы вошли.

— Это тот человек у двери?

— Да, наш дворецкий.

Она сделала паузу, ожидая, что гостья отдаст ей накидку. Секунду поколебавшись, Габриэла так и сделала, а потом беспомощно смотрела, как баронесса несет ее верхнюю одежду к двери, чтобы передать к ожидавшему в коридоре лакею. Вернувшись, леди Пендрагон взмахом руки указала на кресло:

— Садитесь, пожалуйста.

Габриэла села, стараясь не думать о своем простом шерстяном платье с длинными рукавами, которое выглядело особенно скромно рядом с очень модным нарядом леди Пендрагон великолепного сапфирового цвета.

Джулианна Пендрагон устроилась напротив — и секунду смотрела гостье в глаза.

— Значит, вы Габриэла, — проговорила она негромко. — Кажется, Мартин сказал — Габриэла Сент-Джордж?

Она почувствовала привычное напряжение, поскольку прекрасно знала, что многие сказали бы, что она не имеет никакого права на фамилию отца, раз он официально ее не признал. Однако всю жизнь она называлась именно так: мать дала ей это имя, когда она была еще малышкой.

«Хоть мы с твоим отцом не женаты, это не значит, что ты на него не имеешь права, — не один раз говорила ей мать. — Ты такая же Сент-Джордж, как остальные, и будешь называться именно так». Это и решило вопрос — как, впрочем, и то, что ее мать ненавидела собственную фамилию — Смоллетт.

После того как Габриэла узнала о прошлом отца, она подумала, не следует ли ей изменить фамилию… Можно было бы самой что-нибудь придумать, как это часто делали те, кто был связан с театром. Мама это сделала, выступая под именем Аннабеллы Лафлер. Но столь яркое словесное украшение ей претило — и в итоге она решила, что проще всего будет остаться Сент-Джордж. И потом, она вряд ли станет отзываться на какое-либо другое имя. Пусть это подождет до замужества — тогда, наверное, ей все-таки придется привыкнуть к новой фамилии.

Подняв голову, она решительно встретилась взглядом с леди Пендрагон.

— Это так. Я Габриэла Сент-Джордж. Моим отцом был Бертон Сент-Джордж, лорд Мидлтон.

Она ждала осуждения, презрительного взгляда леди, рожденной в освященном церковью браке, на ту, что появилась на свет незаконнорожденной. Однако ничего подобного Габриэла не увидела: лицо леди Пендрагон было полно понимания и приязни.

— Да, Рейф рассказал мне о вашем визите в городской дом. Я очень сожалею о том, что вы потеряли мать. Знаю, насколько это тяжело. Что до вашего отца… Ну, мне, наверное, лучше промолчать.

— А он правда вас похитил? — выпалила Габриэла, не подумав.

Леди Пендрагон ответила после короткой паузы:

— Да, это правда. И требовал выкуп, хоть я и сомневаюсь, что он намеревался меня отпустить на свободу. А еще он пытался убить моего мужа. Ваш папенька был нехорошим человеком, уж извините.

Габриэла смущенно опустила глаза.

— Да, все мне так говорят. — Она судорожно стиснула руки на коленях. — Вот почему я пойму, если вы не захотите видеть меня здесь. Лорд Пендрагон — мой… д-дядя… сказал, что я могу приехать к вам, но вижу, что мне, наверное, не следовало здесь появляться.

— Ну почему же? Рейф все мне рассказал, и я целиком с ним согласна. Вас нельзя винить за поступки вашего отца, какими бы ужасными они ни были. — Она ненадолго замолчала. — Но мне хотелось бы надеяться, что на этот раз вы без пистолета.

Глаза Габриэлы изумленно округлились, а рот приоткрылся.

— Что вы, миледи, я не вооружена.

— Вот и хорошо. Тогда вы здесь желанная гостья. Хотя вам следовало бы сообщить нам о своих планах, а не убегать от Ганнибала в тот день, когда вы заходили домой… Да, он написал об этом Рейфу. Тот рослый мужчина с лысой головой.

— И шрамом, — добавила Габриэла.

Леди Пендрагон кивнула своей хорошенькой головкой.

— Совершенно верно. Если бы вы остались, Рейф распорядился бы, чтобы вам предоставили одну из карет. Мне страшно думать, что вам пришлось проделать такой долгий путь в почтовой карете, и к тому же совершенно одной — ведь с вами нет служанки. Слава Богу, вы добрались сюда благополучно. Вы ведь здоровы, правда?

— Вполне, благодарю вас, миледи.

— Никаких «миледи». Мы родня. С этой минуты зовите меня Джулианной, или Джулс, как меня звали дома. Что касается Рейфа, то я подозреваю, что он предпочтет, чтобы вы обращались к нему по имени, без «дяди». Он скажет, что дяди — это седовласые старики, а он пока слишком молод, чтобы считаться старцем, — завершила она свою речь, весело сверкнув темными выразительными глазами.

Габриэла моргнула — и ее глаза неожиданно увлажнились. Она совершенно не ожидала услышать слова приязни и теплого участия. Она вдруг поняла, что очень рада своему решению приехать сюда. Господь ее вразумил.

— Ну вот, — сказала Джулианна, — думаю, что вы проголодались. Прежде чем спуститься сюда, я попросила кухарку приготовить нам чаю с бисквитами. Чай вот-вот должны принести. Может, вы предпочтете прилечь? Вам готовят Голубую комнату в семейном крыле.

«У меня будет своя комната! Меня взяли в семью!» — подумала Габриэла, чувствуя, как улетучиваются все ее опасения. Внезапно ее лицо осветила улыбка искренней радости.

— Чай с бисквитами — это звучит чудесно, миледи… то есть Джулианна. Честно говоря, я… не успела позавтракать сегодня утром.

Она решила не говорить о том, что от завтрака ей пришлось отказаться из-за отсутствия денег. Джулианна ответно улыбнулась.

— Ну, тогда вам надо съесть побольше бисквитов. А пока расскажите мне о себе. Рейф говорит, что ваша матушка была актрисой…

Две недели спустя Энтони Блэк вышел из кареты, радуясь возможности избавиться от тесного экипажа после долгих дней пути. Мартовский день был прохладным, но солнечным.

— Ваша светлость, добро пожаловать! — приветствовал его дворецкий Пендрагонов, который вместе с парой лакеев поспешно вышел встречать Тони. — Как прошла ваша поездка? Надеюсь, спокойно?

— Слишком спокойно, Мартин, — ответил Тони. — Временами просто-таки скучно, если учесть, какая грязь была на дорогах от самого Хартфордшира. Но теперь я здесь и готов наслаждаться праздником. А как насчет остальных? Кто-нибудь еще сумел преодолеть эти топи?

Дворецкий улыбнулся.

— У нас только одна гостья. Миссис Мейхью, двоюродная тетка ее милости, прибыла вчера — и немедленно слегла в постель с ревматизмом. Мы надеемся, что к вечеру ей станет лучше, и она сможет отобедать со всеми. Остальных гостей мы ждем сегодня или завтра.

Тони кивнул и огляделся.

— А где лорд и леди Пендрагон?

Обычно Рейф и Джулианна выходили его встречать, когда он выбирался к ним погостить.

— Его милость разговаривает в кабинете с двумя инвесторами, которые этим утром приехали из Лидса. И, насколько я знаю, ее милость вышла с мастером Кэмпбеллом в сад на прогулку. Разрешите мне известить их о том, что вы здесь?

— Не трудитесь, — отозвался Тони, отмахиваясь от этого предложения. — Я просто зайду через черный ход и сам их найду.

Мартин почтительно наклонил седую голову:

— Как пожелаете, ваша светлость.

Ухмыльнувшись, Тони сунул руки в карманы дорожного плаща с пелеринами и двинулся задом, ощущая под подошвами дорожных сапог мягкую холодную землю.

Сад казался пустынным: никаких признаков ни Джулианны, ни ее шумного двухлетнего сына. Он продолжил свои поиски, зайдя еще дальше — и вдруг увидел ее: в накидке из темно-зеленой шерсти, которая сливалась с травой, как летняя листва. Остановившись, он воззрился на нее, изумившись тому, что видит ее в столь необычной позе. Встав на колени, она забралась под какой-то вечнозеленый куст.

— Вы можете счесть мой вопрос нахальным, ваша милость, — с усмешкой проговорил он, — но что вы здесь делаете?

Женщина дернулась, что-то невнятно пробормотала — и начала задом пятиться из-под куста.

Огромным усилием воли он не дал себе рассмеяться.

— Рейф не одобрил бы, что его жена ползает по холодной земле на четвереньках. — Он замолчал: ему в голову пришла новая мысль. — Надеюсь, Кэм не там?

— Нет, — заявила она голосом, который был совершенно не похож на голос Джулианны. Спустя несколько секунд она вынырнула из-под куста и выпрямилась, оставаясь на коленях. — Я пытаюсь спасти котят. Они там спрятались, а выбраться обратно не могут. Не дай Бог, замерзнут.

Его ленивое веселье моментально превратилось в изумление, как только она обернулась, — потому что обращенные к нему глаза оказались вовсе не карими, как он ожидал, а довольно необычными… фиалковыми!