"Ярость суккуба" - читать интересную книгу автора (Мид Райчел)

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Той ночью мы занялись любовью, после чего Данте немедленно заснул, а вот мне не спалось. Устав вертеться в кровати, я повернулась к Данте спиной, и мой взгляд упал на обложку книги Сета. Мне показалось, будто мы с книгой играем в гляделки — кто первый не выдержит и отведет взгляд? Это был не просто подарок, а предложение заключить мир. Но я боялась этой книги, боялась того, что почувствую, когда открою ее.

Через десять минут я сдалась. Подвинулась к краю кровати, зажгла крошечную лампу для чтения, сделала глубокий вдох и открыла «Ночь всех дураков».

На титульном листе я прочитала: «Посвящается моей племяннице Бренди, которая мечтает о великих свершениях, даже не подозревая, насколько великими они окажутся». Стыдно признаться, но на долю секунды я подумала, не посвятил ли Сет эту книгу мне. Он закончил ее, как раз когда мы начали встречаться, а после нашего расставания все еще правил текст. Конечно, очень самонадеянно с моей стороны ожидать, что время, проведенное со мной, могло как-то повлиять на его книгу.

Однако, перевернув страницу, я застыла в удивлении. Перед началом первой главы Сет всегда давал эпиграф: какое-нибудь изречение или стихотворение, которое определяло суть всей книги. На этот раз он выбрал строчки из песни Кейт Буш «Running Up That Hill»:

Я пару раз перечитала текст, пытаясь понять, есть ли в нем какой-то скрытый смысл или мне просто хочется так думать. Когда-то давно я слышала эту песню: типичный синти-поп 1980-х годов, но именно этих строчек не помнила. С трудом оторвавшись от эпиграфа, я сделала первый шаг навстречу миру, ожидавшему меня на страницах книги.

Когда мы с Сетом были еще не знакомы, я всегда пыталась сдерживать себя, читая его романы. Я читала всего по пять страниц в день, потому что хотела растянуть удовольствие от первого прочтения. Если что-то очень сильно нравится, появляется огромный соблазн окунуться в это с головой, и тогда не успеваешь опомниться, как все заканчивается, сгорает дотла. Как будто проглатываешь кусок, не прожевав и не насладившись вкусом. За свою длинную жизнь мне часто приходилось сталкиваться с этим, поэтому я установила себе жесткие рамки, чтобы наслаждение длилось дольше. Однако стои-ло мне начать читать эту книгу, и я уже не могла остановиться, какие к черту пять страниц! Она была восхитительна.

Сет написал несколько не связанных между собой романов, но известность пришла к нему именно благодаря серии романов о Кейди и О'Нейле. На первый взгляд это обычные детективы, но поразительная лиричность этих текстов сразу же выделила их из океана массовой литературы подобного толка. Конечно же, в этих книгах есть захватывающий, непредсказуемый сюжет, но прекраснее всего сами герои — живые, действующие по зову своего сердца. Наблюдать за развитием их характеров было потрясающе, а порой — больно. Сет так мастерски описывал их переживания и чувства, что я невольно узнавала в них себя, они жили в моем сердце. Не знаю, почему так вышло: то ли дело в его таланте, то ли в нем самом.

Я поняла, что плачу, только когда Данте проснулся и спросил:

— Суккуб, ты что, плачешь?

— Это все из-за книжки, — сквозь слезы ответила я.

Я только что прочитала отрывок, в котором Кейди и О'Нейл ведут глубокомысленную беседу о смысле жизни, и О'Нейл говорит, что люди ищут одновременно и проклятия, и прощения, потому что иначе они не чувствуют, что живут по-настоящему. Я плакала, потому что знала, что это правда, а еще потому, что Сет всегда понимал это.

— В этом мире и так есть над чем порыдать, — сказал Данте, зевая. — Не уверен, что какая-то книга стоит твоих слез.

Часы показывали уже четыре утра, глаза совсем покраснели от слез и недосыпа. Я отложила наполовину прочитанную книгу и выключила свет. Данте подвинулся поближе и обнял меня, положив голову мне на плечо, его дыхание стало ровным и глубоким, вскоре и мне тоже удалось заснуть.

Звонок телефона разбудил меня до неприличия рано. Я удивилась, обнаружив, что Данте уже ушел, но вспомнила, что он-то поспал не три часа, как я, и решила, что не так уж это и странно.

— Алло?

Мне стоило неимоверных усилий найти телефон, поэтому я не посмотрела, кто звонит. Незнакомый голос в трубке произнес:

— Джорджина? Это Блейк.

— Блейк?

Не знаю я никакого Блейка.

— Ты что, совсем о нас забыла?

Я заметила странный акцент, и мой полусонный мозг наконец-то заработал:

— О, прости, пожалуйста! Ну конечно, Блейк, из Армии.

Если бы все было в порядке, он не стал бы мне звонить. Я села в кровати.

— Что-то случилось?

— Сегодня они собираются что-то устроить. Я не должен никому рассказывать, но меня это беспокоит. Мне мало известно об их планах, кроме того что они, похоже, грандиозные.

Я уже встала и на ходу меняла обличье, создавая себе новую одежду и прическу.

— Что еще тебе известно? Время, место?

— Нет, Эван ведет себя очень скрытно. Он говорит, что Ангел хочет соблюдения максимальной секретности, поэтому мы узнаем подробности только в самый последний момент.

— Черт.

Похоже, Ангел не хочет, чтобы я узнала о ее планах. Я, конечно, польщена, но это напрягает.

— Ну ладно, слушай сюда. Я еще в Сиэтле, но выезжаю прямо сейчас. Буду через два часа.

— Это невозможно, — не поверил он своим ушам.

— Если поеду быстро, но сумею не превысить скорость, то успею.

В центре было полно пробок, но я объехала их с северной стороны, где дороги посвободнее. Утренний час пик, всем надо в Сиэтл. Выехав на шоссе, я набрала Седрика. Я знала, что он не обрадуется такому ничтожному количеству информации, но, вспомнив, как он разозлился на меня в прошлый раз, я решила хотя бы попытаться не влипнуть еще сильнее. Трубку сняла Кристин.

— Он завтракает, — сообщила она. — Завтрак — это святое. Он не любит, когда его беспокоят.

В ее голосе звучала такая неподдельная забота, что я сразу же представила, как она, суетясь, накрывает на стол.

— Что ж, мне все-таки придется его побеспокоить, даже если ему это и не понравится.

Я пересказала разговор с Блейком. Ее реакция не сильно отличалась от моей:

— И это что, все?

— Эта их Ангел теперь работает в строгой секретности, — с обидой сказала я. — Я сообщу, если еще что-нибудь узнаю. Я просто решила, что надо сказать Седрику. Она вздохнула:

— Ты права. Спасибо. Он будет вне себя. У него совсем аппетит пропадет.

Как я и пообещала Блейку, мне удалось домчать до Ванкувера за два часа, чудом избежав столкновений с дорожной полицией. Миновав границу, я остановилась, чтобы попить кофе и позвонить Блейку. Я нашла «Старбакс» и с наслаждением нанесла удар по монополии «Тим Хортонс». Ну, почти нанесла. Как только мне отдали мой кофе, я поняла, что не хочу пить кофе без ничего. Поэтому я перешла улицу, зашла в «Тим Хортонс» и купила себе пончик.

Блейк не отвечал, я набрала Эвана — в трубке раздались длинные гудки. Все больше раздражаясь, я приехала к нему домой и изо всей силы заколотила в дверь. Я уже почти решилась пробраться к нему в дом через окно с черного хода, и тут у меня зазвонил телефон — по иронии судьбы это оказался Эван собственной персоной.

— Джорджина! — возбужденно закричал он в трубку. — Где ты? Ты нужна нам!

— А вы сами-то где? — закричала я в ответ.

— На смотровой площадке, — ответил он.

— На какой еще смотровой площадке?

— Спейс-Нидл. Ты же тут рядом живешь, да? Я чуть не выронила телефон.

— Вы что, в Сиэтле?!

— Да!

Я без труда представила его горящие фанатизмом глаза.

— Круто, да? Ангел хочет, чтобы мы расширили зону влияния. Так что мы все здесь, скоро мы одновременно развернем баннеры, и вообще у нас в запасе много сюрпризов…

— Эван, — взмолилась я на бегу, кинувшись к машине. — Не делайте этого. У вас будут очень большие неприятности, ты даже не представляешь.

— Так в этом и смысл! — захихикал он. — Через сколько ты сможешь приехать?

Как только я сообщила ему, что не в городе, он потерял ко мне всякий интерес и все мои увещевания окончательно лишились смысла. Мы попрощались, я набрала Седрика, ожидая, что трубку возьмет Кристин. Но вместо этого я попала в его голосовую почту — как меня это бесит!

— Седрик, это Джорджина. Операция Армии пройдет не здесь — сейчас они находятся в Сиэтле. Надеюсь, теперь ты веришь, что я не имею отношения к их идиотским планам! Когда Джером узнает, задницу надерут мне, а поскольку мне вообще в последнее время везет, он наверняка решит, что мы с тобой заодно.

Да, ситуация совершенно безвыходная. Как бы я ни поступила, мне грозили серьезные проблемы, но я должна хотя бы попытаться свести их к минимуму. Джером никогда не отвечал на звонки по мобильному, у него даже не было голосовой почты. Единственный человек, который знал, как связаться с ним, — Хью, но и тот долго не брал трубку.

— Твою мать! — закричалая. — Вы что, все сговорились не подходить к телефону?

Я быстро обрисовала ему ситуацию и попросила сообщить Джерому или кому-нибудь из демонесс о планах секты, иначе Джером, как и Седрик, рисковал вызвать неудовольствие начальства.

Выбора не было, поэтому я снова села в машину и без особой радости поехала обратно в Сиэтл. К счастью, час пик закончился, дороги опустели, и я без проблем выехала на шоссе 1–5. Из колонок на полную громкость орал «Pretty Hate Machine»[9], как ни странно, сейчас эта музыка даже немного успокаивала. Я впала в полутрансовое состояние, знакомое водителям: какая-то часть сознания наблюдала за дорогой, а другая напряженно гадала, успел ли Хью вовремя предупредить демонов Сиэтла о планах Армии.

Не прошло и получаса, как я проехала Эверетт, и гут началось это.

Меня словно током ударило, мир закрутился перед глазами, все поплыло, накатила волна жара. Ладони скользили по рулю, я чуть было не выехала на встречку. Собравшись с силами, я включила аварийку и затормозила у обочины, хорошо еще, никого не сбила. К горлу подкатывала тошнота, я кое-как припарковалась, опустила голову на руль, надеясь, что меня все-таки отпустит. В ушах шумело, меня всю трясло.

Какого черта? Я же не болею. Никогда. Единственное, что могло хоть как-то повлиять на мое самочувствие, — злоупотребление алкоголем или другими веществами. Пару раз у меня было пищевое отравление, но оно быстро проходило, да и вообще вряд ли от одного пончика стало бы так плохо.

Я попыталась приподнять голову, но картинка перед глазами продолжала раскачиваться. Зажмурившись, я снова опустила голову на руль и подышала глубоко, надеясь, что меня не стошнит. Что бы со мной ни происходило, рано или поздно это пройдет. Должно пройти.

Вскоре мне и правда стало немного лучше. Я не знаю, сколько прошло времени, может, минут пятнадцать, но головокружение отпустило, и мне удалось сесть прямо. Меня продолжало тошнить, но уже не так сильно. Я решила рискнуть и вырулила на шоссе. Мне не терпелось доехать до Сиэтла и узнать, что же со мной такое.

Я въехала в город, умудрившись не создать аварийных ситуаций на дороге. Добравшись до дома, я с трудом поднялась по лестнице, забыв забрать из машины чемодан. Войдя в квартиру, прямиком направилась в спальню и рухнула на кровать. Ко мне залезла Обри и с любопытством обнюхала лицо. Я стала гладить ее, движения становились все медленнее, в конце концов я уже больше не смогла поднять руку и заснула.

Через два часа меня разбудил стук в дверь. Я встала с кровати, к своей радости отметив, что желудок успокоился. Голова больше не кружилась. Может, это все-таки пончик виноват? Хотя верилось с трудом. Где-то глубоко у меня было странное ощущение, всего лишь тень подозрения — что-то не так. Решив подумать об этом позже, я поплелась в гостиную и открыла дверь, даже не посмотрев в глазок, и увидела Коди и Питера. Оба совершенно по-идиотски улыбались.

— А вы что тут забыли? — спросила я, пропуская их в квартиру. — Я сплю. Точнее, спала.

— Ага, видно, что спала. По прическе, — пошутил Питер, растянувшись на моем диване. — А чего это ты спишь? Среди белого дня?

Я все еще с трудом держалась на ногах. Посмотрела на часы, обнаружила, что было около трех часов дня.

— Да, я знаю. Я себя плохо чувствую. Это так странно. У меня вдруг все поплыло перед глазами и голова закружилась.

Продолжая глупо улыбаться, Коди присел на диван рядом с Питером.

— А сейчас ты как себя чувствуешь? Я пожала плечами и села в кресло.

— Да вроде ничего. Немного устала, но уже гораздо лучше.

Однако это не отменяло ощущения, что что-то не так.

— Как можно сидеть дома в такую прекрасную погоду! — ни с того ни с сего начал Питер.

— Посмотри, какое солнышко, — подхватил Коди. — Вот и лето пришло.

Я послушно посмотрела в окно. Вся комната была залита солнечным светом — вот Обри повезло. Степа дома напротив тоже была ярко освещена. Голубое небо. Ну и что?

— Весна еще только начинается. Это чистая случайность, может быть, завтра опять будет холодно.

Питер покачал головой:

— Да, тяжело с тобой спросонок.

Оба вампира, похоже, были очень собой довольны, а я никак не могла понять, чему они так радуются.

— Может, пройдемся? — хитро спросил Коди, перемигнувшись с Питером. — Мы тут собрались прогуляться. Вдруг тебя это взбодрит?

— Ага, ничто так не придает бодрости, как солнечный весенний денек.

Улыбка Питера стала еще шире. Я откинулась в кресле.

— Ну ладно, вы выиграли. В чем прикол? Сдаюсь, я не понимаю.

— Никаких приколов, — возмутился Питер. — Просто мы считаем, что сегодня отличный денек.

— Прекрасный солнечный денек, — подтвердил Коди.

— Эй, прекратите! Все понятно. Прекрасный денек. Светит солнце, поют птицы…

И тут до меня дошло.

Я посмотрела на улыбающихся вампиров. Потом на яркое солнце за окном. Потом опять на вампиров. И нервно сглотнула.

— Что? — прошептала я. — Ребята, вы что, разгуливаете на солнце, среди белого дня?!

Они не могли больше сдерживаться и заразительно расхохотались.

Вот теперь я окончательно проснулась.

— Эй, я серьезно! Что случилось? Вам же нельзя находиться на солнце, к тому же… стоп! Ребята, я же не почувствовала, что вы пришли. Я и сейчас не чувствую ваших аур.

— Точно, — подтвердил Коди. — С ума можно сойти, правда?

— Нет! То есть да! Но ведь этого… этого просто не может быть! — продолжала сопротивляться я.

Я не понимала, что в этом смешного. Произошло что-то ужасное. По сравнению с этим разборки с Армией показались мне сущей ерундой. Легкое беспокойство превратилось в комок страха, сердце тяжело ухало в груди, меня пробирал озноб.

— Как это возможно? Вы же должны были сразу сгореть дотла при первом прикосновении солнца!

— Да мы и сами не понимаем, — ответил Питер. — Спали себе спокойно в своих гробах, а потом вдруг проснулись. Приподняли крышки, и вот тебе на: увидели солнечный свет. Но это еще не все. Мне не хочется пить кровь. Вообще не хочется. Ни капельки.

— И тогда вы, парни, решили пойти прошвырнуться и насладиться моментом? И ничего не сказали Джерому? Вам не пришло в голову, что ваше бессмертие оказалось под угрозой?

Питер посмотрел на меня с плохо скрываемым злорадством.

— Не только наше, Джорджина. Они выжидающе смотрели на меня.

— И не надо на меня так смотреть. У меня никогда не было проблем с прогулками на солнце, — сообщила им я.

— Твоя аура тоже исчезла, — произнес Коди. — Мы тебя не чувствуем.

Несколько секунд я тупо смотрела на них, пытаясь осознать услышанное. Когда я поняла, что они хотят сказать, мне стало совсем нехорошо. Но это просто невозможно. Немыслимо.

— Это неправда, — сказала я.

Медленно и осторожно я принялась ощупывать свое лицо. Ничего не изменилось. Моя фигура не изменилась. Рост тоже. Я оставалась собой.

Я с облегчением констатировала:

— Со мной все в порядке.

В глазах Питера плясали чертенята.

— Приведи в порядок волосы. У тебя черт знает что на голове.

Для суккуба изменение обличья — это инстинкт, частично бессознательный, как будто тебе надо напрячь мышцы или сделать глубокий вдох. Ты просто думаешь об этом, посылаешь сигнал в мозг, и все случается само собой. Поэтому я представила, как волосы становятся чистыми и мягкими и собираются в хвост. Обычно при этом я ощущала легкое покалывание, поскольку сгорала часть накопленной энергии.

На этот раз ничего не произошло. Никакого покалывания. Никакого изменения прически.

Питер заинтересованно подался вперед:

— О, значит, это случилось и с тобой! Ничего не изменилось. Мы потеряли свои способности.

— Нет, — продолжала упрямиться я. — Это невозможно.

Я попробовала еще раз: изменить цвет волос, длину, укладку… безрезультатно. Я попробовала превратить свои джинсы и футболку в платье с вырезом. Потом в спортивный костюм. Я даже попыталась сделать так, чтобы моя одежда просто исчезла.

Ничего не произошло.

Ничего.

В полном отчаянии я попыталась сделать невозможное: отпустить свое подсознание, чтобы мое ненастоящее тело исчезло. Я полностью перестала себя контролировать, ожидая, что мое тело приобретет свою естественную форму и станет телом, данным мне от рождения, телом, которое я всеми силами старалась скрыть от мира.

Ничего не произошло. Все осталось как прежде.

Я не смогла изменить обличье.

Ощущение, как будто руку отрубили. До этого я не понимала, насколько зависима. Смертным такие способности кажутся невероятными, я же обладала ими уже более полутора тысяч лет, они стали частью меня, и лишиться их оказалось просто невыносимо. Даже не глядя в зеркало, я знала, что на моем лице отразилась паника. Питер и Коди продолжали смеяться.

Я взорвалась, не понимая, над чем они смеются.

— Ничего смешного! — заорала я. — Надо срочно поговорить с Джеромом. Немедленно. С нами что-то не так!

— Или наоборот — так, — предположил Коди.

— А что в этом смешного?

— Ничего, — спокойно возразил Питер.

Я увидела, что, несмотря на веселье, он все же озабочен сложившейся ситуацией, как бы ни пытался скрыть это.

— Просто нам кажется, что это здорово. Ты что, думаешь, Джером еще об этом не знает? В любом случае, они скоро все исправят. Мы ничего не можем сделать.

Только я приготовилась произнести пламенную речь, как в дверь постучали. И снова я не почувствовала присутствия бессмертного, а значит, это мог быть кто угодно. Но, посмотрев в глазок, я увидела Хью и с облегчением впустила его — уж он-то со всем этим разберется. Хью всегда был в курсе дел, так как постоянно общался с Джеромом. Он всегда был уверен в себе и имел ответы на все вопросы, и это успокаивало.

Но сегодня Хью было не узнать: он выглядел несчастным, удрученным. Он медленно прошел через комнату, опустился в кресло, где до этого сидела я, оперся локтями о колени и положил подбородок на руки.

— Эй, Хью, прекрасный денек сегодня, правда? — начал Коди.

Я села на пол перед Хыо, так чтобы наши глаза оказались на одном уровне, и тихо спросила:

— Хью, что происходит?

Он печально посмотрел на меня, и я увидела скорбь в его темных глазах. За долгие годы нашего знакомства я видела, как Хью сердится, радуется, выходит из себя от ярости, но он никогда не выглядел подавленным. Если бы сейчас у нас не было других серьезных поводов для беспокойства, кроме его раненых чувств, я бы наверняка встревожилась, увидев его в таком состоянии.

— Хью! Мы все лишились своих…

Я ухмыльнулась, подбирая слово. Сил? Это уж совсем в стиле «Лиги Справедливости. Герои против Злодеев».

— Способностей.

— Я знаю, — ответил он после долгого молчания, — я тоже.

— А что, ты тоже обладал какой-то силой? — спросил Коди, которого не смущала аналогия с суперменом.

— Многофункциональность? — продолжал издеваться Питер. — Способность вести бухучет и документацию?

Я бросила на них сердитый взгляд через плечо, а потом повернулась к Коди и объяснила:

— Бесы видят души — жизненную энергию каждого живого существа. Они могут сказать, у кого добрая душа, а у кого — злая.

— Да я знаю, — попытался оправдаться Коди. — Я просто думал, вдруг они еще что-нибудь умеют.

Хью тяжело вздохнул.

— Ты просто не представляешь, что значит лишиться этой способности, Джорджина. Как будто я перестал видеть или слышать. Или стал дальтоником.

— Представляю, — сказала я ему.

— Вряд ли. Когда не видишь энергию и души живых существ, мир становится таким… пустым. Все теряет смысл.

— Но почему это случилось? — мягко спросила я, пытаясь подавить нарастающий страх.

Головокружение прошло, но я так и не пришла в себя.

Я больше не могу менять обличье, меня лишили ауры бессмертного, лишили всего, что делало меня суккубом Джорджиной Кинкейд.

— Что происходит?

Хью продолжал грустно смотреть прямо перед собой невидящим взглядом. Наконец он поднял глаза на меня, рассматривая мое лицо, как будто только заметил, что я сижу перед ним. Собравшись с силами, он медленно заговорил:

— Мы все получили таланты и бессмертие в обмен на свою душу. Эти уникальные способности — и их побочные действия — являются результатом нашего контракта с адом и передаются нам через архидемонов. Так аду легче следить за нами. Мы, можно сказать, связаны.

Он ухмыльнулся, раздумывая, как объяснить нам систему, с помощью которой ад руководил своими сотрудниками.

— Я понимаю, о чем ты, — подтвердила я.

Как только я пересекала границу территории Седрика, он сразу узнавал об этом. Пока Джером мой начальник, он всегда знает, где я и все ли со мной в порядке. Он всегда чувствует меня, он связан со мной.

— Наша… сила передается из ада через Джерома.

— Так и есть, — пробормотал Хью.

Я выжидающе посмотрела на него, но он, похоже, не собирался продолжать.

— Что так и есть? Почему наши способности пропали?

В глазах Хью блеснул привычный гнев:

— Потому что Джером пропал.

— Джером вечно где-то пропадает, — возразил Питер. — Его никогда не найти. Вот и сейчас нам его не найти.

Хью покачал головой:

— Ты не понимаешь. Когда я говорю «пропал», я не имею в виду, что он спрятался от нас в каком-нибудь очередном баре, на этот раз он действительно пропал. Исчез. Как сквозь землю провалился. Как будто его нет и никогда не было. Никто не знает, где он, — ни наша сторона, ни другая. Джером пропал.

Повисла мертвая тишина. Казалось, она продлится вечно.

Наконец Питер нарушил молчание и едва слышно произнес:

— И пока мы не найдем его…

— …мы будем лишены наших способностей, — закончила за него я.