"Виктор Вавич" - читать интересную книгу автора (Житков Борис Степанович)

Груня

ГРУНЯ была большая, крупная и казалась еще толще от широкого открытого капота. Она несла с собой свою погоду, как будто вокруг нее на сажень шла какая-то парная теплота, и теплота эта сейчас же укутала Вавича. Груня улыбалась широко и довольно, как будто она только что поела вкусного и спешила всем рассказать.

- Удрали? - смеялась Груня, протягивая полную руку. Рука была свежая, чуть сырая.

- Ей-богу, в отпуск.

- Без билета! Вот честное слово! Врете? - И она глянула так весело Виктору в глаза, что ему захотелось соврать и сказать, что без отпуска.

- Собирай, собирай на стол, Аграфена, - буркнул старик. Груня повернулась к двери.

- Разрешите вам помочь? - И Вавич щелкнул каблуками. Он не мог остаться, он боялся выйти из этой теплой атмосферы, что была вокруг Груни, как бывает страшно вылезти из-под одеяла на холодный пол. В кухне Груня нагрузила его тарелками.

Она считала: Раз! - и смеялась Вавичу: Два! - и опять смеялась.

Перед обедом смотритель встал и шагнул к образу. Поправил портупею. Он стоял перед образом, как перед начальством, и громким шепотом читал молитву, слегка перевирая.

- Очи всех натя, Господи, уповают, - читал смотритель, - а ты даеши им пищу, - и за этим послышалось: "А я делаю свое дело. Потому что нужно".

Груня и Виктор стояли у своих стульев. Груня смотрела, как дымят щи, а Виктор почтительно крестился вслед за смотрителем.

Когда смотритель обедал, он садился спиной к окнам, спиной к тюрьме, чтоб эти полчаса не смотреть на кирпичный корпус с решетками. Он всегда смотрел: смотрел на окно, на тюремный двор. И говорил про себя: "Смотритель - и должен, значит, смотреть. Вот и смотрю".

Только за обедом он отворачивался от окон, но чувствовал (он всегда это чувствовал), как там за спиной распирает арестантская тоска тюремные стенки, жмет на кирпич, как вода на плотину. И ему казалось, что он сейчас за обедом, пока что, спиной подпирает тюремные стены.

Груня подала первую тарелку отцу.

Смотритель налил из расписного графинчика себе и Вавичу.

Виктор каждый раз не знал: пить или нет?

"Выпьешь - подумает: если с этих пор рюмками, так потом бутылками". Не пить - боялся бабой показаться.

Смотритель каждый раз удивленно спрашивал:

- Не уважаете? - И опрокидывал свою рюмку. Вавич торопливо хватал свою и впопыхах забывал закусывать.

Смотритель ел наспех, как на вокзале, и толстыми ломтями уминал хлеб, низко наклоняясь к тарелке.

Груня ела весело, как будто она только того и ждала целый день - этой тарелки щей. Улыбалась щам и, как радостный подарок, стряхивала всем сметаны столовой ложкой.

- Ой, люблю сметану, - говорила Груня и говорила, как про подругу.

И Вавич думал, улыбаясь: "А хорошо любить сметану!" И любил сметану душевно. Вавич чувствовал поблизости, здесь, на столе, Грунин открытый локоть, и его обдавало жаркой жизнью, что разлита была во всем широком Грунином теле. И он щурился как на солнце, с истомой потягивал плечами под белой гимнастеркой.

После второй рюмки Петр Саввич скомандовал Груне:

- Убери!

Смотритель боялся водки, и Груня каждый раз опускала глаза, когда прятала графин в буфет.