"Две твердыни" - читать интересную книгу автора (Толкиен Джон Рональд Руэл)

Глава третья. УРУК-ХАЙ

Пину снился мрачный сон с кошмарами. Ему казалось, что он кричит, и его голосок слабым эхом отдается в темном подземелье: «Фродо! Фродо!». Но вместо Фродо к нему со всех сторон протягивают страшные лапы сотни оскаленных орков. Где Мерри?..

Он проснулся. Холодный ветер дул ему в лицо. Он лежал на спине. Наступал вечер, и небо темнело. Хоббит повернул голову и убедился, что действительность не намного лучше кошмарного сна. Руки и ноги у него были связаны веревкой, причем ноги дважды: у колен и у щиколоток. Рядом лежал бледный Мерри с головой, обмотанной грязной тряпкой. Вокруг сидели и стояли орки, целая банда.

Обрывки воспоминаний в голове Пина медленно связались воедино. Голова болела, но постепенно хоббит стал разбираться, где сон, а где явь. Как же все случилось? Сначала он вместе с Мерри побежал в лес. Что их туда гнало? Почему они не послушались предостережений Бродяжника? Они бежали и кричали, пока не налетели на орков. Орки их, конечно, не ждали, может, и не заметили бы, если бы хоббиты не попали прямо к ним в лапы. Хоббиты схватились за мечи, но орки явно не хотели их убивать, а старались взять живыми, хотя Мерри шутить не собирался, махал мечом по-настоящему, даже отсек несколько уродливых рук и ног. Бедный храбрый Мерри!

Потом из-за деревьев выскочил Боромир! Отвлек орков на себя. Многих убил, остальные разбежались. Хоббиты бросились было назад, к Реке, но тут подоспели еще орки, целая туча, не меньше сотни, среди них было несколько очень больших. На Боромира посыпался дождь стрел, он затрубил в свой рог так, что лес загудел. Сначала орки испугались и отступили, но на зов Боромира никто не вышел, и они напали на него с удвоенной яростью. Больше Пин почти ничего не помнил. Смутно видел, как Боромир, лежа у дерева, вытаскивал из груди стрелу. Потом наступила темнота.

«Наверное, меня тогда ударили по голове, — подумал хоббит. — Тяжело ли ранен Мерри? Что с Боромиром? Почему орки нас не убили? Где мы? Куда нас тащат?»

Ответить на эти вопросы Пин не мог. Ему было холодно и плохо.

«Жаль, что Гэндальф переубедил Элронда, когда он не пускал нас в поход, — подумал он. — Какой от меня прок? Только мешал. Пассажиром был, даже хуже, — багажом, обузой. А сейчас меня похитили и вовсе волокут, как мешок. Эх, если бы Бродяжник или кто-нибудь другой нас нашел и отбил! Но разве можно на такое надеяться? Это нарушит планы Отряда. Вот если бы удалось чудом освободиться!»

Пин попробовал подняться, но безуспешно. Один из сидевших рядом орков расхохотался и что-то забубнил на своем наречии, повернувшись к соседу.

— Лежи тихо, пока тебя не трогают, — сказал он потом Пину на Всеобщем языке, который в его устах звучал так же грубо и неприятно, как клекот орчьей речи. — Тихо и спокойно, дурак! Скоро дадим твоим ногам похромать! Не успеешь дойти до места, пожалеешь, что они у тебя были!

— Эх, дали бы мне с тобой позабавиться, ты бы пожалел, что вообще родился, — добавил второй орк. — Запищал бы у меня в лапах, крысенок. — Он наклонился над Пином и зашипел, ощерив желтые клыки. В руке у него появился длинный зазубренный черный нож. — Лежи тихо, не то я тебя пощекочу этой цацкой. И советую не напоминать о себе, а то ведь я могу и позабыть про приказ. Чтоб они пропали, эти исенгардцы! Углук у багронк ша пущдогр Самуман-глоб бубхош скайр… — начал он на своем языке длинный монолог, закончив его яростным хрипом.

Напуганный Пин лежал очень тихо, хотя руки и ноги все сильнее болели, а камень, на который его швырнули, впивался в спину. Чтобы отвлечься от своих несчастий, он стал прислушиваться к окружающим звукам.

От гула множества голосов гудело в ушах. Язык орков злобен и груб, даже когда они ведут обычный разговор, но сейчас Пин понял, что орки всерьез злятся и, похоже, ссорятся, чем дальше, тем горячей. К своему изумлению, Пин заметил, что многое понимает, потому что часть орков говорила на Всеобщем языке. Видно, в банде собрались орки из разных мест и не все понимали друг друга, когда говорили на своих наречиях. Спор шел о том, какой дорогой идти и как быть с пленниками.

— Нет у нас времени, чтоб убить их, как подобает, — произнес кто-то. — В этом походе не до забав.

— Но прикончить-то их без затей — раз-два! Можно? — сказал другой. — Возни с ними много, а надо спешить, уже вечер.

— Приказ, — отозвался кто-то ворчливым басом. — «Убивать всех, кроме невысокликов. Этих доставить живьем и поскорее». Таков приказ, выполняйте.

— Кому они нужны? — спросило сразу несколько голосов. — Почему живьем? Эти уроды нужны кому-то для развлечения?

— Нет! У одного из них есть что-то, очень нужное на войне, какой-то эльфийский секрет. Значит, их обоих пытать будут.

— А больше ты ничего не знаешь? Может, мы сами обыщем их, найдем этот секрет и употребим для себя?

— Больно ты любопытный, — заметил чей-то голос. — Может, на тебя донести кому следует? Запомни — пленников нельзя обыскивать и нельзя у них ничего забирать. Таков приказ.

— И у меня такой же приказ, — отозвался опять бас. — Сказано: «Живьем». Только захватить, и чтоб все было цело.

— А у нас не было никакого приказа, — настаивал спорщик. — Мы от самых Копей шли, чтобы убить и отомстить за своих. Я хочу убить — и домой, на север!

— Хотеть можешь, сколько хочешь, — ответил бас. — Но будет так, как сказал я, Углук. Мы возвращаемся в Исенгард кратчайшим путем.

— Кто главнее, Саруман или Большой Глаз? — спросил тот, что тоже говорил о приказе. — Мы должны идти в Лугбур!

— Можно было бы, если бы не Река, — ответил другой голос. — Нас мало, на мосты и соваться нечего.

— Я же переправился, — опять заговорил противный. — Крылатый Назгул ждет к северу отсюда, на восточном берегу.

— Ну да, конечно! Ты полетишь туда с нашими пленниками, огребешь в Лугбуре все награды, а нас оставишь топать пешком через конские земли. Нет уж! Надо держаться вместе. Здесь опасно, полно бунтовщиков.

— Да-да, надо держаться вместе, — хрипло произнес Углук. — Я вам не верю, свиньи вы, только в своем хлеву храбрые. Не будь нас, вы бы все поудирали. Мы — Урук-Хай, боевые орки, убили большого воина. Мы взяли пленных. Мы, слуги Сарумана Мудрого, Белой Руки, которая кормит нас человечьим мясом, посланы из Исенгарда, чтобы проводить вас туда, и мы поведем вас по той дороге, которую выберу я, Углук! Так я вам говорю!

— Ты много говоришь, Углук, — не унимался противный голос. — Смотри, это может не понравиться в Лугбуре. Может быть, там захотят снять с твоих плеч слишком большую голову? Могут поинтересоваться тем, откуда в нее пришли такие мысли. Их тебе не Саруман нашептал? Кем он себя считает, тыча всем в глаза свое паршивое белое клеймо? В Лугбуре больше поверят мне, доверенному посланнику Грышнаку, когда я скажу, что Саруман — глупец, и даже хуже — подлый изменник. Но Большой Глаз следит за Саруманом. Свиньи, говоришь? Слыхали, ребята! Мусорщики плюгавого чародея обзывают нас свиньями! Не человечьим, а орчьим мясом кормит вас Белая Рука, которую вы лижете…

В ответ на это раздались громкие крики и ругательства на языке орков и зазвенело вытаскиваемое из ножен оружие. Пин осторожно повернулся на бок, надеясь рассмотреть, что происходит. Охранники отошли от пленных и включились в общую свалку. Привыкнув к сумеркам, Пин разглядел громадного черного орка и решил, что это и есть Углук, а тот, который стоял против него, приземистый, безобразный, кривоногий, с длинными, свисающими почти до земли руками — Грышнак. Вокруг них толпились орки помельче. Пин понял, что за Грышнаком стоят северные орки. Они уже повытаскивали сабли и ножи, но еще не смели напасть на Углука.

Углук что-то крикнул. Несколько рослых гоблинов, почти таких же высоких, как их вожак, подбежали к нему. Внезапно Углук прыгнул вперед, молниеносно рубанул саблей раз, потом второй. Две головы скатились на землю. Грышнак отскочил и исчез в темноте. Остальные расступились. Один попятился, споткнулся о лежавшего без чувств Мерриадока, выругался и упал. Это, вероятно, спасло ему жизнь, потому что солдаты Углука перепрыгнули через него и срубили голову другому. В откатившейся голове Пин узнал охранника, который пугал его желтыми клыками, но убить так и не успел. Тело упало на Пина, нож-пила остался зажатым в мертвой руке.

— Оружие в ножны! — заорал Углук. — Хватит глупостей. Идем до спуска со стены, потом на запад. Потом вдоль реки в лес. Днем и ночью. Понятно?

«Сейчас или никогда, — подумал Пин. — Пока этот урод наведет порядок в своей банде, пройдет время, и можно попытать счастья». В душе его блеснула искорка надежды. Острие ножа царапало ему запястье. Он чувствовал стекающие по руке капли крови и холодное прикосновение стали.

Орки собирались в путь. Некоторые северяне еще упирались. Двоих тут же зарубили, остальные сдались и согласились выполнять приказы Углука. Несколько минут все орали, никто не обращал внимания на пленников. Ноги у Пина были крепко связаны, но руки были чуть посвободнее, и он мог ими слегка пошевелить, когда веревки впивались в тело. Он всем корпусом толкнул мертвого орка вбок и, затаив дыхание, стал водить узлом веревки по клинку. Зазубренный нож был хорошо наточен, и орк, даже мертвый, держал его крепко. Наконец веревка ослабла. Пин быстро ухватил ее конец пальцами, сделал свободную двойную петлю, всунул туда кисти рук. Потом опять замер неподвижно.


— Поднимите пленных! — потребовал Углук. — Только без глупостей! Если они не дойдут живыми, кто-то из вас головой заплатит!

Один из орков схватил Пина, поднял на спину, как мешок, и понес. Другой таким же способом потащил Мерри. Пин упирался лицом в загривок своего носильщика, лапы орка железными клещами держали его за руки, когти больно впивались в тело. Хоббит закрыл глаза и впал в забытье.

Вдруг он почувствовал, как его опять брякнули о землю. Ночь только начиналась, но узкий серп месяца уже скатывался к западу. Они были на краю обрыва, внизу плавал бледный туман. Откуда-то доносился плеск воды.

— Разведчики вернулись, — услышал Пин.

— Говори, что видели? — прохрипел Углук.

— Одного всадника, который ехал на запад. Больше никого, дорога свободна.

— Сейчас. А потом что будет? Идиоты. Его надо было убить. Он поднимет тревогу. К утру проклятые лошадники о нас узнают. Придется топать вдвое быстрее.

Над Пином нависла большая тень. Это был Углук.

— Сядь! — приказал он. — Мои ребята устали тащить вас, как баранов. По ступенькам вниз пойдешь сам. Хромай быстро и молчи. Не вздумай удрать, и голоса не подавай, а то я тебя навсегда отучу от шуток, причем так, что ценности для нашего Повелителя ты не потеряешь.

Углук перерезал Пину путы на ногах, поднял его за волосы и поставил стоймя. Пин упал. Углук снова поднял его за волосы. Несколько орков захохотало. Углук раздвинул хоббиту зубы и влил в рот что-то из фляги. Жидкость обожгла горло и разлилась жаром по телу, но боль в стопах и лодыжках прошла, и Пин удержался на ногах.

— Ну, двигай! — сказал Углук. — Где второй?

Пин увидел, как огромный орк подошел к Мерри и пнул его ногой. Мерри застонал. Углук грубо поднял его и содрал с головы повязку. Затем намазал рану какой-то темной мазью из деревянной банки. Мерри ойкнул и задергался.

Орки хлопали в ладоши и верещали от удовольствия.

— Лекарства боится! — выкрикивали они. — Не понимает, что это для его же пользы. Ну и позабавит он нас потом!

Однако Углуку, видно, было не до забав. У него не было времени, ему надо было привести в форму невольных участников марша. Он лечил пленников по-своему, грубо, но эффективно. Когда он насильно влил в горло второго пленника пару глотков питья из своей фляги и разрезал путы на ногах, Мерри тоже встал, очень бледный, с ввалившимися глазами, но в полном сознании. Он не чувствовал даже боли от раны на голове, хотя багровый шрам остался у него на всю жизнь.

— Привет, Пин! — сказал он. — Ты тоже в этом пикнике участвуешь? А где будем ночевать и завтракать?

— Хватит! — оборвал его Углук. — Держи язык за зубами. Не дури. Нечего вам друг с другом болтать. О каждом вашем выбрыке узнает тот, кто вас дожидается, а уж он-то за все отплатит. Получите и постель, и завтрак, только вам его угощение боком вылезет.


Бандиты начали спускаться по тесному желобу в долину, в туман. Мерри и Пин, отделенные друг от друга парой десятков орков, шли вместе со всеми, а когда почувствовали траву под ногами, то почему-то заволновались и даже обрадовались.

— Теперь вперед! — приказал Углук. — На запад, и немного взять к северу. Поведет Лугдуш.

— Что будем делать, когда солнце взойдет? — забеспокоился один из орков-северян.

— Идти дальше, — ответил Углук. — А ты что думал? Сядем на травке и подождем, пока соломенные лбы придут к нам на пикник?

— Но мы не можем идти днем!

— Когда я пойду сзади, то сможете! — оборвал жалобы Углук. — А теперь бегом! Иначе не увидите родных пещер! За Белой Рукой! Кто придумал брать с собой в поход пещерных червей, не обученных военному делу? Бегом, гады! Бегом, пока темно!

И вся банда понеслась бегом, длинными прыжками, как обычно бегают орки. Порядка в строю при этом не было никакого, кто-то отставал, кто-то рвался вперед, орки ругались, толкались, но, надо признаться, передвигались быстро. За каждым хоббитом следили трое гоблинов, один с бичом. Пин бежал почти в самом конце и со страхом думал о том, долго ли выдержит этот бешеный темп, — он с самого утра ничего не ел. Но он ощущал внутри жар от орчьего напитка, и мысль его лихорадочно работала. Он думал о друзьях.

Ему представлялся Бродяжник, который идет, наклонясь над дорогой, вот он отыскал темный след, а вот уже бежит, бежит… Но разве Бродяжник сумеет разглядеть что-нибудь на перетоптанной множеством орков тропе? Мелкие следы хоббитов исчезли под следами подкованных сапог гоблинов, замыкающих строй.

Когда бандиты пробежали около мили, земля начала полого понижаться, здесь стало сыро, трава была мягкой. На земле лежал плотный туман, полуосвещенные убывающей луной силуэты орков расплывались в нем.

— Эй, впереди, замедлить шаг! — закричал Углук, замыкавший неровный строй.

В мозгу у Пина блеснула дерзкая мысль. Он отпрыгнул в сторону, вывернулся из-под руки своего стражника и сломя голову кинулся бежать в туман, почти распластываясь в траве.

— Стой! — заорал Углук.

Орки заволновались и зашумели. Пин бежал куда глаза глядят. За ним уже гнались, несколько орков перебегало ему дорогу.

«Удрать не удастся, — подумал Пин. — Но я хоть оставлю следы на мокрой земле, они их не затопчут».

Связанными руками он нащупал на шее застежку и отцепил ее. Длинные лапы орков уже тянулись к нему, но он успел уронить застежку на землю. «И будешь ты тут лежать до скончания века, — подумал он. — Сам не знаю, для чего я это сделал. Наши-то, наверное, все ушли с Фродо, если уцелели».

Бич опоясал его. Пин еле сдержал крик.

— Хватит! — подбежал Углук. — Этот мерзавец должен еще долго бежать. Пусть оба бегут. Кнут только чтобы гнать. Но ты не думай, что тебе это даром пройдет, — повернулся он к хоббиту. — Тебе все припомнится! Расплата откладывается, но ты свое получишь. Топай!


Пин и Мерри почти ничего не запомнили из того пути. От страшных снов они переходили к страшному пробуждению, они будто пробирались по черному туннелю страданий. Искорка надежды тлела все слабее. Хоббиты бежали, бежали, стараясь не отстать от орков, бичи обжигали их, а если они теряли сознание и падали, то орки хватали их и волокли, не нарушая общего темпа, пока они снова полусознательно не начинали двигать ногами.

Тепло от орчьего питья улетучилось. Пин дрожал от холода и слабости. Наконец он окончательно потерял сознание и упал ничком. Тут же когтистые лапы отодрали его от земли, кто-то взвалил его на плечи и понес. Хоббит уже не чувствовал впившихся в него когтей, он провалился в ночь. Была ли это на самом деле ночь, или тьма застилала ему глаза, он не знал.

Потом словно издали до него донеслись голоса. Кажется, орки требовали отдыха, Углук орал на них. Пина швырнули на землю. Он как упал, так и лежал, от удара снова потеряв сознание, но ненадолго. Безжалостные лапы снова схватили его и поволокли. И опять начались толчки, и пинки, и удары, и страх… и тьма… Тьма поредела, Пин очнулся и открыл глаза: было утро. Хоббит услышал громкие приказы и снова упал, сброшенный с хребта какого-то орка на землю.

Он лежал довольно долго, борясь с отчаянием. Голова у него кружилась, по жару в горле он понял, что его опять поили горячащим зельем. Один из орков нагнулся над ним и швырнул ему ломоть хлеба и кусок жесткого сушеного мяса. Хоббит жадно проглотил пахнущий плесенью серый хлеб, но к мясу не притронулся. Он был голоден, но не настолько, чтобы взять мясо у орка, еще помнил, что это за мясо могло быть.

Потом он сел и огляделся. Мерри лежал недалеко от него. Они были на берегу узкой быстрой речки. Впереди маячили горы, их острые вершины уже ловили первые лучи солнца. На ближних склонах чернел лес. Лагерь гудел от криков и споров. Казалось, что вот-вот вспыхнет дикая свара между северянами и орками из Исенгарда. Одни показывали на юг, откуда пришли, другие на восток.

— Значит, так, — сказал Углук. — Оставьте их мне. Убивать нельзя, я вам уже сказал. Если хотите бросить добычу, за которой так далеко ходили, бросайте. Я ими сам займусь. Бойцы из племени Урук-Хай всегда выполняют задание до конца. Если боитесь соломенных лбов, удирайте! Бегите. Вон там лес, в нем ваша надежда? Ну, берите ноги в руки! И поспешите, а то я еще пару голов сшибу, чтобы остальных уму-разуму научить!

Еще какое-то время слышались проклятия и бурчание, затем большинство северян — около сотни, а может, больше — сорвались с места и пустились бежать по берегу реки к горам. Хоббиты остались с исенгардцами. Было их десятков восемь, крупные, смуглые, косоглазые, с большими луками и короткими мечами в широких ножнах. Горстка самых рослых и наименее трусливых представителей северного племени тоже осталась с Углуком.

— Сейчас расправимся с Грышнаком, — произнес Углук, глядя на восток.

Некоторые из его соплеменников то и дело беспокойно смотрели на юг и даже показывали туда пальцами.

— Знаю, чего боитесь, — пробурчал Углук. — Проклятые лошадники нас учуяли. Ты виноват, Снаг. Уши обрежу и тебе, и твоим разведчикам. Но мы — боевое племя Урук-Хай! Скоро отдадим должное конине и, может быть, чему-нибудь получше.

Тут только Пин понял, почему орк смотрел на восток. Оттуда послышались хриплые возгласы и появился Грышнак, а с ним несколько десятков орков его племени, кривоногих, с длинными, почти до земли, руками. На их щитах был нарисован красный глаз. Углук сделал шаг им навстречу.

— Чего вернулись? — спросил он. — Передумали?

— Вернулись, чтобы проследить за выполнением приказа и сохранностью пленных, — ответил Грышнак.

— В самом деле? — фыркнул Углук. — Зря стараетесь. Тут командую я, и приказы выполняются. А может, вернулись еще за чем-нибудь? Вы нас бросили в такой спешке, что, может, забыли что-то ценное?

— Дурака забыли, — сердито отпарировал Грышнак. — Но с ним храбрые орки, которых было бы жаль губить. Нам известно, что ты ведешь их на смерть. Я вернулся их спасти.

— Прекрасно! — расхохотался Углук. — Но если ты не рвешься в бой, ты перепутал дорогу. Шел бы, как шел, в Лугбур. Соломенные лбы на подходе. Где твой бесценный Назгул? Опять под ним коня отстрелили? Что ж ты его с собой сюда не привел? Он мог бы пригодиться, если этих самых Назгулов не перехваливают.

— Назгул, Назгул! — повторил Грышнак, вздрогнув, и губы облизал, будто избавляясь от неприятного вкуса этого слова. — Ты говоришь о делах, которые не можешь постичь своим паршивым умишком, Углук! Перехвалить Назгула! Ты еще пожалеешь об этих словах, обезьяна! Не знаешь, что ли: они — любимцы Большого Глаза? Но сейчас еще не пришло время Крылатых Назгулов, пока нет! Властелин не хочет, чтобы их видели на другом берегу Великой Реки, пока не пробьет час. Они нужны для большой войны и для тайных дел.

— Кажется, ты слишком много знаешь, — произнес Углук. — А это, как известно, не всегда полезно. В Лугбуре могут поинтересоваться, откуда у тебя столько сведений и зачем ты их собираешь. Именно так, а тем временем Урук-Хай из Исенгарда, как всегда, выполняют самую трудную работу. Не торчи ты тут зря, собирай свои пожитки и драпай к лесу за теми свиньями. Советую поспешить, а то не доберетесь живыми до Великой Реки, — и добавил, обратившись к своим: — Ну, вы! Тоже в путь! Я прикрою тыл.


Два исенгардца опять подхватили Мерриадока и Пина на спины. Банда двинулась дальше. Орки успели отдохнуть и бежали быстро, проходили часы, а остановок не делалось, только несшие пленников иногда приостанавливались, чтобы передать их следующим носильщикам. То ли исенгардцы были сильнее и выносливее, то ли Грышнак намеренно отставал, но постепенно соплеменники Углука опередили Мордорскую пехтуру, которая оказалась вся сзади. Сокращалось также расстояние между исенгардцами и северянами, которые первыми побежали вперед. Темный лес приближался.

Пин был весь в синяках и ссадинах, голова у него болела, лицом он все время терся о грязную щеку и волосатое ухо тащившего его орка, а перед собой видел лишь согнутые плечи и сильные ноги, будто сделанные не из мяса и костей, а из проволоки и рога, равномерно отбивающие по дороге счет секундам бесконечно долгого дня.

После полудня отряд Углука нагнал северных орков. Те ослабли, осоловели от солнца, которое, несмотря на позднюю пору года, довольно ярко светило на бледном небе. Головы у них клонились на грудь, языки вываливались.

— Уроды! — зашипели исенгардцы. — Черви вареные. Соломенные лбы вас сцапают и сожрут. Они уже близко.

В этот момент Грышнак издал предостерегающий крик: злая шутка оказалась правдой. Отставшие первыми заметили бешено скачущих всадников. Рохирримы были еще далеко, но двигались быстрее, чем орки, и с каждой минутой приближались, как грозная волна прилива, которая гонит по песку обреченных, вязнущих в нем.

К удивлению Пина, исенгардцы смогли удвоить скорость, несмотря на усталость после целого дня. Хоббит заметил, что солнце заходит, скрывается за Мглистыми Горами. Тени в степи удлинялись. Мордорцы тоже подняли головы и убыстрили шаги. Черная стена Леса была совсем близко. Орки уже пробегали мимо отдельных деревьев, стоявших перед массивом, как лесные форпосты. Земля медленно поднималась, но это орков не задержало. Углук и Грышнак окриками понукали бандитов к последнему рывку.


«Они еще могут оторваться от погони. Они удерут!» — думал Пин. Ему удалось один раз повернуть голову назад и одним глазом взглянуть в степь. На востоке он увидел всадников. Они скакали галопом по степи и уже почти поравнялись с орками, бегущими по дороге. Заходящее солнце золотило их волосы и шлемы, его последние лучи поблескивали на копьях. Они явно догоняли и окружали орков, не давая им разбегаться и вынуждая всю банду держаться у реки.

Пин очень хотел бы знать, что это за люди. Он жалел, что в Райвенделе не расспросил больше о широком мире и не рассмотрел карты. Он тогда просто успокоился, что план похода знают те, кто умнее его. Ему в голову не приходило, что судьба может разлучить его с Гэндальфом и Бродяжником, и даже с Фродо. О Рохане он запомнил только, что благородный конь Гэндальфа, Серосвет, был родом оттуда. Хоть это пока обнадеживало.

«А как они узнают, что мы — не орки? — начал вдруг бояться Пин. — Здесь ведь о хоббитах ничего не слышали. Буду надеяться, что проклятым оркам грозит гибель, но удастся ли нам при этом спасти свою шкуру?»

Пока все говорило о том, что не удастся. Похоже было, что пленники погибнут вместе с орками, прежде чем рохирримы смогут заметить двух маленьких хоббитов.

Среди всадников уже были видны лучники, искусные в стрельбе с коня на полном скаку. Выезжая из общего строя, они посылали стрелы в отстающих бандитов, и те падали, а рохирримы вновь скрывались среди своих, чтобы их самих вражеские стрелы не достали. Этот маневр они повторили несколько раз, и хоббиту показалось, что их стрелы сыплются уже на исенгардцев. Орк, бежавший перед Пином, вдруг пошатнулся, упал, и не встал больше.


Но этим действия рохирримов пока ограничились. Наступала ночь, и всадники не начинали открытого боя. Много орков полегло от их стрел, но еще сотни две оставалось. В сумерках банда дотянулась до предгорья. До края леса оставалось не больше, чем полгона, но орки вперед уже не могли продвинуться. Кольцо всадников вокруг них замкнулось. Нарушив приказ Углука, небольшой отряд бандитов попытался пробиться к лесу, но их не пропустили — только трое уцелевших вернулись назад.

— Вот и попались! — оскалившись, съязвил Грышнак. — Спасибо вожаку. Может, знаменитый Углук теперь нас еще куда-нибудь поведет?

— Свалить пленных на землю! — приказал Углук, не обращая внимания на слова Грышнака. — Ты, Лугдуш, возьми двух товарищей и стерегите их. Не убивать, разве что подлые белоголовые прорвутся. Понятно? Пока я жив, оба малявки мне нужны. Не давайте им кричать и не допускайте, чтобы их отбили. Спутайте им ноги.

Приказ был исполнен безоговорочно. В первый раз за всю дорогу Пин оказался рядом с Мерри. Орки громко орали, оружие лязгало, и в этом шуме друзья смогли шепотом обменяться парой слов.

— Надеяться не на что, — сказал Мерри. — Все кончено. Ослаб я и вряд ли смогу далеко дойти, даже если мы освободимся.

— Лембасы! — прошептал Пин. — Лембасы. У меня два осталось. А у тебя? Эти негодяи вроде ничего не отбирали, кроме мечей.

— Пакетик в кармане был, — ответил Мерри. — Наверное, в кашу превратился. Но я до кармана не достану!

— И не надо. Я…

В этот момент грубый пинок уведомил Пина, что шум в лагере утих и что за ними опять крепко следят.


Ночь была холодная и тихая. Вокруг пригорка, на котором собрались бандиты, со всех сторон посвечивали маленькие красновато-золотистые костерки: получался замкнутый круг. Рохирримы были на расстоянии полета стрелы, но за светом костров орки не видели ни одного бойца. Они истратили множество стрел, целясь в пламя, наконец, Углук запретил им бессмысленное разбрасывание стрел. От костров не доносилось ни малейшего шума. Позднее, когда вышел месяц, можно было в его беловатом свете заметить отдельные передвигающиеся фигуры — это по кругу ходили патрули.

— Восхода ждут, проклятые! — буркнул один из орков, приставленных к хоббитам. — Почему мы не пытаемся все вместе пробиться? Что себе думает этот Углук, хотел бы я знать!

— Ишь ты, хотел бы! — рявкнул Углук из-за плеча. — Может, тебе кажется, что я вообще не думаю? Мерзавец! Ты не лучше остальных голодранцев, всех этих недоделанных северных червей и обезьян из Лугбура. Разве с таким отребьем можно пытаться сейчас лезть в драку? Эти трусы сразу взвоют и поразбегаются, а на равнине белоголовые лошадники разнесут нас в пух и прах. Их много. Одно только и есть у этих северных недотеп — они в темноте видят, как коты. Но я слышал, что соломенные лбы тоже видят лучше остальных людей, и не забывай о конях! Эти животные чуют движение воздуха. Но не все они чуют, не все. В лесу сидит Мохур с отрядом и вот-вот придет к нам на помощь.

Слова Углука придали сил исенгардцам, но орки из других племен были подавлены и недовольны. Углук выставил посты, но часовые почти все улеглись на землю и принялись отдыхать в своей любимой темноте. А ночь была черная, как смола, месяц спрятался за тучи, и Пин в двух шагах от себя уже ничего не видел. Свет костров сюда не доходил, весь холм потонул во мраке.

Спать спокойно рохирримы оркам, однако, не дали. Дикий крик с восточной стороны напугал осажденных среди ночи. Несколько людей подъехали к холму, оставили коней внизу, прокрались наверх, положили трупами десяток орков и безнаказанно ушли. Углук бросился туда наводить порядок.

Пин и Мерри приподнялись с земли. Исенгардцы, которые их охраняли, побежали за Углуком. У хоббитов блеснула надежда на спасение — и тут же угасла. Длинные косматые лапы охватили их обоих за шеи, сдавили и оттащили в сторону. В темноте между ними возникла отвратительная голова Грышнака. Смрадным дыханием пахнуло им в лица, холодные, твердые пальцы стали ощупывать с ног до головы. У Пина мороз пошел по коже.

— Ну, малявки, — почти ласково шептал Грышнак. — Как вам спалось? Приятные сны смотрели? Не слишком ли вам тут хорошо? Между саблями, кнутами и темным лесом? И еще копья и стрелы? Малявкам нечего вмешиваться в большие дела.

Приговаривая так, он продолжал шарить по ним пальцами, и в глубине его глаз словно горело бледное и страшное пламя.

Вдруг у Пина в голове мелькнула мысль, подсказанная действиями врага: «Грышнак знает о Кольце! Он ищет его, пользуясь тем, что Углук отошел. Сам хочет им завладеть». Хоббит замер от страха, но ясности мысли не утратил и стал думать, как бы использовать этого орка для своей выгоды.

— Так ты вряд ли что-нибудь найдешь, — зашептал Пин. — Не очень это просто.

— Что-нибудь найду? — переспросил Грышнак. Его пальцы остановились и крепко сжали плечо хоббита. — А что? О чем ты заговорил, малявка?

Мгновение Пин молчал. Потом вдруг в темноте булькнул горлом «голм-голм» и добавил:

— Ничего такого, Прелесть моя.

И тут же почувствовал, как пальцы Грышнака задрожали.

— Ага, — засипел он. — Ты об этом думаешь! Опасные мысли, очень опасные, малявка!

— Может быть, — отозвался Мерри, который уже понял замысел Пина. — Может быть, опасные, и не только для нас. Ты сам хорошо это знаешь. Так ты его хочешь? А что нам дашь взамен?

— Я хочу? Что хочу? — фальшиво удивился Грышнак, но руки у него продолжали трястись. — Что я вам дам? Как это понимать?

— А так, — ответил Пин, осторожно подбирая слова, — что наощупь в темноте ты немногого добьешься. Мы бы могли сберечь тебе силы и время. Сначала развяжи нам ноги, иначе мы ничего не сделаем и ничего не скажем.

— Глупые малявки, — зашипел Грышнак. — Мы из вас выдавим все, что вы знаете, и все, что имеете, когда время придет. Вы еще пожалеете, что мало знали. Скоро убедитесь, и я не буду торопить следствие, нет, не буду! Вы думаете, почему вас берегут? Уж не по доброте, милые мои. Даже у тупицы Углука такого недостатка нет.

— Мы тебе верим, — сказал Мерри. — Но добыча еще не у тебя в руках. И вообще непохоже, чтобы она тебе досталась. Если нас отведут в Исенгард, шиш ты получишь. Все загребет Саруман. Если хочешь что-то иметь, сейчас твой последний шанс договориться с нами.

Грышнак начал терять терпение. Имя Сарумана привело его в ярость. Время шло, шум в лагере утихал. Сейчас вернется Углук со своими исенгардцами.

— Оно у вас? У кого? — спросил Грышнак.

— Голм-голм, — ответил Пин.

— Развяжи ноги, — сказал Мерри.

Руки орка тряслись, как в лихорадке.

— Подлые гаденыши, — хрипел он. — Развязать вам ноги? Я бы вас на мелкие клочья разодрал. Да я вас до костей расцарапаю! Я вас порублю на жаркое! Обойдемся без ног, я вас себе заберу, себе, и никому вы больше не достанетесь!

Вдруг он снова схватил их обоих, прижал к ребрам подмышками, заткнул лапами рты. Сила в его руках была страшенная. Потом он побежал. Тихо и быстро добежал до края холма. Увидел брешь между часовыми, согнулся пополам и нырнул в темноту, как привидение, вниз с пригорка, потом на запад, к реке. Со стороны реки в ночи светил только один костерок, похоже, что там можно было проскользнуть.

Через несколько десятков шагов он приостановился, осмотрелся, прислушался. Ничего не увидел и не услышал. Пригнувшись, пошел дальше. Опять остановился, припал к земле, прислушался. Потом вдруг резко встал, словно собирался бежать в открытую. И тут перед ним вырос силуэт всадника. Конь поднялся на дыбы, человек вскрикнул.

Грышнак бросился на землю, распластался, прикрывая хоббитов телом. Потом вытащил саблю. Заколебался, убивать пленников сразу или подождать еще. По-видимому, решил убивать. Сабля блеснула в воздухе, отразив лезвием отблеск дальнего костра. Но опуститься не успела. В темноте запела стрела — то ли лучник сумел хорошо прицелиться, то ли сама судьба водила его рукой, но стрела пробила орку правую руку. Он взвыл и выпустил саблю. В темноте застучали копыта. Грышнак бросился бежать, но тут же упал, пригвожденный к земле копьем. Жуткий крик с хрипом вырвался из его горла, и все стихло.

Хоббиты остались лежать там, где их бросил орк. Еще один всадник быстро подъехал к товарищу; его конь легко перескочил через лежащих хоббитов. То ли он их увидел, то ли почуял. Всадники, по-видимому, не заметили маленьких фигурок в эльфийских плащах, которые боялись пошевелиться и долго еще лежали как мертвые, после того как ускакали рохирримы.


Наконец Мерри тихим шепотом сказал: — Пока все удачно, но как сделать, чтобы в драке нас не подняли на копья?

Вместо ответа с холма донесся сильный шум. Предсмертный крик Грышнака всполошил орков. По возгласам и ругани, доносящимся из лагеря, хоббиты поняли, что орки узнали об их исчезновении. Углук, наверное, снимал головы с плеч своих подчиненных. И в это же время издалека, со стороны леса, раздались новые орчьи крики, верно, Мохур подходил на помощь Углуку. Степь сразу загудела от конского топота. Роханские всадники сжимали кольцо вокруг холма, бесстрашно бросались навстречу орчьим стрелам, не давая ни одному врагу бежать из западни. Часть отряда тем временем поскакала навстречу Мохуру.

И тут Мерри и Пин вдруг поняли, что волей судьбы они уже вне кольца осады и ничто не мешает им бежать в любую сторону.

— Можно было бы сейчас убежать, — всхлипнул Мерри, — если бы ноги-руки у нас не были связаны. А так я даже перегрызть веревки не смогу, и до узлов не дотянусь, чтобы распутаться.

— Не старайся, — ответил ему Пин. — Я тебе хотел сказать, да не успел, что руки у меня давно свободны. Я оставил веревки только для виду, чтобы не заметили. Вот, пожуй лембас!

Пин вытянул руку из свободной петли и вытащил из кармана у друга пакетик с лепешками. Они сильно раскрошились, но были хорошо завернуты в листья, и крошки не рассыпались. Друзья решили съесть сразу по два. Вкус лембасов напомнил им красивые лица, улыбки, хорошую еду в далекие мирные дни. Несколько минут они расслабленно сидели, забыв обо всем, и жевали раскрошенные лепешки, не замечая даже шума битвы, происходившей совсем рядом. Пин очнулся первым и вернул к действительности товарища.

— Удирать отсюда надо, — сказал он. — Подожди, я сейчас.

Рядом лежала сабля Грышнака, но она была очень тяжелой и неудобной, так что пришлось подползти к трупу и снять с него нож. Острым лезвием Пин перерезал все веревки.

— Давай двигаться, — сказал он. — Главное начать, хоть ползком, потом ноги разогреются, встанем и пойдем. Поползли!

Так они и двинулись. Сначала ноги совсем отказывались слушаться, пришлось-таки ползти, но земля была мягкая, передвигаться было нетрудно. Последний костер роханских часовых они обошли уже почти на ногах, потом оказались на берегу реки, сели и осмотрелись.

Шум битвы затихал. Очевидно, отряд Мохура был разгромлен или обратился в бегство. Рохирримы вернулись и теперь в почти полной тишине сжимали кольцо вокруг орчьего лагеря на холме. Начинало светать. Небо на востоке бледнело; настанет утро, и, наверное, все кончится очень скоро.

— Надо прятаться, — сказал Пин. — Если нас заметят, нам ничто не поможет. Эти храбрые воины поймут, что мы не орки, только после того, как нас зарубят. — Он встал, попробовал притопнуть. — Веревки как проволока, все ноги в ранах. Но уже согрелись, двигаются. А ты как себя чувствуешь, Мерри?

Мерри встал.

— Пожалуй, могу идти. Удивительно питательные эти лембасы. И силы придают больше, чем орчье питье. Интересно, из чего они его делают? А может, лучше и не знать. Давай воды напьемся, надо рот после всего промыть.

— Только не здесь, — сказал Пин. — Здесь берег высоковат. Пошли лучше отсюда.

И они пошли вдоль реки, держась за руки и чувствуя, наконец, что они свободны. Небо на востоке за их спинами с каждым мгновением светлело. Пин и Мерри ускорили шаг, насколько могли, поддерживая друг друга разговором, как истинные хоббиты дома на прогулке. Они даже пытались шутить. Если бы кто-нибудь их в эту минуту слышал, то, наверное, не догадался бы, что они только что жестоко страдали, шли на муки и смерть без надежды спастись, и что даже сейчас у них было не очень-то много шансов найти друзей и оказаться в безопасности.

— Вы себя показали с лучшей стороны, господин Тук-младший! — говорил Мерри. — По-моему, ты заслуживаешь отдельной главы в Книге старика Бильбо, если у меня будет возможность доложить ему о твоих подвигах. Как мы вырвались! Мне больше всего понравилось, как ты разгадал, что было на уме у этого лохматого гада, и как ты сумел его надуть. А еще мне интересно, нашел ли кто-нибудь наш след и подобрал ли твою застежку. Я не хотел бы свою потерять, а твоей мы уже, наверное, не увидим… Слушай, чтобы за тобой угнаться, мне надо коленки причесать! А вот отсюда первым пойдет братец Брендибак. Теперь мой черед. Ты, по-моему, понятия не имеешь, где мы. Я более толково проводил время в Райвенделе, чем ты. Так вот, мы с тобой — на берегу Реки Энтов. Впереди — конец Мглистого Хребта и Фангорнский Лес.

И, как будто подтверждая его слова, перед ними выросла темная стена леса. Казалось, ночь прячется под его громадными деревьями, отступая от утреннего света.

— Что ж, ведите вперед, господин Брендибак! — сказал Пин. — Или назад! Нас предупреждали о том, что в Фангорне опасно. Конечно, хоббит, который проглотил столько знаний, не забыл об этом предупреждении.

— Не забыл, — ответил Мерри. — Но сейчас лучше в лес, чем назад на поле, где дерутся.

И он потянул друга под деревья.


Деревья казались старыми, как мир. С них свисали длинные спутанные бороды мхов и старых лишайников, покачиваясь от движения воздуха. Из-под деревьев хоббиты еще раз оглянулись на степь. Две их маленькие фигурки, почти скрытые полумраком, напоминали эльфийских ребятишек, которые в давние дни вот так выглядывали из девственных чащ, встречая свой первый восход.

Солнце вставало далеко за раскинувшимися на много миль пастбищами Восточного Эммета, за Великой Рекой и Бурыми Равнинами, красное, как пламя. При его появлении громко затрубили охотничьи рога. Роханские всадники мгновенно проснулись, и долина огласилась перекличкой рогов и рожков. Мерри и Пин услышали ржание боевых коней. Воины грянули песню. Край солнца огненным луком поднялся над горизонтом. В то же мгновение с громкими криками роханские всадники понеслись в атаку с востока. Красные отблески играли на доспехах и оружии.

Орки тоже проснулись, взвыли, и рой стрел из всех луков, которые у них были, встретил всадников. Хоббиты видели, как некоторые из них упали с коней, но строй при этом не нарушился; всадники широким полукольцом хлынули на холм и смяли остатки банды. Часть орков бросилась врассыпную, одного за другим их догоняли и убивали. В общей суматохе выделился черный клин и стал пробиваться к лесу. Казалось, что вот-вот этим оркам удастся вырваться из окружения. Три всадника упали, порубленные саблями.

— Хватит смотреть на эту жуть, — сказал Мерри. — Вон Углук! Не хочу его больше видеть!

Оба хоббита повернулись и побежали в темную глубь Фангорна.

Так получилось, что последнего натиска рохирримов они уже не видели. Они не видели, как упал Углук, пронзенный роханским мечом уже у самого леса. Его прикончил Эомер. Третий Полководец Рубежного Края соскочил с коня и расправлялся с последними исенгардцами. В то же время его воины на быстрых конях догоняли в степи последних мордорцев и пригвождали их копьями к земле.

После этой кровавой работы рохирримы собрали своих убитых, насыпали над ними курган и спели похоронную песнь. Затем на громадном костре сожгли трупы орков и рассыпали их прах по полю сражения.

Так погибла лучшая банда Урук-Хай. Ни один свидетель не ушел, так что некому было нести плохие вести в Мордор и в Исенгард. Только дым от костра поднялся высоко в небо, где его могли увидеть многие внимательные глаза.