"По ту сторону тьмы" - читать интересную книгу автора (Бэнкс Йэн)

ПРОЛОГ

Она прижалась щекой к деревянному подоконнику. Дерево было холодным, пахучим и блестящим. Шер встала коленками на сиденье. Оно тоже пахло, но по-другому. Широкое сиденье, красное, как закатное солнце, с маленькими пуговицами. От пуговиц разбегались глубокие морщины; из-за этого сиденье походило на животик со множеством пупков. За окном висела хмарь, и в вагончике фуникулера горел свет. Внизу, на крутых горных склонах, виднелись фигурки лыжников. Лицо Шер отражалось в стекле, и она принялась корчить самой себе рожи.

Вскоре отражение помутнело. Она протерла стекло ладонью. Кто-то помахал ей из другого вагончика, скользившего мимо к подножию холма, но она не ответила. Белые деревья и холмы за окном медленно покачивались — взад-вперед, взад-вперед.

Вагончик тихо скользил, поднимаясь к слоям облаков. Деревья и горнолыжные спуски сверкали первозданной белизной: недавний снегопад и всю ночь простоявший в долине морозный туман укрыли ветви и стволы хрустящим одеялом. Лыжники выписывали на выпуклой чистой странице холма огромные голубые буквы.

Мать взглянула на дочку. Та, забравшись с ногами на сиденье, смотрела в окно. Отделанный мехом лыжный костюм девочки был кричаще-розового цвета; перчатки, свисающие на резинках из рукавов, — невыносимо лилового, а маленькие ботинки — ярко-оранжевого. Неважное сочетание, особенно для Фрелля — самого, по общему мнению, фешенебельного курорта Северной Калтаспии. Но она подозревала, что цвет лыжной экипировки, которую дочь выбирала сама, гораздо меньше повредит психике ребенка, чем материнские крики, раздражение и запреты.

Девочка, насупившись, уткнулась в окно.

Недоумевая, почему так нахмурилась дочь, женщина повернула голову и метрах в двадцати заметила едущий вниз вагончик. Она протянула руку, откинула со лба ребенка несколько упавших на глаза черных кудряшек, но девочка, казалось, даже не заметила этого. Слишком серьезное лицо для такой малышки. Женщина улыбнулась, увидев себя в этом возрасте. Она хорошо помнила себя в пять лет, могла вспомнить и в три года, но смутно, отрывочно — редкие вспышки света среди тьмы забвения. Но вот пять лет — совсем другое дело. День рождения и фейерверк над озером. Как ей хотелось в те дни стать взрослой, поздно вставать и бегать на танцы! Невыносимо было чувствовать себя маленькой, вечно делать то, что велят взрослые, чью манеру все скрывать или недоговаривать она ненавидела. А какие глупости они говорили, например: «Это лучшие дни твоей жизни». Временами казалось, что взрослые вообще не соображают, о чем говорят. Только став взрослым и взвалив на себя груз неизбежных забот и обязанностей, начинаешь ценить глубочайшее детское неведение (которое взрослые зовут невинностью) и, забывая свои собственные ощущения, видишь окруженных заботой пленников свободными.

Обычная история, считала она, однако ничуть не менее печальная из-за своей обыденности. Нечто вроде первородного греха — каждый проходит через это, несмотря на весь опыт предыдущих поколений.

А тебе удалось избежать этого греха? Она так старалась не повторять ошибок своих родителей. Но иногда, браня дочку, она слушала себя со стороны и думала: моя мать говорила точно так же.

Вот у мужа такого не бывает. Но ведь он воспитывался совсем по-другому, а сейчас не так занимается воспитанием ребенка. Ох уж эти старые семьи… Ее семья была богатой, влиятельной и, по всей вероятности, не без придури, но никогда не отличалась упрямой эксцентричностью, свойственной семье Криффа. Взглянув на экран наручного компьютера, она уменьшила подогрев в ботинках, которые стали теплыми и уютными. Уже полдень. Крифф, наверное, только что проснулся и звонит, чтоб подавали завтрак. Дворецкий сообщает ему последние новости, а лакей предлагает выбрать костюм на сегодняшний день. При мысли о муже она улыбнулась и вдруг осознала, что пристально смотрит на сидящего в другом конце вагончика Ксильфера. Телохранитель, третий пассажир вагончика, монументальный и смуглый, как старинная печка, тоже улыбался.

Она хихикнула и прикрыла рот ладонью.

— Госпожа? …

Женщина покачала головой. В окне за спиной Ксильфера проплывала возвышающаяся над деревьями каменная гряда, покрытая снегом, с черными проплешинами голого камня. Тут вагончик добрался до облаков и потонул в них. Гряда плыла мимо, словно огромная серая рыба; вагончик зажужжал, плюхнулся на колеса, проехал немного и продолжил плавный подъем, гудя и будто кивая самому себе. Лебедка увлекала его все выше и выше, вдоль длинных шеренг молчаливых деревьев, похожих на призрачное отступающее войско. Все вокруг стало серым. Серый столб появился и исчез; вагончик тряхнуло. Кроме неясных очертаний деревьев и соседнего троса, ничего нельзя было различить. Шер стало скучно, и она огляделась вокруг. Ксильфер улыбнулся, поймав на себе ее взгляд. Девочка не отреагировала. Пятнистый утес остался позади. Она вновь повернулась к окну и протерла его в надежде что-нибудь разглядеть. Впереди из мглы вынырнул вагончик и стал спускаться навстречу им. Вагончик замедлил ход и остановился.

— Бог ты мой, — сказала женщина и подняла глаза к потолку.

Ксильфер, нахмурившись, поднялся. Он посмотрел на соседний вагончик, который замер прямо напротив них. Женщина проследила за его взглядом. Другой вагончик точно так же висел, слегка раскачиваясь. Он казался пустым. Ксильфер обернулся и окинул взглядом утес, видневшийся метрах в тридцати — сорока. Женщина заметила, как сузились глаза телохранителя, и впервые ощутила легкий страх. На вершине скалы, между деревьями, ей почудилось какое-то движение. Может, просто разыгралась фантазия? Ксильфер снова перевел взгляд на вагончик, висящий напротив, и достал из лыжной куртки портативный мультивизор. Женщина не отрывала глаз от скалы. Среди деревьев, почти на одном уровне с вагончиком, и вправду что-то двигалось. Ксильфер настроил резкость в мультивизоре.

Она коснулась носом стекла. Стекло оказалось очень холодным. Мама когда-то рассказывала про негодную маленькую девочку, которая в один прекрасный день прижалась носом к холодному-прехолодному окну, а нос то и прилип — примерз к стеклу! Вот дурочка.

Соседний вагончик перестал качаться. Шер увидела внутри его каких-то людей с длинными черными штуками в руках, которые вдруг нырнули вниз и исчезли.

Пригнувшись и отбросив мультивизор, Ксильфер подался вперед, схватил женщину за руки и потянул к себе. Она с испугом взглянула на ребенка.

— Госпожа, я уверен, что беспокоиться не о чем, но будет лучше посидеть немного здесь, на полу.

Она согнулась в три погибели на вытертых досках пола, стараясь держать голову ниже уровня подоконника. Чуть привстав, осторожно стащила девочку с сиденья. Ребенок забарахтался, издав негодующий вопль.

— Ну, мама! …

— Ш-ш-ш! — Мать прижала ее к себе.

Не выпрямляясь, Ксильфер вперевалку подобрался к двери, одновременно вытаскивая из кармана рацию.

Окна разбились все разом, осыпав пассажиров стеклянным дождем. Вагончик содрогнулся. Женщина услышала собственный крик. Схватив ребенка, она бросилась ничком на пол и затаилась. Вагончик дернулся еще от нескольких выстрелов, и наступила тишина. Ксильфер что-то пробормотал; последовала серия резких ударов. Приподняв голову, она увидела, что телохранитель палит из револьвера в сторону скалы, выставив ствол в окно. Вагончик снова затрясся от выстрелов. Пыль, щепки, клочки поролона из сидений брызнули в разные стороны. Ксильфер поспешно нагнул голову. Потом привстал, сделал несколько ответных выстрелов и бросился на пол — сменить обойму. Пули звонко барабанили по металлу обшивки.

Горло обжег едкий привкус дыма. Она взглянула на дочь. Ребенок лежал под ней, с округлившимися глазами, но невредимый.

— Я — Зеро, я — Зеро, как слышите, прием, — скороговоркой пробормотал Ксильфер, пользуясь кратким затишьем. Он сунул рацию в карман.

— Я открою дверцу с подветренной стороны, — крикнул телохранитель, с трудом перекрывая грохот и визг. — Внизу снег, до него метров десять, не больше. Здесь оставаться опасно, надо прыгать.

Пули не переставая сыпались на ходуном ходивший вагончик. Из стены рядом с разбитым окном фонтаном брызнули щепки. Сморщившись, Ксильфер наклонил голову.

— Когда я открою дверь, — снова крикнул он ей, — бросайте ребенка и прыгайте сами. Ясно?

Она лишь кивнула в ответ, понимая, что в горле пересохло вовсе не от дыма. От страха.

Ксильфер перекатился по деревянному настилу поближе к двери. Оглушительный грохот не прекращался. Выстрелы беспорядочно сотрясали повисший в воздухе вагончик. Отбросив что-то в сторону, Ксильфер схватился за рычаг и рванул дверцу на себя. Та распахнулась, ударившись о стену, и женщина увидела прикрепленные снаружи лыжи в чехлах. Выше уровня подоконника лыжи были аккуратно срезаны пулями.

Ксильфер выглянул наружу. Его голова тотчас же словно взорвалась изнутри. Невидимое пушечное ядро отшвырнуло его назад и с силой ударило о противоположную стену. Внезапно ослепнув, она не видела всего этого. Из горла вырвался хрип, когда она осознала, что густая теплая жидкость, залепившая глаза, — это кровь телохранителя. От второго залпа вагончик закачался и задергался. Выстрел снес несколько сидений: они покатились по полу. Женщина с девочкой, прижавшись друг к другу, громко кричали. Женщина приподняла голову и поползла к двери. Вагончик вздрогнул вновь — удар оказался на удивление бесшумным и вместе с тем невероятно мощным. На нее обрушились паровой молот, несущийся поезд и метеорит одновременно. Секунду женщине показалось, что ее разорвало пополам, и она умерла.

Ребенок кричал, придавленный телом матери. Дверь совсем близко. Она понимала, что дочь кричит от ужаса при виде ее залитого кровью лица, и хотела успокоить дочь, но язык не подчинялся ей. Вокруг сгущалась темнота. Дверь так близко. А тело не слушается.

Девочка выползла из-под неподвижно лежащей матери. Та с трудом оперлась на локоть. Ребенок встал, не переставая кричать. Распухшее лицо заливали слезы. Дверь совсем рядом, но это уже не имеет значения. Все кончено. И ребенка уже не воспитать. Тупые, жестокие люди. Как дети. Несчастные дети. Прости их. Никому не ведомо, что ждет впереди. Но ты прости их, Господи. Все мы — несчастные, испуганные дети. Нет участи хуже, чем…

В распахнутую дверь влетела граната и со стуком покатилась по полу. Ребенок не видел ее. Женщина хотела крикнуть дочери, чтобы та подняла гранату и выбросила ее… но не смогла пошевельнуться.. Девочка рыдала, склонившись над матерью.

Собравшись с последними силами, женщина подползла к дочери и вытолкнула ее, истошно орущую, в открытую дверь. Взрыв прогремел мгновение спустя.

Шер с воем упала в снег.