"Остросюжетный детектив" - читать интересную книгу автора (Рейтё Енё)

Глава седьмая

ПРИХОДИТСЯ ПРИБЕГНУТЬ К ВЫСШЕЙ ДИПЛОМАТИИ

«Председатель суда открыл заседание, зачитав список свидетелей и приглашенных экспертов». Так было написано в газете. Грязный, измятый листок и сейчас лежит передо мной — я сохранил его. Свидетели, свидетели и еще свидетели… Множество мелких и мало что значащих вопросов…

Вводят обвиняемого, разжалованного капитана…

— Виктор Ламетр! Вы по-прежнему все отрицаете?

— Все, что я говорил, — правда. Я невиновен!

— Расскажите о будто бы полученной вами радиограмме. По возможности связно.

После короткой паузы обвиняемый начал:

— …Была душная ночь. Мое судно стояло на Сенегале. Экспедиция уже четыре дня как отправилась в путь по стране фонги… По временам со стороны моря до нас доносилось дыхание сирокко… В такие дни я чувствовал себя усталым, разбитым, выведенным из равновесия. Так было и на этот раз. Штиль сменился жгучим западным ветром… Над рекой стоял сырой туман…

— Вы и в других случаях плохо себя чувствовали во время сирокко? — спросил прокурор у Ламетра.

— Да. Корабельный врач может это подтвердить.

— Продолжайте.

— Как вдруг произошло несчастье. Мы услышали крик и успели еще увидеть тонущего Рольфа, нашего радиста, вокруг которого вода буквально кишела крокодилами.

— Где вы находились, когда это произошло?

— Перед своей каютой.

— Видел ли кто-нибудь вас непосредственно перед гибелью Рольфа?

— Нет… Только когда из воды раздался крик Рольфа, я бросился к тому месту на палубе, откуда он упал, и там встретился со штурманом Мате, первым помощником и двумя матросами.

— Продолжайте.

— Ночью сирокко задул еще сильней. Испарения береговых джунглей окутали корабль, свет прожекторов едва пробивался сквозь туман. У меня голова раскалывалась от боли. Лежа у себя в каюте, я выпил коньяку, но у него был какой-то неприятный вкус и мне только стало еще хуже…

— Много вы выпили?

— Я не был пьян.

Легкий шум в зале. Защитник капитана раздраженно хлопнул рукой по своим заметкам. Обвиняемый сам уничтожает возможность найти смягчающие обстоятельства.

— Я не был пьян, — твердо повторил Ламетр. — Я устал и словно был одурманен, но я ясно все помню.

— Продолжайте свои показания.

— В полночь ко мне постучал первый помощник. Он доложил о том, что все в порядке, а потом…

— Повторите этот разговор, если помните, слово в слово, — сказал председатель.

— Пожалуйста. Хиггинс отрапортовал: «Господин капитан! Докладываю, что обход судна закончил в ноль часов двадцать минут. Все в порядке…» — «Хорошо, Хиггинс… С которого часа вы на вахте?» — «С двенадцати часов, господин капитан.» — «Идите отдохнуть.» — «Дежурство вместо Рольфа на радиостанции господин капитан возьмет на себя?» — «Естественно.» Я встал, но у меня немного кружилась голова. «Разрешите, я помогу вам», — сказал Хиггинс. Палуба была затянута удушливым, густым туманом. Дождей не было уже много дней, и все же отовсюду капала вода. Я шел, спотыкаясь… Ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки… Без Хиггинса, вероятно, я не добрался бы до радиорубки. Помощник открыл дверь, и я вошел.

«Спокойной ночи, Хиггинс.» — «Спокойной ночи, господин капитан… Может быть, принести вам хинина?» — «Спасибо…» Оставшись один, я задремал. Не знаю, который был час, когда я проснулся. Страшно болела голова. Из приемника, непрерывно настроенного на связь с экспедицией, доносились слова: «Негрие… Негрие… Негрие…» Это были наши позывные. «Негрие слушает…» — ответил я. «Говорит капитан Мандер… Экспедиция уже в фонги. Высланная вперед разведывательная группа нашла рудник… Все в порядке… Пусть ваше судно возвращается в Оран. Присутствие канонерки вызывает беспокойство у туземцев. Ясно?» — «Понял вас… Завтра снимемся с якоря… С вами говорит командир корабля, капитан Ламетр.» — «Почему не радист?» — «Он умер.» Мандер продиктовал мне короткий список вещей, которые необходимо было им оставить.

— Вот этот? — спросил судья. Ламетр взглянул на бумажку.

— Да, это мой почерк.

— Продолжайте.

— Больше мне нечего сказать. На следующий день я приказал сняться с якоря, провел корабль по реке к морю и дальше на базу.

— У вас есть вопросы, господин прокурор?

— Вы знали капитана Мандера? — спросил прокурор.

— Он не был с нами на борту «Генерала дю Негрие». Вместе с лордом Пивброком он ожидал экспедицию в Фонги.

— Знали вы его или нет? Короткая пауза.

— Да… знал.

— Почему вы назвали его подлецом, узнав, что он не дал показаний в вашу пользу?

— Отказываюсь отвечать на этот вопрос.

— У вас есть основания быть уверенным, что с вами говорил именно Мандер?

— Да, но говорить о них я не буду.

— Узнали бы вы голос капитана Мандера, услышав его теперь?

— Не знаю.

— Короче говоря, вы узнали его не по голосу, а потому, что он сказал что-то, о чем знали только он и вы?

— Да. Но показаний об этом я давать не буду!

— Можете сесть. — Обвиняемый сел на свое место. — Для дачи свидетельских показаний вызывается капитан Мандер.

В зал вошел «капитан». Любопытная личность. Немного полноват и почти непрерывно моргает глазами.

— Капитан Мандер?

— Так точно… полагаю, что так.

— Вы были ранены в голову?

— Так точно.

— Вы помните обстоятельства, при которых это произошло?

— Нет, не помню…

— Но вам известно, что вы — капитан Мандер?

— Полностью даже в этом не уверен… Понимаете… — он прикоснулся рукой к голове.

— Вы знаете обвиняемого? Он посмотрел на Ламетра.

— Не помню.

— Вы ничего не помните?… Он потер лоб…

— Вижу только какую-то прогалину… Кто-то берет меня за плечо, держит за руку… угрожает… Но и это смутно…

Ламетр удивленно приподнимается с места.

— Обвиняемый, сядьте!

Шум в зале. Все чувствуют, что сейчас последует что-то необычайно важное.

— Напрягите память… С кем вы были на этой прогалине? Вы представляете себе его лицо?

— Совсем туманно.

— Передайте свое субъективное впечатление.

— Вы хотите… чтобы я… суб… Как вы сказали?

— Попробуйте передать свое субъективное впечатление. Свидетель сглатывает слюну.

— Прошу прощения… я был ранен в голову…

С места неожиданно поднимается прокурор, последние две минуты негромко разговаривавший с кем-то.

— Мне только что сообщили, что сегодня ночью произошло совершенно неожиданное событие. Полиция, основываясь на полученной информации, арестовала человека, которого я прошу вызвать для допроса. Это Федор Квастич, бывший судовой врач. Несколько лет назад решением суда по одному из уголовных дел ему пожизненно запрещено заниматься врачебной практикой.

— Не возражаю, — говорит председатель. — Капитана Мандера прошу занять свое место.

Входит доктор Квастич. Высокий седой мужчина с заспанными глазами, личность, хорошо известная «дну» Орана. Рядом с ним полицейский.

— Ваше имя?

— Федор Квастич.

— Год и место рождения?

— 1886 — ой, Рига.

Установив эти данные, председатель обращается к полицейскому:

— Почему вы задержали этого человека, инспектор?

— Перед рассветом кто-то позвонил по телефону в центральное управление и сообщил, что настоящим виновником в деле Ламетра является хорошо известный полиции Федор Квастич. Говоривший не назвал себя, а упомянул лишь, что хочет отомстить обманувшему его когда-то Квастичу.

Мы, как правило, не оставляем без внимания подобные сообщения, потому что не раз уже такое сведение счетов отдавало в руки полиции людей, совершивших не раскрытые ею преступления. Квастич играет на пианино в разных кабаках, а в наших картотеках числится как закоренелый контрабандист и торговец наркотиками. Мы немедленно доставили его в управление. Тем временем удалось установить, что в то время, как в Сенегале было совершено это преступление, русского в Оране не было.

— Где вы находились в те дни, когда было совершено преступление?

— В Гамбии…

— Откуда вы знаете, когда оно было совершено? — резко перебивает его председатель. — Эта деталь не сообщалась журналистам и не упоминалась ни в каких отчетах.

— Я… — запинаясь, отвечает свидетель, — я слыхал…

— От кого?

— Я… уже… не помню…

— Говорите правду! Ведь уже завтра нам сообщат из Гамбии, были ли вы там в действительности.

— Был… только проездом.

— Откуда и куда? Молчание.

— Вы знакомы со страной фонги?

— Ну… я бывал там… Знаком.

В это время «капитан» медленно поднялся со свидетельской скамьи и, растерянно наморщив лоб, уставился на отвечавшего.

Увидев его, Квастич испуганно отступил на шаг назад.

— Вы знаете капитана? — быстро задал вопрос председатель, заметивший смущение свидетеля.

Газеты писали об этом так:

«…Квастич в ужасе отшатнулся, а капитан Мандер с выражением удивления на лице подходил все ближе к нему… В зале наступила мертвая тишина, нервы у всех были напряжены, лишь обвиняемый, Ламетр, вел себя несколько загадочно. Он то и дело привставал, словно желая что-то сказать, хватался за голову и нервно поглядывал по сторонам. Каждый чувствовал, что наступает решающий момент всего дела…»

— Свидетель, кажется, вспомнил о чем-то? — спросил председатель у «капитана».

— Да… но… не знаю… Словно бы мы где-то вдвоем…

— Вы были этим летом в Сенегале? — обратился к Ква-стичу председатель. — Гамбия лежит недалеко оттуда…

— Не помню… Впрочем, возможно… Однако…

— Фолтер! — резко вскрикнул вдруг «капитан». — Фолтер… — пробормотал он через несколько секунд уже снова неуверенным тоном.

Председатель начал быстро перелистывать страницы протоколов.

— В одном из протоколов сказано: «В первой радиограмме от экспедиции, принятой еще покойным радистом, упоминалось о некоем Фолтере, шедшем впереди нее по поручению вождя Мимбини. Фолтер утверждал будто бы, что он — англичанин, и находится в стране Фонги как наблюдатель и друг вождя.» Это показания самого Ламетра.

Обвиняемый встал. Заговорил он, запинаясь, с каким-то странным выражением лица.

— Да, это так… но мне кажется… тут что-то…

— Так было сказано в радиограмме? — председатель с силой хлопнул по протоколу.

— Так. И они просили проверить эти данные.

— Вы сделали это?

— Я был арестован в тот же день, когда мы вернулись на базу.

— Можете сесть.

— Но я хотел бы…

— Позже. — Председатель обратился к свидетелю: — Что вы скажете на это?

Свидетель, заикаясь, ответил:

— Да, это я был Фолтером… Я не хотел говорить об этом, потому что боялся навлечь на себя подозрения.

— Вы были посланы англичанами для наблюдения за экспедицией?

— Нет.

— Но шли впереди экспедиции?

— Да.

— А затем присоединились к ней?

— Мимбини… послал… я торговал с ними…

— Господи… если бы только я вспомнил… — сейчас уже заметно нервным тоном сказал «капитан». — Фолтер! Мы где-то… стояли вместе… Пальмы… палатка и провода…

— Вы знаете господина капитана? — спросил у Квастича председатель.

— 3 — знаю…

— Вы стояли когда-нибудь рядом с ним на какой-нибудь прогалине в джунглях?

— Да… господин капитан относился ко мне очень дружески… из-за моего красивого голоса… и… я пел ему… английские солдатские песенки…

— Как ваше настоящее имя?

— Квастич.

«Капитан», весь дрожа, сделал шаг вперед. Зал замер. Лишь обвиняемый ерзал на своем месте так, что председатель вынужден был сделать ему замечание.

— Я пел ему… — пробормотал Квастич, — я пел ему: «Baby-baby, I love you…»

И тут — то разразилась драма!

— Мерзавец! — крикнул «капитан» и бросился к Квастичу. Одной рукой он схватил его за горло, а другой ударил в лицо так, что только гул пошел.

Понадобилось четверо солдат, чтобы оторвать его. В зале стоял невероятный гам. Председатель стучал по столу, кричал, а затем поднялся с места. Однако прокурору удалось перекричать шум:

— Господин председатель, я предлагаю не прерывать заседания! Свидетель сейчас все вспомнит!

Наступила тишина. Прокурор продолжал:

— Нельзя упустить момент, когда к тяжело раненному свидетелю, судя по всему, возвращается память…

— Постарайтесь успокоиться, — дружелюбно сказал председатель капитану «Мандеру». — Вы что-то вспомнили?

— Да, — взволнованно ответил тот. — Радиостанция находилась в моей палатке! Он как раз пел… этот… этот человек… и вошел кто-то… это был мой друг… как же его звали?…

— Пивброк, — подсказал судья.

— Пивброк! Да, именно так… и он сказал, чтобы я передал радиограмму на корабль… Мы попали в трудное положение… заблудились в глубине тропического леса…

— Что еще он сказал?

— Сказал, чтобы я… не вешал нос… Да… так… а когда мы вновь остались вдвоем с этим человеком… я повернулся к передатчику… а он ударил меня по голове…

Тяжело дыша, он умолк.

— Федор Квастич! Что вы скажете в ответ на это? Будете отрицать?

— Я прошу… — пролепетал он. — Я все скажу… Ламетр невиновен.

— Мне кажется… — взволнованно вскочил с места обвиняемый. — Здесь какая-то…

— Сядьте и не вмешивайтесь, пока вам не дадут слова… Квастич! Как следует понимать ваше последнее заявление?

— Господин председатель… пока я надеялся выйти сухим из этого дела, я не собирался приходить на помощь капитану Ламетру, хоть совесть иногда и мучила меня. Сейчас мне уже все равно не отвертеться, и я не хочу, чтобы из-за меня страдал невинный человек.

— Рассказывайте. Господин капитан, вы в силах корректировать его показания?

— Что… что я должен делать? — испуганно спросил Чурбан.

— Я вижу, что вы не совсем еще оправились?

— Прошу прощения… у меня ранение в голову…

— Пожалуйста, можете сесть, если вам нехорошо. Федор Квастич, рассказывайте обо всем, не упуская малейших деталей.

— Один иностранный агент, с которым я встретился в июне в Гамбии…

— Его имя?

— Мериме… возможно, это псевдоним. Он дал мне десять тысяч франков и обещал еще сорок тысяч, если я справлюсь с заданием. По его указанию я отправился к племени фонги и затем присоединился к экспедиции. Там я, выполняя приказ Мериме, подружился с капитаном Мандером. На одной из стоянок, в месте, известном под названием «Слоновья прогалина»…

— Слоновья прогалина!.. — воскликнул «капитан» тоном человека, которому удалось наконец что-то вспомнить. — Да! Так оно и было… это то самое место…

— Продолжайте показания!

— В палатке я оглушил капитана, а затем установил радиосвязь с «Генералом дю Негрие».

— Что вы передали им?

— Примерно так. «Экспедиция уже в Фонги… все в порядке… Присутствие канонерки вызывает беспокойство у туземцев, возвращайтесь, капитан Мандер.»

Обвиняемый стоял с ошарашенным видом, разинув рот. Казалось, что по временам он с трудом удерживается от смеха… Сошел с ума?

В этом не было ничего удивительного… Невинный человек, чуть было не приговоренный к смерти!

— После этого, — продолжал Квастич, — я дал знак выстрелом из пистолета, из чащи выбежал Мериме и его люди, и прежде, чем кто-нибудь успел даже подумать об обороне, все были схвачены и связаны.

— Кем были люди этого бандита? Европейцы или туземцы?

— Ну… гм… по большей части… негры…

— Из племени Фонги?

— Нет… эти были совсем другими… такими… их привел с собою Мериме. Откуда, я не знаю.

— Что было после этого?

— Негры остались с пленными, а мы сели в ожидавший нас неподалеку небольшой спортивный гидроплан и утром были уже в Гамбии. Оттуда я возвратился в Оран.

Квастич был просто великолепен. Такое и в кино не часто увидишь. Альфонс всего один-единственный раз рассказал ему тогда, на рассвете, в чем состоит его задание, но выложил пианист все, что можно было извлечь из рассказа мадемуазель Рубан, с блеском. Причем так запинаясь, так стараясь увильнуть от ответа на опасные вопросы, как это делал бы и настоящий преступник. Правда, если исключить данное дело, он им обычно и был. Я уже упоминал, что бог не обидел меня разумом, но с Квастичем и мне нелегко было бы тягаться. У него все было продумано. Летом он был в Каире по своим, связанным с контрабандой делам, так что полиция легко могла убедиться, что хорошо известный ей «Доктор», действительно, в интересующее ее время отсутствовал в Оране. Но вот откуда он выкопал этого Мериме, это и впрямь загадка.

Обвиняемый напрасно пытался добиться, чтобы ему дали слово. Ввиду неожиданного оборота, который приняло дело, заседание суда было прервано.

Председатель распорядился взять Федора Квастича под стражу и отложил слушание дела. Однако перед этим защитник обратился к нему с просьбой.

— Я обращаюсь к суду с просьбой освободить моего подзащитного из-под стражи. На мой взгляд, нет никаких сомнений в том, что он будет оправдан.

— С моей стороны возражений нет! — заявил прокурор.

После минутного совещания суд принял решение освободить подсудимого из-под стражи, поскольку нет оснований опасаться, что он скроется до окончания слушания дела.

В этом отношении суд допустил ошибку. В час дня капитан Ламетр покинул здание военного суда.

В четыре часа дня по радио, телеграфу и телефону передавалось уже во все концы Африки следующее сообщение: «Назначена награда в пятьдесят тысяч франков тому, кто передаст в руки полиции или окажет ей существенную помощь в розыске капитана Ламетра. Разыскивается также невысокий, плотный, коренастый мужчина, совершивший ряд преступлений в Оране под именем „капитана Мандера“…»

Беглецы, однако, бесследно исчезли.

Нелегким это было делом. Позже Хопкинс так рассказывал об этом.

Капитан Ламетр сразу же после освобождения отправился на квартиру к Хопкинсу, жившему в роскошных апартаментах, счет за которые он все забывал оплачивать, ссылаясь на раненую голову.

Ламетру удалось ускользнуть от репортеров, и сейчас он вместе с Чурбаном мог без помех наслаждаться неожиданно обретенной свободой.

— Послушайте, друг мой, у вас всего какой-то час на то, чтобы бежать.

— Как видите, я уже собрался. — В виде доказательства Чурбан вытащил из кармана галстук и порванную сорочку. — Вы разрешите мне сопровождать вас, капитан?

— В тюрьму? Я ведь только жду, чтобы вы скрылись, а потом явлюсь к прокурору и расскажу все, как есть на самом деле.

— Неужели вы это сделаете?

— Спасибо вам за все! Это было просто гениально, дерзко и с размахом. Кто был человек, выдавший себя за Фолтера?

— Наш друг, врач по специальности.

— Как же он решился на такой безумный поступок?

— Мы сказали ему, что речь идет об алмазных копях. Если он сыграет эту роль, то либо попадет в тюрьму, либо будет повешен, либо станет их генеральным директором. Жизнью он дорожит не больше, чем оборванной пуговицей. Он только устало кивнул. Ему эта история понравилась… Он давно уже хотел стать чем-нибудь вроде генерального директора…

— Еще раз спасибо за все, что вы сделали… Я тронут, но…

— Послушайте, капитан, если вы докажете свою невиновность, Квастича выпустят из тюрьмы с духовым оркестром! Если же вы сейчас отправитесь к прокурору, каждый из нас заработает за этот спектакль как минимум десять лет!

— Прежде чем я это сделаю, вы скроетесь.

— Бросив Квастича в беде? И не подумаю. Я не свинья.

— Что же делать? Я обманщиком и предателем не был и не стану…

— Вас осудили без всякой вины!

— Это еще не причина, чтобы обманывать и лгать. Солдат, друг мой, обязан сражаться, выполнять приказ и, если нужно, умирать.

— Отлично. Попытайтесь разыскать настоящих преступников и, если вам это не удастся, явитесь в суд. Умереть вы и тогда спокойно успеете. Это никуда не уйдет.

— Вы хотите, чтобы я…

— К тому же… если вы этого не сделаете, в беду попадет и мадемуазель Рубан.

— Каким образом… ее имя… оказалось впутанным в эту историю?

Чурбан понял, что нанес удар в нужное место.

— Необходимые для разыгранной нами комедии сведения мы получили от нее. Военный суд наверняка заинтересуется, откуда нам стало известно то, что составляет государственную тайну. И может случиться… что мы сознаемся…

Капитан вздохнул.

— Страшные вы люди.

— Да нет, не очень. Просто у нас никогда не было алмазных копей, а нам кажется, что уже самое время для этого.

— Но… как же мы все это осуществим? У нас нет ни денег, ни снаряжения.

— Я все это украду, — пообещал Чурбан. — Хозяйственные вопросы можете оставить мне.

— Так не пойдет, друг мой. — Пока вы рядом со мной, ни краж, ни лжи не будет.

— Даже самую малость? — убитым голосом спросил Чурбан. — У меня ведь все же ранение в голову…

— Тогда вы не сможете отправиться со мной…

— Ну, я уже… выздоровел… Короче говоря, решено, господин капитан?

— Да. Я попробую найти настоящих преступников.

— Я пойду за вами куда угодно!..

— Если у меня ничего не выйдет, я сам вернусь в тюрьму.

— Куда угодно, но только в этом случае…

— Не возражаю. А теперь командуйте, друг мой, ведь в том, как бежать и прятаться, я не знаток.

— Выше голову, господин капитан! Зато я мог бы по этому предмету читать курс лекций в университете. Мы сейчас исчезнем, как золотые часы у какого-нибудь фраера.

— Каким образом?… Должен предупредить, что ваша проделка раскроется очень быстро. Ваши показания были даны с таким блеском, что, можно сказать, загипнотизировали судей, но ведь в них столько очевидных пробелов и натяжек, что правда не замедлит обнаружиться.

— К тому времени мы уже скроемся под крыльями легиона.