"Остросюжетный детектив" - читать интересную книгу автора (Рейтё Енё)Глава седьмая«Председатель суда открыл заседание, зачитав список свидетелей и приглашенных экспертов». Так было написано в газете. Грязный, измятый листок и сейчас лежит передо мной — я сохранил его. Свидетели, свидетели и еще свидетели… Множество мелких и мало что значащих вопросов… Вводят обвиняемого, разжалованного капитана… — Виктор Ламетр! Вы по-прежнему все отрицаете? — Все, что я говорил, — правда. Я невиновен! — Расскажите о будто бы полученной вами радиограмме. По возможности связно. После короткой паузы обвиняемый начал: — …Была душная ночь. Мое судно стояло на Сенегале. Экспедиция уже четыре дня как отправилась в путь по стране фонги… По временам со стороны моря до нас доносилось дыхание сирокко… В такие дни я чувствовал себя усталым, разбитым, выведенным из равновесия. Так было и на этот раз. Штиль сменился жгучим западным ветром… Над рекой стоял сырой туман… — Вы и в других случаях плохо себя чувствовали во время сирокко? — спросил прокурор у Ламетра. — Да. Корабельный врач может это подтвердить. — Продолжайте. — Как вдруг произошло несчастье. Мы услышали крик и успели еще увидеть тонущего Рольфа, нашего радиста, вокруг которого вода буквально кишела крокодилами. — Где вы находились, когда это произошло? — Перед своей каютой. — Видел ли кто-нибудь вас непосредственно перед гибелью Рольфа? — Нет… Только когда из воды раздался крик Рольфа, я бросился к тому месту на палубе, откуда он упал, и там встретился со штурманом Мате, первым помощником и двумя матросами. — Продолжайте. — Ночью сирокко задул еще сильней. Испарения береговых джунглей окутали корабль, свет прожекторов едва пробивался сквозь туман. У меня голова раскалывалась от боли. Лежа у себя в каюте, я выпил коньяку, но у него был какой-то неприятный вкус и мне только стало еще хуже… — Много вы выпили? — Я не был пьян. Легкий шум в зале. Защитник капитана раздраженно хлопнул рукой по своим заметкам. Обвиняемый сам уничтожает возможность найти смягчающие обстоятельства. — Я не был пьян, — твердо повторил Ламетр. — Я устал и словно был одурманен, но я ясно все помню. — Продолжайте свои показания. — В полночь ко мне постучал первый помощник. Он доложил о том, что все в порядке, а потом… — Повторите этот разговор, если помните, слово в слово, — сказал председатель. — Пожалуйста. Хиггинс отрапортовал: «Господин капитан! Докладываю, что обход судна закончил в ноль часов двадцать минут. Все в порядке…» — «Хорошо, Хиггинс… С которого часа вы на вахте?» — «С двенадцати часов, господин капитан.» — «Идите отдохнуть.» — «Дежурство вместо Рольфа на радиостанции господин капитан возьмет на себя?» — «Естественно.» Я встал, но у меня немного кружилась голова. «Разрешите, я помогу вам», — сказал Хиггинс. Палуба была затянута удушливым, густым туманом. Дождей не было уже много дней, и все же отовсюду капала вода. Я шел, спотыкаясь… Ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки… Без Хиггинса, вероятно, я не добрался бы до радиорубки. Помощник открыл дверь, и я вошел. «Спокойной ночи, Хиггинс.» — «Спокойной ночи, господин капитан… Может быть, принести вам хинина?» — «Спасибо…» Оставшись один, я задремал. Не знаю, который был час, когда я проснулся. Страшно болела голова. Из приемника, непрерывно настроенного на связь с экспедицией, доносились слова: «Негрие… Негрие… Негрие…» Это были наши позывные. «Негрие слушает…» — ответил я. «Говорит капитан Мандер… Экспедиция уже в фонги. Высланная вперед разведывательная группа нашла рудник… Все в порядке… Пусть ваше судно возвращается в Оран. Присутствие канонерки вызывает беспокойство у туземцев. Ясно?» — «Понял вас… Завтра снимемся с якоря… С вами говорит командир корабля, капитан Ламетр.» — «Почему не радист?» — «Он умер.» Мандер продиктовал мне короткий список вещей, которые необходимо было им оставить. — Вот этот? — спросил судья. Ламетр взглянул на бумажку. — Да, это мой почерк. — Продолжайте. — Больше мне нечего сказать. На следующий день я приказал сняться с якоря, провел корабль по реке к морю и дальше на базу. — У вас есть вопросы, господин прокурор? — Вы знали капитана Мандера? — спросил прокурор. — Он не был с нами на борту «Генерала дю Негрие». Вместе с лордом Пивброком он ожидал экспедицию в Фонги. — Знали вы его или нет? Короткая пауза. — Да… знал. — Почему вы назвали его подлецом, узнав, что он не дал показаний в вашу пользу? — Отказываюсь отвечать на этот вопрос. — У вас есть основания быть уверенным, что с вами говорил именно Мандер? — Да, но говорить о них я не буду. — Узнали бы вы голос капитана Мандера, услышав его теперь? — Не знаю. — Короче говоря, вы узнали его не по голосу, а потому, что он сказал что-то, о чем знали только он и вы? — Да. Но показаний об этом я давать не буду! — Можете сесть. — Обвиняемый сел на свое место. — Для дачи свидетельских показаний вызывается капитан Мандер. В зал вошел «капитан». Любопытная личность. Немного полноват и почти непрерывно моргает глазами. — Капитан Мандер? — Так точно… полагаю, что так. — Вы были ранены в голову? — Так точно. — Вы помните обстоятельства, при которых это произошло? — Нет, не помню… — Но вам известно, что вы — капитан Мандер? — Полностью даже в этом не уверен… Понимаете… — он прикоснулся рукой к голове. — Вы знаете обвиняемого? Он посмотрел на Ламетра. — Не помню. — Вы ничего не помните?… Он потер лоб… — Вижу только какую-то прогалину… Кто-то берет меня за плечо, держит за руку… угрожает… Но и это смутно… Ламетр удивленно приподнимается с места. — Обвиняемый, сядьте! Шум в зале. Все чувствуют, что сейчас последует что-то необычайно важное. — Напрягите память… С кем вы были на этой прогалине? Вы представляете себе его лицо? — Совсем туманно. — Передайте свое субъективное впечатление. — Вы хотите… чтобы я… суб… Как вы сказали? — Попробуйте передать свое субъективное впечатление. Свидетель сглатывает слюну. — Прошу прощения… я был ранен в голову… С места неожиданно поднимается прокурор, последние две минуты негромко разговаривавший с кем-то. — Мне только что сообщили, что сегодня ночью произошло совершенно неожиданное событие. Полиция, основываясь на полученной информации, арестовала человека, которого я прошу вызвать для допроса. Это Федор Квастич, бывший судовой врач. Несколько лет назад решением суда по одному из уголовных дел ему пожизненно запрещено заниматься врачебной практикой. — Не возражаю, — говорит председатель. — Капитана Мандера прошу занять свое место. Входит доктор Квастич. Высокий седой мужчина с заспанными глазами, личность, хорошо известная «дну» Орана. Рядом с ним полицейский. — Ваше имя? — Федор Квастич. — Год и место рождения? — 1886 — ой, Рига. Установив эти данные, председатель обращается к полицейскому: — Почему вы задержали этого человека, инспектор? — Перед рассветом кто-то позвонил по телефону в центральное управление и сообщил, что настоящим виновником в деле Ламетра является хорошо известный полиции Федор Квастич. Говоривший не назвал себя, а упомянул лишь, что хочет отомстить обманувшему его когда-то Квастичу. Мы, как правило, не оставляем без внимания подобные сообщения, потому что не раз уже такое сведение счетов отдавало в руки полиции людей, совершивших не раскрытые ею преступления. Квастич играет на пианино в разных кабаках, а в наших картотеках числится как закоренелый контрабандист и торговец наркотиками. Мы немедленно доставили его в управление. Тем временем удалось установить, что в то время, как в Сенегале было совершено это преступление, русского в Оране не было. — Где вы находились в те дни, когда было совершено преступление? — В Гамбии… — Откуда вы знаете, когда оно было совершено? — резко перебивает его председатель. — Эта деталь не сообщалась журналистам и не упоминалась ни в каких отчетах. — Я… — запинаясь, отвечает свидетель, — я слыхал… — От кого? — Я… уже… не помню… — Говорите правду! Ведь уже завтра нам сообщат из Гамбии, были ли вы там в действительности. — Был… только проездом. — Откуда и куда? Молчание. — Вы знакомы со страной фонги? — Ну… я бывал там… Знаком. В это время «капитан» медленно поднялся со свидетельской скамьи и, растерянно наморщив лоб, уставился на отвечавшего. Увидев его, Квастич испуганно отступил на шаг назад. — Вы знаете капитана? — быстро задал вопрос председатель, заметивший смущение свидетеля. Газеты писали об этом так: «…Квастич в ужасе отшатнулся, а капитан Мандер с выражением удивления на лице подходил все ближе к нему… В зале наступила мертвая тишина, нервы у всех были напряжены, лишь обвиняемый, Ламетр, вел себя несколько загадочно. Он то и дело привставал, словно желая что-то сказать, хватался за голову и нервно поглядывал по сторонам. Каждый чувствовал, что наступает решающий момент всего дела…» — Свидетель, кажется, вспомнил о чем-то? — спросил председатель у «капитана». — Да… но… не знаю… Словно бы мы где-то вдвоем… — Вы были этим летом в Сенегале? — обратился к Ква-стичу председатель. — Гамбия лежит недалеко оттуда… — Не помню… Впрочем, возможно… Однако… — Фолтер! — резко вскрикнул вдруг «капитан». — Фолтер… — пробормотал он через несколько секунд уже снова неуверенным тоном. Председатель начал быстро перелистывать страницы протоколов. — В одном из протоколов сказано: «В первой радиограмме от экспедиции, принятой еще покойным радистом, упоминалось о некоем Фолтере, шедшем впереди нее по поручению вождя Мимбини. Фолтер утверждал будто бы, что он — англичанин, и находится в стране Фонги как наблюдатель и друг вождя.» Это показания самого Ламетра. Обвиняемый встал. Заговорил он, запинаясь, с каким-то странным выражением лица. — Да, это так… но мне кажется… тут что-то… — Так было сказано в радиограмме? — председатель с силой хлопнул по протоколу. — Так. И они просили проверить эти данные. — Вы сделали это? — Я был арестован в тот же день, когда мы вернулись на базу. — Можете сесть. — Но я хотел бы… — Позже. — Председатель обратился к свидетелю: — Что вы скажете на это? Свидетель, заикаясь, ответил: — Да, это я был Фолтером… Я не хотел говорить об этом, потому что боялся навлечь на себя подозрения. — Вы были посланы англичанами для наблюдения за экспедицией? — Нет. — Но шли впереди экспедиции? — Да. — А затем присоединились к ней? — Мимбини… послал… я торговал с ними… — Господи… если бы только я вспомнил… — сейчас уже заметно нервным тоном сказал «капитан». — Фолтер! Мы где-то… стояли вместе… Пальмы… палатка и провода… — Вы знаете господина капитана? — спросил у Квастича председатель. — 3 — знаю… — Вы стояли когда-нибудь рядом с ним на какой-нибудь прогалине в джунглях? — Да… господин капитан относился ко мне очень дружески… из-за моего красивого голоса… и… я пел ему… английские солдатские песенки… — Как ваше настоящее имя? — Квастич. «Капитан», весь дрожа, сделал шаг вперед. Зал замер. Лишь обвиняемый ерзал на своем месте так, что председатель вынужден был сделать ему замечание. — Я пел ему… — пробормотал Квастич, — я пел ему: «Baby-baby, I love you…» И тут — то разразилась драма! — Мерзавец! — крикнул «капитан» и бросился к Квастичу. Одной рукой он схватил его за горло, а другой ударил в лицо так, что только гул пошел. Понадобилось четверо солдат, чтобы оторвать его. В зале стоял невероятный гам. Председатель стучал по столу, кричал, а затем поднялся с места. Однако прокурору удалось перекричать шум: — Господин председатель, я предлагаю не прерывать заседания! Свидетель сейчас все вспомнит! Наступила тишина. Прокурор продолжал: — Нельзя упустить момент, когда к тяжело раненному свидетелю, судя по всему, возвращается память… — Постарайтесь успокоиться, — дружелюбно сказал председатель капитану «Мандеру». — Вы что-то вспомнили? — Да, — взволнованно ответил тот. — Радиостанция находилась в моей палатке! Он как раз пел… этот… этот человек… и вошел кто-то… это был мой друг… как же его звали?… — Пивброк, — подсказал судья. — Пивброк! Да, именно так… и он сказал, чтобы я передал радиограмму на корабль… Мы попали в трудное положение… заблудились в глубине тропического леса… — Что еще он сказал? — Сказал, чтобы я… не вешал нос… Да… так… а когда мы вновь остались вдвоем с этим человеком… я повернулся к передатчику… а он ударил меня по голове… Тяжело дыша, он умолк. — Федор Квастич! Что вы скажете в ответ на это? Будете отрицать? — Я прошу… — пролепетал он. — Я все скажу… Ламетр невиновен. — Мне кажется… — взволнованно вскочил с места обвиняемый. — Здесь какая-то… — Сядьте и не вмешивайтесь, пока вам не дадут слова… Квастич! Как следует понимать ваше последнее заявление? — Господин председатель… пока я надеялся выйти сухим из этого дела, я не собирался приходить на помощь капитану Ламетру, хоть совесть иногда и мучила меня. Сейчас мне уже все равно не отвертеться, и я не хочу, чтобы из-за меня страдал невинный человек. — Рассказывайте. Господин капитан, вы в силах корректировать его показания? — Что… что я должен делать? — испуганно спросил Чурбан. — Я вижу, что вы не совсем еще оправились? — Прошу прощения… у меня ранение в голову… — Пожалуйста, можете сесть, если вам нехорошо. Федор Квастич, рассказывайте обо всем, не упуская малейших деталей. — Один иностранный агент, с которым я встретился в июне в Гамбии… — Его имя? — Мериме… возможно, это псевдоним. Он дал мне десять тысяч франков и обещал еще сорок тысяч, если я справлюсь с заданием. По его указанию я отправился к племени фонги и затем присоединился к экспедиции. Там я, выполняя приказ Мериме, подружился с капитаном Мандером. На одной из стоянок, в месте, известном под названием «Слоновья прогалина»… — Слоновья прогалина!.. — воскликнул «капитан» тоном человека, которому удалось наконец что-то вспомнить. — Да! Так оно и было… это то самое место… — Продолжайте показания! — В палатке я оглушил капитана, а затем установил радиосвязь с «Генералом дю Негрие». — Что вы передали им? — Примерно так. «Экспедиция уже в Фонги… все в порядке… Присутствие канонерки вызывает беспокойство у туземцев, возвращайтесь, капитан Мандер.» Обвиняемый стоял с ошарашенным видом, разинув рот. Казалось, что по временам он с трудом удерживается от смеха… Сошел с ума? В этом не было ничего удивительного… Невинный человек, чуть было не приговоренный к смерти! — После этого, — продолжал Квастич, — я дал знак выстрелом из пистолета, из чащи выбежал Мериме и его люди, и прежде, чем кто-нибудь успел даже подумать об обороне, все были схвачены и связаны. — Кем были люди этого бандита? Европейцы или туземцы? — Ну… гм… по большей части… негры… — Из племени Фонги? — Нет… эти были совсем другими… такими… их привел с собою Мериме. Откуда, я не знаю. — Что было после этого? — Негры остались с пленными, а мы сели в ожидавший нас неподалеку небольшой спортивный гидроплан и утром были уже в Гамбии. Оттуда я возвратился в Оран. Квастич был просто великолепен. Такое и в кино не часто увидишь. Альфонс всего один-единственный раз рассказал ему тогда, на рассвете, в чем состоит его задание, но выложил пианист все, что можно было извлечь из рассказа мадемуазель Рубан, с блеском. Причем так запинаясь, так стараясь увильнуть от ответа на опасные вопросы, как это делал бы и настоящий преступник. Правда, если исключить данное дело, он им обычно и был. Я уже упоминал, что бог не обидел меня разумом, но с Квастичем и мне нелегко было бы тягаться. У него все было продумано. Летом он был в Каире по своим, связанным с контрабандой делам, так что полиция легко могла убедиться, что хорошо известный ей «Доктор», действительно, в интересующее ее время отсутствовал в Оране. Но вот откуда он выкопал этого Мериме, это и впрямь загадка. Обвиняемый напрасно пытался добиться, чтобы ему дали слово. Ввиду неожиданного оборота, который приняло дело, заседание суда было прервано. Председатель распорядился взять Федора Квастича под стражу и отложил слушание дела. Однако перед этим защитник обратился к нему с просьбой. — Я обращаюсь к суду с просьбой освободить моего подзащитного из-под стражи. На мой взгляд, нет никаких сомнений в том, что он будет оправдан. — С моей стороны возражений нет! — заявил прокурор. После минутного совещания суд принял решение освободить подсудимого из-под стражи, поскольку нет оснований опасаться, что он скроется до окончания слушания дела. В этом отношении суд допустил ошибку. В час дня капитан Ламетр покинул здание военного суда. В четыре часа дня по радио, телеграфу и телефону передавалось уже во все концы Африки следующее сообщение: «Назначена награда в пятьдесят тысяч франков тому, кто передаст в руки полиции или окажет ей существенную помощь в розыске капитана Ламетра. Разыскивается также невысокий, плотный, коренастый мужчина, совершивший ряд преступлений в Оране под именем „капитана Мандера“…» Беглецы, однако, бесследно исчезли. Нелегким это было делом. Позже Хопкинс так рассказывал об этом. Капитан Ламетр сразу же после освобождения отправился на квартиру к Хопкинсу, жившему в роскошных апартаментах, счет за которые он все забывал оплачивать, ссылаясь на раненую голову. Ламетру удалось ускользнуть от репортеров, и сейчас он вместе с Чурбаном мог без помех наслаждаться неожиданно обретенной свободой. — Послушайте, друг мой, у вас всего какой-то час на то, чтобы бежать. — Как видите, я уже собрался. — В виде доказательства Чурбан вытащил из кармана галстук и порванную сорочку. — Вы разрешите мне сопровождать вас, капитан? — В тюрьму? Я ведь только жду, чтобы вы скрылись, а потом явлюсь к прокурору и расскажу все, как есть на самом деле. — Неужели вы это сделаете? — Спасибо вам за все! Это было просто гениально, дерзко и с размахом. Кто был человек, выдавший себя за Фолтера? — Наш друг, врач по специальности. — Как же он решился на такой безумный поступок? — Мы сказали ему, что речь идет об алмазных копях. Если он сыграет эту роль, то либо попадет в тюрьму, либо будет повешен, либо станет их генеральным директором. Жизнью он дорожит не больше, чем оборванной пуговицей. Он только устало кивнул. Ему эта история понравилась… Он давно уже хотел стать чем-нибудь вроде генерального директора… — Еще раз спасибо за все, что вы сделали… Я тронут, но… — Послушайте, капитан, если вы докажете свою невиновность, Квастича выпустят из тюрьмы с духовым оркестром! Если же вы сейчас отправитесь к прокурору, каждый из нас заработает за этот спектакль как минимум десять лет! — Прежде чем я это сделаю, вы скроетесь. — Бросив Квастича в беде? И не подумаю. Я не свинья. — Что же делать? Я обманщиком и предателем не был и не стану… — Вас осудили без всякой вины! — Это еще не причина, чтобы обманывать и лгать. Солдат, друг мой, обязан сражаться, выполнять приказ и, если нужно, умирать. — Отлично. Попытайтесь разыскать настоящих преступников и, если вам это не удастся, явитесь в суд. Умереть вы и тогда спокойно успеете. Это никуда не уйдет. — Вы хотите, чтобы я… — К тому же… если вы этого не сделаете, в беду попадет и мадемуазель Рубан. — Каким образом… ее имя… оказалось впутанным в эту историю? Чурбан понял, что нанес удар в нужное место. — Необходимые для разыгранной нами комедии сведения мы получили от нее. Военный суд наверняка заинтересуется, откуда нам стало известно то, что составляет государственную тайну. И может случиться… что мы сознаемся… Капитан вздохнул. — Страшные вы люди. — Да нет, не очень. Просто у нас никогда не было алмазных копей, а нам кажется, что уже самое время для этого. — Но… как же мы все это осуществим? У нас нет ни денег, ни снаряжения. — Я все это украду, — пообещал Чурбан. — Хозяйственные вопросы можете оставить мне. — Так не пойдет, друг мой. — Пока вы рядом со мной, ни краж, ни лжи не будет. — Даже самую малость? — убитым голосом спросил Чурбан. — У меня ведь все же ранение в голову… — Тогда вы не сможете отправиться со мной… — Ну, я уже… выздоровел… Короче говоря, решено, господин капитан? — Да. Я попробую найти настоящих преступников. — Я пойду за вами куда угодно!.. — Если у меня ничего не выйдет, я сам вернусь в тюрьму. — Куда угодно, но только в этом случае… — Не возражаю. А теперь командуйте, друг мой, ведь в том, как бежать и прятаться, я не знаток. — Выше голову, господин капитан! Зато я мог бы по этому предмету читать курс лекций в университете. Мы сейчас исчезнем, как золотые часы у какого-нибудь фраера. — Каким образом?… Должен предупредить, что ваша проделка раскроется очень быстро. Ваши показания были даны с таким блеском, что, можно сказать, загипнотизировали судей, но ведь в них столько очевидных пробелов и натяжек, что правда не замедлит обнаружиться. — К тому времени мы уже скроемся под крыльями легиона. |
||
|