"Поднебесье" - читать интересную книгу автора (Парамонов Антон)

3. Рио-Ланде. История Кортеса

«Анкета участника операции Перевал

Моё имя Кейн, но друзья зовут меня Кортесом. Я уже привык к этому прозвищу, поэтому, когда меня называют Кейном, я не всегда понимаю, что обращаются именно ко мне. Моя жизненная история сплошная полоса перемен и глупых поступков. Почему я охарактеризовал свой путь именно так? Потому что ещё с детства я загорелся мечтой построить себе дом где-то на окраине Рио-Ланде, найти себе хорошую жену и растить детей, не влезая во все эти передряги из-за бензина или денег.

Мои родители были фермерами, правда отец имел вторую степень механика и его всегда приглашали работать на оружейном заводе. Хоть это и был оружейный завод, оружия там производили мало, там больше уделяли сил ремонту автомобилей или мотоциклов. Но это не столь важно, главное, что я хотел последовать его примеру и остаться в этом городке.

В шестнадцать лет я вступил в отряд добровольцев, которых тренировали на случай нападения пустынников или налётчиков. Тогда стало неспокойно в окрестностях Рио-Ланде и люди прибегли к таким мерам. Но вскоре всё это поутихло, налётчиков не стало, и город снова зажил прежней жизнью.

Научившись обращаться с оружием, я загорелся идеей воевать на востоке с пустынниками. Колосс призывало всех бойцов за хорошую плату вступить в армию и жить на Кольце — длинной полосе укреплений, проходящих от севера на юг на сотню километров. Таким образом, они хотели обезопасить торговые городки на востоке от Колосса.

Мне было двадцать, когда я встретил её — юную девушку с востока Рио-Ланде. Моя семья жила тогда на западе городка, поэтому мы не пересекались раньше. И, я её полюбил, она меня полюбила, и, казалось бы, всё было хорошо, но это было не так. Когда ты чем-то обладаешь, ты это не ценишь, и она не ценила меня, ставила другие цели превыше меня, хотела покинуть Рио-Ланде и уехать в Колосс, и в то же время боялась, что я поеду с ней и брошу всё то, чего добился. Я хотел уехать с ней, но она просила подождать, хотела поучиться в Колоссе, получить профессию и найти хорошую работу. А какая в этом мире хорошая работа?

И тогда я ушёл, ушёл, не предупредив никого. Только родителям сказал, что буду искать свой путь. И теперь я стою на этом пути.

Два года я тренировался искусству войны, учился жить и выживать в городе шахт Кратере. Учился чувствовать оружие, и быть с ним единым целым. У меня было много женщин, но ни одна не дала мне то, чего я хотел. Я не мог забыть ту, что любил. Я работал, добывая руду, проводил время с распутными девицами порой, напиваясь до беспамятства. Я не мог забыть своё прошлое, не мог. Пытаться забыть человека — это наилучший способ о нём помнить.

Потом появился ревизор, приглашающий всех желающих отправиться за перевал на запад, где, якобы, происходят необъяснимые вещи. И я понял, что это мой шанс проверить себя и стать мужчиной. Забыть свою жизнь и начать новую жизнь, жизнь бродяги и путешественника. Поэтому я здесь, чтобы идти туда, где неизвестность. И я не боюсь ничего, потому что мне нечего терять.

Кейн Ори, 3 декабря 2166 года.

Пограничные Казармы Колосс.»

Семь человек — слишком мало для охраны каравана. Но ничего не поделаешь, после экспедиций на запад в городах осталось мало вольных наёмников, особенно это касалось Кимари. Путь предстоял нелёгкий, но и нельзя было сказать, чтобы дорога таит слишком много опасностей. Пустынников в этом районе не могло быть однозначно, налётчиков тоже вряд ли стоило ожидать. Разве что мелкие банды могли попытаться завладеть караваном, или же различная обезумевшая от голода животина могла попробовать добраться до людей столь наглым образом.

Всего три повозки вёл торговец Жданик от Кимари в одну из редких точек производства топлива далеко на востоке. Эту точку так и называли — Башня. С каждым годом городок обрастал новыми постройками, превращаясь в крупную провинцию. Три повозки с пустыми двадцатилитровыми канистрами, пять бойцов на телегах и два конных: по сути, ничем не отличающаяся компания. Это даже караваном-то толком не назовёшь, но что ж, выбирать не приходится, не одному ж переносить столь длинную дорогу.

Путь лежал через Рио-Ланде, и Кортес устроился в охранники за совсем низкую плату. Впрочем, он не выбирал — ему было по пути, а приобрести лишние жетоны не помешало бы. К тому же мулы тащили повозки гораздо быстрее и дольше, чем мог передвигаться в пустыне человек. Да и опасности поджидали одиноких путников везде.

Жданик надеялся получить чистый бензин по сравнительно низкой цене и продать его в Адаране гораздо дороже. Слишком уж много двигателей было уничтожено из-за самодельного топлива, а газовые двигатели использовались сейчас только в Колоссе, и то не для транспорта.

Обычные просчёты и караван в три прицепа с сотнями канистр помогли бы ему осуществить его задумки. Наверняка он мечтал заработать кучу денег, чтобы собрать не один, а четыре или пять таких же караванов и повторить ходку. Затем ещё и ещё, пока у его ног не будет большая торговая империя, десятки красивых женщин и своя армия бесстрашных головорезов.

Кто-то мечтал о такой жизни. Даже хочется сказать, что практически каждый хотел поставить себя в этом мире, создав себе надёжную империю, которая будет кормить, оберегать его и делать из него человека. Кортес подумал об этом, и его повеселила эта мысль, он представил на месте богатого олигарха этого щупленького, крючконосого торговца. Сколько ещё ему лет добиваться своих целей? А потом он подымет голову и обнаружит, что слишком стар, чтобы воспользоваться всем тем, что он смог приобрести. Тогда не нужны будут ни девушки, ни арсеналы оружия, ни армия, ни деньги.

Ради чего стоит жить? Ради того, чтобы каждый день трястись за деньги, которые ты можешь потерять? Или может бояться выстрела в спину или ножа из-за угла? Подыматься слишком высоко довольно опасно, тогда находятся те, кто хочет вернуть тебя на землю. И в этот момент начинается борьба, оставляющая в живых только одного. Стоит ли это жизни?

Кортес мялся на месте, упершись спиной на край кузова и не находя удобного положения. Ноги и спина затекали от отсутствия сидений и наличия одного лишь борта. Так что приходилось иногда соскакивать на землю и пробегать несколько десятков метров, чтобы хоть как-то привести себя в движение. Сидеть так целый день оказалось непосильной и очень мучительной задачей.

Порой пробегали одинокие волки и буйволы. А иногда целые стаи полосатых жуков размером с кулак пересекали пустыню где-то далеко. Таких жуков следовало опасаться — они стаей нападали на жертву и сжирали её в считанные минуты. Но при этом опасались большого количества людей, огня и резких звуков. И даже автоматная очередь не спасала одинокого воина от острых зубьев, один в поле не воин. Патроны когда-нибудь, да кончаются, а вот голод растёт с каждой минутой.

С самого утра и до начала сумерек караван пересекал пустынную местность. Местами встречались довольно широкие травянистые участки, даже два оазиса миновал караван. Но в большинстве своём жизнью здесь не пахло и приходилось со скукой наблюдать, как мимо проносятся одинокие валуны. Порой можно было увидеть одиноких скорпионов, пятившихся назад от стука колёс, или же огромных москитов, в вечернюю прохладную пору пересекающих пустыню от оазиса к оазису.

Наверное, единственным местом, что привлекло внимание путников за долгое время в дороге, была заброшенная станция. Эта основательно прогнившая конструкция всё ещё сохраняла свои формы, хотя давно уже должна была рухнуть. Неудивительно, что здесь ютились порой целые отряды путешественников и караванщиков, прячась от пустынных бурь. Или же нуждающиеся в ночлеге воины находили временный приют. Бетонные стены служили надёжным укрытием, несмотря на свой возраст, а шиферные навесы, хоть и полопавшиеся со временем спасали от проливного дождя. Раньше здесь было много всякого барахла, необходимого для обеспечения станции, но за десяток лет отсюда унесли всё, что имело хотя бы какую-то ценность.

Кроме станции ещё пару вещей могли отпугнуть скуку. Это были: кладбище машин площадью в несколько гектар вдалеке, к которой не подходили из-за сильного радиационного фона, и заброшенная заправочная станция, погружённая на метр в песок, принесённый пустынными ветрами.

Кортес удивился, почему Жданик не сделал привал на станции, как все приспособившиеся путники, а продолжал гнать мулов ещё пару часов. Но, убедившись в несколько нестандартном мировоззрении этого человека, он отбросил всякие версии, крутившиеся в голове.

Привал караван утроил в долине высохшей реки, под одним из столбов, служащим креплением для моста. Мост давно рухнул от времени, остались только крепления в виде колон, и торчащие с двух берегов обломанные балки и прутья. Вот у одной из таких колон остановился караван Жданика.

Место было выгодное, что уж сказать. Вокруг открытая местность — не подберёшься, а высокие берега защищали долину от сильных ветров. К тому же костёр можно было смело разводить со старых, облупившихся веток. Подземные воды уходили слишком долго, что дало возможность, вырасти целому лесу молодых деревьев. Но и они высохли вскоре, превратившись в дрова.

Луна в этот вечер была на удивление большая. Сначала никто не обратил на это внимания, но как только караванщики разгрузили мулов и скинули с себя дорожную амуницию, они получили возможность поднять головы к небу. Облака расступились вокруг луны, будто волны от всплеска, оставив право ночному светилу сторожить пустыню.

Улёгшись удобней у колеса повозки, и подстелив под голову добротный моток брезента, Кортес уснул. Дорога слишком вымотала его, тем более, если брать в учёт настолько долгий переход за перевал. После таких компаний нужно неделю отсыпаться, не говоря уже о скудном сне под открытым небом. Но спал он не долго.

Где-то спустя два часа Кортеса разбудили разговоры бодрствующих караванщиков. Мерно потрескивали ветки в костре, несколько человек сидело у разгоревшегося пламени, а остальные спали.

— Вот бывало, выйду ночью в пустыню, и слышу, как откуда-то издали доносятся крики и вопли. Может это только моё воображение, но там что-то нечистое было, не могу я поверить, что это так, — прерывисто пробормотал бородатый, заросший длинной щетиной караванщик и закурил.

— Да брось, завод уже давно пустует, и нет там никого, — махнул рукой молодой парень, блеск в его серых глазах можно было увидеть даже сквозь толстые линзы очков. — Сколько раз уже туда ходили мужики.

Щетинистый безнадёжно пожал плечами. Молодой собеседник, по-видимому, не верил даже в то, что Земля круглая.

— Да сейчас много мистических мест у нас в округе, — заговорил третий, которого Кортес отметил как «шпала» из-за его роста. — Будто души мертвых не могут покинуть этих мест, вот и мучаются на этой чёртовой земле.

— Ерунда всё это, мертвые, духи, — опять начал молодой.

— Тут я соглашусь, сказки для детей.

Было слышно, как поют сверчки. Сколько лет прошло, а они остались жить и всё так же беззаботно напевали убаюкивающую мелодию.

— Днём будем в Рио-Ланде, очень сильно изменилось это место за последнее время.

Услышав за родной дом, Кортес почувствовал, как сердце колыхнулось.

— Одичал этот район, всё позакрывали, много людей уехало, много погибло из-за налётов, остались только самые стойкие, — молодой парень отвёл руку в сторону и шустро вытащил ещё пару сухих веток из кучи позади себя. — Я думаю, недолго осталось посёлку, но отдохнуть мы там сможем, поверьте мне.

— Смотри, вся надежда на тебя, — поддержал шпала.

Опять у костра восстановилась тишина и молчание. Только треск костра и фырканье лошадей, даже отдалённые песни сверчков утонули в уставшей голове.

Караванщики ещё обменялись парой фраз, затем двое из них принялся делать обход лагеря, а третий улёгся на том же месте, где и сидел. Это всё Кортес наблюдал уже в полудрёме. И вскоре уснул…

Утро выдалось на удивление туманным. Видимо долина реки ещё не совсем превратилась в пустыню, и утренняя сырость немного испортила уют. Поэтому все собрались раньше положенного. Погрузили тюки и перекусили на ходу, а уже через час караван двинулся дальше.

Снова заскрипели несмазанные колёса, разжали возбуждённые утренним настроением лошади, и отряд оставил место недавнего привала. Не было новых сил, не было хорошего настроения, как будто ночь и не спали. Может быть, слишком истощился организм за недели странствования? А может предательская лень, которая подкатывает тогда, когда остаётся совсем чуть-чуть. И откуда появляется эта неусидчивость?

Рио-Ланде… С каждым километром Кортес ощущал присутствие родных мест. Его тянуло это место и все эти годы, что он был не здесь, давили его, и он не мог понять, почему? Что с ним? Чего ему не хватает? Оказалось — не хватает дома, родных мест… Тех мест, где ему тепло, уютно. И он начал понимать, что нет ничего роднее дома, потому что это твоё, где тебя ждут и с чем у тебя связаны светлые воспоминания.

Человек, так или иначе, возвращаясь в то место, где он провёл большую часть своей жизни, оставил своё прошлое и воспоминания, переживает эти чувства вновь. Очень быстро переживает, за пару секунд, может минут, но он вспоминает, улыбается. И что вызывает немалое удивление — это то, что даже неприятные истории человек переживает как что-то хорошее, как что-то, что с ним случилось. И это было, а значит — ты смог это пережить.

Вот знакомый холм, изрезанный ветрами и поросший одинокими пустынными колючками, известными как перекати-поле. Вот огромный валун, Где мы когда-то загорали, уезжая из городка на велосипедах, подальше он лишних глаз. Вот здесь когда-то стояла табличка с надписью «Молочный комбинат», а в последние годы она повалилась, и только краешек её выглядывал из земли.

Основным ориентиром городка служил слегка изогнутый столб дыма, уходящего с ветрами на восток. Генератором этого столба был оружейный завод, ставший впоследствии ремонтным заводом для техники. Похоже, он не особо пользовался популярностью из-за нефтяного кризиса, возникшего вследствие порчи топлива со временем. Старые автозаправочные станции, брошенные после войны автомобили, уже не могли быть источником добычи бензина, а повреждённые газопроводы уже давно отдали весь свой газ бесстрашным искателям этого природного ресурса. Теперь нефть в новом мире добывалась крайне сложно и не в таких больших количествах, из-за этого обладателей автомобилей и мотоциклов было довольно мало. Спрос на ремонт или интегрирование специальных устройств на железных коней был не так уж велик. Так что, скорее всего завод занимался не только этой сферой, и это стоило бы разузнать. Слишком долго Кортес не видел своего дома, и теперь ностальгия взяла его за живое.

Вдалеке уже виднелись знакомые очертания зданий и мелкие силуэты жителей деревушки. Всё та же гостиница у въезда в Рио-Ланде, всё тот же разрушенный клуб, где ютились бродяги и пьяницы по ночам, всё тот же ставок и свинарня, закрытая на ремонт, которому видимо, не суждено было закончится. А вон дальше и конюшня. До боли знакомые места, до рези в переносице воспоминания. Мир не меняется, меняемся мы.

В нос ударил приятный аромат яичницы. Кто-то жарил яйца, и запах разносился на десятки метров вокруг, будто приглашая путников к домашнему очагу. Как же это было привлекательно и заманчиво с трудной дороги, особенно после скудного сухого пайка на завтрак. Но оставалось только мечтать и надеяться, что какая-то одинокая старушка захочет накормить вояк с дороги и посплетничать на разные темы. Караваны ходят не так часто, чтобы держать в курсе последних новостей населения деревень.

Кортес спрыгнул с повозки ещё на ходу, чтобы хоть немного размять отёкшие ноги и спину, а вскоре караван остановился у здания на краю деревни с вывеской «В дороге». Эта забегаловка располагала двенадцатью номерами для отдыха и небольшим гостиным залом, сделанным под обычную пивнушку. Здесь любили оставаться караванщики из-за возможности оставить товар и телеги в ограждённом дворе и попить дешёвого пива. С водой в Рио-Ланде было всё в порядке: десятки колодцев были вырыты бурильной машиной ещё в те времена, когда уцелевший завод обладал необходимым оборудованием. Правда, в последствие всё это оборудование пришло в негодность, а бурильная машина использовались теперь только как металлолом.

Жданик отсыпал Кортесу двадцать монет, как и договаривались.

— Ну что ж, всё прошло гладко и без насилия, — заговорил он, ухмыляясь, как гиена. — Надеюсь, ты наконец-то увидишь свой дом.

— Спасибо, конечно увижу, — Кортес спрятал оплату в передний карман брюк и поднял кулак к сердцу. — Счастливой дороги до Башни.

Жданик кивнул, ещё раз сверкнув лысиной, развернулся и без лишних слов оттолкнул створчатые двери в забегаловку. Как только двери захлопнулись, Кортес почувствовал себя действительно свободным. Он был дома, он был на своей земле.

Может у кого-то, и не было никогда дома и ему приходилось всю свою жизнь скитаться и искать приюта в разных местах. Может, ему не удавалось обосноваться надолго в том или ином месте, или просто у него не было возможности. А может просто, для кого-то смыслом жизни являлась дорога, вечные путешествия, скитания по опустевшей планете. Так или иначе, человек ни разу не почувствовавший настоящего дома, не сможет понять, насколько сладостно возвращения в его стены, в его края, в его жизнь. Дом для кого-то обычное слово, а для кого-то это его прошлое, а значит и жизнь. Это место, где ты был воспитан и с которым у тебя связаны воспоминания и твое прошлое. Порой приятное, порой восхитительное, а иногда и печальное. Но это эмоции, а эмоции — это в первую очередь жизнь. И возвращаясь в родной дом, после долгих годов странствий ты проживаешь эту жизнь заново. Всего лишь за несколько минут, но ты её проживаешь. Ты вспоминаешь те годы и чувствуешь, как мысли живут за тебя, как твоя голова наполняется воспоминаниями, непонятно откуда взявшимися из самых удалённых мест твоего мозга. Ты уже и забыть забыл об этом, но вот оно снова выплывает перед твоими глазами. И ты ускоряешь шаг, когда это место уже близко, а затем шаг сменяется на бег. Потому что ты жил этим местом, и оно для тебя осталось и останется частью твоей жизни.

Кортес шёл к своему дому, идти было не далеко, пару переулков. Но он уже чувствовал, как что-то родное манит его, встречает. И это явно были не улыбки проходящей мимо него девчушки с двумя вёдрами. Это было что-то большее, что заставляло сердце выпрыгивать из груди, а разум туманило от одной только попытки вернуться к реальности.

Он прошёл мимо старой брошенной маслобойни, в последствии перестроенной под казино. Старые покосившиеся подпорки, что были раньше, заменили новыми, крепкими балками. А ведь он раньше так боялся ходить под этим балконом, как же это было давно. А вот и колодец, куда они так любили смотреть. Какими наивными были, когда верили в живущего на дне осьминога. Рассказал же старый дед про ужасных чудовищ со щупальцами, а они и поверили, боялись, что чудище придёт за ними ночью, если будут вести себя плохо. Детство — прекрасная пора, когда ты ещё ничем не испорчен, ничем не сломлен.

Вот и дом старой травницы, наверное, уже и померла старуха, раз окна заколочены, хотя может зелья свои варить продолжает. Много чего изменилось с тех пор, уже не узнать никого в тихом городке Рио-Ланде.

Кортес завернул за угол, едва не столкнувшись с выбегающими из-за поворота мальчишками. Он сорвал полусухой колосок, отломил верхушку, оставив мелкую часть стебля, сунул его в рот и стал интенсивно перебирать зубами. Шаг его резко замедлился.

Что же он скажет родителям? Столько времени не виделись, ушёл так неожиданно, и вот вернулся. Долго его не было в родном доме, может про него уже и забыли, хотя — что за глупости? Он жив, он здесь, вернулся домой, став бойцом и мужчиной. Теперь он знает, чего хочет, и теперь он не будет проваливаться в старые ямы.

Кортес шёл вдоль забора, постукивая пальцами по облупившимся доскам. Всё те же звуки, напоминающие детство. «Игра в рояль» — когда-то на этом заборе отгадывали мелодии со старых пластинок. Наверное, и сейчас бы отгадал пару мелодий.

Он подошёл к знакомой до боли калитки, с прежней уверенностью отодвинул засов и вошёл во двор. Старый дом, который когда-то была его крепостью, он нисколько не покренился, остался таким же крепким и приветливым. Куски рубероида ничуть не прогнили и не съехали, а ведь как трудно было таскать эти куски со свалки и помогать отцу и дяде крыть крышу. Зато теперь дожди не помеха семейному уюту.

Кустарник шиповника встретил Кортеса своим шелестением. Земля у корней была ещё сырая, а значит, недавно его поливали. Справа на верёвке сушилась потёртая рубашка, старые латанные на коленях джинсы и покрывало, которым ещё очень давно мать застилала его постель. У порога стояли два пустых алюминиевых ведра, старая, оббитая кожами дверь была чуть приоткрыта.

Где-то сбоку раздалось рычание, Кортес опешил, интуитивно кладя ладонь на рукоять ножа. Он повернул голову направо и встретился взглядом с тёмными глазами пса. Тот порычал немного, залаял, почуяв постороннего, но его агрессия проявлялась недолго.

— Брут? Это ты, малыш? — протянул ладонь Кортес, присев на корточки.

Пёс, повизгивая, в два прыжка приблизился к хозяину и, виляя хвостом как опахалом, принялся лизать его руки и лицо. Кортес потрепал за шкуру пса, которого помнил ещё щенком. Как же он вырос, настоящая лайка, преданный до смерти пёс.

Как же всё меняется, и как приятно обнаружить, что всё это — твоё родное.

Кортеса отвлёк звон падающей на порог алюминиевой посуды. Он повернул голову. Перед ним в оцепенении стояла его мать, такая же волевая и такая же родная. Она замерла, уронив посуду и рук, но сейчас ни для кого это не играло никакой роли. Мать ошеломлённо смотрела на своего сына, не рискуя закрыть глаза и обнаружить, что это всего лишь сон.

— Кейн…, — женщина запнулась, ком встал в горле, лишив возможности говорить.

Предательская резь в носу настигла и Кортеса. Он поднялся на ноги, прекратив чесать пса за ухом, неуверенно улыбнулся и выдавил:

— Да, мама, это я…