"Сбывшееся ожидание" - читать интересную книгу автора (Московцев Федор)Глава 20Во второй половине мая в Петербург приехала Мариам с ребенком, вместе с ней прибыли её мать и бабушка. Андрей был рад её приезду, но вместе с тем несколько удивлен. Ввиду предстоящего празднования трехсотлетия Петербурга городские власти настойчиво советовали жителям на время покинуть город. Праздник устраивался не для горожан, а для высоких иностранных делегаций, планировалось прибытие президента страны и глав государств большой восьмерки, соответственно вместе с ними должны прибыть многолюдные свиты. Собственно, им тоже этот праздник на хуй не нужен, они бы с гораздо большим удовольствием оттянулись на Багамских островах, вместо того, чтобы глазеть на народные массы. Но необходимо соблюдать этикет, условности, все дела. Реальный праздник был у фирм, выигравших тендер на обслуживание праздничных мероприятий. На одно только озеленение закопали несколько миллиардов рублей. Винцас Блайвас, сумевший немного позолотить ручку на подрядах треста зеленого хозяйства, сообщил, что в этих сделках забита фантастическая рентабельность – так как практически невозможно проконтролировать, сколько посажено цветов и деревьев, а тем более сколько из них принялось. Петербург опустел. По улицам стало приятно ездить даже в будние дни – никаких пробок. Предприятия отправляли работников во внеочередной отпуск. Все здравомыслящие люди покидали город в преддверии предстоящего дурдома, который должен был состояться в начале июня – празднование дня города. А Мариам с матерью приехала специально для того, чтобы принять участие в празднике. – Какой «праздник»?! – удивленно спросил Андрей. – Что ты называешь «праздником» – толпу пьяного быдла, заблеванные и обоссаные тротуары, парки, пьяный дебош, драки? Мариам прекрасно знала его отношение к народным гуляньям, больше того, они уже однажды побывали в переделке во время дня города в Волгограде. Андрей всегда уезжал из города, придумывал себе командировки на время городских праздников, если таковые в ближайшее время планировались. На Экссоне объявили коллективный отпуск, все разъехались кто куда – Владимир улетел в Сингапур, Игорь – на Мадейру, Ансимовы поехали в Волгоград навестить родителей. Андрей был вынужден остаться – уклониться в этот раз не представлялось возможным. У него сложилось впечатление, что Мариам нарочно делает всё наоборот. Знает, абсолютно точно знает, какое это будет попадалово и разочарование на так называемом празднике, но с идиотской настойчивостью попрется туда, потащит с собой Андрея просто чтобы позлить его. Хорошо еще, что Алик останется дома – бабушка с ним посидит. Андрей красочно описал предстоящее мероприятие – пьяную толпу, люмпенов, которые мочатся в кустах, давку и так далее. Поведение гегемонов прекрасно объясняется обстановкой ярмарочного веселья и снисходительностью моральных норм балаганной культуры. Потом спросил, осталось ли у неё желание идти на праздник, а точнее – наблюдение народных нравов. Мариам благодушно ответила, что приехала специально на празднование 300-летия Петербурга. Будет лазерное шоу (пригласили новомодного японского светотехника, стоимость его услуг – умопомрачительная сумма $15,000,000, половина которых осядет в карманах городских чиновников в виде откатов), а также парад старинных судов на Неве на участке между Дворцовым мостом и Троицким и импровизированный морской бой в районе Зимнего дворца. Причем в первый день, собственно день города, третьего июня, шоу будет показано исключительно для высоких гостей – весь центр будет перекрыт, доступ только для правительственных делегаций. На следующий день всё то же самое покажут толпе. Ужесточился паспортный контроль, въезд в город ограничили, жителям очередной раз официально напомнили, для кого устраивается день города и рекомендовали на время уехать из города. Уже не в силах отговорить её от этой безумной затеи, Андрей срывался на мелочах, – да, как пятна на Солнце, так и у джентльменов бывают маленькие недостатки. Всю их совместную жизнь, а это уже шесть лет, Мариам доводила его тем, что наглухо задраивала окна квартиры даже в самую жару, курила при закрытых окнах, а в холодное время года, игнорируя наличие электрических обогревателей, включала все конфорки газовой плиты для обогрева. Другой момент, который выводил Андрея из себя – Мариам клала в холодильник продукты без упаковки, кастрюли и тарелки – соответсвенно без крышек. От этого продукты приобретали несьедобный вкус. А холодильник всё время держала приоткрытым – не закрывала полностью. Сколько Андрей ни бился, Мариам упрямо делала по-своему. Насчет холодильника, еле сдерживая ярость, он объяснял, что электроприбор портится, если держать дверцу открытой, Мариам огрызалась: «Сама знаю, не делай из меня идиотку!», но всё равно оставляла холодильник приоткрытым. А когда родился Алик, она опять же с каким-то дьявольским упрямством противодействовала его закаливанию, хотя прекрасно знала все рекомендованные педиатрами правила – этому обучали на нескольких кафедрах в мединституте. Квартира никогда не проветривалась, ребенка укутывали так, что он постоянно потел, а на улицу надевали чрезвычайно теплую одежду, но дрянную (хоть и дорогую) обувь из синтетических материалов, в которой ноги сначала быстро потели а потом мерзли. Результат – ребенок рос болезненным. Андрей пытался доказать, что причина частых болезней Алика – неправильный тепловой режим, что его необходимо закаливать, а Мариам твердила, что нельзя приступать к закаливаниям, пока ребенок болен, а болеет он потому, что его настырный папаша, как только она отвернется, открывает форточки и моет ребенку ноги холодной водой. Для собственного спокойствия, поскольку не представлялось возможным переломить ситуацию, Андрей старался реже бывать дома. А наблюдая все безобразия – задраенные форточки, полные пепельницы окурков, открытый холодильник, испорченные продукты – просто отключался, думал о делах. Но в этот раз, ввиду предстоящего «праздника» его прорвало, он прошелся по всем пунктам. Мариам совершенно невозмутимо выдержала его нападки, кажется её порадовало, что муж сильно перенервничал. Обычный список претензий показался Андрею недостаточным, и он припомнил, что когда заселялись в эту трехкомнатную квартиру на Большеохтинском проспекте, он обустроил себе рабочее место в самой маленькой комнате. Стол, и напротив него книжный шкаф (половину которого оккупировала Мариам), заняли половину комнаты, на оставшейся части был диван и большой пластмассовый контейнер с игрушками Алика. (Его вещи и игрушки были и в оставшихся двух комнатах – в спальне и зале). Едва Андрей оборудовал рабочее пространство, Мариам потребовала, чтобы он убрал письменный стол. Андрей сначала не понял, и она громогласно заявила, что «нормальные мужики не превращают квартиру в офис». У неё сложилось некое представление об «идеальных мужиках», которые выполняют по дому всю поденную работу (даже если у них достаточно денег нанять сантехников, автослесарей, других рабочих – всё равно «нормальный мужик» «должен» всё делать своими руками), у таких «мужиков» фиксированный рабочий день, в идеале они вообще не ходят на работу, а зарплату им приносят домой. Андрей опешил: – Послушай, я занимаю чуть больше чем один квадратный метр – компактный стол и стул; книжный шкаф наполовину твой, и ты прогоняешь меня даже с этих полутора метров? Ты вообще, соображаешь что ты говоришь? Тебе мало двух с половиной комнат? Ему показалось что Мариам играет, шутит, но она непреклонно требовала, чтобы рабочий стол был убран и договорилась до того, что обвинила в том, что ему «насрать на семью». Андрей напомнил: в Волгограде у них такая же по площади квартира, и там у него отдельная комната, в которой оборудован полноценный рабочий кабинет. То есть получается, что там ему не «насрать» на семью, а здесь, занимая меньшую площадь – «насрать». Мариам упорствовала – здесь, в Петербурге, всё по другому, что именно по-другому, она объяснить не смогла, но ей нужно, чтобы он убрал свой рабочий стол. Андрей привёл пример – они жили до этого на съемных двухкомнатных квартирах, и даже в однокомнатной, и во всех них у него было примерно такое же рабочее место, и все были довольны. Что же изменилось при переезде в большую по площади квартиру? Но Мариам стояла на своём: заниматься работой он должен в офисе, и опять же поставила в пример воображаемых «идеальных мужиков», тогда он заявил, что ему абсолютно необходим рабочий стол, и если ей мало пространства, тогда он снимет четырех-, пяти-, шестикомнатную квартиру, скольки угодно комнатную квартиру, в которой у него будет свой небольшой угол – с рабочим столом и книжным шкафом. Но, желчно заметил он напоследок, будь там хоть сто комнат, Мариам всё равно будет недостаточно и она потребует, чтобы он убрал свой стол. Потому что дело не в нем, а в её упертости. Дело приняло серьезный оборот. Пререкания перешли в скандал с криками и взаимными оскорблениями, после которого супруги не разговаривали несколько дней. Андрей оставил последнее слово за собой, заявив, что его рабочее место останется неприкосновенным, и порекомендовал жене не борзеть и осваивать под свои нужды оставшуюся площадь – две с половиной комнаты плюс просторную кухню, плюс лоджию. И сейчас, в этот приезд Мариам в канун ненавистного праздника, Андрей вспомнил тот скандал: – Ну, и ради чего ты устроила тогда мега-срач? Приезжаешь сюда раз в год, и в эти несколько дней тебе необходимо, чтобы у меня тут не было рабочего места?! Но у неё было абсолютно непробиваемое настроение. Она действительно радовалась, что сумела досадить мужу. Реальная картина мероприятия оказалась хуже, чем Андрей представлял себе, хуже его самых страшных кошмаров – предстоящий народный «праздник» для получения моральных и физических травм вполне сгодится. В шесть вечера вместе с женой и тещей он выехал на такси в сторону центра. Праздничное представление должно было происходить в районе стрелки Васильевского острова, но таксист был вынужден остановить машину уже на набережной Робеспьера – дальше всё было забито народом. Пришлось выйти и дальше идти своим ходом. Кое-как продравшись через толпу, дошли до Литейного моста и увидели нечто невообразимое. Набережные по обе стороны Невы и мосты были не то что битком забиты народом, – казалось, что люди сидят друг на друге. Пробираться дальше можно было только расталкивая локтями людей, вдоль домов, где оставался узенький проход, а на тротуарах и проезжей части люди стояли так плотно друг к другу, что даже не могли пошевелиться. Оставалась совершенно непонятной их мотивация – с какой целью они тут собрались, ведь даже находясь у перил набережной, отсюда невозможно ничего увидеть – слишком далеко до Дворцовой набережной, где состоится представление. И неужели они будут кантоваться здесь до полуночи, а возможно и дольше – ведь, зажатые в гуще толпы, они чисто физически не смогут выбраться. Андрей предложил ретироваться, пока они не оказались замурованными в этой ловушке (хотя это было ужеʹ затруднительно, так как все двигались в сторону Дворцовой набережной), но Мариам с матерью, как одержимые, шли вперёд. Он задал резонный вопрос: если уже здесь, в районе Литейного моста, не протолкнуться, что же будет дальше?! Но его никто не услышал, его спутницам передалось безумие толпы – они как бараны ломились в направлении ожидавшегося шоу. Возле кулька (Институт культуры) пришлось остановиться – они оказались запертыми со всех сторон. Каких-то несколько минут назад еще можно было предпринять попытки к бегству, но теперь без вариантов. – Ты как, сможешь продержаться в таком состоянии до утра? – язвительно поинтересовался он у Мариам. Со всех сторон наседала толпа, – отнюдь не джентльменов и фотомоделей, становилось уже невозможно не только двигаться, но даже совершать дыхательные движения. Ценой неимоверных усилий удалось пробиться на Марсово поле. А народ всё прибывал и прибывал на набережную, забитую сверх меры. Далее вдоль реки в направлении Дворцовой набережной двигаться было невозможно в принципе, не осталось прохода даже вдоль домов. Троицкий мост также стоял в мертвую. Толпа, руководствуясь простыми ассоциациями, была миролюбиво настроена, мужичье с промзон притащилось сюда со своими бабами и выблядками, в пакетах семейный ужин – димедрольное пиво, паленая водка, колбаса. Флаги и яркие огоньки внушают веселые и мирные мысли. Глазея на праздничное убранство, люмпены пускаются в пляс. Всё бы хорошо, но несметнейшая орда пусть даже миролюбиво настроенных граждан опасна, учитывая то, что у них с собой в пакетах сотни декалитров дешевого бухла. Андрей снова предложил вернуться домой – пешком по Садовой улице дойти до Невского проспекта, и там поймать какой-нибудь транспорт. Но Мариам с тещей, получив неожиданную возможность относительно свободно передвигаться, вознамерились идти в обход в сторону Дворцовой площади – через Марсово поле, уже забитое народом почти под завязку, и похожее на лагерь беженцев, выживших в пейнтбольном сражении. Толпы беспокойными валами перекатывались через поле. Ошеломленные горожане будто потеряли себя, – они наталкивались друг на друга, орали, в общем, неупорядоченное броуновское движение в увеличенном масштабе. – Но там то же самое, а может еще хуже! – заорал Андрей, перекрикивая пьяный гвалт. Жена и теща не вняли голосу разума, они, работая локтями, уже ломились в сторону храма Спаса-на-Крови. «Вот что должно произойти, чтобы они остановились, – с ужасом подумал Андрей, – перелом ребер, удушение, затаптывание ногами?!» На мгновение у него возникла мысль – может развернуться и поехать домой? Мариам шла в обычной своей манере, ничего не видя вокруг себя. Она всегда так ходила, а её спутнику приходилось семенить следом, не отвлекаясь, чтобы не потерять её из виду. Сколько раз он выговаривал ей, что нужно следить за тем, с кем идешь, особенно если это ребенок. Как она гуляла с Аликом – страшно представить. В такой толпе нетрудно потеряться, и если Андрей исчезнет, его объяснение будет правдоподобно выглядеть. Эти две идиотки наверное долго будут биться как рыба об лед в этом столпотворении, и нескоро обнаружат его исчезновение. Но он продолжал идти вслед за ними, ругая себя за нерешительность. Колыхаясь, как обломки кораблекрушения, скорее по воле живых волн, нежели по собственному желанию, они добрались до канала Грибоедова, и снова встали. Дальше можно было двигаться, только прорубив большак в толпе при помощи мачете. Со всех сторон толкали, наседали, и Андрей снова попытался уговорить Мариам вернуться домой. Но у неё, как и у тёщи, начался психоз: – Может как-то можно пробраться?! Куда пробраться – они уже не соображали. Куда-то НАДО двигаться, и всё тут. Дворами, через Шведский переулок, прошли на Большую Конюшенную улицу, и там опять остановились, не зная что делать. Расстояние менее километра они преодолели за два часа. Следующий час они толкались, давились и душились среди пахнущих плохим пивом сограждан, пытаясь пробраться на Дворцовую площадь – по Невскому проспекту, затем через Волынский переулок, дворами мимо Академической капеллы и через мост, затем через Конюшенный переулок. Но всё бесполезно. Люди тупо стояли сплошной стеной, и чтобы пробраться сквозь толпу, нужен был как минимум бульдозер. – Может как-то где-то можно пройти? – с остервенелостью деревенской одержимой твердила тёща. Куда пройти, а самое главное зачем – это, видимо, даже для неё оставалось тайной. Просто надо идти. Уже и Мариам охладела к проекту, – она вообще не могла слишком долго сосредотачиваться на каком-то одном предмете, – но всё же отвергала предложение Андрея пойти в ночной клуб со странным названием «Саквояж беременной шпионки», расположенный на Большой Конюшенной улице. Было уже очевидно глупо тыкаться в спины людей, скопившихся в переулках, проходах, на тротуарах, парапетах набережных – куривших, поющих, выпивающих, ругающихся, целующихся, завывающих как зловещие мертвецы и пляшущие лохо-дэнс. И стоять чего-то ждать – тоже было глупо. Возвращаться домой было проблематично, движение на Невском проспекте закрыто, Большая Конюшенная улица почти стоит – там тоже толпа, и очевидно что придется идти пешком, толкаться до самого дома, потому что весь центр на тот момент представлял собой Ходынское поле. Бухать, давиться и толкаться – всенародный смысл происходящего. «Мы три с половиной часа толкаемся как идиоты, неужели ты думаешь, что до утра хоть что-то изменится?!» – эту фразу Андрей в разных вариациях, с добавлением эксплицитных терминов, повторил раз сто, но Мариам вместе с тещей продолжала метаться, пытаясь протиснуться на Дворцовую площадь. Наконец, терпение Андрея лопнуло, и он, обругав жену последними словами, заявил, что направляется в ночной клуб на Конюшенной, а его одержимые спутницы пускай толкаются среди пьяни. Мариам не стала его удерживать, такое было впечатление, что она, охваченная психозом, вообще ничего не соображала. Впрочем, они явились в клуб, неожиданно пустой в такой-то день, довольно скоро – Андрей еще не успел приговорить заказанные двести грамм водки. И тут же принялись звонить знакомым и родственникам, сообщать подробности «праздника» – типа прямой репортаж с места событий. Судя по их возбужденным голосам, они всерьёз думали, что ад, в котором им чуть не свернули шею – это и есть праздник. Теща подняла тост – за день города, Мариам добавила что-то полагающееся случаю. У Андрея был свой вариант тоста – чтоб эти придурки, находящиеся снаружи, передавили друг друга – но он оставил это пожелание при себе. В продолжении ночи они неоднократно выходили из заведения, чтобы разведать обстановку, Мариам даже предложила совсем уйти и «праздновать» на улице, так как внутри скучно: «тут никого нет, все на празднике», но Андрей заявил, что под угрозой расстрела не сдвинется с места до закрытия клуба, то есть до шести утра. Клуб действительно пустовал, занято всего три столика, но не потому, что «все на празднике», а по причине того, что целевая аудитория заведения, люди вменяемые, либо свалили из города, либо не решились идти сюда во время этого бедлама. Даже выпив как следует, Андрей продолжал злиться на жену, у которой все понятия с ног на голову – действительно, почему с тремя занятыми столиками в заведении скучно, неужели было бы веселее, если бы тут гудела толпа народу. Артисты добросовестно отыгрывают шоу-программу, независимо от количества посетителей, и что должно измениться в случае увеличения последних – непонятно, они что, добавляют веселья?! Ситуация снаружи не особенно изменилась к половине пятого утра. Та же самая толпа, не рассосавшаяся за ночь, только теперь народ двигался не в сторону Дворцовой площади, а обратно. Чем они занимались на улице всю ночь – без еды, выпивки, без развлечений, без туалета, в конце концов? Нетрудно догадаться – бухло захватили с собой, развлекали сами себя, а нужду справляли прямо на улице. А теперь это людское стадо, огромное количество небрежно одетых людей с выбитыми зубами бродят по Адмиралтейскому району в в поисках опохмелятора и места для ночлега – запоздалого или раннего, кому как. Вместе с толпой дошли до Владимирского проспекта, а там посчастливилось взять такси. Из-за форс-мажорных обстоятельств таксист зарядил запредельную сумму, 1,500 рублей (обычная такса отсюда до Большеохтинского проспекта была 120–150 рублей), еле-еле сбили цену до 1200. Теща наотрез отказалась ехать за такие деньги, и Мариам насильно затолкнула её в машину. Других не было, а если не такси, то пришлось бы идти пешком, причем непонятно куда – нужный мост (Петра Великого, или Охтинский) разведен. Таксист рванул в объезд, через Володарский мост, поездка оказалась очередным кошмаром. Такой гигантской пробки Андрей не видел даже в Москве. Весь город устремился к Володарскому мосту – автомобили, транспортные средства общего пользования, велосипеды, пешие, конные, трезвый и пьяный, стар и млад. Реальный апокалипсис. На подъездах к мосту водитель-лихач вытворял такое, что теща от страха кричала как потерпевшая – беспрерывно сигналя, он ехал по тротуарам буквально по ногам пешеходов, – а проезжая часть стояла вмертвую, двигаться вперед можно было только по пешеходной дороге. На той стороне Невы уже можно было ехать в нормальном режиме. По Октябрьской набережной до дома домчали быстро – всего за пятнадцать минут. Так закончился этот праздник, похожий на Варфоломеевскую ночь. А наутро Мариам учинила скандал за вчерашнее – она припомнила, что когда они с матерью очередной раз выходили из ночного клуба посмотреть на «праздник», то Андрей, пытаясь её остановить, сказал, что если она сейчас выйдет вопреки предупреждению на улицу, то он не ручается за её безопасность и умывает руки, будь что будет. Вчера она не отреагировала, чтобы не испортить праздник, но теперь ей захотелось выяснить отношения. – Ты не мужик! – кричала она. – Не можешь заступиться за жену! А если бы на меня напали, ты видел сколько там было гопников!? Андрей, занятый своими мыслями, пропустил это мимо ушей. Он давно научился «вдыхать аромат роз, не замечая шипов». В конце концов мириться с глупыми заявлениями куда проще, чем с духотой, табачным дымом и испорченными продуктами. |
||
|