"Не могу тебя забыть" - читать интересную книгу автора (Алюшина Татьяна)

ИЛЬЯ


Поймав себя на том, что третий раз перечитывает один и тот же документ и ничего не улавливает, Илья бросил листы на стол и откинулся в кресле. Он обвел взглядом кабинет и почувствовал, что, если прямо сейчас не уйдет отсюда, — взорвется.

Раздражение на работу, на партнеров, на бесконечные встречи, переговоры, всю рутину бизнеса нарастало в нем как снежный ком. Ему все осточертело, хотелось послать всех подальше! Он как-то старался сосредоточиться, взять себя в руки, откровенно недоумевал, откуда взялось это настроение.

«Ничего не хочу! Все обрыдло! — подумал он. — Да что же это такое?!»

Последние недели Илья потерял интерес ко всему, наверное, и к самой жизни, и, как бы он ни обманывал себя, он знал, когда и почему это произошло.

— Ладно! — решительно сказал он самому себе и хлопнул ладонью по столу. — Раз пошла такая песня!..

Он резко встал, собрал документы со стола, некоторые — положил в портфель, остальные — убрал в сейф, надел пальто и вышел в приемную.

— Оля! — требовательно обратился он к молоденькой секретарше, — отмените все встречи на сегодня. Меня ни для кого нет!

— Илья Андреевич! — перепугалась секретарша. — У вас сегодня встреча в министерстве!

«Да пошло оно, это министерство!» — подумал с раздражением Илья, но решил не пугать секретаршу своими настроениями.

— Найди Колобова, пусть он съездит! А лучше пусть договорится и перенесет встречу.

…Илья вошел в квартиру, бросил на столик в прихожей портфель, снял ботинки и пошел на кухню, по дороге стянув с себя пиджак и галстук и кинув их на стул. Потом достал из холодильника бутылку минеральной воды, сделал несколько больших глотков прямо из горлышка и, посмотрев в окно, спросил у себя, а может, у кого-то еще:

— Что ж так хреново-то? Да знал он отчего! Знал!

Юлька! Маленький, замечательный Рыжик!

Он поставил бутылку с водой на стол, прошел в гостиную, лег на диван и посмотрел в потолок. Илья подумал, что уже много лет, когда думает о ней, чувствует себя виноватым. Чувство вины стало для него привычным, неизменным, похожим на хроническую болезнь. Не должен человек жить с постоянным ощущением вины! У нас сильный инстинкт самосохранения, он притупляет, а потом выключает это чувство, заменяет его сначала попытками самооправдания, потом уверенностью в своей правоте, а потом победной уверенностью в виноватости всех вокруг тебя. Длительное самообвинение разрушительно действует на психику, и любой человек рано или поздно находит себе оправдание.

Только у Ильи не получалось оправдывать себя.

Он вспомнил, как увидел Юльку в первый раз.

Она смотрела на него как под гипнозом, расширившимися от восторга голубыми глазищами. С остановившейся на полдороге ложки капли падали в тарелку и обдавали Рыжика фонтанами брызг.

Илья влюбился в нее сразу, как влюбляемся мы в маленьких детей, по необъяснимым причинам, совпадая с ними в чем-то подсознательном.

Какая же она была очаровательная! Маленький рыжий чертенок, ни минуты не сидевший на месте. Умненькая, быстрая, веселая, с целым ворохом идей и планов, заражавшая своей энергией всех взрослых вокруг!

Юлька была как огонь — везде и много! Ее рыжая шевелюра полыхала в пространстве с невероятной скоростью, то здесь, то там, сопровождая свое перемещение громкими возгласами. Иногда казалось, что она находится в нескольких местах одновременно.

Маленькая, тоненькая, с вечно сбитыми коленками и локтями, с постоянно облезающим носом, мгновенно сгоравшим на солнце, с огромными голубыми глазами, всегда восторженно сиявшими миру, Юлька находилась в вечном процессе реализации своих идей, пребывая от всего, что окружало ее, в полном восторге и определяя окружающую действительность в превосходных степенях: прекрасно, преинтересно, прездорово…

Родной, чудный, замечательный Рыжик. Как она была влюблена в него! Уж точно не как в брата. Так влюбляются маленькие девочки во взрослых мужчин.

Господи, какое же это было лето! Он точно знал, что больше никогда в его жизни не будет такого лета!

Ему было двадцать пять, он был кандидатом наук и занимался тем, что нравилось ему до восторженного повизгивания. Впереди у него было все только лучшее! Он это чувствовал, он жил с ощущением долгой интересной жизни. Жизни, наполненной радостью побед, открытий, непременных прорывов в науке. Они с Игорем Дмитриевичем разрабатывали новое и весьма перспективное направление и уже добились неожиданных результатов.

Он до сих пор помнил то состояние души, и мгновения того лета были раскрашены в яркие цвета, озвученные веселыми голосами, смехом и солнцем. Тугой комок опять подкатил к горлу, вызывая боль и сожаление. Сожаление об утраченном, о чем-то, что навсегда потеряно для него.

Илья сел на диване, потер лицо, пытаясь отогнать от себя тоскливые мысли.

«Чаю, что ли, выпить или чего покрепче?» — подумал он отстраненно, заставил себя встать с дивана. Не спеша, задумчиво пошел на кухню.

— Коньяку, что ли, хлопнуть? Он достал из бара бутылку коньку, плеснул немного в бокал, стоявший там же, взял его в руку и подошел к окну, рассматривая улицу.

Он сам все испортил на следующее лето.

Какого черта он приволок на дачу Ингу? И почему именно ее?

Илья миллион раз задавал себе эти вопросы и не находил на них ответов.

Почему Ингу? Наверное, потому, что встречался в тот момент именно с ней, и секс с ней ему очень нравился. Девушка была без комплексов, из околокиношной среды, с весьма крутыми родителями, хотя в те времена это называлось по-другому. Илье в ней многое нравилось. Их роман был как раз на той стадии, когда мужчина еще не все познал в новой подруге и с увлечением занимается открытиями.

Но почему он не привез к Расковым Катерину, с которой встречался до Инги? Катька была молодец, она умела найти общий язык со всеми и наверняка подружилась бы с Юлькой, погрузившись во все Юлькины начинания и спектакли. Катерина и сама еще была восторженной, как девчонка, в свои двадцать два года.

Но к Катьке он в то время уже остыл и легко расстался с ней.

Илья был далеко не дурак. Он видел все пассы и ходы Инги и жениться на ней не собирался — ни на ком он не собирался жениться в то время. Илья видел и расщелкивал все ее далеко идущие планы, посмеиваясь про себя. Девочка сделала на него ставку.

А то!

Молодой ученый с большим блестящим будущим — то, что надо для стабильной, сытой, благополучной жизни.

Барышня была не глупой, события не форсировала, атаку начала с постели, стараясь так привязать его к себе, чтобы он и не помышлял от нее сбежать.

Все было понятно с самого начала! Но он подыгрывал, ничего не обещал и получал кайф в сексе. А почему нет? Нормальное, иногда сволочное, но ведь нормальное поведение молодого здорового мужика… Да ладно!..

Женщин в его жизни всегда было предостаточно. Женщины его любили. Какие-то — делали ставку, какие-то — не делали. Были и одноразовые встречи, были и длительные романы.

Впрочем, как в жизни любого нормального мужчины.

Но Инга не понимала, да и не могла понять отношений, сложившихся у Ильи с Юлькой. Она не могла понять влюбленности маленькой девочки, да и делить его, даже с девочкой, не хотела.

Для Юльки это было первое болезненное разочарование. Илья вытирал ей слезы, успокаивал, чувствовал ее боль, как свою, и ему казалось, что он видит, как уходит от нее детство.

Его маленький замечательный Рыжик, как же он ее обидел, не предугадав, как больно ей будет.

Идиот!

А вроде умным считался, черт бы все побрал!

Если честно, Илья еле сдерживался, чтобы не рассмеяться, когда Юлька осуществляла свои каверзы. Надо признать, девчонка была очень изобретательна.

Когда он помогал Инге доставать колючки из волос, специально сел сзади, чтобы она не видела, как широко он улыбается, стараясь не расхохотаться. Он мгновенно понял, что задумала эта компашка, когда затащила Ингу на глубину, под иву, но почему-то не остановил их. Бог его знает — почему.

Может, ему самому хотелось сбить со своей дамочки спесь и излишнюю надменность? Особенно ее уверенность, что она его захомутала. Он не остановил детей, дал им осуществить задуманное.

А каково было происшествие с тахтой!

Сколько надо было пилить эти ножки?! И главное — рассчитать все правильно. Вот что значит дочь ученого!

Отправив возмущенную дамочку в Москву и поговорив с Юлькой, Илья целый день ходил сам не свой. Тихая грустная боль Юлькиного прощания с бесшабашным детством, как заноза, бередила его сердце. Словно он терял что-то свое — бесконечно дорогое и ценное.

Поздно вечером, когда наказанная по всем правилам воспитательного процесса Юлька и оставшиеся на ночь гости уже спали, Игорь, Марина и он сидели на веранде, пили грузинское сухое вино и покатывались со смеху, вспоминая все, что Рыжик натворила с Ингой.

— Больше я сдерживаться не мог и ржал как больной, когда рухнула тахта! — сквозь смех говорил Илья.

— А колючки в волосах!.. — подхватила Марина. — Когда я увидела, я успела только извиниться, а потом рванула за угол, чтобы не рассмеяться Инге в лицо! По-моему, Инга обиделась.

— Не бери в голову! — отмахнулся Илья.

— А вдруг ты на ней женишься, она же нам вовек не простит? — опасливо спросила Марина.

— Уж на ней я точно не женюсь! — отмахнулся Илья. — Да и рано мне еще!

— Не скажи, — возразил Игорь. — Двадцать пять уже, пора бы!

Илья рассмеялся.

— Я бы подумал над этим, да пока не встретил такую, как твоя Марина!

Он давно уже был на «ты» с четой Расковых. Они были старше его на десять лет и отношения у них сложились близкие, как с родными людьми.

Илья допил коньяк, оставшийся в бокале, покачал головой, улыбнулся.

— Молодец, Рыжик!

Конечно, молодец!

Ничего в ней никогда не было наигранного, неискреннего. Все свои чувства и эмоции она выражала прямо, не пытаясь играть, изображать что-то. Она не умела быть расчетливой, хитрой и тем более — фальшивой. Ее неистовая рыжая натура требовала только настоящего везде и во всем.

Закрутились, завертелись нахлынувшие годы, разрушилась страна, разбились вдребезги его глупая самоуверенность и чувство защищенности, а вместе с ними — и будущее, такое, казалось, блистательное, значимое, почти достигнутое.

Как у Розенбаума в его песне: «Что же ты сделала с нами, Родина? Или не видишь? Да не слепая ты вроде бы! Родина, Родина, Родина…»

А что сделала?

Быстро и шумно сломала до основания, выбросила своих детей, как рыбу, на сушу — хлюпать жабрами в слепой и глупой надежде.

Он хлюпал, хрипел, стал двух- и трехжильным! Сцепил зубы, сказал себе: «Я не уеду за границу искать сытой ученой жизни!»

…Илья плеснул себе в бокал коньяку, вернулся в гостиную, сел на диван, поставил перед собой на стеклянный журнальный столик бокал, откинулся на спинку дивана и почувствовал, что готов выть от накатывающих волнами воспоминаний.

Сколько боли! Сколько сломанных хребтов и жизней пришлось на его поколение! Сколько, казалось, сильных мужиков сдавалось, пропадало в этом водовороте времен!

Илья имел свое образное определение перестройки и последовавших за ней лет. Как ученый, он определял так: «Напряжение в системе превысило критический уровень — и система рухнула. Прорвало фановые трубы, и на свет рвануло с огромной скоростью и давлением накопленное дерьмо, сметая на своем пути слабые объекты».

Но того, что слабыми объектами оказалось все население бывшего Союза, люди правильные и неправильные, рэволюционэры (именно так, через «э»), открывшие канализационные трубы, не удосужились заметить.

Если заново переживать все, что он пережил, пропуская через сердце все глупости и дурь правительства и народа, все ошибки, сделанные в те годы, может крыша поехать!

В те годы он вкалывал как раб. Принял решение, что не уйдет из науки, не бросит любимое дело. Ему приходилось подрабатывать — грузчиком, сторожем, писать студентам курсовые и дипломы, делать левые программы, писать упакованным халявщикам научные статьи в журналы, ночами заниматься извозом на старенькой отцовской «копейке». Он брался за любой заработок, который подворачивался.

Юлька стала ему звонить каждый день, вернее, ночь — дома он появлялся в лучшем случае в одиннадцать. Отупев от работы, он порой и говорить не мог, но слышать ее ему было приятно, как дуновение теплого, освежающего ветерка из чудесного прошлого. Тогда он волевым решением отрегулировал эти разговоры и стал звонить только сам, если был в состоянии разговаривать.

Он не удивлялся и не смущался, когда ловил себя на мысли, что торопится домой, знал, что сейчас примет душ, поест, ляжет на кровать и позвонит Юльке. Их разговоры нужны были ему как воздух, как само утверждение в жизни, наперекор всему. Но постепенно он стал звонить реже и реже, уставая так, что еле добирался до дому, чаще среди ночи или под утро, а иногда, не заходя домой, шел с одной работы на другую.

До этих разговоров Юлька приезжала к ним в лабораторию, но в лаборатории он был так занят, что почти не замечал ее. Вот только, рассматривая нарисованные ею портреты, поражался и очень гордился ее талантом.

Лица смотрели с Юлькиных рисунков как живые, схваченные в момент какого-то движения или действия. Было понятно, что она талантлива, и Илья не скрывал своего восхищения.

И ее приезды в лабораторию, и их ночные разговоры по телефону пожрала и отняла у него сумасшедшая жизнь, бесконечное, изматывающее зарабатывание денег, попытки выжить и не уйти из науки.

Про Юлькино существование ему рассказывал Игорь. Всегда с юмором и нескрываемой гордостью за дочь. Илья знал про нее все — подробно расспрашивал, смеялся и радовался новым выходкам и достижениям Рыжика.

Илья тосковал без Юльки, без ее бесшабашной заражающей энергии, горящих голубых глаз, задорной улыбки, сбитых коленок, проказ, звонкого смеха, вечно мешающих и выбивающихся из кос рыжих кудряшек.

Но жизнь шла своим чередом, в изматывающей погоне за копейкой и все такой же радостной, несущей огромное удовлетворение научной работе. В девушках, меняющихся периодически, входящих в его жизнь и уходящих из нее, по-разному — с истериками, с обвинениями, с влюбленностью, с отчаянием.

…Игорь предупредил Илью заранее:

— Через месяц у Юльки день рождения. Сегодня утром она нам с Мариной напомнила. Думаю, тебе на этот раз не отвертеться от приезда в наши Палестины. Она тебя ждет.

— Я помню, — скупо ответил Илья. Он не просто помнил — он не забывал!

Он месяц откладывал деньги, чтобы сделать ей роскошный подарок и обязательно букет самых лучших цветов.

А как же!

Это же Рыжик! Маленькая любимая девочка. Родненькая, как говорит его мама про Юльку, которую его родители обожают, как родную внучку. Наверное, это самое правильное определение — родненькая. Маленькое жизнерадостное рыжее солнышко, звоночек, всегда восторженно принимающая мир и Илью. Родной ребенок, дочка, сестра, родной человечек!

Илья сразу решил, что подарит ее что-то золотое: колечко или сережки. Он освободил полдня и обошел ближайшие к институту ювелирные. Но ему ничего не понравилось, как говорится, не легло на душу. Он и сам не знал, что конкретно хочет, но это должно было ей подходить.

Тогда Илья созвонился со своей девушкой, и они договорились встретиться на Арбате. Свидание проходило мирно и чинно, с традиционной розой, кофе и неспешной прогулкой, пока он, подчиняясь импульсу, не завернул в ювелирный.

Девушка расчувствовалась, покраснела от удовольствия, решив, что рассматривание витрин в магазине имеет отношение к ней. Илья старался по мере сил быть галантным. Он ничего не объяснял спутнице, сказал только, что ему надо кое-что посмотреть.

И вдруг, в самом углу правой витрины, он увидел кулон. Он даже замер, почувствовав, что это Юлькин кулончик! Не очень большой, ярко-голубой, под цвет ее глаз, сделанный в форме сердечка, окаймленного золотым ободком. Илья увидел, как на белой Юлькиной коже лежит сердечко, подчеркивая цвет ее глаз.

Забыв о спутнице, он тут же купил кулон и цепочку к нему, вспомнив о девушке только тогда, когда продавщица передала ему бархатную коробочку.

— Почему ты решил, что мне подойдет бирюза? — услышал он голос за спиной.

— Это не для тебя, — не сразу сообразив, что говорит, ответил Илья.

Девушка обиделась, поджала губки и не разговаривала с ним оставшийся вечер.

Илья на день рождения опаздывал, но все-таки заехал домой принять душ и переодеться, тихо радуясь предстоящей встрече. Он улыбался, покупая большущий букет белых роз, коробку конфет, шампанское. Улыбался всю дорогу, пока добирался в Чертаново, представляя, как Юлька закричит «Илья!» и кинется ему на шею, а он обнимет ее, зароется носом в рыжие завитушки, всегда пахнущие свежестью и какими-то травами. И пусть ненадолго, всего на мгновение, вернется в то лето.

Они будут болтать обо всем и ни о чем. Юлька покажет ему свои картины, расскажет о своих маленьких проблемах.

Он нажал кнопку звонка, продолжая улыбаться.

Двери распахнулись.

Он увидел Юльку, и что-то горячее, дурманящее ударило в мозг и в пах одновременно, стирая блаженную улыбку с лица.

Перед ним стояла девушка, взрослая, стройная, с высокой полной грудью, длиннющими ногами, в маленьком черном платье, подчеркивающем все изгибы и линии ее тела.

И Илья сразу понял, что безумно ее хочет! Всю!

Хочет так, как может мужчина хотеть женщину! Со всей неистовостью, безудержно, осатанело, идущим через века инстинктом, скрытым под налетом цивилизованности.

Прямо здесь! Прямо сейчас!

Илья не помнил, что говорил, как поздравлял ее, как вошел в квартиру. Все усилия ума и воли он направил на то, чтобы справиться с неожиданной реакцией.

Юлька забрала у него букет, повернулась и пошла по коридору. Он был не в силах оторвать взгляда от стройных длинных ног, покачивающихся бедер, упругой попки, узкой, по-кошачьи выгибающейся спины.

Юлька скрылась в своей комнате. Он смог перевести дух.

«Бежать отсюда!!» — в панике подумал он.

Илья сел за стол рядом с Игорем и постарался не смотреть на Юльку. Юлька села рядом и постоянно задевала его то локтем, то коленом, вызывая маленькие локальные взрывы в местах соприкосновения.

Ни говорить, ни есть, ни пить он не мог — все силы уходили на жесткий самоконтроль, борьбу с естеством и… болезненными, горчащими самообвинениями.

Он сослался на срочную работу, стал подниматься из-за стола, извинился за краткий визит и поспешил к выходу.

В Юлькиных глазах, полных непролитых слез, светилось такое разочарование, что на одно мгновение Илья подумал: не послать ли все куда подальше? Прижать ее к себе, почувствовать, поцеловать?

«Нет! Нет! Совсем с ума сошел?!» — опомнился он.

Тут он вспомнил о своем подарке и, сцепив челюсти, заставил себя рассмотреть в девушке маленького рыжего десятилетнего чертенка, которого нежно и глубоко любил.

Он отдал ей коробочку с кулоном и уже по-другому, как дитя, поцеловал Юльку в макушку. Потом отодвинул от себя и быстро ушел.

Дом, где он жил с родителями, находился почти в центре, рядом со станцией метро. Илья вышел за две остановки — решил пройтись и подумать.

Он постоял у входа в метро, не обращая внимания на спешащих и толкающихся людей, запрокинул голову, посмотрел в небо, затянутое низкими темными тучами. Потом засунул кулаки в карманы плаща и медленно побрел по направлению к дому.

Он испугался!

А какой нормальный мужик не испугался бы на его месте?!

Вот именно!

Почувствовать отчаянное, неистовое желание, такое, какого не чувствовал никогда, — сумасшедшее, лишающее разума, бьющее в голову.

И к кому?!

Ладно бы это была незнакомая девушка, встреченная на улице, пусть даже совсем молоденькая, как Юлька, на которую ты обратил внимание, отметив все прелести молодого гибкого тела… Ну, помечтал немного, как любой нормальный мужик при виде симпатичной женщины, проверив свою боевую готовность на легкое «может быть…». Но сойти с ума от девочки, которую считал чуть ли не дочкой, заплетал косички, мазал йодом разбитые коленки, вытирал слезы!!

Он обругал себя всеми возможными словами и даже мысленно побоялся произнести слово, которым это называется.

Он испугался. Очень! Этого просто не может быть!

Юлька стояла у него перед глазами, в этом чертовом черном платьице, — Илья физически чувствовал, как разрывается его душа между желанием и всеми «нельзя», «невозможно», «запретно».

Он обругал всех — в первую очередь себя — за непонятно откуда взявшуюся страсть. Марину с Игорем — за то, что позволяют дочери так одеваться, Юльку — вообще за все: за то, что выросла, за то, что вызвала в нем такое желание. Он подумал: а ведь не в нем одном она может будить такие страсти! Его прошиб холодный пот. Он даже остановился, когда представил кучу мужиков, облизывающихся на его Юльку.

Ну, уж нет!

И тут же одернул себя: «Маразм! Шиза! Нет! Нет! Нет! Не думать, не вспоминать, не анализировать. Просто бежать! Больше никаких встреч и разговоров по телефону. У тебя есть Оксана, вот и радуйся!»

Оксаной звалась та самая барышня, которая обиделась на него за покупку кулона.

«Ничего, — подумал Илья, — как обиделась, так и разобидится. Шампанское, цветы, конфеты, большой трах на всю ночь! Секс, секс и еще раз секс! И все пройдет!»

Он развернулся, не дойдя до дому всего несколько метров, поймал такси и поехал к Оксане мириться.

Как вести себя с женщинами, даже с обиженными, Илья знал хорошо. Поэтому уже через полчаса после своего приезда к девушке он уложил ее в постель и неистовствовал до утра. А когда дама, утомленная его сексуальным буйством, заснула, он курил на кухне и ему было так тошно, как не было никогда.

Он брал девушку сильно, мощно, под ее удивленные возгласы, начинал все снова, шептал всякую ерунду, уговаривал и снова брал. Все это время у него перед глазами стояла Юлька.

Оксана его не спасет! Это он понял, сидя в холодной темной кухне, не зажигая света. С ней у него все перегорело: неинтересно, скучно, не заводит!

Надо найти что-то новое, влюбиться, загореться, выбросить из головы все мысли о девочке Юле!

Через месяц или около того он познакомился с Леной. Они встретились самым банальным образом: на дне рождения одного из сотрудников Ильи. Олег, виновник торжества, накрыл небольшую «поляну» в лаборатории — для коллег. На праздник пришла его девушка с подругой.

Этой подругой была Лена. После коллективной посиделки Илья вызвался проводить ее до дому. Так они и стали встречаться. Затянуть ее сразу в койку Илье не удалось, пришлось пройти весь путь ухаживания, который он постарался свести к минимуму. Она его чем-то зацепила. Леночка была умненькой и симпатичной, младше его на пять лет, работала в другом НИИ лаборанткой. Оказалось, что с ней можно поговорить о его работе, поверхностно, конечно, не вдаваясь в теории и формулы, но и за это большое спасибо, с другими девушками он такого удовольствия не имел, так как все они были далеки от науки.

И в постели у них все происходило замечательно. Илья, как говорится, увлекся и был доволен жизнью.

Это потом он понял, что сам стремился влюбиться, увлечься. Он бежал от Юльки, от мыслей о ней, по традиции вышибая клин клином, поэтому и ухнул с разбегу в новые отношения, иногда искусственно их подхлестывая и что-то додумывая, сочиняя, изгоняя из себя любые воспоминания о Юльке.

А Лена, и близко не догадываясь о его резонах и мыслях, вела их отношения, как ей казалось, к весьма логическому развитию — к женитьбе.

И случилось то, что должно было случиться. Однажды она сообщила ему, что ждет ребенка.

— Ты уверена? — задал традиционный тупой мужской вопрос Илья.

— Да, уже два месяца, — потупившись, пролепетала Леночка.

«Как это меня угораздило?» — удивился Илья.

Он всегда был аккуратен и осторожен в этом вопросе, не собираясь попадать в такую ситуацию.

Но как в таких случаях говорится: «Одно неудачное движение — и ты отец!» Куда теперь было деваться!

Илья в первый момент не понял, куда клонит Лена, и мысли о женитьбе не промелькнуло в его голове. Но родители Ильи, в особенности мама, строго отчитали сына.

— Ты должен немедленно жениться на девушке! Как порядочный мужчина! — сказал отец.

— Илюшенька! — обрадовалась мама. — Это же так замечательно, у тебя будет ребенок! Мы с отцом устали ждать, когда ты женишься и у нас будут внуки!

Разговоры о его женитьбе велись регулярно, в требовательно-просящей форме.

— И жить мы будем здесь, в нашей двухкомнатной квартире, — сопротивлялся Илья.

— Ну и что! Зато мы поможем вам с ребенком и хозяйством! — радовалась будущей перспективе мама. — И не думай увиливать! Мы с тобой разругаемся! Леночка такая хорошая девочка, милая, добрая! Нам с отцом она очень нравится. И тебе уже тридцать один год.

Сопротивлялся он недолго. В самом деле, возраст, да и сам виноват, что ж теперь делать. И если он сейчас не женится, придется снова с кем-то знакомиться, встречаться, влюбляться. И так — до бесконечности?

А ребенок — это действительно замечательно! Значит, решено!

Илья хотел и не хотел, чтобы к нему на свадьбу пришла Юлька.

И оба эти желания были одинаково сильными. Он соскучился по ней и хотел посмотреть на нее, надеясь, что та страсть, которая ударила ему в мозг, была минутным помешательством, что все прошло и осталось, как в былые времена. Но он боялся встречаться с ней, потому что думал: «А вдруг — не прошло? Вдруг это всерьез и надолго?» Что тогда делать? Как с этим жить? Чувствовать себя растлителем малолетних? Человеком, предавшим друзей?

Он представить не мог, что будет, если кто-то догадается о его чувствах. А если эти кто-то будут Расковы? Застрелиться?

Предсвадебная суета и каторжное зарабатывание денег на данное мероприятие отвлекли его от темных, тревожных мыслей. Один бы он не потянул это торжество, помогли родители — его и Ленины.

Илья сразу увидел Юльку, как только семейство Расковых вошло в ЗАГС, в котором будущее семейство Адориных ожидало часа регистрации. Юлька не подошла к нему с Леной, чтобы поздравить, и вообще держалась за спинами гостей, но это было правильно.

Ни фига у него не прошло!! Только стало сильнее, глубже. Он не просто ее хотел как женщину, как прекрасное гибкое тело, он хотел ее всю! Всю, с ее голубыми глазами, рыжими непокорными кудрями, с ее жизнеутверждающей энергией, с картинами, мыслями — со всем на свете, что было Юлькой!

Она смотрела на него через весь зал больными обиженными глазами, и его выворачивало наизнанку от этого взгляда. Он заметил, как Юлька споткнулась взглядом о Ленин животик, стиснул зубы и, не осознавая, что делает, сильно сжал ладошку невесты.

— Ой, Илья, ты что? — вскрикнула Лена. — Мне больно!

— Извини, извини, — пришел он в себя, поцеловал и погладил обиженную ладошку. — Я волнуюсь.

— Не бойся, Адорин, это не страшно, — рассмеялась Леночка и прошептала ему на ухо: — Никто тебя бить не будет.

Илья натянуто улыбнулся, поцеловал Леночку в щеку, повернулся спиной к Юльке.

«Не смотреть на нее! Не думать, что она здесь!» — приказал он себе.

Из-за жесткого контроля над своими чувствами он не успел заметить, как стал мужем.

Во время процедуры бракосочетания в переполненном людьми помещении не улыбались только два человека — жених и Юля Раскова. Все остальные гости пребывали в блаженно-радостном настроении, соответствующем торжественному моменту.

В ресторане, прилепив улыбку к губам, Илья кивал, благодарил за поздравления, что-то отвечал, принимал подарки, но видел только рыжий всполох среди рассаживающихся гостей.

Он видел, как Юлька о чем-то говорила с Игорем, отведя его в сторону, как подошла к ним Марина, и с облегчением и горечью смотрел, как она уходит.

«Уходи, Юлечка! Уходи скорее! — проводил он ее взглядом. — И пожалуйста, больше не приходи в мою жизнь!»

Первые месяцы семейной жизни ему очень помогало то, что он работал по двадцать часов в сутки. Он был так загружен, что ни на мысли, ни на глупые сожаления не оставалось ни времени, ни сил. Постепенно он втянулся в семейную жизнь, чувствовал себя комфортно, порой удивлялся, почему он так боялся женитьбы.

Потом родился Тимошка, и в жизни Ильи все изменилось, расцвело такими красками и чувствами, о которых он не подозревал!

Он так любил своего сына, что каждый раз, когда брал его на руки, что-то сжималось внутри и горло перехватывало от нежности, любви и страха.