"Письма" - читать интересную книгу автора (Рубцов Николай Михайлович)

В. И. САФОНОВУ

Валя, привет, привет!

Давно, давно собирался написать тебе письмо, да все не мог собраться в силу своего бестолкового, неорганизованного образа жизни. К тому же я не получил ответа от тебя на первое свое письмо и поэтому предполагал, что и второе может остаться без ответа.

Уже больше трех месяцев живу в Ленинграде. Прописали все-таки, этот случай относится к числу исключительных, ибо здесь свято и железно чтут указание горисполкома не прописывать в городе граждан из-за города, тем более из других областей. Появись в городе Диосфен, даже Диосфен, — его все равно не прописали бы здесь ни в одной бочке: бочек хватает и в других городах.

Живу в общежитии, очень благоустроенном. Есть газ, есть паровое отопление, есть красный уголок с телевизором, с книгами и журналами и с симпатичными девушками, есть вестибюль с большим зеркалом напротив входа с улицы, с большим количеством столов и даже с цветами на них.

В комнате всегда почти тихо, как в келье. Живут здесь со мной еще три человека. Один — врач (к сожалению, гинеколог), любитель поговорить о стихах, в основном о стихах Надсона, хотя понимает в поэзии столько же, сколько лошадь в махровой ткани. Другой — инженер, полстолетний холостяк с капризным и придурковатым характером и, что хуже всего, с болезненной привычкой стонать, охать и кричать, совсем как филин, по ночам. А встанет с похмелья — лучше удирай из комнаты: стонет беспрерывно, орет, будто рожает lt;…gt; Он, к счастью, неразговорчивый и редко бывает дома. А придет — все что-то пишет, пишет. «Ну, — думаю, — какой умный человек!» Но когда однажды в разговоре он назвал глупым и некрасивым известное выражение «зубная боль в сердце» (помнишь, Горький, решив застрелиться, сказал, что виноват в этом философ, придумавший зубную боль в сердце?), так вот тогда я потерял всякий интерес к устройству мозга и души этого инженера.

Третий — за год до меня демобилизовавшийся моряк. На заводе он ударник. Дома — мой напарник по уничтожению пережитков прошлого, вернее, одного пережитка: водки. Но, сколько мы ее ни уничтожали, все равно в магазинах водки навалом. Так что наши перспективы в этом деле, увы, плачевные. Очень часто вечерами он уходит к соседке, в которую влюблен, иногда приводит ее в нашу комнату. Нежность свою к ней он выражает на удивление своеобразно: грязным пальцем тычет ей в нос и при этом блаженно улыбается. Еще у него есть странная привычка задавать наивные вопросы:

— Налей, пожалуйста, чаю.

— Какого чаю?

Или:

— Слыхал, Хрущев улетел в Индию?8

— Какой Хрущев?

Повторяю, в комнате у нас всегда тихо, зато в коридоре… Детей в нашем доме — как цыплят в инкубаторе. То соловьями заливаются (у многих свистульки), то слезами. И все прочее.

В городе весна. Давненько уже был сыгран ей подъем. Но она долго «тянулась» по подъему. Дрыхла, черт возьми, целый год, но, как недисциплинированный моряк, не захотела подняться сразу. За это была наказана внеочередными метелями… Теперь поняла свою вину и выполняет обязанности добросовестно.

Валя, прости, что-то я ударился в разглагольствования. Наверное, читаешь и думаешь: «Вот дурачина! Мелет всякое!» Можно всю эту мою «философию» перечеркнуть и сказать коротко, поговоркой: сухая ложка рот дерет! Стихи без жизни — именно сухая ложка!

Но перечеркивать я ничего, однако, не буду, поскольку некогда сызнова начинать письмо. Ты сам перечеркни, что тебе не нравится.

Пару слов о планах на будущее. Ох уж к черту планы! Их у меня вовсе нет. Просто не знаю, что мне делать. Начать учиться? Что ж, начну, закончу, допустим, институт, а там что? На пенсию будет пора! Мне кажется, что вместе с юностью (что было до службы) прошла у меня и вся жизнь, поскольку нет у меня теперь ни мечты, ни любви к какому-либо делу, как тогда. Я бездельник, хотя и не сижу без дела. Впрочем, во мне уже снова начинает пробуждаться интерес к морю, к работе на гражданских судах. Может, подамся в Архангельск. Но для начала хочу, как говорится, приодеться, купить наконец штатские портки и прочее…

Валек, дорогой, ты хоть ответь на этот раз. Пиши обо всем, что касается стихов (слава богу, я хоть стихи люблю и мне наплевать, если сам не научусь их писать. Стыдно лезть в поэзию со своими стихами, когда знаешь, что был Шекспир, Пушкин, вернее, когда знаешь, что есть Шекспир, Пушкин…). Пиши о себе, конечно. И обязательно, прошу тебя, пошли мне своих стихов.

Ну, жду! Напишешь?

Крепко, крепко, крепко жму руку.

Привет Юре Кушаку.

Николай Рубцов.

Мой адрес: г. Ленинград, ул. Севастопольская, д. 5, кв. 16.