"Сборник рассказов" - читать интересную книгу автора (Лафферти Рафаэль А.)

Вначале был костыль

ядом с ними он выглядел набитым дураком.

С кем это — с ними? С гениальными творцами? С титанами мысли? Рядом с теми, чьи открытия определили будущее?

Вовсе нет. Просто он был глупее всех дураков.

Дети, родившиеся одновременно с ним, оказались сметливее, как, впрочем, и те, кто появился на свет позже. Он был самым тупоголовым из всех маленьких тупиц, когда-либо подавших голос. Даже его мать была вынуждена признать, что Альберт немного недоразвит. Что еще можно сказать о ребенке, сказавшем первое слово в четыре года, научившемся пользоваться ложкой в шесть, а дверной задвижкой в восемь лет? Как иначе можно назвать мальчика, который не может правильно обуться и ходит с натертыми ногами? И который, зевнув, постоянно забывает закрыть рот?

Сущность многих предметов навсегда осталась выше его понимания, как, например, назначение большой стрелки часов. Но эта тайна не занимала Альберта. Он никогда не стремился узнать точное время.

В возрасте восьми с половиной лет Альберт достиг большого успеха: он научился различать правую и левую руки. Для этого ему пришлось выдумать для себя сложную систему подсказок. Учитывалось помахивание собачьего хвоста, направление смерчей и водоворотов, а также с какого бока надо подходить к корове, чтобы подоить ее, и с какого к лошади, чтобы оседлать. Имели значение форма дубовых и платановых листьев, узоры мха, расположение слоев в известняке, направление полета ястреба, описывающего круги в небе, движение охотящегося скорпиона и свертывающейся в кольцо змеи (причем, надо было помнить, что гремучая змея является исключением из правил), очертания ветвей сосны, особенности норы скунса или барсука (не забывая, что скунсы иногда пользуются заброшенными барсучьими норами). Итак, Альберт наконец научился различать «право» и «лево», но надо заметить, что нормальный ребенок сумел бы освоить эту науку и без подобной чепухи.

Альберт так никогда и не научился писать разборчиво. Чтобы избежать неприятностей в школе, ему пришлось схитрить. Используя велосипедный спидометр, миниатюрный моторчик, крошечные грузики со смещенным центром тяжести и батарейки, тайком вытащенные из отцовского слухового аппарата, Альберт смастерил машинку, которая стала писать вместо него. Она была не больше муравьиной личинки и закреплялась на карандаше или ручке, так что Альберт мог спрятать устройство между пальцами. Машинка выводила буквы — Альберту же оставалось только выбирать шрифт в соответствии с образцом, данным в учебнике. Конечно же, это было мошенничество, но что еще может предпринять мальчишка, который слишком туп, чтобы научиться писать мало-мальски сносным почерком.

Альберту абсолютно не давался счет. И потому он был вынужден сделать еще одну машину — ту, что считала за него. В результате получился механизм величиной с ладонь, способный складывать, вычитать, умножать и делить. В следующем году, когда Альберт был уже в девятом классе, учебная программа усложнилась, и незадачливому ученику пришлось усовершенствовать свое изобретение. Теперь новинка справлялась с квадратными и кубическими уравнениями. Если бы не все эти хитрости, Альберт не получил бы ни одной удовлетворительной отметки.

Когда подростку исполнилось пятнадцать лет, его ожидала очередная трудность. Ах нет, читатель! Сказать «трудность», значит, ничего не сказать о проблемах Альберта. Дело в том, что он робел перед девушками.

И что же делать в таких случаях?

«Сконструирую-ка я машину, которая не боится девчонок», — сказал себе Альберт и принялся за работу. Устройство было уже почти готово, когда одна мысль начала беспокоить изобретателя: «Но ведь любая машина не боится девчонок. Может ли мне это помочь?».

Но тут его размышления зашли в тупик, метод аналогий не сработал. И Альберт сделал то, что делал всегда. Он схитрил.

Из старой пианолы, найденной на чердаке, он извлек программирующий ролик; потом отыскал подходящую коробку передач; вместо перфорированных нот, свернутых в рулоны, он использовал намагниченные платы, а в матрицу поместил экземпляр «Логики» Уормвуда — и получил логическую машину для ответов на различные вопросы.

— Почему я боюсь девчонок? Что происходит со мной? — задал Альберт вопрос своей логической машине.

— С тобой ничего не случилось, — ответила машина. — Вполне логично бояться девочек. Они и на меня нагоняют страх.

— Но что мне делать?

— Подожди, пока наступит время и возникнут должные обстоятельства. Придется набраться терпения. Если только ты не хочешь перехитрить…

— Да-да, хочу, и что же мне делать?

— Создай машину, Альберт, которая будет похожа на тебя и станет говорить так же, как ты. Только пусть она будет потолковей и решительней. И — о, Альберт — вложи в нее одну вещицу на всякий случай. Я прошепчу ее название. Это опасная штука.

И Альберт сделал Малыша Денни — робота, похожего на него и внешностью, и голосом, но только более смышленного и решительного. Он ввел в память своего изобретения шуточки и остроты из журналов «Псих» и «Насмешка», а потом они отправились на поиски приключений.

Альберт и Малыш Денни нанесли визит Элис.

— Ах, какая прелесть! — сказала Элис. — Почему ты не можешь быть таким же, Альберт? Ты и вправду так мил, Малыш Денни! Ах, Альберт, отчего ты так глуп, тогда как Малыш Денни такой славный?

— Я, гм… я не знаю… — только и смог пробормотать Альберт.

— Похоже на рыбью икоту! — к месту вставил Малыш Денни.

— Вот умора! — радостно воскликнула Элис. — Альберт, почему бы тебе не выражаться так же остроумно, как Малыш Денни? Почему ты такой рохля?

Робот явно вел подрывную работу, однако Альберт не отказывался от него. Он снабдил Малыша Денни новой программой. Теперь тот мог играть на гавайской гитаре и петь. Элис по-прежнему была без ума от Малыша Денни и третировала Альберта. Но в один прекрасный день ему это надоело.

— За-заче-зачем нам нужна эта кукла? — спросил Альберт. — Я сделал ее только затем, чтобы раз-развле… чтобы рассмешить тебя. Давай уйдем и бросим его.

— Уйти с тобой, Альберт? — возмутилась Элис. — Но ведь ты глуп! Мы поступим по-другому. Уйдем с Малышом Денни, а тебя оставим. Так будет гораздо веселее!

— Правда, кому он нужен? — подхватил Малыш Денни. — Чеши отсюда, приятель!

И Альберт ушел. Его радовало лишь одно: по совету своей логической машины он кое-что вложил в Малыша Денни. Изобретатель удалился от машины на пятьдесят шагов. Потом на сто. «Достаточно», — решил он и, сунув руку в карман, нажал на кнопочку.

Никто, кроме Альберта и его логической машины, не объяснил бы причину последовавшего взрыва. Крошечные колесики и шестеренки из туловища Малыша Денни фонтаном брызнули во все стороны.

Альберт хорошо усвоил урок, преподанный ему логической машиной: «Никогда не создавай того, от чего нельзя избавиться!»

Альберт был слишком бестолков, чтобы зарабатывать на жизнь своим трудом. Ему ничего не оставалось, как продавать свои хитроумные изобретения ловким посредникам и фирмам сомнительной репутации. Но все же он приобрел некоторую известность и даже скопил кое-какое состояние.

Нерасторопность мешала Альберту решать финансовые проблемы, но он смастерил машину-бухгалтера, которая сумела выгодно вложить его деньги. Порой пройдоха-машина пускалась в такие аферы, что ее создатель и сам был не рад.

Не сказать, чтобы Альберт был таким уж одиноким. Среди его соратников был карфагенянин, который в силу тупоумия не сумел освоить иероглифическое письмо и выдумал уродливый короткий алфавит, доступный даже кретинам. Был и безымянный араб, способный считать только до десяти и создавший десятичную систему исчисления для младенцев и идиотов. Был немец со своим печатным станком, превратившим изящные манускрипты в грубые стандартные книги. Альберт оказался в этой жалкой компании.

Сам по себе Альберт был ни на что не годен. Но он умел создавать машины, способные абсолютно на все. Вам, конечно, известно, что с давних пор наши города задыхаются от смога. Но воздух можно очистить достаточно простым способом. Все, что для этого требуется, — это помпа. И Альберт создал откачивающую машину. Он включал ее по утрам. Машина очищала воздух в радиусе трехсот ярдов вокруг его дома и за каждые 24 часа накапливала в своей утробе около тонны осадка. Этот осадок, богатый полифункциональными молекулами, шел на корм одной из его химических машин.

— Почему бы вам не очистить весь воздух? — спрашивали люди.

— Потому что Кларен Дезоксирибонуклеиконибус не нуждается в большем количестве осадка, — отвечал Альберт. Так он называл свою химическую машину.

— Но смог убивает нас, — жаловались люди. — Смилуйтесь!

— Ну, хорошо, — смилостивился Альберт. И скомандовал одному из своих воспроизводящих агрегатов сделать столько машин-помп, сколько необходимо.

С годами у Альберта развился комплекс неполноценности. Заявлял о себе он в основном тогда, когда Альберту приходилось общаться со своими машинами, особенно с теми, которые имели человеческий вид. У изобретателя не было и доли их остроумия, живости или сообразительности. Он был просто дубиной рядом с ним, и они недвусмысленно давали это понять.

Одна из машин Альберта заседала в кабинете министров. Другая была членом Главного совета Всемирной организации наблюдателей, обеспечивающей мир во всех уголках земли. Третья председательствовала в обществе «Богатство без границ» — неправительственном органе, гарантирующем умеренные материальные блага каждому человеку. Еще одна занимала руководящий пост в Фонде здоровья и долголетия, который снабжал всех желающих и тем, и другим. Почему бы таким замечательным и преуспевающим особам не смотреть сверху вниз на своего захудалого родича?

«Я разбогател из-за курьеза, — однажды подумал Альберт, — и мое благосостояние — результат ошибки. Но на всей Земле нет машины или человека, который был бы моим настоящим другом. У меня есть книга о том, как приобрести друзей, но я не умею следовать ее советам. Но я сам создам себе друга!»

И Альберт принялся за его изготовление.

Он сотворил Беднягу Чарльза, робота, такого же глупого, бестолкового и непутевого, как он сам. «Теперь у меня будет товарищ», — решил Альберт, но его надежды не оправдались. Сложите два нуля — и вы все равно получите нуль. Недотепа Чарльз был слишком похож на Альберта.

Бедный Чарльз! Лишенный способности мыслить, он сделал машину (все та же надоевшая история, не так ли?), которая могла думать за него и…

Понятно без лишних слов! Среди всех машин Альберта один лишь Бедняга Чарльз решился на подобный шаг.

Но что сделано, то сделано. Однажды Альберт оказался невольным свидетелем беседы двух роботов. Неприятный сюрприз: оказалось, что машина, созданная Беднягой Чарльзом, полностью овладела ситуацией и вертит им как хочет. Машина машины, устройство, созданное для того, чтобы думать за изобретателя, читало настоящую лекцию, да притом в выражениях, способных унизить кого угодно.

— Выживут только придурки и слабоумные, — бубнила эта чертова машина машины. — Греки не знали изобретательства в период расцвета. Они не знали ни усилителей энергии, ни станков. Они поступали так, как всегда поступают умные машины или думающие люди, — они использовали труд рабов. Эллины не опускались до выдумок. Они, с легкостью решавшие трудные задачи, не искали простейших путей. Но безголовым суждено изобретать. Простофилям суждено изобретать. Дуракам суждено изобретать. И мошенникам суждено изобретать.

Альберт в порыве внезапного гнева уничтожил и Чарльза, и его изобретение. Но он знал, что машина его машины сказала правду.

Альберт был подавлен. Умный человек наверняка понял бы, что с ним происходит. Но Альберт лишь интуитивно догадывался, что у него нет и никогда не будет никакой интуиции. Не видя выхода, он произвел на свет машину, которую назвал «Озарение».

По всем показателям это была наихудшая машина из всех когда-либо сделанных им. Не зря все другие его машины собрались вокруг и освистали изобретателя.

— Эй, парень, ты сдурел? — насмехались они, — что за примитивная вещь! Поглощать энергию из окружающей среды! Еще двадцать лет назад мы убедили тебя выбросить подобные идеи из головы и снабдить всех нас кодированной энергией.

— А о социальных волнениях вы подумали? — слабо отбивался Альберт. — Ведь вас отрежут от источников питания… Озарение будет функционировать, даже если человечество сметут с лица Земли.

— Но оно даже не подключено к нашей информационной матрице, — не отставали машины. — Оно хуже Бедняги Чарльза!

— Зато вполне вероятно, что оно войдет в моду, — защищался Альберт.

— Оно писается! — продолжали атаку машины, к слову сказать, всегда отличающиеся изысканными манерами. — Взгляни! По всему полу — лужи смазочного масла!

— Я хорошо помню детство и понимаю бедолагу, — сказал Альберт.

— И все-таки, на что оно нужно? — задали машины вопрос по существу.

— Ну… у него интуиция, — промямлил Альберт.

Машины разразились негодованием:

— Ну вот что! Мы проведем выборы и заменим тебя на посту Главного координатора.

«Босс, я интуитивно догадываюсь, как можно сорвать их план», — прошептало Озарение. Надо отметить, что машина в этот момент еще не была окончательно собрана.

«Они блефуют, — прошептал в ответ Альберт. — Моя первая логическая машина учила меня не делать машин, от которых нельзя избавиться. Они у меня в руках, и им это известно».

«Возможно, придут трудные времена, а тогда и я на что-нибудь сгожусь», — сказало Озарение.

Только однажды, уже будучи стариком, Альберт подчинился внезапному порыву и поступил прямодушно. В тот вечер Альберту вручали Приз Финнерти-Хохмана — самую почетную награду, которой научный мир удостаивал лучших своих представителей. Странно, конечно, что они остановили свой выбор на Альберте. Однако куда ни кинь — почти все значительные изобретения последних тридцати лет так или иначе были связаны с его именем.

Как выглядит этот приз — известно. Статуэтка изображала Эврему, многоликую греческую богиню изобретателей. Вскинув руки, она словно готовилась к полету.

У Альберта было заготовлено выступление, написанное его машиной для составления речей. Но по неясным причинам он решил на этот раз обойтись без чьей-то помощи. Дело завершилось катастрофой. Когда Альберт услышал свое имя, он поднялся и, заикаясь, принялся молоть ерунду.

— Только в больном молюске зарождается жемчужина, — начал он, и все изумленно уставились на него. — Но, может быть, мне подсунули другой приз? — неуверенно продолжал Альберт, тараша при этом глаза на скульптуру. — Эврема выглядит по-другому. Нет, это не она. Эврема ходит задом наперед, и к тому же она слепа. А ее мать — безмозглая корова.

Собравшиеся наблюдали за ним с выражением сочувствия.

— Для роста необходима закваска, — пытался объяснить Альберт. — Но дрожжи сами по себе — не что иное, как проявление грибкового заболевания. Все вы скроены по одному стандарту, блистательны и величавы. Но вы не можете обойтись без тех, кто не соответствует вашим нормам. Кто же будет изобретать, если не станет ни ущербных, ни глупцов? Что вы будете делать, когда не останется ни одного из нас, неполноценных? Кто будет месить тесто?

— Вы нездоровы? — тихо осведомился церемониймейстер. — Может, лучше закончить? Вас поймут.

— Конечно, я не здоров. Да никогда и не был здоровым, — согласился Альберт. — Иначе что бы из меня получилось? Вам представляется, что все должны быть нормальными и приспособленными к жизни. Нет и нет! Если бы было по-вашему, человечество погрязло бы в косности и вымерло. Естественный порядок жизни на Земле существует благодаря нескольким не совсем нормальным личностям, которые держатся в тени. Не мотыга, не долото и не лом были первыми орудиями человека. Прежде всего появился костыль, и тот, кто смастерил его себе в помощь, был, конечно, немощным калекой.

— Скорее всего, вам лучше отдохнуть, — тихо обратился к Альберту распорядитель. Никогда еще эти стены не слышали подобного вздора!

— Вы, конечно, уверены, что впереди стада шествует могучий бык, а следом — самые крепкие животные, — продолжил Альберт. — Нет, дорогу выбирают увечные или больные телята! Все, что выживает вопреки тяжелым обстоятельствам, покоится на несуразностях. Послушайте, как говорят женщины: «Мой муж кретин, но я всегда терпеть не могла Вашингтон в летние месяцы».

Все остолбенело уставились на Альберта.

— Это была моя первая шутка в жизни, — нескладно объяснил оратор. — Моя машина-шутник острит гораздо удачнее. — Он остановился, бросил взгляд на присутствующих и набрал побольше воздуху. — Дураки! — страстно провозгласил он. — Что вы будете делать, когда умрет последний из дураков? Как вы продержитесь без нас?

Альберт замолчал, но, по обыкновению, забыл закрыть рот. Он так и замер с выпученными глазами. Изобретателя отвели на место. Его машина по связям с общественностью пояснила, что Альберт переутомился, и раздала копии речи, с которой тот должен был выступить.

Печально, что великие мира сего только на то и годны, чтобы быть великими.

В тот год был издан указ о проведении переписи населения всей страны. Декрет был подписан Чезаре Панебьянко, президентом государства. После предыдущей переписи прошло десять лет, и поэтому в указе не было ничего необычного. Тем не менее, поступило специальное распоряжение охватить переписью людей без определенных занятий и недееспособных. Раньше эти несчастные никого не интересовали. Но теперь из гуманных соображений ими решили заняться. Таким образом Альберт попал в сферу интересов правительства. Да и вряд ли кто-нибудь больше, чем он, подходил на роль отверженного.

И вот Альберт оказался в компании с другими никчемными людишками. Чиновники помогли ему усесться и стали задавать разные вопросы.

— Как вас зовут?

Он всегда путал свое имя, но тут сосредоточился и ответил:

— Альберт.

— Который час?

Это был удар ниже пояса. Где часовая стрелка, а где минутная? Он разинул рот, но ничего не ответил.

— Вы умеете читать?

— Только с помощью моей… — начал Альберт. — Я не захватил с собою мою… Нет, я едва умею читать.

— Попытайтесь.

И они протянули ему листок с текстом, в котором он должен был найти правильные и ошибочные утверждения. Он отметил все утверждения как верные, надеясь, что таким образом справится хотя бы с половиной задания. Но все положения оказались неправильными. Потом Альберт получил задание вставить слова в пословицы.

«Семь бед —… ответ» — эта фраза требовала массы математических операций. «Имеются три неизвестных, — лихорадочно размышлял он про себя, — и только одна положительная величина — семь. Слово «ответ» мало что говорит. Я не могу решить это уравнение. Я даже не уверен, что передо мной уравнение. Вот если бы со мной была моя…»

Но все его машины и устройства были далеко. Пришло время действовать самостоятельно. Он не заполнил ни одного пропуска в пословицах. Но вдруг перед ним забрезжила надежда.

«…— мать изобретательства», — гласила очередная пословица.

«Глупость» — вывел Альберт, как курица лапой. И выпрямился, ощущая себя победителем. «Уж я-то знаю эту самую Эврему и ее мать, — хихикнул он, — о, Господи, как хорошо я ее знаю!»

Но они не засчитали и этот ответ. Альберт провалился по каждому вопросу всех тестов. Тогда они решили направить его в передовой приют для умалишенных, где он мог бы научиться делать что-нибудь руками — было очевидно, что его голова ни на что не годилась.

Две машины пришли за ним и вызволили его оттуда. Они сказали: да, конечно, он тунеядец и доходяга, но очень богатый тунеядец и доходяга и даже пользуется некоторой известностью.

— Хотя в это трудно поверить, но он — великий человек, — объяснила одна из чудесных машин. — И хотя, зевнув, он забывает закрыть рот, это не помешало ему стать обладателем Приза Финнерти-Хохмана. Мы берем его под свою ответственность.

Альберт чувствовал себя очень несчастным, когда машины вели его домой. Но он вконец расстроился, когда роботы попросили его отстать от них на три-четыре шага, сделав вид, что не имеют к нему никакого отношения. Они потешались над Альбертом и поддевали его. Альберт улизнул от своих неблагодарных детей и отправился в укрытие, которое давно приготовил для себя.

«Я пущу пулю в свою безмозглую голову! — поклялся Альберт. — Терпеть подобное унижение выше моих сил. Однако самому мне будет трудно справиться с этой задачей. Надо, чтобы кто-нибудь помог мне». И, сидя в своем убежище, он принялся за изготовление нового устройства.

— Чем занимаешься, босс? — спросило его Озарение. — Интуиция подсказывает мне, что ты работаешь над очередной новинкой.

— Мастерю машину, которая пустит пулю в мою тупую голову, — крикнул Альберт. — Я слишком ничтожен, чтобы справиться с этим в одиночку.

— Босс! Интуиция подсказывает, что есть более подходящее занятие. Давай-ка немного развлечемся.

— Кажется, я на это не способен, — задумчиво ответил Альберт. — Как-то раз я изобрел увеселительную машину. Она вдоволь потешилась, пока не взлетела на воздух, но не принесла мне ни капли радости.

— А теперь мы будем развлекаться вдвоем. Представь, что весь мир пред тобой, как на ладони. Что ты видишь?

— Этот мир слишком хорош для меня, — ответил Альберт. — Он слишком совершенен, все люди прекрасны и одинаковы и все преуспевают. Они овладели мирозданием и толково распорядились им. В этом мире нет места для такого недотепы, как я. Поэтому я выхожу из игры.

— Босс, догадываюсь, что тебя подводит зрение. Но ведь ты не так близорук. Посмотри вокруг без досады и раздражения! Что ты видишь теперь?

— Ах, Озарение, неужели это возможно? Я не ошибаюсь? Интересно, почему я раньше не замечал этого? Вот как, оказывается, обстоит дело, если быть внимательнее!

Шесть биллионов простофиль, которые только и делают, что ожидают пастыря! Шесть биллионов безынициативных ничтожеств! Уж будь уверен, мы заставим их плясать под дудку усовершенствованной конструкции Альберта.

— Босс, интуиция подсказывает, что я создан для подобных дел. Мир скисает, как застоявшееся молоко. Пора заняться им всерьез. Дружище, какую кашу мы заварим!

— Мы положим начало новой эры! — торжествовал Альберт. — Мы славно позабавимся, Озарение. Мы возьмем их голыми руками! Мы слопаем их, как удав кролика… Как же я мог раньше не понимать этого? Шесть биллионов ничтожеств!

На этой странной ноте начался двадцать первый век.

Перевод Любови Папериной