"Оглянись назад, детка!" - читать интересную книгу автора (Верасани Грация)Мы живем в ЧайнатаунеЯ живу на пересечении двух дорог, одна из которых ведет к морю, а другая — в Милан. Сегодня, выходя из дома, первое, что мне бросилось в глаза, кроме опорного пункта партии левых демократов, где по воскресеньям предлагают кукурузную кашу с сосиской, — это китайцы. Они не умеют водить машину, но это и не столь существенно. Несколько дней назад полицейская патрульная машина устроила засаду на улице Карло Порта. Судя по всему, группа китайцев организовала в подвалах здания какое-то производство, где работали всю ночь и сильно шумели. Болонцы, разумеется, сразу позвонили по 113. Перед почтовым ящиком я столкнулась с соседкой с третьего этажа, симпатичной вдовой, с которой я иногда болтаю о погоде и простудных заболеваниях. — Вам не кажется, что мы живем в Чайнатауне? — спросила я у нее. Она недоуменно посмотрела на меня, хотя, как и я, однажды проснулась и больше не увидела ни продуктового магазина, ни химчистки, ни галантереи. Вместо них — магазинчики китайских сумочек, трикотажных изделий и китайские закусочные. Прежде из китайского были только рестораны с аквариумом, теперь они приезжают, платят наличными, так что и шагу нельзя сделать, чтобы не встретить продавца с миндалевидными глазами, предлагающего товар «Made in China». В парке Кроче Коперта, перед рестораном «Каза Буйа» (где век назад по каналу Навиле путешественники добирались до Венеции, а сегодня сердобольные пенсионеры присматривают за австралийскими утками и лебедями) пока что не видно китайцев, занимающихся гимнастикой тай-цзы. Но это — всею лишь вопрос времени. Соседка сказала, что боится мафии. Для нее китайская, албанская или русская мафия — одно и то же. Недоверие растет, когда исчезают магазины, где ты мог купить свежий хлеб и сыр. Именно это и вызывает у нас недовольство. Я попрощалась с ней, вышла из подъезда и направилась к машине. В конце концов, китайцы это или не китайцы, мне в этом квартале живется хорошо — вдалеке от престижных районов, от местных властей, от танцовщиц кабаре. Я проехала в метре от бывших Красных Казарм, где все еще гуляют призраки многочисленных партизан. Там пятнадцать лет назад была студия звукозаписи, в которой городские музыканты создавали свои демоверсии; на двери висела цветная афиша с именем Андреа Пацъенца. Болонья, в самом деле, стала скучным городом, бесцветным, без собственного шарма… Однако, подумала я, ностальгия еще никогда не способствовала эволюции. Я остановилась рядом с агентством и посмотрела на часы. Через десять минут у меня встреча. За это время я успею зайти в бар и позавтракать. Я выпила кофе с рогаликом и попросила разрешения у Энцо, бармена, воспользоваться его телефоном. Альдо ответил после пяти гудков. — Как там погода? — спросила я. — Как всегда, — ответил он гнусавым голосом, — целую неделю идет дождь и собачий холод. Несмотря на то, что Альдо Чинелли жил в Лондоне уже лет десять, он говорил все с тем же жеманным болонским акцентом. — Хотела поблагодарить тебя за письма. Он зевнул. — Не стоит. Я случайно обнаружил их у себя. Наступило молчание. — Послушай… Кто такой этот А.? Наступило молчание. — Понятия не имею, — наконец ответил он. — Альдо, эти письма адресованы тебе. — Мы с Адой были друзьями. При упоминании имени моей сестры я оцепенела несуществующая реальность. — Мне только известно, что он хотел быть актером, хотя учился в университете… — И это все? — Да, все. То есть нет. Ада мне сказала, что он не римлянин, а эмильянец, как мы… возможно, из Пармы, из Реджио Эмилиа, не помню… — Она ни разу не называла его? — Говорила, что должна какое-то время оставаться там. — Какое-то время? — Да, какое-то время, — со вздохом произнес он. — Всего тебе хорошего, Альдо. — И тебе. Когда я вошла в агентство, Спазимо сказал мне, что в кабинете меня дожидается новый клиент. Едва я открыла дверь, дородный парень с рыжими волосами воскликнул: «Добрый день!», пожал мне руку и произнес «Рад представиться: Альвизе Лумини». У него были выпуклые зубы и механические движения. Весь вид его напоминал преподавателя катехизиса. — Присаживайтесь, — сказала я, указав на кресло. Он сел и покашлял, чтобы прочистить голос. — Сейчас я вам быстро все объясню. Я из Беллуно, живу здесь уже пару лет… открыл небольшой стоматологический кабинет. Он с ослепительной улыбкой смотрел на меня. Что тут удивительного? Напрашивается на аплодисменты? — Продолжайте, — подбодрила я его. — Батталья Сирена, так зовут мою невесту, ей двадцать девять лет, она живет на улице дэ Гомбрути, дом 43. Я собираюсь жениться и… Я смотрела на него и ждала продолжения. — Знаете, — пробормотал он, — меня гложут сомнения перед последним решающим шагом . Я сделала вид, что не понимаю, о чем идет речь. — Так вот… я ревнивый человек. Мне нужна определенная гарантия. — Вроде того, что делает Сирена, когда вы не видитесь, и кто у нее был до вас? — Именно так. — А почему бы вам прямо не спросить все это у Сирены? — Если бы я мог, я бы не обратился к вам, — ответил он, потупив взгляд. — Справедливо, — согласилась я. — В Беллуно у меня мать с больным сердцем и пять братьев. Все они приедут сюда на свадьбу… Взмахом руки я дала ему понять, чтобы он продолжал. — Я бы хотел, чтобы Сирена произвела на мою семью прекрасное впечатление. Мне не хотелось бы обнаружить… какие-либо пятна в ее прошлом, вы меня понимаете? — У вас есть подозрения? — Вовсе нет. Она прекрасная девушка, работает в ателье и творит на швейной машинке чудеса, но… Без «но» никогда не обходится. — Всякий раз, когда мы идем в ресторан, с ней непременно здоровается какой-нибудь мужчина. — Возможно, у нее много друзей. — Да, но мне хочется знать об этом больше. Ведь женишься только один раз в жизни… Я не выдержала и рассмеялась: — Господи, есть люди, которые женятся по семь раз. — Это не мой случай, — прошептал он. Мне осталось лишь сжать губы. — Конечно, конечно. Я дала ему бланк, чтобы он внес туда обычные сведения, взяла у него аванс и словами «Я сообщу вам» дала понять, что визит окончен. Альвизе Лумини поднялся с кресла и крепко пожал мне руку. Съев бутерброд в баре и выпив уже тысячную чашечку кофе, я вернулась в офис, от усталости уселась в кресло и склонила голову на письменный стол. Что случилось с вещами Ады? Может быть, то же самое, что и с вещами мамы? Тетя Лидия, сестра папы, собрала все: часть предназначалась для бедняков, часть она оставила себе. Мне удалось взять розовую вязаную кофточку и жемчужное колье, которое теперь лежит в углу чулана. От Ады у меня осталось только несколько фотографий и серебряное обручальное кольцо, подаренное Джулио. Оно хранится у меня в ящике комода с другой бижутерией. Должна же у нее быть записная книжка, спросила я себя, с телефонными номерами своих римских друзей, людей, с которыми у нее были доверительные отношения. Я бы могла связаться с ними, чтобы выяснить. Но что мне выяснять? Отец мой вернулся в Рим, так ничего и не узнав, и все повторилось точно так же, как тогда с мамой. Он избавился от всего, выбросил прочь, лишь бы ничто не напоминало о случившемся: для него это был выход. Он всегда решал за меня. — Мое имя Ливио… Антонио… Марескальки. Передо мной стоял, втянув шею в узкие плечи, тип с черными волосами, с которых обильно сыпалась перхоть на атласную рубашку цвета электрик. Ему понадобилось целых две минуты, чтобы сказать, как его зовут, при этом он делал, подобно оратору, многозначительные паузы. Он напоминал администратора сомнительного заведения, хотя сразу сказал мне, что работает с Интернетом. Я не стала вдаваться в подробности. Поспав три часа, я чувствовала себя разбитой, да еще этот нервный субъект, появившийся без предупреждения. — Послушайте, я не хочу торопить вас… Из-под опущенных ресниц на меня смотрели его стеклянные глаза. Интересно, подумала я, какие успокоительные средства он употребляет: сероксат, элопрам или что-то посильнее? — Все началось три месяца назад, — скороговоркой произнес он. — Я частенько просиживаю в чатах. — Многие этим увлекаются. Он косо посмотрел на меня; я нутром поняла, что не должна его перебивать: если он забудет, о чем говорил, нам придется заночевать тут. — Вначале мы с Тицианой переписывались репликами из наших самых любимых фильмов, ну и фразами из песен. Ей нравится легкая музыка, я не такой любитель поп-музыки. В ожидании продолжения я покусывала колпачок ручки, вытянув поудобнее ноги под письменным столом. — Потом мы перешли на личное, вроде того: где живешь, сколько тебе лет, чем занимаешь ся, что думаешь о любви… Тициане тридцать один год, мне — тридцать пять. Я постаралась скрыть удивление: мне показалось, что ему больше сорока. — Она живет в Сан-Джованни в Персичето. — Недалеко… — Действительно. Наступило молчание. — Выпьете что-нибудь? — со вздохом спросила я. — Мне… мне не страшна смерть… А вдруг передо мной сидит убийца, который сейчас мне признается, что искромсал тело Тицианы и спрятал его в гараже? — Но я боюсь любви. Да, в ней больше жестокости, — высокопарно произнес он. В знак согласия я кивнула головой и подумала, что, может, под любым предлогом, стоит позвать Спазимо. Марескальки между тем взял мою пачку сигарет «Кэмел», одноразовую зажигалку «Биг» и без разрешения закурил. Я не обратила на это внимания. — Мы объяснились в любви. — Ни разу не увидев друг друга? — Да. — Даже фотографии? — Да. — Мне бы не хотелось переубеждать вас, но в таких случаях… все эти чаты, электронные почты, виртуальные штучки, кроме разве что редчайших исключений… — Мы встретились в понедельник на площади Сан-Франческо, — ответил он, потушив на половину недокуренную сигарету в пепельнице. — Причем она была очень взволнованна. — Что вы имеете в виду? — Она сказала, что нам не надо было встречаться, а потом призналась, что замужем. — Поставив локти на стол, он придвинулся ко мне. — Мой вопрос в следующем у нее и в самом деле есть муж? Я покашляла. — Вы пришли сюда, потому что хотите знать, действительно ли Тициана замужем? — А что вы об этом думаете? — Извините, о чем? — Обо всей этой истории. Вы мне скажете свое мнение? — Послушайте, я детектив, а не психолог. — Тициана раньше мне не говорила. — Простите, но что это меняет? Замужем Тициана или нет, она не желает больше с вами встречаться, правильно? Или она все еще продолжает писать вам? — Нет, больше она мне не писала. — Марескальки, решим так: возможно, не зародилась искра любви. Он раскрыл глаза от удивления. — Я вам кажусь таким некрасивым? — Нет, я так не говорила. — Склонив голову к плечу, я тщательно подбирала слова — Ну, может быть, она испугалась. Не вашего вида, а просто реальность оказалась ей не под силу. Ну вот, теперь я играю роль психолога. — В… в каком смысле? — Ну, иногда важнее само представление которое составляешь о человеке, чем сам человек. Вы меня понимаете? — Не совсем. Несколько секунд я в упор разглядывала его. — Вы не понравились Тициане, точка. И хватит об этом. Он кивнул, стараясь держать себя в руках, после чего вяло поднялся с кресла и произнес: — Вы так и не хотите помочь мне? — А я чем занимаюсь? За эти полчаса, которые я с вами потеряла, я не возьму с вас ни гроша. И, принимая во внимание мое великодушие, дам вам даже совет: бросьте-ка вы эти чаты и идите в бар, отправляйтесь в какой-нибудь туристический кемпинг или, если хотите, в частный клуб. Я взглядом показала ему на дверь. В моей профессии есть свои плюсы и свои минусы. Когда отец открывал агентство, он заметил: «Работать надо по старинке». Этим он хотел сказать, что нас ничто не связывало с этими крупными агентствами, где расследования ведутся с помощью современных технологий. Проблема в том, что сегодня технические средства играют главенствующую роль. Достаточно вспомнить о массе преступлений, которые были раскрыты благодаря подслушиванию телефонных разговоров, дешифровке табуляграмм, телефонных карт, связи между телефонными звонками… Мы не занимались ни криминальными преступлениями, ни промышленными расследованиями. Я не заканчивала никаких курсов по частному сыску, однако сразу поняла, что когда ты оказываешься на распутье во время очередной работы и не знаешь, куда идти — направо или налево, то здесь все решает нюх: или он есть у тебя, или его нет. С точки зрения клиента, небольшое агентство хорошо тем, что сначала ты составляешь предварительную смету, которую можно выразить фразой: «Мы всегда договоримся», обращенной к клиентам, которые, как правило, не купаются в золоте. Сам факт, что я женщина, никогда не вызывал ни у кого удивления. Все смотрели фильм «Ангелы Чарли», и многие удивлялись, что у меня нет пистолета. Для себя же я сделала вывод, что в засаде женщина меньше бросается в глаза, чем двое мужчин, сидящих в автомобиле, или даже один, читающий газету и подпирающий уличный фонарь. По завершении расследования я пишу отчет, подписываю и вручаю его клиенту. И это единственное действо в моей работе, выполняемое за письменным столом, все остальное — сплошная улица. Дела, которыми мне приходится заниматься, — в основном истории, связанные с супружеской изменой: большая часть моих клиентов — женщины, и девяносто девять процентов уже знают, что имеют рога, но они хотят, чтобы им сказали об этом ясно и недвусмысленно. Причем есть и такие, которые сомневаются, даже когда им выкладывают всю правду в глаза. Сюда почти никто не приходит для того, чтобы спасти брак: все вопят о мести. Мне случалось следить за дочерьми, страдающими анорексией и булимией, за сыновьями-наркоманами, за мужьями-алкоголиками, азарт ными игроками, убежавшими котами. Клиент хочет знать: ест она или нет? Блюет в туалете или нет? Принимает наркотики или нет? Пьет или не пьет? Играет или нет? Я выслеживала наркоманов и торговцев наркотиками по самым злачным местам, делала небольшие ставки в казино, пряталась за дверью туалета бара в надежде уловить подозрительные звуки, забиралась на дерево, сидела верхом на ветке и поцарапанными руками пыталась снять разбушевавшегося сиамского кота. Засада — это совсем не то, что показывают в фильмах. Часто приходится за день до этого изучать местность: каждая имеет свою западню, свои особенности, поэтому их надо знать назубок. Когда приходится преследовать по пятам, необходимо научиться держать определенную дистанцию. Потерять кого-либо в толпе можно в одно мгновение, как, впрочем, и обнаружить себя. Если женщина или мужчина остановится перед витриной или неожиданно решит изменить маршрут, ты должна суметь предвидеть этот маневр, ни на минуту нельзя отвлекаться и терять время на обдумывание. Иногда количество адреналина сильно повышается, но в розыске нет ничего романтического. По крайней мере, для меня. Да, ты испытываешь прекрасное чувство, потому что клиент удовлетворен, тебе удалось решить его проблему, но объявлять кому-то, что человек, которого он любит, каждый четверг встречается с любовницей, не доставляет особой радости. — Детектив не рассуждает, — сказал мне отец несколько лет назад, открывая агентство. Не всегда это удается. Когда какой-нибудь тип не хочет платить алименты или заниматься детьми и все еще считает себя святошей, даже когда ему суешь под нос фотографии, на которых он стоит в обнимку с лучшей подругой своей жены, то от этого тебя всего передергивает. Я занимаюсь этой работой уже четырнадцать лет, и есть дела, которые мне никогда не забыть: Джильола была проституткой и влюбилась в водителя автобуса. Она пришла ко мне, потому что хотела знать график его работы, чтобы быть с ним рядом Синьора Пиа Галимберти подозревала, что ее муж, директор предприятия, изменяет ей, и ее чуть было не хватил удар, когда мне пришлось сообщить, что любимый супруг занимался любовью с трансвеститами. Не говоря уж о Эуджении Аиппи, чей муж проиграл в рулетку магазин и три квартиры. И наконец, старый профессор Карлини, который боялся воздействия космических лучей на свою квартиру и кончил тем, что замуровал все окна. Одно можно сказать с определенностью: когда возникло агентство, у меня было больше энтузиазма, так как я не думала, что мне придется заниматься городскими драмами, нездоровыми интимными отношениями, любовными треугольниками. Я всегда держала при себе книжицу с желтой обложкой, которую раскопала на развале и которая все еще стоит на самом видном месте в шкафу моего кабинета Это «Руководство для начинающего детектива» было написано в 1971 году Мари о Нардоне, комиссаром полиции, в последующем ставшем заместителем министра внутренних дел, известного тем, что он арестовал банду дель Лунеди, которая, оправдывая свое название, грабила банки между 1961 и 1965 годами только по понедельникам. Я подчеркивала в ней страницу за страницей, делала для себя множество маленьких диковинных открытий. Теперь вся обложка затерта и многие страницы выпадают, но тогда, когда она впервые оказалась у меня в руках, я пару ночей провела наедине с ней. Я отмечала основные качества, присущие детективу, изучала сравнительный микроскоп, микрофильмы, ЭВМ, всякие радиомикрофоны, радиопередатчики, микрокамеры в виде портсигара. Стремилась понять, что такое дактилоскопия, как проводится экспертиза почерка и чем занимаются судебный медэксперт или эксперт по баллистике. Меня очаровывало, что каждый человек от рождения до самой смерти имеет постоянные отпечатки пальцев, что из трикологических анализов сделали вывод, что максимальная жизнь волоса составляет четыре года, что у женщины насчитывается восемьдесят километров волос и что в щетине бороды пятнадцать тысяч волосков. Я рассматривала рисунок перуанских кипов и их зашифрованные сообщения в соответствии с последовательностью узелков; фотографии парижских бандитов-танцовщиков джавы, с их татуировками, девками, поножовщиной. Читала о шулерах и о крапленых картах для игры в покер, о свечке, которую Леонардо да Винчи использовал для охраны, чтобы защитить от воров сокровища семьи Сфорца, о нашумевших побегах, о мошенниках с изысканными манерами, о гениальных фальшивомонетчиках. Мне пришлось изучать уголовный жаргон, например пистолет, называют «пиппа» в Бари, «берта» в Риме и «бешеный» в Милане. «Графиня» означает сейф, а «бабочка» — письмо, что «горбатить» означает красть деньги, а «зарабатывать дым» — значит воровать сигареты. «Сегодня вечером туман» означало совет отложить налет на следующий день, «Включай вторую передачу» в Венеции равносильно «Сматывайся», а в Палермо тебе затыкают рот «кляпом». Благодаря Нардоне я узнала, что Аль Капоне был сыном неаполитанского парикмахера, что «Пинкертон», самое известное детективное агентство в мире, было основано в 1850 году в Чикаго, а действие в романах Сименона о комиссаре Мегрэ развертывалось в полицейском округе на набережной Orfevres, 36… Несмотря на то, что книга уже устарела, она здорово меня вдохновила на работу в детективном агентстве Кантини, которую отец навязал мне в качестве компенсации за мою неудавшуюся попытку закончить университет. В восемь часов вечера, усталая и голодная, я вернулась домой и сразу направилась на кухню. Извлекла из холодильника консервную банку с протертыми овощами и, пока подогревала тюрю, незаметно, ложку за ложкой, все съела. Потом, ни о чем не думая, прошла в спальню, достала из шкафа коробку из-под обуви, вернулась в гостиную, закурила «Кэмел» и углубилась в чтение… Я встала и побежала по коридору, открыла туалет, склонилась над унитазом и выплеснула из себя все съеденные протертые овощи. |
||
|