"Арт-Джаз" - читать интересную книгу автора (Шаффер Антон)

Глава 18

Светлану Евгеньевну увезли в больницу с инфарктом.

Оле было бесконечно больно смотреть, как тело женщины грузят на носилки, которые с трудом разворачивались в узких лестничных пролетах — дом-то старинный. Оля почему-то вспомнила, что раньше (а иногда и теперь), когда человек умирал, а гроб не было возможности спустить по лестнице, его опускали через окно, с помощью тросов и канатов…

Испугавшись собственных мыслей, Оля отругала себя за подобные настроения и из какого-то детского суеверия пожелала про себя матери Арта скорейшего выздоровления. Но в тот момент, когда унылая процессия санитаров, возглавляемая врачом «скорой», выносила Светлану Евгеньевну из подъезда, Оля с ужасом подумала, что даже вновь став здоровой эта женщина уже никогда не станет прежней. Старой она стала в одночасье, потеряв единственного сына. Старой и никому не нужной.

— Так, кто из вас снами поедет? — деловито осведомился врач. — Надо будет в больнице все документы оформить, да и вообще…лучше бы, что бы близкие были рядом. Муж, наверное, поедет?

Сказав это, врач глянул на Короткова. Тот стушевался, но виду не подал, сказав лишь, что никакой он не муж, а следователь.

— Следователь? — встрепенулся врач, поправляя очки. — А что, думаете, криминал какой?

— Да нет, я тут по другому делу, — ответил Коротков и повернулся к Оле: — Я думаю, тебе действительно лучше поехать, чтобы проконтролировать что там и как. Родственники-то какие-нибудь есть еще у них?

— Нет, — помотала головой Оля. — Бабушка была, но умерла несколько лет назад. С отцом вообще какая-то темная история. Арт его, по-моему, даже и не знал никогда.

— Понятно. Ладно, тогда поезжай, а завтра я сам с тобой свяжусь. И будем думать, что делать дальше.

Они попрощались, и Оля заметила, что майор смотрит на нее с каким-то особенным теплом.

«Жалеет, наверно», — подумала она.

Она села в машину «скорой» рядом с неподвижным телом Светланы Евгеньевны, которую уже подключили к реанимационным аппаратам. Машина тронулась.

Ехали долго, в какую-то больницу на окраине города, в районе Кузьминок.

— А почему так далеко? — спросила Оля санитаров. — В центре разве нельзя где-нибудь?

— А ты думаешь, она одна такая? — грубовато ответил ей один из них. — Люди в коридорах лежат. Ждут очереди, когда палата освободится. Еще не известно окажутся места там, куда мы ее везем. Совсем не факт.

Оля поняла, что надо готовить деньги.

— С кем разговаривать-то? — Она даже не смотрела в сторону человека, с которым разговаривала. Взгляд ее был устремлен в окно, за которым пролетали темные московские улицы.

— С Иван Иванычем, — бодро отозвался санитар и кивнул в сторону кабины, где на переднем сидении ехал врач.

Оля замолчала. Деньги у нее были. Да и в деньгах разве дело? Было бы надо — перезаняла, нашла бы способ. Просто ей было противно, физически неприятно от всей этой грязи. В машине лежал умирающий человек, но это никого не останавливало. Ведь не заплатишь, так и правда бросят в коридоре, и не одна собака не подойдет.

Мыслей об Арте у нее почти не было. Не верила она, что его больше нет. Сама мысль, что он умер, была настолько дикой и нереальной, что просто не укладывалась у нее в голове. Как это умер? Что значит умер? Нет, он живой. Просто остался на даче, там, на берегу озера. А завтра, или, в крайнем случае, послезавтра, он вернется в Москву, и жизнь потечет по-старому.

— Приехали, барышня, — оторвал ее от размышлений санитар. — Выгружайтесь.

Оля выбралась из машины и первым делом подошла к Иван Иванычу.

— Сколько?

— Чего сколько? — начал косить под дурачка врач.

— Денег сколько, чтобы в приличную палату положили? — не глядя врачу в глаза, уточнила свой вопрос девушка.

Иван Иваныч обозначил сумму. Не сказать, что шибко большую, но и не маленькую.

— Это за неделю, — уточнил он.

— А потом?

— А потом либо доплата, либо домой забирайте.

Она достала кошелек, отсчитала деньги и незаметно сунула их врачу. Тот моментально сорвался с места, грозно прикрикнув на санитаров, чтобы они не возились, а быстрее вносили гражданку Крылову в приемные покои. Сам же он, мелко семеня коротенькими ножками, которые ниже колена были закрыты белым халатом, поспешил вперед всех в здание больницы.

Когда Оля вошла внутрь, врач стоял около регистратуры и что-то активно обсуждал с сидящей там дамой. До Оли долетали лишь отдельные фразы:

— Что значит нет…найди…да…пусть забирают домой…нет…

Оля поняла, что Светлане Евгеньевне ищут место.

Заметив, что девушка стоит недалеко от него, Иван Иваныч по — дружески помахал ей рукой и успокоительно выставил ладонь вперед, мол, все в порядке, еще пару минут.

Светлану Евгеньевну тем временем переложили на каталку, поставив рядом с ней капельницу на колесиках. Санитары стояли возле нее как таинственные стражи, не отходя ни на шаг. Деньги делали свое дело.

— Так, все нормально, на четвертый этаж, — распорядился подлетевший к каталке врач. Там вас встретят.

На четвертом этаже их действительно уже ждали. Теперь уже другой врач — высокий и худой — начала давать свои указания. Мать Арта завезли в палату, где уже было занято две койки.

— Так, перекладываем, — скомандовал худой медик. — Осторожно! Осторожно же!

Светлана Евгеньевна оказалась, наконец, на больничной койке. Высокий оглядел ее скептическим взглядом, поморщился, почесал затылок, а потом, глядя сверху вниз на Олю, деловито заговорил:

— Сразу видно, что удар был по полной программе. Обширный инфаркт — сто процентов. Сейчас снимем все показатели, кардиограмму сделаем. Но я вам и так все скажу. Вернее, уже сказал. Сестра дежурная в конце коридора у нас. Советую зайти, чтобы ночью самой спокойно спать, а не дежурить тут. Она сама вам все скажет. Меняются они через день, так что лучше не забывать с ними общаться. А инфаркт обширный — это как пить дать.

— Сколько она здесь может пролежать, — перебила его Оля.

— Месяц может легко. Конечно, можете хоть через неделю домой, но все равно сиделка будет нужна. Если понадобится, то я вам скажу куда обратиться. Наши сестры — отличные специалисты. На дому тоже работают. Ко…

Он хотел еще что-то сказать, но это слушать Оле было уже совсем не интересно. Она быстрым шагом направилась по коридору в сторону кабинета дежурной сестры, которой, по всей вероятности, тоже предстояло отстегнуть за милосердие.

— Можно? — она, предварительно постучав, открыла дверь кабинета.

— Можно, — не поднимая глаз от листа бумаги, на котором она что-то писала, ответила сестра. — Что вы хотели.

— У меня здесь…родственницу положили, я бы вас хотела попросить последить за ней ночью. Ну, чтобы все в порядке было.

Оля положила на стол несколько сотенных купюр.

— Послежу, конечно, — улыбнулась дежурная сестра. — В какой палате, фамилия как?

Оля назвала номер палаты и фамилию Крыловых.

После она вернулась в палату, дождалась возвращение Высокого, как она про себя окрестила врача, задала ему еще несколько вопросов и поехала домой. Ей был нужен отдых.

В голове было пусто. Абсолютно пусто. И в душе тоже. Она пыталась прислушаться к себе, понять, что чувствует. Но ничего не получалось. Внутри словно все умерло. Организм функционировал по-прежнему, но эмоции улетучились. Все стало все равно. Безразлично.

«Что воля, что неволя…», — пришло ей на ум.

В метро она рассматривала скучающих людей, которые куда-то ехали, каждый со своими мыслями, со своим грузом. Кто-то из них улыбался, кто-то грустил. Все это можно было прочесть на их лицах…

— Ты чего печальная такая, красавица? — услышала она где-то сбоку, не поняв сначала, что это говорят ей. Но голос настойчиво продолжил:

— Гордая? Это правильно — женщина должна быть гордой.

Она повернула голову и увидела рядом с собой невысокого кавказца с добрыми глазами, весело горящими под низко надвинутой кепкой. Выглядел он прилично — вроде не торгаш с рынка.

— Да какая я гордая? — Оля отвечала машинально. Ей, в сущности, было все равно, с кем и о чем говорить.

Кавказец улыбнулся.

— Я смотрю, настроение у тебя не очень хорошее?

Последние слова заглушил шум поезда, пришедшего на соседний путь. Оля не расслышала, а потому переспросила:

— Какое?

— Печальное. Случилось что-то? Знаешь, у нас на Кавказе говорят, что свою беду каждый переживает в одиночестве, но выбирается из нее с помощью хороших людей.

Оля пожала плечами:

— Мы не на Кавказе, слава богу.

Поняв, что прозвучало это не совсем корректно, она хотела поправиться, но потом передумала — сил на это не было. Пусть думает, что хочет. Не до него. И вообще, чего он привязался? Что ж за люди-то такие?

— Я не расположена к беседам. Извините, — сказала она и отвернулась.

Кавказец проехал еще пару станций и вышел. Перед тем, как двери закрылись, он бросил прощальный взгляд на Олю, которая поспешила отвести глаза.

Черные туннели метро, мелькание станций, мелькание лиц — все было сном. А где-то внутри потихоньку начинало пробуждаться что-то страшное, что-то, грозящее обернуться настоящей катастрофой, несущее великую беду. Она чувствовала это. Ощущала каждой клеткой своего тела. И это нечто, словно ребенок зрел в ее теле, но только с какой-то пугающей скоростью.

Месяцы сжимались в дни, дни в минуты, а минуты в секунды. Быстротечность времени нарастала. Поезд мчался быстрее, а стены туннеля за мутным стеклом с рекламой какого-то магазина сливались в единое полотнище, которое черным саваном накрывало состав.

Следующая станция…осторожно…следующая станция…осторожно… И так до бесконечности.

Она поняла, что время пришло. Что наступил последний отсчет. Плод созрел и рвется наружу, разрывая ее плоть. Ее затрясло. По телу прошел озноб

Пять…

Четыре…

Три…

Два……

Один…

Она больше не могла стоять. Упав на колени, Оля обхватила голову руками и закричала.

Это пришло осознание.