"Пособники и подстрекатели" - читать интересную книгу автора (Спарк Мюриэл)

ГЛАВА 10

Из Парижа Хильдегард уехала поездом, который шел в туннеле под Ла-Маншем. При ней были две набитые документами и еле закрывшиеся сумки на молнии, небольшой чемодан и сумка-портфель; из одежды – только то, в чем она была. Она взяла такси и велела шоферу ехать в отель «Мендервилль» у Куинз-Гейт, где она забронировала номер. В такси она перевела часы на час назад.

В Париже теперь час пятнадцать, здесь – двенадцать пятнадцать. Жан-Пьер продолжает сидеть на телефоне, тщетно стараясь в течение последнего получаса найти ее и договориться, как обычно, о том, где они будут обедать. Это был первый неприятный и трудный шаг из тех, что Хильдегард решила предпринять. Дело в том, что она задумала скрыться бесследно, исчезнуть. Она, в сущности, решилась на этот шаг, еще полностью не осознавая это, в тот самый день, тот самый час, тот самый момент, когда поняла: претенденты на фамилию Лукан знают о ее прошлом.

Жан-Пьер непременно отправится в ее офис. Позвонит в дверь. Никто не откроет. Он вспомнит о секретарше, решит позвонить ей домой, пойдет в бар и позвонит оттуда. Но возможно, не позвонит – знает ли он ее фамилию? Нет, Жан-Пьер не может ее знать. На три тридцать на прием записана молоденькая пациентка, одолеваемая беспричинными страхами. К этому времени уже придет Доминик, секретарша, и будет озадачена отсутствием Хильдегард.

– Не хотите ли присесть? Доктор Вольф придет с минуты на минуту, – скажет она пришедшей девушке.

В четыре часа Доминик позвонит Жан-Пьеру сначала домой, затем в мастерскую.

– Месье Роже? Это Доминик, секретарь доктора Вольф. Нет, доктора Вольф нет. Ее ожидает пациентка. Может быть, вам следует… Да, пожалуйста, приезжайте. Должно быть, что-то случилось. Пожалуйста, поскорее.

Они позвонят в больницы, возможно, в полицейские участки. Жан-Пьер, извинившись, отошлет пациентку. Наконец он, по всей вероятности, завтра заявит в полицию. Доктор Вольф пропала. Полиция проведет обыск в ее офисе, в квартире, где она жила с Жан-Пьером. Он подвергнется дотошному допросу.

– Когда вы последний раз видели мадам Вольф? В каком она была настроении?

Он, конечно, догадается, какое у нее настроение, и не будет распространяться на эту тему в полиции. Жан-Пьер поймет, что она решила скрыться от преследования.

Потом он будет ждать от нее какой-нибудь весточки. Но об этом ей надо еще подумать. Ее ни в коем случае не должны обнаружить. Она исчезла, возможно, навсегда. Оба Лукана тоже исчезнут, вернутся туда, откуда они появились.

Хильдегард мысленно называла их Луканы, не допуская и мысли о том, что только один из них действительно был Луканом, а другой – самозванцем.

В Париже события развивались примерно так, как Хильдегард представляла, за исключением того, что Жан-Пьер не заявил о ее исчезновении в полицию.

Хильдегард арендовала помещение, где находился ее офис, и предупредила, как выяснилось, хозяина о предстоящем расторжении контракта. Она оставила всю мебель, но взяла с собой портативный компьютер и большинство недавно созданных файлов, в том числе все записи, касающиеся Лукана. Жан-Пьер наблюдал, как Доминик, не раздеваясь, тщательно все осматривала. Секретарша была в пальто и в меховой шапочке, словно готовилась открыть новую страницу своей жизни. Она просмотрела все папки.

– Насколько я помню, – сказала она, – тут истории болезней только тех пациентов, кто уже закончил лечение. Досье последних пациентов отсутствуют.

– Кто был среди этих последних пациентов?

– Были Уокер, Лаки Лукан. Еще миссис Мейси Раунд, Карл Кей Джекобс и… одну минутку… – она посмотрела в свой журнал, – еще доктор Оскар Херц. Доктор Вольф его очень любила. Коме них, Рут Чимпино, а также миссис Уильям Хейн-Басби.

– Никаких французов?

– В данный момент нет.

Жан-Пьер почувствовал внезапный прилив ревности.

– Кто такой этот доктор Херц?

– Оскар Херц недавно овдовел. Его проблемы связаны с постигшим его несчастьем, ну и так далее.

– У вас есть адреса и телефоны тех, чьи истории болезней отсутствуют?

Не снимая пальто, Доминик присела и, заглядывая в журнал посещений, записала то немногое, что знала о только что перечисленных пациентах.

– Доктор Вольф редко говорила о своих пациентах. Она была очень дружелюбна, словоохотлива и очень внимательна ко мне, но она практически ничего не рассказывала мне о людях, которые приходили к ней на консультацию. Ну вот, я оставляю вам свои ключи от офиса. Этот – от подъезда, эти – от двери в офис, там два сейфовых замка.

– Я знаю, – сказал Жан-Пьер, – у меня есть дубликаты этих ключей.

– Вот ключи от шкафа, где хранятся истории болезней, и ключи от стола доктора Вольф.

– Таких у меня нет. Их оставьте.

– Как вы считаете, мсье Роже, не заявить ли мне в полицию?

– Нет никакой необходимости делать это.

– Не будет ли это ошибкой?

– Я же сказал, нет никакой необходимости.

– Да?

– Да.

– А если, – не унималась Доминик, – с доктором Вольф произошел несчастный случай?

– Я этого не допускаю. Жертвы несчастных случаев не уносят из офиса половину своих архивов.

Доминик ушла – маленькая фигурка, завернутая в пальто и шарф, укрытая меховой шапочкой, и с чеком, который выписал Жан-Пьер. Ее розовые щеки были также почти закрыты ее белокурыми волосами.

Она была уже в дверях, когда он ее окликнул:

– Оставьте мне номер своего телефона и адрес.

– Они записаны в моем журнале, – сказала она, – но я не знаю, долго ли пробуду в Париже.

– Не знаете?

– Нет.

Он спросил:

– Вы поддерживаете связь с доктором Вольф?

– Почему вы решили, что я должна поддерживать связь с доктором?

– Я не хотел обидеть вас, Доминик. Но если Хильдегард свяжется с вами, вы сообщите мне?

– Конечно, мсье Роже. Я обязательно вам сообщу.


Хильдегард давно поняла, что сентиментальность – это роскошь, которую она не могла себе позволять. По всей вероятности, она понимала это всегда, еще в те времена, когда жила с родителями на свиноводческой ферме. Когда при забое маленькие поросята жалобно визжали, а потом у них спускали кровь. Это – жизнь, и ее следует принимать такой, какая она есть.

У нее было четырнадцать братьев и сестер, некоторые значительно старше ее, по возрасту они годились ей в родители. Кто-то купал ее и одевал, водил в школу, кормил – были ли это брат, мать, сестра, отец, еще кто-нибудь? Сестры и братья выходили замуж, женились, и каждая новая семья уходила из родного дома в какой-то другой дом неподалеку, продолжая заниматься выращиванием свиней. Так Хильдегард, тогда Беата, и подрастала среди своей многочисленной родни и свиней. Она ходила в школу, была смышленой девочкой, хорошо училась. Потом она отвоевала себе свободу – покинула дом. Нашла себе Генриха и заработала деньги на крови.

И теперь она должна была задать себе вопрос: «Как быть с верностью и привязанностью к оставшемуся в Париже Жан-Пьеру?» Хильдегард прекрасно знала, что он будет ее разыскивать. Она не имела права пренебрегать любовью. Он будет ожидать какого-то проявления ответных чувств. Между тем этот вопрос порождал и другой, не менее важный вопрос: «О Жан-Пьер, как же еще я могла поступить?»