"Падает мрак" - читать интересную книгу автора (Мерфи Маргарет)

Глава десятая

Он возвратился, чтобы наблюдать за ней, но отказался отвечать на ее вопросы. Упорствуя в немоте, он беззвучно застыл наверху деревянной лестницы. Клара пыталась уловить малейший звук — еле слышное шарканье подошвы по доскам, когда он переступает с ноги на ногу, хотя бы вздох, — но он был тих, как кошка, и бесконечно более жесток.

Когда она попыталась двинуться, он приказал ей оставаться на месте. Один раз, измученная постоянным напряжением, Клара задремала и очнулась спустя несколько мгновений, ощущая его запах, его дыхание на своем лице. Она издала крик отвращения, подалась назад и ударилась спиной о металлическую петлю, торчащую из стены.

— Спишь? — прошипел он. — Разве я разрешил тебе спать?

Его пальцы вонзились ей в плечи. Клара боролась, но он держал ее крепко. Она отвернулась, но все еще чувствовала его дыхание на своей шее. Дискомфорт внизу живота напомнил ей, что надо бы помочиться.

— Оставьте меня в покое, — простонала она.

— А что ты сделала, чтобы заслужить право оставаться в покое?

Внезапно рассердившись, она закричала на него:

— Зачем, зачем вы меня терзаете!

— А почему бы и нет? — Он говорил, почти прижав губы к ее уху. Его запах окружал его как аура. Не пота или грязи, но пронизывающий запах распада. — Плохо стараетесь, адвокат Паскаль.

— Но что я должна?..

— Где аргументы — горячие контратаки, которые мы привыкли ожидать от самой популярной в Честере адвокатессы?

На что он намекает?.. Смертельно усталая, Клара только сейчас поняла, насколько она привыкла полагаться в своих суждениях на невербальные сигналы. Жест, выражение лица подчас говорят нам больше, чем слова с их оттенками значений, со способностью убаюкивать, убеждать и обманывать. Ее клиентам редко удавалось сфальсифицировать тонкий язык тела — оно говорило правду, в то время как они откровенно лгали.

Клара почувствовала порыв воздуха и трепыхание бумаги — похититель провел пальцем по вырезкам, прикрепленным к стенам.

— Мы замерли в нетерпении услышать хотя бы отголоски легендарного остроумия, присущего адвокату защиты миз Паскаль.

Мы, подумала Клара. Мы — семья Касаветтеса? Но похититель сказал «адвоката защиты». Он имеет в виду какое-то дело, которое она проиграла?

Еще одно острое напоминание о полном мочевом пузыре прорезало ее пах, и она зажмурилась от боли. Придется все-таки обратиться к нему с просьбой. За это короткое время она успела осознать, что он не собирается потакать ее «прихотям», а заставит унижаться, выпрашивая самое необходимое.

Клара закусила нижнюю губу. Похититель отодвинулся от нее, запахи табака и отсыревшей одежды несколько ослабели. Она знала, он ждет ее слов. Удовлетворит ли он ее просьбу? Или заставит ждать до тех пор, пока она уже не сможет преодолевать эту тугую, на куски разрывающую боль, чтобы оскорбить ее еще и таким образом?

К черту! Клара вздохнула.

— Мне нужно в туалет. — Она вызывающе подняла подбородок. Никакого ответа. — Вы меня слышали?

— Ты сказала, что тебе надо в туалет, — повторил он, передразнивая ее акцент.

Живот ломило все настойчивее. Внезапное движение — сквозняк и шелест бумаги — заставило ее вздрогнуть. Он поднимался по лестнице. Уходил.

— Пожалуйста! — крикнула Клара мучителю вдогонку, но его уже не было, она обращалась к пустоте. — Ублюдок, — пробормотала она себе под нос. Интересно, сколько еще времени она сможет терпеть?

Тут Клара услышала металлический звон, нежный, как эолова арфа, и ощутила прикосновение его рук. Она попыталась отстраниться, испытывая отвращение от его близости, от окружавшего его запаха распада.

— Не двигайся! — предупредил он.

Раздался рвущийся звук, и ее руки освободились. Клару качнуло вперед, грудь и плечи пронзила острая боль, и она, вскрикнув, принялась массировать онемевшие мышцы. Несмотря на боль, она с волнением ощутила мимолетный проблеск надежды: очевидно, он все же согласен вернуть ей чувство собственного достоинства.

Послышалось еще одно мягкое музыкальное «дзинь» металла о металл, и она повернула голову в поисках источника звука. Он обхватил ее правую лодыжку. Заметавшись, Клара попыталась оттолкнуть его левой ногой. Похититель ударил наотмашь; ее голова со стуком впечаталась в стену. Он туго обернул цепь вокруг Клариной лодыжки; послышался щелчок замка. Второй щелчок — и Клара поняла, что цепь надежно прикреплена к стене. Она дернула, цепь звякнула о крепко вбитую металлическую петлю.

— Нет! — закричала Клара. Сердце ее яростно колотилось, все существо восставало против несправедливости и унизительности того, что с ней сделали: посадили, как собаку, на цепь! Она чувствовала себя больной от боли в паху и удара по голове, но смириться с оскорблением было тяжелее всего. Клара вскочила на ноги, качаясь, как пьяная, и наткнулась на похитителя. Он схватил ее руки и завел ей за спину — мышцы плеч и предплечий отозвались знакомой болью, заставив Клару охнуть. Небритая щетина на его подбородке царапала ей лицо.

— Не заставляй меня причинить тебе боль. — Голос неизвестного задрожал от ненависти. — Я очень хочу этого, верь мне, я очень этого хочу! И если начну, то, боюсь, уже не смогу остановиться.

Клару будто обдало ледяной водой. Она перестала бороться, и он отпустил ее. Теперь он стоял чуть поодаль, часто и тяжело дыша.

— Снимите с меня цепь! — Приказной тон Кларе изобразить не удалось, в голосе звенели слезы. — Я знаю, ты там, трус! — По-прежнему никакого ответа, только звук его тяжелого дыхания. — Ну хорошо… — И она потянула за край одной из закрывающих глаза подушечек.

— Если ты увидишь мое лицо, я буду вынужден тебя убить.

Он говорил спокойно, почти равнодушно, но Клара с какой-то пугающей уверенностью осознала, что он не шутит. Осторожно, чтобы похититель ни в коем случае не истолковал ее действие неверно, она опустила руки. И все-таки повторила, стараясь подавить предательскую дрожь:

— Снимите — с меня — цепь.

— По-моему, ты говорила, что тебе нужно в туалет, — напомнил он. — Даже важная леди-адвокат должна время от времени ходить в туалет.

Она чувствовала, что он изучает ее. Что он видит и что хочет увидеть? Униженную жертву? Она потянула за юбку, одергивая ее на бедрах.

— Думаешь, ты лучше всех, да? Думаешь, ты лучше меня — лучше таких, как я?

— Я это знаю, — отрезала Клара.

— Потому что я волоком тащил тебя по улице, связал и запер в этом холодном сыром подвале?

Что-то в его тоне успокоило ее.

— И ты никогда не пожелала бы этого другой женщине?

Она повернулась на звук его голоса:

— Конечно нет. — Глаза за подушечками наполнились горячими слезами.

— Ты никогда не поменялась бы местами с маленькой Пиппой, например.

Сердце Клары болезненно сжалось.

— Я уже сказала вам — моя семья тут совершенно ни при чем!

— Я задал тебе вопрос.

— Оставьте их в покое.

— Или что?

Отвечать было нечего, и они оба это знали — Клара находилась не в том положении, чтобы угрожать.

— Оставьте их в покое, — повторила она. — Пожалуйста. — Боже, только не Пиппа! Кларе было невыносимо больно и страшно, но представить на своем месте Пиппу… Нет! Она заплакала.

— Слева от тебя ведро, — неожиданно напомнил он.

Клара протянула руку. Хозяйственное ведро с крышкой. Она вытерла нос тыльной стороной ладони:

— Как я узнаю, что вы ушли?

— Ты этого не узнаешь.

Она отодвинула ведро:

— Тогда мне этого не нужно.

— Ты прекрасно знаешь, что это не так.

— Хорошо, нужно. Но я не буду им пользоваться. Не в то время, пока вы здесь. Я лучше взорвусь! — Она произнесла это с таким чувством, что сама себе поверила.

— Даю тебе пять минут. Самое большее — десять.

Она не отвечала, напряженно вслушиваясь в тишину. Противостояние длилось несколько минут.

— Я закрою дверь, — согласился он наконец. — Идет?

Победа! Клара подождала еще немного после того, как лязгнула дверь. Мочевой пузырь исходил беззвучным криком, моля об облегчении. Видимо, и вправду ушел: не слыхать ни звука, ни шороха или вздоха, даже скрипа деревянных ступеней.

В безмолвии он вынес ведро, но отклонил ее просьбу помыть руки. Немного погодя он вернулся и опять встал на верху лестницы. Клара, как застигнутая днем сова, вслепую поворачивала лицо, наклоняя голову, чтобы уловить малейший звук. Она слушала, как он наблюдает за ней.

Клара Паскаль привыкла, что люди не оставляют ее слова без внимания. Привыкла, что каждый готов ей угодить, выполнить любое желание. Он научит ее думать по-другому, научит угождать ему, его потребностям, его настроениям и вздрагивать от одного его сердитого слова.

Она думает, что может мной манипулировать, может меня убедить. Просто жалко смотреть! Он праздно задавался вопросом, как долго это продлится. Он переступил с правой ноги на левую, и она подняла голову, поворачивая ее туда-сюда, пытаясь уловить звук его дыхания. Он прикурил сигарету и увидел, как раздулись ее ноздри, ощутив аромат табака.

— Вот на что это похоже, Клара. Быть беспомощным, без единого друга. Быть одному. Держу пари, что ты никогда в жизни не была по-настоящему одна — с твоими-то влиятельными друзьями, твоими семейными связями!

Она открыла рот, но он не дал ей заговорить:

— Заткнись!

Она промолчала. Он удовлетворенно кивнул, сделал очередную глубокую затяжку. Ну вот, она уже начинает приспосабливаться к новой ситуации. Стремление постоянно учиться — в нем сила и одновременно слабость интеллектуальных женщин. Он выдохнул, наблюдая за облачком пара, исчезающим быстрее, чем синеватый клуб дыма от его сигареты. Обучение не займет много времени: холод, лишения, которым он ее подвергает, и нехватка пищи быстро сметут иллюзию власти. Скоро, очень скоро Клара Паскаль станет самой обыкновенной напуганной женщиной.