"ФАНТАСТИКА. 1966. Выпуск 1" - читать интересную книгу автора (Биленкин Д., Григорьев Владимир, Львов...)Пролог “Персона нон грата”Освещена левая часть сцены. Комната в Министерстве иностранных дел СССР. Шкаф с бумагами, шкаф с книгами, желтый несгораемый шкаф, телефон на тумбочке, стол письменный, стулья обыкновенные. За окном видна близкая стена высотного здания. За столом — Сотрудник МИДа. Степанычев (входит). Можно? Здравствуйте. Вызывали? Сотрудник вопросительно смотрит. Степанычев, аспирант физико-технологического института. Вернулся из Соединенных Штатов. Сотрудник. А… “персона нон грата”! Проходите, садитесь… Степанычев проходит и садится. Ну, рассказывайте! Степанычев. Что рассказывать-то? Сотрудник. Как что? Всё… Вас направили на стажировку по какой специальности? Степанычев. Надежность электронных устройств. Сотрудник. Вот видите: надежность устройств. Зачем же вы… (Берет бумагу, читает): “…учитывая вышеизложенное, Государственный департамент Соединенных Штатов Америки денонсирует въездную визу подданного СССР Степанычева Ильи Андреевича и…” Нет, не то. М-м… ага, вот оно, вышеизложенное! “…намеренно скрывал свое подданство, вел беседы, направленные на подрыв существующего в США общественного строя, пытался собирать сведения, затрагивающие безопасность государства…” (Кладет бумагу.) Вот и рассказывайте: как же это так у вас получилось? Наша страна осуществляет культурный обмен, оказывает вам доверие, а вы? Зачем скрывали подданство? Вели беседы? Собирали сведения? Кто вас об этом просил?! Степанычев. Да ничего я не скрывал, не вел и не собирал! Сотрудник. То-ва-рищ Сте-па-ны-чев, из ничего ничего и не бывает. А вас посреди стажировки выслали из Штатов с такой (потрясает) бумагой! Как добирались-то? Степанычев. Из Фриско… из Сан-Франциско то есть, через Токио и Владивосток. Сотрудник. Выходит, даже не разрешили пролет над территорией США. Ого! Вот видите. Кругосветное путешествие совершили… Магеллан, Гагарин и аспирант Степанычев! Но, между прочим, вас посылали не в кругосветное путешествие. Как же так? Степанычев. Ох, ну просто стихийное бедствие какое-то: попал — и ничего не поделаешь! Ума не приложу: чего они на меня взъелись? Вызвали в полицию, забрали визу и — в двадцать четыре часа… Сотрудник. Давайте-ка по порядку. Куда вы определились на стажировку? Степанычев. В Кембридж в штате Массачусетс. В Массачусетский технологический… (Задумался.) Постойте! Может, эти мои разговоры им не по душе пришлись? Сотрудник. Какие такие разговоры? Рассказывайте. Степанычев. Э, споры всякие! Знаете, я мечтал хорошо поработать в МТИ. Еще бы, институт Норберта Винера, родина кибернетики! А вышло (машет рукой) совсем не то… Затемнение. Освещается правая часть сцены. Лаборатория электронной техники в МТИ. Блоки вычислительных машин, путаница проводов, приборные стенды с надписями на английском языке. На стене учебные таблицы машинных программ. За широким, во всю стену, окном — кубистический пейзаж американского города. На переднем плане группа студентов и преподавателей МТИ. 1-й студент. Нет, этого русского надо положить на лопатке! Они там, в России, не привыкли к честной спортивной борьбе мнений. 2-й студент. Дик, смотри, пришел Клод Ренинг с кафедры социологии. (Указывает на человека средних лет в очках и строгом костюме). Ну, держись, Степентчэйв! Степанычев (входит с папкой в руке. Увидев группу, морщится, но выжимает улыбку). Доброе утро! Общее: Доброе утро! Привет, Ил! 1-й студент (с полупоклоном). Привет среднему советцу от средних американцев! Преподаватель. Ил, я хочу познакомить вас с одним интересным человеком. Он, кстати, разделяет многие ваши взгляды. (Подводит Ренинга). Клод, это Ил Степентчэйв, наш стажер из России. Ил, это Клод Ренинг. Степанычев и Ренинг кивают друг другу. Ренинг. Фред прав, я действительно разделяю многие ваши взгляды. Но мне не нравится ваша теория прибавочной стоимости! Степанычев. Собственно, это теория Маркса. И чем же? Ренинг. Видите ли, она слишком упрощает существо дела. По Марксу, получается, что бизнесмены отнимают у рабочих большую часть производимого ими продукта. Возможно, это и так с точки зрения рабочих, но, согласитесь, что это совсем не так с точки зрения бизнесмена. Вы не можете отрицать, что бизнесмен, вкладывая капиталы в новое дело, сильно рискует. Он может разориться! И прибыль, которую он потом получает, это справедливая плата за риск — разве не так? Степанычев. Простите, а что заставляет его рисковать? Ренинг. М-м… желание получить прибыль, разумеется. Степанычев. Так что здесь причина, что следствие? 1-й студент. Ну-у! Это слишком схоластично! Степанычев. Ладно, давайте не схоластично. Например: гангстер, когда грабит банк, рискует? Ренинг. Разумеется. Степанычев. И его добыча тоже плата за риск, так? Тогда, простите, в чем же разница между гангстером и бизнесменом?! Оживление в группе. Ренинг. О, это слишком уж упрощенно! Это для пропаганды! Затемнение. Снова освещается правая сторона. Та же лаборатория, вечер. Газосветные трубки под потолком. За окном огни ночного города. Группа спорящих в несколько ином составе. Дым от дюжины сигарет. В центре — посоловевший Степанычев. Преподаватель (наступает на Степанычева). Если вы не собираетесь на нас нападать, то зачем же вооружаетесь ракетами и ядерными боеголовками? Почему ваши атомные подлодки плавают в Атлантике и в Тихом океане? Степанычев. А почему ваши подводные лодки плавают у наших берегов? Почему вы наращиваете ядерное вооружение? Преподаватель. Ну, мы-то понятно. Мы не хотим, чтобы повторился Пирл-Харбор. А вот вы… Степанычев. А мы не хотим, чтобы повторился сорок первый год! 1-й студент. Ил, а вас специально инструктировали, как отвечать, да? 2-й студент. Кстати, Ил, почему это ваши газеты никогда не сообщают о советских подземных ядерных взрывах, а только о наших? Затемнение. Освещается левая сторона сцены: комната в МИДе. Степанычев. И так — полгода. Споры везде, со всеми и обо всем. О загадочной русской душе и демократии… об однопартийной системе, втором фронте, третьей силе, четвертом измерении, пятой колонне, шестом чувстве… Мама родная! Какая тут могла быть стажировка по надежности! Сотрудник. Однако это не то, товарищ Степанычев. Со всеми нашими там ведут подобные разговоры, дело обычное. Степанычев. Но… может, меня взяли на заметку? Сотрудник. Конечно, взяли. Всех наших там берут на заметку… Затемнение. Освещается правая сторона: кабинет полковника Клинчера в Управлении стратегической разведки. Пластмассовые жалюзи на окнах. Сумеречный свет. На столике магнитафон. Возле в креслах Клинчер и лейтенант (в котором можно узнать одного из участников спора) слушают запись. Голос Степанычева. Вы накапливаете оружие — и мы накапливаем оружие. Но разница все-таки в том, что у нас на этом деле никто не наживается!.. Клинчер (выключает магнитофон). Для стажера из России он слишком хорошо владеет английским языком… Лейтенант. И затрагивает слишком широкий круг тем, сэр. Не похож на узкого специалиста. Клинчер. Да, да! Не упускайте его из виду, лейтенант. Затемнение справа. Освещается комната в МИДе СССР. Сотрудник. Но все это ни о чем не говорит. За это не высылают, тем более с такими ужасными намеками… Вы сказали, что сначала определились в Массачусетский институт. А потом? Степанычев. Потом… ну, я понял, что работы здесь не будет. Перевелся в Калифорнийский университет в Беркли. На кафедру профессора Тиндаля. Но поработать не успел. Через две недели меня выслали. Сотрудник. Так, так… А в Беркли с кем знакомились, беседовали? Степанычев. Почитай, что ни с кем. Только с работниками кафедры. Да и то бесед избегал, хватит. Впрочем… еще с одним человеком раза два поговорил: с Френком… с Френсисом Гарди, физиком. Интересный парень! Сотрудник. И о чем же вы беседовали с этим интересным парнем? Степанычев (пожимает плечами). Да… ни о чем, собственно… Затемнение слева. Освещается правая сторона: кафетерий в лабораторном корпусе Калифорнийского университета. Никелированные стойки с готовыми блюдцами. Кофейный агрегат. За столиками питаются студенты и преподаватели. От стойки с подносом в руках идет Степанычев, ищет места. Подходит к столу, за которым в вольной позе сидит Френк. Степанычев. Здесь свободно? Френк. Прошу! (Наблюдает, как Степанычев расставляет тарелки и чашки.) Новенький? Степанычев (усаживается). Да. Френк. Физика? Степанычев (принимается за еду). Нет. Френк. Химия? Степанычев. Нет. Френк. Математика, наконец? Степанычев. Нет… Надежность электронных устройств. Френк. А вы не очень общительны, специалист по надежности. Степанычев. А так оно надежней. Френк. Возможно, возможно… И откуда? Степанычев. Из… (поколебавшись) из Массачусетского технологического. Затемнение справа. Освещается комната в МИДе СССР. Сотрудник. Значит, вы скрыли от него, что вы из СССР? Степанычев. А с какой стати я должен сообщать это каждому случайному собеседнику? Мне уже надоело… Сотрудник. Но, выходит, такой факт был?.. Продолжайте, пожалуйста. Затемнение слева. Освещается кафетерий. Степанычев ест, потом берет перечницу, трясет над тарелкой. Безрезультатно. Френк. Отказ… Или как у вас говорят: сбой? Степанычев. Перец, наверно, кончился. (Ест.) Френк. “Чем вас привлекает наша фирма? Сколько вы зарабатывали раньше? Сколько откладывали? Есть ли у вас девушка? Жена? Любит ли она одеваться по моде? Любите ли вы кино? Бейсбол? Гонки автомобилей? Любит ли это ваша девушка или жена? Какие суммы вам предстоит выплатить по покупкам в рассрочку? Какую религию вы исповедуете?” Степанычев поперхнулся, изумленно смотрит на него. Э, да вы совсем-совсем зеленый, надежность устройств! Еще не заполняли эту Великую Механическую Исповедь для специалиста, поступающего на работу в фирму? Ничего, не отчаивайтесь. Скоро и ваши сто сорок ответов будут набиты на перфоленту для оценки в вычислительной машине. Только не вздумайте в графе “Какую религию вы исповедуете?” поставить прочерк или, боже упаси, написать “атеист”! Не наберете проходной балл. Даже самые вольнодумствующие интеллигенты стыдливо пишут “агностик”, что значит: верящий в непознаваемое. Степанычев. А… почему? Френк. Потому, что надо быть как все. Оценочные машины не любят оригиналов. Человек как все не опасен. От него нельзя ждать ничего великого и неожиданного. Он будет любить девушек, гонки, приспосабливаться к обстоятельствам, стараться в поте лица. Степанычев крутит головой, принимается за второе блюдо. У вас дети есть, надежность? Степанычев. Да. Сын. Френк. А вот у меня нет. Хотя я мог бы прокормить не одного. Боюсь. Боюсь будущего… Степанычев. Послушайте, зачем вы мне это говорите? Френк. Зачем? Просто так… как в поезде. А может, потому, что вы мне чем-то симпатичны, надежность электронных устройств. Наверно, тем, что у вас все впереди: и удачи и разочарования… (Откидывается на стуле). И наука у вас симпатичная: надежность. Есть в ней что-то добродетельное, солидное — как в потертых штанах, которые носят десять лет. Степанычев смотрит на него с той степенью выразительности, которая обычно предшествует хорошему мордобою. Хотите что-то сказать? Степанычев (вздохнув). Нет. Я лучше поем. Френк (закуривает). Только теперь никто не носит брюки десять лет, все меняется быстрее: одежда, люди, машины, страны… Мир поздно спохватился с этой вашей надежностью. На Земле все возрастает и возрастает запас энергии, то есть по законам термодинамики она переходит во все более неустойчивое, ненадежное состояние. Однажды энергия высвободится: бжик! — и все. Так что надежностью тоже заниматься не стоит. Степанычев. А чем же стоит? Френк. Пожалуй, астрономией. Сидеть у телескопа, наблюдать далекие-предалекие миры, сознавать свое ничтожество, ничтожество нашего мира. И утешать себя, что, если мир лопнет, во вселенной ровно ничего не изменится. Планетой больше — планетой меньше… Степанычев (допивает кофе, ставит чашку). Короче говоря, вы — физик-ядерщик? Френк (удивленно). О-о! Быстрое, но верное умозаключение. Это как же вы постигли, надежность? Степанычев. Очень просто. По комплексу неполноценности. Френк. Это уже интересно! Вы считаете, что у ядерщиков развит комплекс неполноценности? Это отчего же? Степанычев (он поел и теперь тоже не прочь позабавиться). Известно отчего: от двух с половиной нейтронов. Тех самых, что выделяются в среднем на одно Деление ядра урана или плутония. Френк. А при чем здесь они? Степанычев. Да все при том же. Чем была ваша ядерная физика, пока не открыли цепную реакцию с этими двумя с половиной нейтронами? Да вас никто и знать не хотел! Только тем и вознеслись, что напугали людей атомной бомбой… и сами ее испугались! Все ваши изобретения держатся на этих разнесчастных двух с половиной нейтронах: реакторы, бомбы, получение изотопов, атомные подлодки… Так что сама ваша наука неполноценна, висит на тоненькой ниточке цепной реакции. Разве можно ее сравнить, скажем, с электроникой, где используются сотни явлений природы? Эксплуатируете одно явление и сами его толком не понимаете! Что, вели, к примеру, при делении ядер станет выскакивать только один нейтрон? А? Все, нету ядерной физики. Или наоборот: четыре нейтрона на деление? Тоже крышка — и науке и всем… Вот так, два с половиной нейтрона! (Встает.) Френк (ошеломленно). O, парень, ты, я вижу, не так прост! Степанычев. Ладно. Приятие было побеседовать. Пока… цепкая реакция! (Уходит.) Затемнение справа. Освещается комната в МИДе СССР. Сотрудник. Ну зачем же вы с ним так-то! Сотрудник. И вы еще с ним разговаривали? Степанычев (скучным голосом). Ну, встретились еще разок в кафетерии, беседовали. Его заело мое отношение к ядерной физике, он старался меня переубедить… Сотрудник. А вы что же, знаете ядерную физику? Степанычев. Да как вам сказать? Работать бы, конечно, не смог, а приятную беседу отчего не поддержать! Сотрудник. Ну, ну, рассказывайте, о чем вы беседовали. Степанычев. О господи, да ведь вам-то совсем это неинтересно будет слушать! Сотрудник (встает). Дорогой товарищ Степанычев, мне вас действительно неинтересно слушать, вы правы. Мне совсем неинтересно вытягивать из вас слово за словом! Мне вообще вся эта история была бы глубоко неинтересна, если бы… (поднимает палец) если бы вас после ваших неинтересных разговоров не выслали из Штатов как подозреваемого в шпионаже! Степанычев. После этого — еще не значит вследствие этого. Сотрудник. А вследствие чего же? Чего? Степанычев пожимает плечами. Ну вот что (протягивает листы бумаги) — садитесь и опишите подробно ваши беседы с этим Френсисом Гарди: что вы говорили, что он говорил. Не упускайте ничего. Пишите разборчиво, с полями, на одной стороне листа. Дадим на заключение специалистам. Занавес |
||
|