Андрей Пинаев «БОЛОТО»

Глава 1

   Сейчас мне нет еще семнадцати, но я преступник. Я осужден на пожизненное заключение только за то, что у меня чуть более крепкая иммунная система, чем у остальных.

   Я очень хорошо запомнил тот день. Если я захочу, я могу вспомнить его до мельчайших подробностей, я могу просмотреть этот день, как на замедленной прокрутке.

   Утром, через неделю после моего пятнадцатого дня рождения, мой старший брат Антон как всегда грубовато растолкал меня. Он уже был в отглаженных брюках и белоснежной рубашке, гладко причесанный. Когда он повернулся, я увидел на его рубашке маленькое пятнышко крови чуть выше поясницы. Такое бывает первые несколько лет после возрастания - порт кровоточит.

   Меня немного качало, ощущалась тошнота и легкая резь в желудке, перед возрастанием нужно было два дня голодать. Мы вызвали такси, и болтливый и жизнерадостный шофер быстро промчал нас через Город; тогда я и видел его последний раз.

   Мы остановились возле белоснежного здания Центра. Со всего города стекались родители со своими пятнадцатилетними детьми, и вскоре нас окружила празднично одетая, галдящая толпа.

   -Максим! Да Максим же! - раздался такой знакомый мощный бас профессора Васильева. Ровесник отца и его друг со школьной скамьи, он не имел своих детей, поэтому иногда баловал меня. Я же любил его почти так же, как отца.

   -Здрасте, Андрей Витальич! - что было сил проорал я, стараясь перекричать толпу, и замахал рукой. Профессор с невероятной для его комплекции грацией проскользнул сквозь толпу и потащил нас к служебному входу.

   Потом мои родители долго пили с ним кофе, а я сидел в мягком кресле и боролся с сонливостью. Наконец зазвенел звонок, и профессор Васильев повел меня по длинным белым коридорам.

   -Зачем тебе в толпе толкаться? Я тебя сейчас служебными путями проведу, а там для тебя уже специальное кресло готово. Твой брат в нем возрастание проходил...

   Он втолкнул меня в палату, подмигнул и исчез. Через секунду я оказался в руках врачей и медсестер в белых халатах. Меня быстро раздели, опрыскали дезинфицирующим составом и усадили в неудобное металлическое кресло с отверстием в области поясницы. Потом на мое лицо опустилась маска, пахнуло чем-то сладковатым и мир вокруг поплыл. Я еще успел ощутить, как игла протыкает мой позвоночник, затем стало темно.

   Я хорошо помню, как проходил возрастание мой брат. Мне было тогда лишь одиннадцать лет, и я жутко ему завидовал. Его привезли из Центра глубокой ночью, он был без сознания. Всю ночь он метался в бреду, у него поднялась температура. Однако утром Антон встал сам, бледный и слабый, и попросил есть. Родители зачарованно наблюдали, как он жадно поглощает еду, и ждали чуда. Чудо не замедлило себя ждать: Антон вдруг оторвался от салата, наморщил лоб, словно вспоминая что-то и вдруг произнес несколько слов на незнакомом языке. Лицо матери словно осветилось изнутри, отец тоже заулыбался.

   через несколько дней брат подозвал меня, повернулся спиной и задрал рубашку.

   -Там... Все нормально? - Его голос дрожал.

   Чуть выше поясницы темнела маленькая ямка, окруженная четырьмя такими же. Я придирчиво осмотрел его спину и ответил:

   -Ну, вроде.

   Брат сделал несколько глубоких вдохов, набираясь решимости, затем подошел ко взрослому креслу-компьютеру.

   -Ты думаешь, у тебя получится? - С восторгом и недоверием спросил я. Антон не ответил. Он сел в кресло, тронул панель включения и откинулся на мягкую спинку. С влажным чмоканьем соединительный кабель прилип к его пояснице, и мой брат обмяк в кресле. Он сидел в нем с закрытыми глазами, не меняя позы, очень долго. Я страшно боялся за него, и когда наконец услышал знакомый чмокающий звук, чуть не разревелся от облегчения. Антон встал, держась рукой за кресло, его глаза были затуманены.

   -Господи... - прошептал он. - Как это круто... Взрослый компьютер...

   По его спине сбежала капелька крови.

   ...Я очнулся, и первое, что я ощутил, была дикая боль во всем теле. Болели глаза, болели уши - как в детстве, когда возле меня взорвалась праздничная ракета. Кожа обрела невероятную чувствительность, каждое касание воспринималось как раскаленная игла, но главная боль, адская топка, пылала в пояснице. Я скосил глаза и увидел размытые тени в белых халатах. Они мелькали, о чем-то бешено спорили и передавали друг другу километры цветной рентгеновской пленки. Затем из тумана выплыло лицо профессора Васильева, и его голос грохнул, как удар грома:

   -Наркоз!..

   ...Когда я снова очнулся, боли было гораздо меньше. Было темно и тихо, мягко жужжал какой-то механизм. "Господи, неужели все проходят через ЭТО?" -подумал я и уснул.

   Несколько дней после этого я не мог ни двигаться, ни говорить. Однако мысли приходили в норму, и я начал понимать, что что-то пошло не так. Несколько раз в день приходили медсестры, и когда я набрался сил, я схватил одну из них за край белого халата и прохрипел:

   -Профессор.. Васильев.. Позови!..

   Профессор Васильев появился только под утро следующего дня, когда я уже мог почти нормально двигаться. Он сел на край моей кровати и молчал.

   -Андрей Витальевич, что со мной? - тихо спросил я. Очень хотелось жить.

   -Максимка.. - Произнес он и обхватил голову руками. Он никогда раньше так меня не называл. Когда был маленький- звал "Малыш", потом звал Максим.

   Ухватившись за его плечо, я сел на кровати. Профессор Васильев вдруг резко встал и ушел.

   Он вернулся через час, от него ощутимо пахло алкоголем. Я слышал, как он ругался с медсестрой в коридоре- должно быть, она не хотела его впускать. Профессор сел в кресло и, глядя мимо меня, сказал:

   -Беда случилась, Максим. Ты не прошел возрастание.

   Отвернувшись и глядя в белую стену, профессор Васильев начал говорить:

   -Ты знаешь, что такое возрастание? Я объясню тебе. Когда ты уснул, тебя заразили искусственно созданным вирусом. Он должен был изменить тебя - вырастить порт для соединения с компьютером, записать в мозг несколько языков и свод законов, несколько усилить твой разум. Однако этого не произошло. Скажи мне, Максим, ты когда-нибудь болел?

   Я хотел ответить, но закашлялся и сплюнул прямо на пол густой комок кровавой слизи (Маленький робот-уборщик возмущенно пискнул и бросился наводить порядок). Впрочем, отвечать не было надобности - профессор знал ответ не хуже меня.

   -Твой организм слишком сильный, вот в чем беда. Иммунная система победила вирус.

   -Андрей Витальевич. - произнес я, стараясь четко выговаривать слова. - То есть.. я никогда не стану взрослым?

   -Ну, технически ты конечно повзрослеешь... Но никогда не сможешь управлять компьютером, да что там - ты даже за руль никогда не сядешь...

   Профессор все больше пьянел. Удивительно, как ему удалось так надраться за час!

   -Есть еще одна проблема, Максим. Проблема в законе. Вирус должен был не только записать в твой мозг законы нашей страны, но и заставить их выполнять. Это должно было стать подобно инстинкту. Для всех нас украсть - так же невозможно, как например не дышать... А ты можешь. Можешь красть, грабить и убивать, можешь делать что угодно. Без порта в позвоночнике ты никогда не найдешь работу, тебе просто не о чем будет говорить с людьми. Никто не пойдет за тебя замуж. И однажды ты возненавидишь этот мир и начнешь убивать людей. Ты далеко не первый, с кем это происходило. Ты уже без пяти минут преступник. Государство не может позволить тебе жить среди людей.

   -Нет.. Не верю! - только и смог прошептать я.

   -Сегодня много таких же, как ты, подростков проходили возрастание. И несколько, я еще не знаю, сколько, его не прошли. Каждый год такое бывает...

   -И... что? Что будет со мной?

   -Отправят в специальный лагерь. Будешь там жить, учиться и работать. Так как ты не можешь просто подключиться к компьютеру через порт и закачать в себя знания, придется по-старому.

   Если честно, первое, что я испытал - глубочайшее облегчение. Это глупо, но на секунду мне подумалось, что меня просто убьют.

   -Возможно, когда повзрослеешь, тебе позволят вернуться в город. Но сейчас придется жить в лагере. И еще, Максим.. Ты вряд ли скоро увидишь родителей.

   Профессор встал и ушел, не прощаясь. Больше я никогда его не видел. Через неделю, когда я почти пришел в себя, меня отвели в другую палату. Там я встретился с остальными.

   Их было тридцать, тех, кто не прошел возрастание в этом году. Кто-то плакал, кто-то ругался, а кто-то, как я, сидел и тупо смотрел в стену.

   Там я и познакомился с Толиком.

   Толику, как и всем, было пятнадцать лет. Это был угрюмый коренастый парень с короткими черными волосами, торчащими во все стороны. История его была, мягко говоря, безрадостна. Толик рос в детском доме, и всю жизнь мечтал о возрастании - оно сделало бы его полноправным гражданином, не зависящим от воспитателей и надзирателей, но судьба сыграла с ним злую шутку - из одной тюрьмы он попал в другую.

   Не знаю, как вышло, что мы подружились. Вероятно, это произошло после драки с Женькой.

   Его отец был "большим" человеком - один из двадцати помощников мэра города. Женька был уверен, что не прошел возрастание исключительно из-за ошибки оборудования, неправильного модификационного вируса... В общем, из-за чего угодно, только не из-за него, Женьки. Противный, надо сказать, был человек.

   Драку начала Саша. Впрочем, никто ее за это не винил - за те три дня, что мы провели в концентраторе, Женька всех успел достать. Как обычно, он лежал на кровати и рассуждал вслух, что сделает его отец с теми, кто его, Женьку, запихнул в эту дыру к этим неполноценным придуркам, что он им поотрывает и за что подвесит. Мы его не слушали - привыкли. И тут подала голос Саша.

   Можете не верить, но в первый день я ее даже не заметил. Саша была из той породы девочек, которых называют "мышки". Невысокая и худенькая, недлинные светлые волосы, серые глаза. Не красивая и не страшная, так... глазу не за что зацепиться. Она сказала:

   -Заткнись, ублюдок.

   Сказать, что этого никто не ждал - все равно, что ничего не сказать. Палата замерла в недоумении.

   Мне показалось, что Женька обрадовался. Вся злоба, которую он старательно взращивал эти несколько дней, нашла выход. Он подскочил к Саше и сильно ударил ее в живот. Не издав ни звука, Саша сложилась пополам и упала на пол.

   Первым на Женьку кинулся Толик, затем я. Вдвоем мы свалили его и прижали к полу. Женька обмяк, и через секунду нас растащили...

   День спустя маленький пассажирский бот несся над бескрайними болотами. Странно, но мне совсем не было страшно. Закроешь глаза - и кажется, что летишь в детский летний лагерь. Наши охранники сойдут за вожатых, они, похоже, относятся к нам с сочувствием.

   Мягко, как перышко, бот приземлился на асфальтированную площадку. Из тумана начали вырисовываться фигуры, вскоре нас окружила толпа. Совсем не чувствовалось атмосферы тюрьмы, люди улыбались друг другу, пожимали руки. Если бы не Болото, жить было бы не так уж плохо...

   За туманом плыли неясные тени. Я присел на сухую кочку, положил на колени огнемет и вытащил сигареты. Пощелкал зажигалкой, но огня не добыл. Воровато оглянувшись, я прикурил от запальника огнемета (что, разумеется, строжайше запрещалось).

   Просто удивительно, как быстро обрастаешь дурными привычками. Впрочем, обстановка этому немало способствует - попробуй-ка найти на земле более дерьмовое место.

   В первый день, когда мы прибыли, начальник Лагеря, мужчина лет сорока, румяный и с густыми усами, собрал нас в актовом зале и провел инструктаж. Его первыми словами были:

   -Это - не тюрьма.

   Наш начальник не солгал. Этот лагерь, скорее, представлял собой колонию поселенцев. Ну, а что до двух вышек с пулеметами, так охранники скорее защищали нас, чем сторожили: Болото было весьма недружелюбным местом.

   Стоило мне вспомнить про вышки, как раздался сухой пулеметный треск, приглушенный туманом. Я вздрогнул и обернулся.

   Наша ячейка состояла из пяти человек. Толик, Мишка, Игорь, я да Саша. Не знаю, почему ее определили в сталкерскую ячейку. По-моему, ей куда больше подошла бы тихая работа в Лагере.

   Сейчас мы сидели спинами друг к другу, чтоб не прозевать приближение опасности. Мишка, флегматичный татарин, вытащил рацию.

   -Э, дядька Петро, чего стреляешь?

   Несколько секунд спустя Петро ответил. Из его экспрессивной и обильно приправленной матерщиной речи мы поняли, что пара крыс сумела проникнуть в Лагерь и навела там шороху, так что ужин сегодня запоздает - маленький крысенок прыгнул в котел с супом.

   -Ты, дядька Петро, не стреляй сейчас, мы возвращаемся.

   Мишка включил громкую связь, и некоторое время мы слушали мнение дядьки Петро о том, как некоторые молокососы не к месту и не вовремя учат взрослых людей, но это в общем-то понятно, учитывая кем были их мама, папа, бабушки, дедушки, а также полученные ими же родовые травмы.

   Тут мы не выдержали и заржали на все Болото. Дядька Петро был высокий, жилистый, тощий как жердь мужик со словно бы всегда удивленным лицом и печально висящими усами. Слушать его пламенные речи было настоящим эстетическим удовольствием.

   Отсмеявшись, мы вскинули рюкзаки на плечи и пошли к Лагерю. Сквозь плотный серый туман было мало что видно, и только установленные кем-то до нас сияющие маячки на шестах хоть как-то выручали. Мы прошли мимо наполовину ушедшего в трясину пятиэтажного дома, давно разграбленного нашими предшественниками. Сквозь туман он выглядел двухмерным, словно был нарисован мягким карандашом на грязно-серой бумаге.

   В разбитом окне мелькнула тень, и я, тронув Толика за плечо, взглядом показал ему на дом.

   -Я тоже видел, - совершенно спокойно произнес он. Похоже на крысу.

   Ребята нервно заоглядывались и зажгли запальники своих огнеметов. Что-то прошуршало в сухих камышах.

   Я тоже зажег запальник и проверил нож на бедре. Окружив Сашу, мы осторожно двинулись к Лагерю. Мы уже видели широкий голубоватый луч прожектора, когда крысы выросли на нашем пути.

   -Готовимся к боевому крещению, - флегматично сообщил Толик. - Будет жопа.

   Мы уже не раз сталкивались с крысами, но тогда их было гораздо меньше. Теперь же, по меткому выражению Толика, действительно предстояла "жопа".

   Крысы стояли на перепончатых задних ногах, лишь изредка опираясь о землю когтистыми ладошками. Умные и злые, почти человеческие глаза цепко осматривали нас. Я подумал, что нимало не удивлюсь, если однажды крысы выйдут против нас с оружием в лапах.

   Крысы расплодились вскоре после появления Великого Болота, и самым удивительным в этих созданиях был не ум и не живучесть - мало ли мутантов на бескрайних просторах бесплодных земель - отличала их патологическая ненависть к человеку.

   Вожак стаи, ростом мне до плеча, визгливо захохотал, стая подхватила его хохот. Толик поднял огнемет, подкрутил регулятор, и тонкая струйка огня с шипением влетела крысе прямо в пасть. Вожак рухнул, конвульсивно извиваясь, и крысы бросились на нас.

   Первую волну нападавших мы просто сожгли, затем кинулись вперед, на ходу меняя баллоны и пинками отшвыривая горящие трупы. Крысеныш размером со среднюю собаку прыгнул на меня слева, но я удачно ткнул ему в морду стволом огнемета, а когда он упал, ударом тяжелого ботинка сокрушил его ребра. Рядом Толик и Игорь прибили оторвавшуюся от стаи толстую самку, затем Мишка ловко поджег крысака, намерившегося прыгнуть мне на спину.

   Мы отступали к Лагерю, а крысы следовали за нами, то и дело бросаясь в отчаянную атаку. Непонятно откуда они приходили, но их становилось все больше. Мы почти дошли, когда стало ясно, что нам не справиться.

   Крысы не торопились. Окружив нас, они шушукались на своем крысином языке, то и дело разражаясь визгливым смехом. Время от времени несколько крыс пытались приблизиться, но тут же отбегали, опаленные нашими огнеметами. Потом они кинулись все разом, и началась свалка.

   Огнемет у меня выбили почти сразу, в ногу вцепились острые зубы. Выхватив нож, я бил налево и направо, рукояткой ножа разбивал оскаленные пасти, резал хватавшиеся за меня костлявые пальцы, а рядом так же рубились ребята. На несколько секунд отбившись от крыс, я глянул на Толика.

   Свой нож Толик оставил в чьих-то ребрах и лупил крыс тяжелой полусгнившей дубиной. Когда дубина сломалась об очередной череп, Толик выхватил из кармана запасной баллон к огнемету и обмотал его носовым платком. Затем он пальцем оттянул клапан, так что горючее брызнуло на платок. Заметив мой взгляд, Толик задорно подмигнул и зажег баллон от зажигалки.

   -Ложись!!! - рявкнул он и метнул пылающий баллон в самую гущу крыс.

   Результат превзошел все ожидания - огненный шар снес крыс, как семя одуванчика, а спустя пару секунд мы услышали выстрелы.

   Дядька Петро и второй охранник Серега, вооруженные тяжелыми штурмовыми винтовками, обрушились на оставшихся крыс. Тяжелая штурмовая винтовка - это вам не огнемет... С крысами было покончено за несколько секунд.

   Мы стояли, держась друг за друга. Меня трясло от усталости и пережитого ужаса, но какая-то крошечная часть меня разочарованно произнесла:

   -Как, и это все?

   Дядька Петро осмотрел нас.

   -Тяжелораненые есть?

   Мы переглянулись:

   -Вроде нет.

   -Тогда сдавайте оружие и идите лечиться. Вечером сбор в актовом зале.

   -Да, мы. Да, все живы. Да, положили всех... ну, охранники помогли, конечно. - отвечал Толик на вопросы, поддерживая меня под руку и пытаясь пробиться сквозь любопытствующих.

   -Блин, да расступитесь вы! Не видите, нога у него прокушена! - рассердилась обычно робкая Саша. - щас лечить буду...

   Это было одно из правил Лагеря: если нет непосредственной угрозы для жизни, лечиться сталкеры должны своими силами - набираться опыта, чтобы не растеряться в полевых условиях. В нашей ячейке медициной заведовала Саша, и хотя рука у нее была легкая, опыта было немного.

   В нашей комнате стояли две двухъярусных койки для парней и одна простая для Саши. Я сидел на ней и шипел от боли, пока Саша неумело зашивала мое прокушенное бедро. Закончив, она заклеила рану и занялась Игорем, который обзавелся длинным порезом на спине - должно быть, в свалке кто-то полоснул его ножом.

   Я надел джинсы и, хромая, вышел из комнаты. Медблок был в конце длинного коридора.

   Кода мы прибыли, я очень удивился: Лагерь представлял собой асфальтированную площадку, огороженную сеткой-рабицей, с двумя вышками охранников и скромным белым домиком в центре. Разместить в нем тридцать с лишним человек представлялось невозможным.

   Но домик оказался лишь вершиной айсберга. Большая часть Лагеря располагалась под землей.

   Возле одной из дверей я услышал приглушенные выстрелы. Это пристреливали новенькие пистолеты-пулеметы ребята из двух северных ячеек. Северная часть Болота считалось более опасным, чем наша восточная, поэтому им выдавали огнестрельное оружие. Это не то что наши "паяльники", как в шутку называл огнеметы Толик.

   Одна из северных ячеек уже имела название - "Алые". Ее командиром был Женька.

   Попав в Лагерь, он не утратил своих отрицательных качеств. Кроме того, Женька оказался на редкость злопамятным. Очевидно, он не мог простить Толику своего унижения и при каждой возможности подстраивал нам всевозможные пакости, и народ в свою ячейку он набрал соответствующий.

   Я постучал в дверь медблока.

   -Войдите! - Прозвучал столь милый мне голос.

   Должность медика в нашем Лагере занимала девушка по имени Лиза. Рыженькая и веселая, невысокая и худенькая, всего на три года старше меня. Однако она благополучно прошла возрастание и поэтому была взрослой уже в моем возрасте. Я же для нее, конечно, был мальчишкой.

   -Тебе чего? - спросила она, завидев меня. За полгода в Лагере я успел изрядно ей примелькаться. -Фу, весь пропах болотом.

   -Анальгетик есть? У Саши кончился..

   Лиза открыла шкафчик и зазвенела там склянками. Найдя нужную, протянула мне.

   -Ага, спасибо... - Я взял пузырек, но уходить не торопился.

   -Ну, чего еще? - Усмехнулась она. - Бинты, клей для ран? А может тебе этот, как его.. (Она прищелкнула пальцами, вспоминая) ...аспирин?

   Я фыркнул. Лиза тоже улыбнулась своей шутке.

   -Пойдешь вечером на собрание? - Спросил я. - Сегодня будет.

   -Не знаю.. Хирургический модуль тестировать надо.

   -Ну, надо так надо, - Вздохнул я, повернулся и пошел, стараясь хромать как можно сильнее.

   -Ну-ка стой! - Воскликнула она. Что с ногой?

   -Да так.. - Пробормотал я, стараясь сдержать торжествующую улыбку.

   -Это вы, что ли, побоище у самого Лагеря устроили?! - В ее голосе слышалось плохо скрываемое любопытство.

   Не ответив, я удалился в душевую комнату.

   Сердцу не прикажешь..