Глава 1

Вы когда-нибудь испытывали боль? Боль, которая сметает все, оставляя только мысли о скорейшей смерти. Боль, которая выворачивает наизнанку, заставляя биться в конвульсиях, моля о пощаде? Боль, которая выжигает тебя изнутри, оставляя лишь оболочку, пепел, исцелить который никто не в силах. Нет? Вы родились под счастливой звездой.

Вытерев кровь с прокушенной губы, я посмотрела на счастливую мать, радостно обнимающую уже здоровую дочку. Староста деревни, в чьем доме я остановилась, обеспокоенно поглядывал на меня, стараясь быть начеку, чтобы в любую минуту успеть меня подхватить. Да я и сама знаю, что выгляжу хуже некуда, но ничего поделать не могу. Вот что бы вы сделали, увидев умирающего ребенка, которому вот-вот должно исполниться четыре года от роду? Я не смогла пройти мимо. Знаю, что это глупо, растрачивать силу на незнакомых людей, быть может, если бы я была истинной Чувствующей, я бы даже не задержалась в этой деревушке, но в том то и дело, что я НЕПРАВИЛЬНАЯ. А это уже диагноз.

Но давайте по порядку. Позвольте представиться, Рианоэль, для друзей просто Нели, или Нель, или Эль, это уже все, смотря какой именно друг. Просто так, без добавления гильдии или титула, от них все равно теперь никакого толку, так как обратно я не вернусь. Но, кажется, я забежала немного вперед. Дело в том, что я Чувствующая. Наша гильдия не так уж и велика, но с ней приходиться считаться. Чувствующие физически ощущают боль других людей, прогоняя ее через себя. Почти все из нашей гильдии — целители, знахари. С детства Чувствующих обучают тому, как выстраивать вокруг собственного разума стену, отделяющую их от чувств других людей, и те, кто не осваивает эту первую ступень знаний, погибают, не в силах справиться с болью всего мира. Потом выживших обучают врачеванию, запрещая использовать свою силу никак иначе, кроме диагностики больных. Тех, кто ослушивается, ждет суровое наказание в виде недельного сидения в одной из камер темницы, на воде и хлебе, в окружении умирающих или искалеченных узников. Думаете, это не жестоко? Ошибаетесь. В первые годы, когда Чувствующий еще не слился со своей ментальной защитой, он полностью зависит от своих жизненных сил, заточение его ослабляет, соответственно ослабляя и защиту. А теперь представьте, что может почувствовать ребенок, оставшись наедине с болью всех узников? Кто-то после такого ломается, кто-то с упорством начинает учиться всему, чему его обучают наставники, кто-то закрывается в себе, с лютой ненавистью к окружающему миру. Одно является общим — никто не остается равнодушным.

Что касается меня, в темнице я была частой гостьей, так что отличную защиту научилась ставить еще в детстве. Теперь же она со мной просто срослась так, что порой я совершенно забываю, кем являюсь.

С благодарностью оперевшись на руку старосты, я, молча, вышла из дома, не желая выслушивать поток благодарности от счастливых родителей. Медленно шагая по улице, я с наслаждением вдохнула свежий ночной воздух, радуясь, что Релис молчит, давая мне просто подумать. Подумать и вспомнить.

Я всегда была проблемным ребенком, но меня щадили, многое спуская с рук из-за силы. Дело в том, что я очень сильна. Моя сила позволяет вылечить любую болезнь, зарастить даже самую смертельную рану, исправить любое уродство. Именно поэтому я так нужна своей гильдии, желающей выслужиться перед правителем. Была нужна. У каждой медали есть обратная сторона, которая может оказаться очень неприятным сюрпризом. У меня этих сюрпризных сторон оказалось две: во-первых, я не могу лечить, как все представители моей гильдии, используя лишь часть силы. Видя болезнь, я пропускаю ее через себя, испытывая при этом сильнейшую боль, однако результат просто поражает, то, что при обычном врачевании лечится за несколько дней, благодаря мне проходит мгновенно. Правда после этого мне самой требуется довольно долго восстанавливаться, день за днем ощущая все прелести "отдачи". Во-вторых, это то, что было абсолютной неожиданностью для всех, включая меня саму, я могу нападать, используя боль. А это уже опасно. Принцип действия точно такой же, как и в лечении, я просто собираю все негативные эмоции, ощущения, чувства и, пропуская через себя, преобразовываю их. Однако, вместо того, чтобы просто растворить в себе, в моих силах послать этот сгусток энергии куда захочу, разрушая все на своем пути.

Этот феномен выяснился, когда однажды, сын главы гильдии, уже долгое время пытающийся увидеть меня в своей постели, подготовил "теплую" встречу у озера, где я любила проводить все свободное время. Ничего бы не произошло, если бы он не попытался взять меня силой, это оказалось самой главной ошибкой в его жизни. Нас не обучают физической самозащите, мы — целители, не воины, поэтому зачастую не можем дать отпор. До сих пор я вспоминаю тот миг, когда, уже прижатая к земле, под тяжестью тела похотливого парня, испытала дикий ужас, всепоглощающую ненависть и страх загнанного животного. Как совершенно четко пришла мысль об убийстве, как, осознанно, поняла, что именно надо делать, сумев себя остановить лишь в самом конце. Он был ужасным человеком, еще худшим сыном, однако он был живым, а, значит, я не имела право его убивать. После того случая, он перестал ходить. Та ненависть, что обуревала меня, нашла отклик в неизлечимой болезни, и никто уже ему не мог помочь. С тех пор меня начали бояться.

В то время мне только-только исполнилось двадцать пять, что в нашем мире, где продолжительность жизни около восьмисот лет, еще совсем юность. С виду я выглядела вполне взрослой, однако, чтобы выжить, мне не хватало жизненного опыта и серьезного обучения. Проблемой стало то, что никто не хотел брать меня в ученицы, опасаясь столь необычной силы. Лишь один человек решился обучать "проклятие гильдии", как меня тогда называли. Это был великий целитель, странник, не живущий в гильдии. Многие считали его сумасшедшим, однако я искренне рада, что именно Грейгор стал моим наставником. Благодаря ему, я сама признала свою силу, приняла ее как данность. Он не считал меня чудовищем, заставляя развивать не только целительские способности, но и силу воинов Смерти, как он это называл, радуясь любому достижению. Также именно Грейгор научил меня технике владения кинжалов, так как, являясь странником, был вынужден освоить оружие. Это не раз спасало мне жизнь теперь, когда я ушла из гильдии, отказавшись от семьи и имени. Это был мой выбор, так было необходимо, так как слишком опасен был для гильдии, Чувствующий, с силой воинов, это могло привлечь ненужное внимание правителя.

Тут надо немного рассказать про наш мир. Все люди здесь состоят в определенных гильдиях, объединяясь по своей силе: Воины, Чувствующие, Видящие, Правящие и Мирные. Гильдия правящих состоит из всего рода правителя, в их обязанности входит управление миром, представители этой гильдии эмпаты, их невозможно обмануть или что-нибудь скрыть, у них острый ум и отличная память, что помогает быть отличными правителями. Гильдия Воинов — армия этого мира, они разбираются во всех видах оружия, обладают молниеносной скоростью и способностью подчинять себе любую стихию, используя ее как в нападении, так и в защите. Представители этой гильдии достаточно высоки, очень сильны и атлетично сложены. Главной внешней особенностью Воинов являются черные, как смоль волосы. Никто не знает почему совершенно разные люди, не состоявшие в родстве друг с другом, так похожи внешне. Однако одного представителя гильдий можно легко отличить от представителя другой гильдии, не ошибившись при этом. Гильдия Видящих, максимально приближенная к правителю, все ее представители являются оракулами. Они предсказывают будущие результаты того или иного решения правителя, помогая сделать правильный выбор. Отличить Видящего можно легко по одежде и глазам. Они предпочитаю белоснежные "летящие" ткани, что довольно жутко смотрится в сочетании со светло-голубыми, почти выцветшими глазами, становящимися белыми, при пользовании своей силой. Гильдия Мирных — это рабочая гильдия, они занимаются земледелием, выращиванием скота и другими мирскими обязанностями. Представители этой гильдии управляют силой Земли, помогающей выращивать в мгновение ока любые травы и растения. Все Мирные смуглы, русоволосы и кареглазы, они предпочитают одежду зеленого или земляного цвета.

Однако, конечно же, люди не единственная раса, обитающая в нашем мире. Существуют, как мы их называем, Нечистые. Нечистыми является вся нечисть, обитающая в мире. Это разумные существа, лишь немногим отличающиеся от людей, живущие отдельно и держащиеся в стороне от нас и нашей политики. Между всеми нашими гильдиями существует договор, по которому никто не вправе нападать друг на друга, однако в последнее время все чаще начали случаться набеги Нечистых на поселения людей. Это не афишируется, однако отношения между нашими гильдиями стали весьма напряженными.

Устало плюхнувшись за стол, я с благодарностью посмотрела на жену старосты, тут же положившей передо мной тарелку с ароматным супом и большой ломоть хлеба с крынкой сметаны, пытаясь припомнить ее имя.

— Спасибо, Лукьяна. — упс, кажется, ее напугал мой хриплый от недостатка сил голос. Да это и неудивительно, слишком уж сильно болел ребенок, так что теперь таким голоском, я буду очаровывать всех дня два.

— Ой, детонька, да как же так можно? Совсем себя не жалеешь! — тут же захлопотала хозяйка.

— А как можно, Лукьяна? — я с аппетитом принялась за поздний ужин. — Рийка умирала, это все знают, по-другому я ее излечить не могла.

— А как же ты теперь?

— Да также как и всегда, — я пожала плечами, поморщившись от боли в напряженных мышцах. — Вот отосплюсь, а завтра уеду.

— Я тебе уеду! — Лукьяна яростно взмахнула половником, столь тщательно мытым ею уже несколько минут. — Ты на себя в зеркало-то смотрела? Да краше в гроб кладут, а ты "уеду". Значит так, — женщина уперла руки в бока, недовольно меня оглядывая. — Мне все равно, что ты там хотела, однако, пока полностью не оправишься, ни шагу за порог! В конце концов, мы должны хоть как то отблагодарить тебя за заботу.

— Ой, Лукьяна, не начинай, ты же знаешь…

— Вот именно, я, в отличие от других, прекрасно знаю, чем тебе обходится такое лечение, так что быстро марш в кровать. — Доев последнюю ложку супа и, с удовлетворенным вздохом выползая из-за стола, я занялась обдумыванием такого важного на данный момент вопроса, "как добраться до кровати, не упав по пути". Видимо мои мысли очень явственно проявились на лице, так как Коллен, сын Лукьяны, мигом подхватил мою слабо вырывающуюся тушку на руки. Ощутив под головой такую желанную подушку, я мигом отключилась, делая заметку на утро, обязательно поблагодарить семью старосты.

Проснулась я от щебетания птичек за окном и громких голосов на кухне.

— Да спит еще она, ну, сколько можно говорить?! — кажется, Лукьяна разошлась не на шутку. — Обождет твое дело, ничего с ним не случится. Ох, бестолочи, совсем девку замучили, скоро сама от вас сбежит, не разбирая дороги.

— Но, Лука! — вот и голос многоуважаемого старосты. Я с интересом стала следить за разговором, не подавая признаков бодрствования.

— Что, Лука?! — послышался легкий хлопок, видно хозяйка, не выдержав, огрела муженька полотенцем. — Релис, ты же сам видел, в каком состоянии она вчера была, неужто девку не жалко?

— Но нам это просто необходимо! — хм, судя по голосу, мужчина уже и сам был не рад своей идее.

— Прям таки необходимо? — в голосе Лукьяны было столько сарказма, что лично я бы, на месте старосты, тотчас же передумала о такой уж необходимости моего присутствия в решениях его проблем. В том, что у Релиса проблемы, я ни капли не сомневалась. — Ничего не знаю! Вот, денька через три, как только оправится, пожалуйста, спрашивай сам у нее все, что угодно, а пока даже соваться не смей. Так что давай, забирай своих ребят, пока они мне всю горницу не истоптали и… Коллен, а ну положил блин на место! Вот Эль проснется, тогда и завтракать будем.

На слове "блин" я все-таки соизволила открыть глаза. Ну ничего не могу с собой поделать, когда речь идет о Лукьяниных блинах. Это просто пища богов! Медленно сев, стараясь не застонать от боли во всем теле, я попыталась определить свое состояние: тело ломит, голова раскалывается, в ушах противный звон, а желудок яростно требует еды. В целом, неплохо, бывало и намного хуже. Поднявшись с четвертой попытки с кровати, я мельком оглядела себя, придя к выводу, что немного помятая одежда, все же лучше чем ее полное отсутствие и заглянула в зеркало, висевшее около двери. Нда, лучше бы я этого не делала… Хотя ничего, бывало и хуже, а так, зеленоватый цвет лица очень гармонирует с тусклыми зелеными глазами. Откинув с лица длинные волосы, с неудовольствием посмотрев на темные круги под глазами, я обреченно вздохнула. Лукьяна сделала огромный комплемент, описывая мое состояние. Кстати о волосах, это была моя личная гордость: длинные черные локоны и кроваво-красными прядями по всей голове. Они, как и я сама, тоже были неправильными. Все Чувствующие по природе своей рыжие и кареглазые, так что и здесь я отличилась. Такой разноцветной окраской никто похвастаться не мог, а уж в сочетании с изумрудными (когда я полна сил) глазами, я всегда была предметом разговоров. Закончив себя рассматривать, решив, что лучше уже ничего не получится, я, наконец, вышла, чтобы тут же замереть под пристальными взглядами пяти пар глаз. Не буду врать, говоря, что взгляды были восторженные, скорее поминально-виновато-жалостливые. Как приятно, когда о тебе заботятся!

— Привет, — довольная таким вниманием, я подошла к доверху набитому столу. — Лукьяна, это все мне?!

— Кушай, детка, кушай, — добродушная хозяйка всерьез решила скормить мне все продукты. — Тебе поправляться надо, гляди, какая худая.

— И вовсе я не худая, — с аппетитом поедая вкуснейшие блинчики с вареньем, я принципиально не обращала внимания на сопящих около двери мужчин. — Я стройная, гибкая и проворная. А потолстеть…мням… мне… умням… в ближайшее время явно…чавк… не грозит, — потянувшись за последним блином, я с неудовольствием наткнулась на руку Коллена, за что тот заслужил убийственный взгляд.

— Ух, я бы эту твою стройность! — Лукьяна звонко шлепнула сына по руке, подвигая ко мне тарелку, за что я смотрела на нее почти влюблено. Через некоторое время, наевшись и жутко довольная, я отвалилась от стола, как обожравшаяся пиявка, сыто поглаживая надувшийся живот. Сбоку кто-то тактично кашлянул. Взглянув на этого смертника таким взглядом, что тот мигом ретировался за спину старосты, я недовольно повернулась к мужчинам.

— Что?

— Эм… — Релис явно не знал, как начать разговор. — Рианоэль, — я невольно поморщилась, услышав полное имя, однако староста за все время нашего знакомства, в отличие от жены, никогда по-другому меня не называл. — Позволь спросить, как ты себя чувствуешь?

— Ужасно, — честно призналась я, с интересом отмечая, каким довольным стало лицо Лукьяны, и расстроенными у мужчин. — Но хоть чем-то помочь смогу. Рассказывай.

Всплеснув руками, громко ругая сумасшедших девчонок и неугомонных мужей, хозяйка дома быстро вышла с кухни, оставив меня наедине с четырьмя мужчинами (Коллен тоже остался).

— У нас проблемы. — Релис со вздохом подсел рядом.

— Это я уже поняла, — подождав, пока все рассядутся, я вновь посмотрела на старосту. — Давай все с начала и по существу.

— Да не знаю я начала, — мужчина облокотился о стол, и так тяжело вздохнул, что я занервничала. Таким обреченным его я никогда еще не видела. — Никто не знает.

— Релис, что происходит? — дотронувшись до руки старосты, я обеспокоенно заглянула ему в глаза.

— У нас умирают дети, — в кухне воцарилась тишина.

— Так Рийка…

— Да, она уже пятая, — Релис стойко выдержал мой взбешенный взгляд. Ненавижу, когда обижают детей! Это подло. Еще дома, при мне никто никогда не смел ударить ребенка, а ведь тогда мне едва исполнилось сорок и я сама считалась подростком. А здесь… Уже пятая…

— А остальные? — я с замиранием сердца принялась ждать ответа. Вновь все замолчали, виновато потупившись. Со злостью утерев выступившие слезы, я, переждав приступ головокружения, поднялась и подошла к распахнутому окну, вдыхая свежий воздух. — Почему раньше не сказали?

— Вчера самым главным была жизнь Рийки, — сложив руки на груди, я, молча, ждала дальнейших объяснений. — Когда ты приехала, я вознес хвалу всем известным мне богам. Уж думал, что малышке не выжить, но ты ее спасла. Предыдущие умирали очень тяжело, поэтому мы и не надеялись… — Релис замолчал. Да и не нужно ему было продолжать, так как все и так уже было ясно. Никто не верил в выздоровление девочки.

Итак, что мы имеем? В деревни умирают дети, никто не знает, что это за болезнь такая, даже я, Чувствующая, не смогла этого понять. И что это значит? А это значит, что дело дрянь. Кто-то напустил мор, опасный только для детей, а значит, если не вмешаться, смерти распространяться дальше, переходя от одной деревни к другой.

— Приезжал ли к вам недавно кто-нибудь незнакомый? — я обернулась, ожидая ответа, примерно догадываясь о том, что услышу.

— А откуда ты…

— Кто это был?

— Заезжал к нам один странник, — Релис устало потер покрасневшие глаза. — С маленькой дочкой. Болела она сильно, совсем плоха была, вот мы их и приютили, не отправлять же на ночь глядя в лес.

— А что дочка? — я недовольно нахмурилась, кажется, версия о моровом поветрии стала давать трещины.

— С ней все совсем странно, — мужчина удивленно на меня посмотрел. — А знаешь, я ведь пока ты не спросила, даже и не вспоминал об этом. Девочка то в первый вечер в сторонке все сидела, бледная, совсем без сил, даже вставать от слабости не могла. К нам как раз племянница с сынишкой в гости зашли. Нор как раз ровесником той девочки приходится, поэтому они все время играли вместе. Девчушка сперва дичилась, в уголке сидела, к нему не подходила, все кошку ласкала, а потом ничего, разговорилась, даже глазки заблестели и румянец появился. А скоро еще детишки пришли, тут уж им совсем весело стало. Только вот реакция ее отца мне не понятна была, в тот вечер я еще подумал, что он не рад, что дочка улыбаться начала. Хотя может она и не его дочь совсем, но тогда все были твердо уверены, что это именно так.

— Расскажи мне о нем побольше, — я все пыталась уловить какую-то мысль, крутящуюся в голове, однако пока безрезультатно.

— Да что о нем рассказывать? — Релис удивленно пожал плечами. — Совершенно обычный парень, ничего примечательного в нем нету. Высокий, крепкий, сразу видно, что к труду приученный, как только пришел, чем может помочь, спросил. У нас таких в деревне полно.

— Значит, ничего особенного, — я задумчиво уставилась в окно. Что-то тут было не так, не бывает не примечательных людей. Даже в ауре у каждого человека есть что-то особенное, и если ты не можешь выделить кого-то из толпы, значит, он специально навел чары, скрывающие сущность, а это весьма подозрительно. — А как он себя вел? Что ел?

— Да как обычно, кушал все, что дадут, с большим аппетитом, — Коллен встрял в разговор, потупившись под недовольным взглядом отца. — А вот девочка совсем ничего не ела.

— Не ела? — это уже было куда интересней.

— Точно, — Релис нахмурился, — А я ведь даже внимания не обратил. Девчужка как сидела с детьми, так и не вставала, к столу не подходила, да и отец ее не спешил кормить.

— И что, никто ей так ничего и не предложил?

— Нет, — староста выглядел растерянным. — Я даже не понимаю, как это произошло, вроде все вместе сидели.

— Не переживай, в этом нет твоей вины, Релис, — тяжело вздохнув, я обернулась к мужчинам. — Просто тебе довелось приютить в своем доме Дарракши-Лан, Пьющих Жизнь.

Наблюдая, как смертельно бледнеют лица мужчин, я лишь вновь повернулась к окну. Не люблю наблюдать обреченность людей, зная, что возможно ничем не могу помочь. А это именно такой случай. Если Дарракши-Лан приметили в свои жертвы всю деревушку, то никто не в силах их остановить.

— Но как? Эль… — я с силой потерла лоб и взглянула на старосту, заранее зная, о чем он собирается меня попросить. — Помоги нам.

— Я постараюсь, Релис, постараюсь, однако не могу сказать, получится у меня что-либо или нет.

— Ты сможешь, я это знаю! — в глазах мужчины было столько надежды, что я отчетливо поняла, что не смогу их бросить. И это было абсолютно не долгом крови, который, возможно, я, наконец, смогу вернуть семье старосты, а искреннем желании помочь. Однажды, очень давно, когда я только ушла из гильдии, меня, окровавленную, в лесу подобрал Релис и дал приют, позволяя залечить раны. В тот день я поклялась вернуть долг, и, видимо, сейчас этот день настал.

— Я попробую.