"Ненужный мальчик" - читать интересную книгу автора (Немур Пьер)Глава VIIIМари-Клод Жанвье и Фабиен Лефевр одновременно поворачиваются к двери. Этот обед – первое событие в жизни узников, что усиливает их любопытство, к тому же желудок требует свое. Обед доставлен девицей с писклявым голосом, которая уже дала о себе знать во время ссоры на первом этаже. На ней джинсы, обтягивающие широкие бедра, полотняная мужская рубашка, застегнутая до подбородка, на голове – шерстяной капюшон с прорезями для глаз. Роста она среднего, пухленькая. За ней на пороге стоит высокий элегантный чернокожий с пистолетом в руке. Франк Арсюл наблюдает за узниками, пока женщина ставит поднос с обедом на стол. Мари-Клод автоматически прикидывает, какие действия можно было бы предпринять в этот момент. Но Арсюл не спускает с нее глаз и, кажется, читает ее мысли. – Ты, легавая, – произносит он угрожающе, помахивая пистолетом, – без глупостей. Если ты носишь юбку, это не значит, что с тобой будут церемониться. Так что сиди смирно, если хочешь, чтобы все хорошо кончилось. Мари-Клод терпеть не может, когда с ней разговаривают таким тоном. – Как бы там ни было, подонок, уже сейчас могу тебе сказать, что все это плохо кончится для тебя и твоих друзей. Ты знаешь, что полагается за похищение ребенка? Бандит собирается ответить, но тут Фабиен добавляет: – И полицейского! Женщина с подносом в ярости орет своим визгливым голосом: – Ну, погоди, сопляк, сейчас ты у меня заработаешь! – Вот-вот, – усмехается Мари-Клод, – усугубляйте вашу вину избиением. Я свидетель, не забывайте. Хоть он и главный, Арсюл чувствует, что события выходят из-под его контроля. Он хватает девицу за руку. – Ладно, Мюриэл, иди. Она права. Нам ни к чему терять хладнокровие. Та, которая зовется Мюриэл, нехотя выходит. Пока чернокожий запирает дверь, Мари-Клод слышит, как девица ворчит: – Как же, права… Только этой дуры нам не хватало. – Ах ты, стерва! – кричит оскорбленная Мари-Клод. Она поворачивается и видит, что Фабиен тихо смеется в своем кресле, словно все это и в самом деле очень забавно. – Слушай, – говорит он с восхищением, – ты жутко храбрая, Мари-Клод. Ты что, не боишься гангстеров? Жалко, что ребята из школы тебя не видят. Какое-то мгновение она не находит, что ответить на эту похвалу, потом строго выговаривает ему: – А ты?! Честное слово, можно подумать, что тебя это забавляет. Ты, наверное, не отдаешь себе отчета в том, что происходит? – Да ладно, – говорит он, вставая. – Ничего здесь нет особенного. Все это сто раз по телевизору показывали. Но здесь с тобой мне не так скучно, как дома с Флорой. Ну что, будешь ты меня кормить? Не дожидаясь ответа, он приподнимает салфетку, покрывающую поднос. – У! Гениально! Бифштекс с лапшой. Обожаю! И он, этот маленький мужчина, привыкший, чтобы его обслуживали, возвращается в свое кресло. Мари-Клод раскладывает на столе салфетку вместо скатерти, ставит два прибора, хлеб, бутылку минеральной воды. Она сознает, что переживает драму, в которой на карту поставлена ее жизнь, понимает, что она и Фабиен – главные действующие лица трагедии, к которой приковано внимание всей Франции. Но беззаботность мальчугана ее обескураживает. Может быть, он играет сам с собой в сына миллиардера, попавшего в руки безжалостных гангстеров, как показывают в телевизионных фильмах? Нет, иначе бы он еще более драматизировал создавшееся положение. Истина, которая напрашивается сама собой, проще, и она приводит Мари-Клод в растерянность: Фабиен не имеет ничего против такого приключения, потому что все это куда забавнее, чем то, что ждет его в школе и дома, и к тому же все происходящее изрядно насолит его родителям. У Мари-Клод были счастливое детство и отрочество, простые, но внимательные и любящие родители. Она вдруг обнаруживает пропасть, которая разделяет этого ребенка из богатой семьи и его отца и мать, и угадывает за этим кажущимся легкомыслием бесконечную тоску. – Ну вот, все готово. Можешь садиться. – Не откажусь! – заявляет он, садясь за стол. Но она смотрит на него строгим взглядом: – Ты же не вымыл руки. – О, перестань, – ворчит он. – Ты что, будешь нудить, как Флора? Однако, как ни удивительно, он быстро направляется в ванную. – Послушай, Мари-Клод, ты думаешь, твои друзья нас ищут? – спрашивает Фабиен с полным ртом: – Какие друзья? – Ну, другие полицейские, а? – Можешь не сомневаться, – отвечает Мари-Клод, улыбаясь, поскольку сама она об этом еще не думала. – Еще бы, нас похитили посреди улицы. Было много свидетелей. О нас, наверное, говорят по радио и телевидению… – Мы герои фильма, – комментирует он с удовлетворенным видом. – Да? Я бы прекрасно обошлась без этого, честное слово. – Чем ты недовольна? – удивляется Фабиен. – После такого тебя наверняка повысят. Даже наградят. Ведь ты влипла в эту историю, защищая меня, разве нет? – Такого вредного мальчика… Лучше бы я воздержалась. Это сказано с нежностью, шутливым тоном. Но она добавляет уже серьезно: – Вначале надо бы выпутаться из этой истории… – Ты думаешь, мы сбежим? – спрашивает он в восторге. – Спокойно, – сдерживает его Мари-Клод. – Не следует фантазировать. Их по меньшей мере четверо, трое мужчин и одна женщина. И они все время настороже. Нет, знаешь, мы должны набраться терпения и внимательно наблюдать за всем, что нас окружает. Это позволит нам потом отыскать эту комнату и опознать наших похитителей. Важна каждая деталь. Переодевание… – Точно. Это не настоящие негры. – Конечно, нет. Еще есть голоса. У одного из них акцент южанина. – Правда. У шофера. А потом женщину, которая принесла обед, зовут Мюриэл. – Правильно. Имя, должно быть, случайно вырвалось у типа в голубом костюме. И у этой Мюриэл примечательный голос. – Не говори! Визгливый. Будто мой приятель Бернар на скрипке играет. – А ты заметил: из дырки в ее капюшоне вылезла светлая прядь? Так они разговаривают некоторое время. Игра в улики. Однако список небогат. Около 15 часов, когда девица в капюшоне приходит за подносом и тарелками, которые Мари-Клод с грехом пополам вымыла в раковине, Фабиен, не, церемонясь, обращается к Арсюлу, стоящему на пороге с пистолетом в руке: – Слушай, долго ты собираешься нас мурыжить в этой комнате? Арсюл уже привык к непринужденности своего юного пленника. – Это зависит в первую очередь от твоего предка, – отвечает он. – Еще двадцать четыре часа, если все будет нормально. – Здесь скучно, знаешь. Комната маленькая и занюханная. – Не сравнится, конечно, с твоей квартирой, а? Может, ты хочешь, чтобы вам еще машину дали покататься? Соображаешь, парень… Фабиен прекрасно соображает. И доказывает это. – Ну ладно. Дай нам по крайней мере какую-нибудь игру. – Какую игру? – Арсюл несколько удивлен. – Откуда я знаю? Не очень идиотскую. Этого Мюриэл выдержать не может. – Нет, ты… послушай его, – взрывается она. – Это надо… раз в жизни похитили сопляка, а он строит из себя невесть что! – Сопляка? Прежде чем Мари-Клод успевает его удержать, Фабиен кидается на Мюриэл и пытается пнуть ее в ногу коварным приемом. Арсюл, фальшивый чернокожий, вынужден вмешаться. В рукопашной схватке его движения затрудняет пистолет. Не долго думая, Мари-Клод хватает его вооруженную руку. Потеряв равновесие, бандит отлетает к стене, ударяясь о нее спиной. – Давай! Мари-Клод! – вопит Фабиен в восторге, вцепившись в рубашку Мюриэл. Следует короткая схватка, победа в которой остается все же за тюремщиками. Мари-Клод отброшена на кровать, Фабиен, получив от Мюриэл обещанную ранее оплеуху, смотрит на нее из угла ненавидящим взглядом, а пистолет Арсюла вновь контролирует ситуацию. – С ума сойти! – говорит он, поправляя маску, приоткрывающую нижнюю часть подбородка, украшенного небольшой темной бородкой. – Прямо две язвы. Скорее бы от них отделаться. – Будь моя воля, – скрипит Мюриэл, – я бы это быстро сделала. – Ну, ладно, пока ничего не меняется. Они остаются здесь. Дай им, что ли, карты. Пусть играют, по крайней мере не будут морочить нам голову. – Нет, правда? Ты не умеешь играть в карты? – Ну… – признается Мари-Клод, – дома у родителей мы играли немножко в белот… Фабиен мешает колоду, изрекает безапелляционно: – Белот – игра для дебилов. Ты не умеешь играть в вист? – Нет. – Тогда сыграем, в покер. Я тебя научу. За пятнадцать минут. Молодая женщина быстро схватывает правила игры, сравнительную ценность пары, фулла, флеша, каре. – Кто тебя научил играть в покер? Твой отец? – Отец? Он никогда и не пытался узнать, во что я играю, – отвечает Фабиен пренебрежительно. – Я научился у моих двоюродных братьев во время последних рождественских каникул. – Послушай, мне кажется, ты в большой обиде на родителей. – Ну… – Он пожимает плечами. – Я полагаю, они не единственные в своем роде. По крайней мере они ко мне не пристают… Я ставлю два миллиона. В ящике стола они нашли спичечный коробок и играют на спички. Одна спичка – миллион. Фабиен выигрывает. Он смеется: – Эй, Мари-Клод, если будем играть так до вечера, у меня будет чем заплатить выкуп. В очередной раз циничный юмор этого десятилетнего мальчугана ставит ее в тупик. Она начинает спрашивать себя, нормальный ли он или сверходаренный. – Фабиен… у твоего папы есть деньги. Он заплатит выкуп. – Зависит от того, какая сумма, – размышляет мальчуган, почесывая нос. – Я часто слышу, как папа говорит о деньгах. Он любит их зарабатывать, но и любит их беречь. Да еще учитывая, сколько тратит мама… – И все же… А потом у тебя есть бабушка и дедушка. – Ага… Точно, они меня любят. Но они не так уж богаты. Говорю тебе… все зависит от того, сколько запросят эти типы. – Он с хитрым видом добавляет: – Потом ты все время говоришь обо мне. А ты… Ты не думаешь, что и легавым придется заплатить, чтобы ты вернулась на улицу Монсо? – Уж на это не рассчитывай, – отвечает она, слегка обеспокоенная. – Они, должно быть, уже делают все, чтобы никто не заплатил, такова позиция министерства внутренних дел. Они запрещают платить выкуп. Они говорят, что это поощрило бы других похитителей. – Ну, что же… Ясно… Не их ведь похитили… Но это меня не удивляет, взрослые – все кретины. Он высказывает свое мнение так энергично, с такой убежденностью, что на Мари-Клод это производит впечатление. Она неловко пытается его смягчить: – Да нет же, уверяю тебя. Ты увидишь, когда вырастешь. Есть очень хорошие люди. Он смотрит на нее, и впервые с тех пор, как их объединило это приключение, его лицо озаряется настоящей детской улыбкой, улыбкой десятилетнего ребенка. – Это правда, – признает он. – По крайней мере есть ты. |
|
|