"Танковые сражения войск СС" - читать интересную книгу автора (Фей Вилли)

Самый удачный день

Потом наступил рассвет 7 августа 1944 года. Он возвестил о начале дня, который принес нашему «тигру» и его экипажу величайший успех и признание.

Мы все еще стояли, ожидая подхода пехоты, которая должна была сопровождать «тигры» в утреннем наступлении, которое должно было начаться после артподготовки. К нашему танку стягивались взводы и группы 600-го саперного батальона из армейской дивизии. Они рассредоточились, укрываясь в окопах и кустах. Мы ждали и ждали, но артиллерийского огня, с которого должна была начаться атака, все не было. Проходил час за часом, и вот, наконец, атака началась… но не с нашей стороны. Саперы на левом фланге дали сигнал о приближении танков. Вскоре мы уже наблюдали за обстановкой из «тифа». «Шерманы» выкатывались из леса вниз по склону холма. Мы насчитали десять… двенадцать… пятнадцать вражеских танков. Между ними двигались разведывательные машины, бронетранспортеры и грузовики с пехотой. Весь склон вдруг ожил. Расстояние до него было около 1200 метров. До этого момента не было произведено ни одного выстрела. Развернувшаяся картина была похожа на отработку танковой атаки в военном училище — здесь было все, что нужно. Пехотинцы смотрели на нас. Что мы будем делать? Они, как и их ротный, начали нервничать. Обер-лейтенант залез на броню танка, прося, чтобы мы открыли огонь. Но мы оставили это решение нашему командиру. Радист получил сообщение для передачи по радио: «Атакуют 15 танков с пехотой, с левого фланга. Огонь с дистанции 600 метров!» Тут же по радио раздался голос командира Вайса: «Шлюпка вызывает Дымоход-3.

Немедленно вступить в бой!» («Дымоход-3» был радиопозывной нашего «тигра»). Только этого мы и ждали. Командир приказал радисту не подтверждать получение и выключить приемник. С этого момента мы работали только на передачу.

Вражеские танки выстроились и двинулись на нас широким клином. Дистанция по-прежнему была около 800 метров. Заряжающий уже давно приготовил противотанковые снаряды. Механику-водителю было сказано по команде немедленно отработать назад левой гусеницей, удерживая правую. Так мы за несколько секунд могли развернуть лоб нашего «тигра» в наиболее удобное для обороны положение. Наши «друзья» с другим номером полевой почты явно что-то задумали, и обращенный к ним борт нашего танка был слишком уязвимой целью.

Потом настал нужный момент — 600 метров. Мы развернули танк для открытия огня. Наводчик уже некоторое время вел первую цель. Это был головной танк, шедший точно по центру атакующей группы — возможно, командирский. Уже были определены вторая и третья цели — сначала его сосед слева, потом — справа. После этого должна была наступить очередь крайних «шерманов» на левом и правом фланге. Они могли представлять для нас опасность, если бы им удалось обойти нас с флангов: с дистанции в 400 метров и «тигр» не был неуязвимым.

Наконец — приказ, принесший нам облегчение:

«Противотанковым — 600 — Огонь!» Первый снаряд ушел в сторону от цели, и, поняв это, мы на секунду оцепенели. «Прицел 400 — Огонь!» На этот раз попали. Второй снаряд, и снова попадание. Потом — следующая цель: «Танк слева — Огонь!» Этот тоже получил два снаряда. Вскоре на склоне пылали уже четыре «шермана». Преодолев замешательство, противник остановился и открыл огонь. Мы получали попадание за попаданием — в башню, в лобовую броню, в гусеницы. По боевому отделению со свистом летали гайки, болты и заклепки. Пехотный обер-лейтенант, до тех пор остававшийся с нами в танке, стремглав выскочил из машины и отступил вместе со своими солдатами. Атаковать в этот день им явно не придется. Радист постоянно докладывал о ходе боя, в промежутках между сообщениями ведя огонь из пулемета. Командир снова приказал по радио: «Отходить к своим позициям!» Мы насчитали перед собой шесть горящих танков. Должно быть, на той стороне царила полная неразбериха! Вражеская пехота покинула машины и йосилась по полю в поисках укрытия. Машины сталкивались, пытаясь развернуться. Потом были подбиты седьмой и восьмой танки. Пока они стояли, сцепившись, мы быстро навели 88-мм пушку и добили их. Они так и выгорели, стоя вплотную друг к другу.

Бой длился несколько минут… или часов? Мы не знали. Наш заряжающий, сильный как бык детина из поволжских немцев, рухнул на колени. Стоя ближе всех к затвору, он наглотался пороховых газов и потерял сознание. А наш танк получал все новые и новые попадания. Потеря заряжающего мешала нам вести бой. Наводчик устроился за башенным пулеметом, а радист к этому времени уже в четвертый раз менял ствол пулемета. Теперь все «шерманы» пристрелялись по нам, и нужно было попытаться сбить им прицел, иначе они могли нащупать слабое место. «Назад — марш! Стоп!» Мы получили новое попадание, и «тигр» дернулся назад. Это был другой калибр… Противотанковая пушка! Через люки в боевое отделение затягивало дым. Снаряд прилетел слева. Нужно было действовать. Очередной снаряд ударил между смотровыми щелями механика-водителя и радиста и снес курсовой пулемет. Механик-водитель занял место потерявшего сознание заряжающего, но теперь некому стало вести танк! Левая гусеница была сорвана, и наш «тигр» потерял ход. Мы обнаружили пушку по вспышке выстрела у кустарника на левом фланге. Башня была развернута на левый борт, и Альберт получил быстрые и четкие указания. Мы зарядили фугасный снаряд. Потом — команда: «Огонь!» На этого противника мы потратили три снаряда. Потом раздался взрыв, и летящие обломки металла показали, что с этой удачно расположенной пушкой покончено.

Танковое сражение продолжалось. Мы не чувствовали ни голода, ни жажды. Бой требовал от нас предельной сосредоточенности. Потные, с покрасневшими глазами, мы жадно хватали ртом воздух, насыщенный пороховым дымом. После каждого выстрела из затвора орудия вырывалось облако сизого дыма. Вентиляция не справлялась с нагрузкой. Пауль, закатив глаза, лежал на полу башни под ногами у Германа. Против нас еще оставались несколько «шерманов». Задача была и впрямь непростая! Пока мы разбирались с противотанковой пушкой, «шерманы» опять пристрелялись по нам. Когда мы занялись «шерманами», противотанковая артиллерия стала задавать нам жару. Сражаться сразу с двумя противниками было исключительно тяжело. Тем временем немыми свидетелями нашего боя оставались двенадцать горящих танков.

Потом по радио с нами связался командир. Узнав, что наш «тигр» больше не может двигаться, он приказал: «Взорвать танк; экипажу пробиваться к своим!» Для нас это было невозможно. Пока оставался хоть один снаряд, хоть один патрон для пулемета, мы не выйдем из боя и не бросим танк! Мы снова промолчали и забыли подтвердить получение приказа.

А сражение все не прекращалось. Мы снова получили несколько попаданий в башню, в лобовую броню и в правую гусеницу, но подбили еще два вражеских танка.

Потом мы остались и без второго пулемета. Противотанковые снаряды тоже были на исходе. В этот прекрасный солнечный августовский день северо-западнее Вира испустили дух и досрочно выбыли из гонки на Берлин четырнадцать «шерманов». Оказалось, что весь бой занял не более тридцати минут! Но сражение еще не закончилось! Движущихся или стреляющих «шерманов» больше не было видно. Но мы-то помнили: в атаку их шло пятнадцать! Лощина перед нами, заросшая деревьями и кустарником, требовала особого внимания. Мы выпускали один фугасный снаряд за другим — целей было предостаточно. Пылали брошенные разведывательные машины и грузовики. Стояли подбитые полугусеничники (некоторые — с установленными на них противотанковыми пушками). Весь склон был затянут иссиня-черным дымом, скрывавшим картину разыгравшейся драмы. Время от времени с оглушительным грохотом, взметая высоко в небо языки пламени, взлетали на воздух танки. Дым от горящей техники накрыл поле боя и позволил части вражеских солдат убраться из этого ада живыми.

Поскольку мы не знали, сколько еще нам придется оставаться в танке, а боеприпасы были израсходованы, если не считать нескольких снарядов, то нужно было озаботиться пополнением боекомплекта, воспользовавшись наступившим затишьем. Командир быстро выскользнул из танка и то бегом, то ползком постарался убраться из поля зрения противника. По нам вели беспокоящий огонь. Противник постепенно пристреливался по нашей позиции, понимая, что именно в этой точке остановилось его наступление.

Совершенно измотанный, наш командир добрался до другого «тигра» нашей роты и попытался привлечь внимание радиста и механика-водителя, но их люки были закрыты из-за непрекращающегося артобстрела.

Наконец крышка открылась, и командир попросил несколько противотанковых снарядов, но безуспешно. Без объяснения причин отказа люки закрылись, и дальнейшие просьбы остались неуслышанными. Командир отправился к следующему «тигру», преодолев несколько сот метров ползком и перебежками. Эти усилия не пропали даром. Со снарядом под мышкой он ползком вернулся к своей машине.

Артиллерийский огонь непрерывно усиливался. К сожалению, мы стояли посреди поля, не имея никакого прикрытия, и получили первые попадания в корпус и башню. Из одного из последних радиосообщений этого дня мы узнали, что с наступлением темноты взвод Шваба с тремя «тиграми» должен вытащить нас. Но до ночи было еще далеко. В довершение всех бед, от постоянного обстрела отказала радиостанция. В небе кружили истребители-бомбардировщики, время от времени пикируя и поливая огнем из всех стволов наш «тигр», стоявший неподвижно, словно на учебных стрельбах. Их бомбы ложились слишком близко! Неужели нам был уготован такой конец? Но перед очередным налетом нас осенила спасительная мысль: спереди и сзади на танке были установлены дымовые шашки, и мы притворились подбитым, выгоревшим танком! Дымовых шашек на борту было достаточно, и некоторое время мы оставались незамеченными. Внезапно из состояния полудремы нас вырвал знакомый лязг гусениц. Но это не были наши товарищи. Шум доносился спереди справа, где у выхода из лощины сменялся купами деревьев и кустами. Мы медленно, почти незаметно развернули ствол орудия, наведя его с наименьшим возможным возвышением на заросли кустарника. У нас оставалось всего два противотанковых снаряда, и один из них уже был в стволе. Нервы были напряжены до предела. Один танк или два? От нас до выхода из лощины было всего 100 метров. Механик-водитель и радист сидели у открытых люков, готовые покинуть машину. Пауль, пришедший в себя, держал наготове второй, последний снаряд. Если эти два снаряда не поразят цель, нужно будет поскорее покинуть машину. Лязг гусениц и шум двигателя приближались. Секунды казались вечностью! Может быть, другие не знали, что здесь стоит немецкий танк, готовый открыть огонь? Другие наши «тигры» уже давно отошли, а мы весь день жгли дымовые шашки. Но довольно этих мыслей!

Кусты перед нами раздвинулись. Показался длинный гладкий ствол без дульного тормоза — несомненно, «шерман». Потом появился выгнутый корпус и башня. «Огонь!» Наш первый снаряд отскочил и у нас на глазах резко взмыл в небо. Удивительно, но, несмотря на напряжение, на эту деталь обратили внимание все. «Целься ниже — Огонь!» Мы громко закричали от радости, увидев, как наш снаряд исчез точно под стволом, в основании башни. Танк резко остановился, будто бы схваченный стальной рукой. В небо потянулся тонкий вертикальный столб дыма, становившийся все гуще. Это был пятнадцатый подбитый танк задень. Считая с танком, подбитым в этом же районе накануне, всего было подбито шестнадцать машин — целая танковая рота, даже если не учитывать бронемашины, разведывательные машины, полугусеничники и другую технику, не поддававшуюся счету. Несмотря на все эти успехи, удалось ли нам сдержать противника?

Вдруг наступила тишина. Мы замолчали. Внезапно накатила неописуемая усталость. Мы стали ждать, пока другие «тигры» вытащат нас.

Чувство благодарности и спокойствия охватило нас, когда внезапно реактивные минометы с ревом и свистом выплюнули настоящую стену огня в лощину и на прилегающий склон. Мы подумали, что выжить там не мог никто.

С последними залпами минометов, в точном соответствии с планом, показались три «тигра» из взвода Шваба и вытащили нас на буксире. Два «тигра» тащили, третий — прикрывал. Так мы и катились в ночную темноту, волоча за собой гусеницы. После короткой остановки у ротного КП, где командир роты Кальс поздравил нас с успехом, на следующее утро мы добрались до Васи. Но в каком состоянии был наш «тигр»! Дыры, в которые можно было просунуть голову! Ведущее колесо было прострелено вместе с механизмом управления. Снаряд застрял в корпусе — ремонтной роте придется не один день сваривать и латать дыры! Но мы ощущали еще большую гордость за наш танк и сроднились с ним. Чем больше в нем дыр и шрамов, тем дороже он для нас! Он был для нас больше, чем холодным металлом — он был одним из нас!