"Танковые сражения войск СС" - читать интересную книгу автора (Фей Вилли)

Конца света не произошло!

25 июля мы все еще оставались на высоте. Каждый день мы слышали «иерихонские трубы» и песни ангелов небесных. Это был тот еще хор! А потом снова наступало время атаки. Англичане появлялись из тумана, двигаясь перебежками от воронки к воронке и изо всех сил стараясь не выходить из спасительного тумана. Но мы уже заметили у них «базуки», похожие на обрезки труб, и совсем не собирались позволить им нас перестрелять. Механик-водитель с тревогой посмотрел на датчик топлива. Стрелка была почти на нуле. В довершение всего отказался работать стартер. Единственным средством завести двигатель оставался ручной стартер. Двигатель загудел, но запасы топлива стремительно таяли. Мы выключили двигатель, чтобы сэкономить бензин. Всякий раз, когда нужно было менять позицию, двое из нас выскакивали из машины и вставляли ручку стартера между двумя выхлопными трубами, краска на которых изменила цвет от высокой температуры выхлопных газов. Они крутили ручку до тех пор, пока двигатель «Майбах HL 200» не заводил вновь свою песню.

Кто-то закричал: «Закрыть люки!», и тут же на нас обрушились первые удары. Мы услышали рев, мощный взрыв, и из воронки перед нами взметнулось пламя. Танк раскачивался и дрожал! Под огромным давлением ударной волны дым и пыль просачивались сквозь щели внутрь. Над головой гудели серебристо-серые «Бристоди». Над ними, прикрывая, кружились истребители. Они жалили нас, словно осы. Бомбы со свистом падали на землю, взрываясь справа, слева, перед нами, позади нас. Самолеты осыпали бомбами все 1200 метров от нас до Сан-Мартена. Но постепенно это хорошо срежиссированное светопреставление начало стихать, и гудение бомбардировщиков исчезло вдали. Мы открыли люки и осмотрели хаос вокруг нас. Наверное, так же выглядел бы Токио после сильного землетрясения. Выжженный бомбами «ковер» тянулся до самого Сан-Мартен-Вье. К счастью, пехоту оттянули в тыл еще накануне. Наш «Дружище Аист», худой, длинноногий разведывательный самолетик, кружил в небе, покачиваясь то вправо, то влево. Наверное, думали мы, фотографирует великолепное поле боя у Атлантического вала.

Едва мы успели помахать руками соседним танкам, чтобы дать им знать, что мы живы, как в воздухе раздался рев и тонкий пронзительный свист. «Воздух!.. Воздух!..» Вокруг нас разверзся ад, и черный дым поднялся в небо стеной. С неба обрушивались все новые потоки разрушительной силы — штурмовики открыли огонь из пушек трассирующими снарядами…

Вечером нас сменила 3-я рота. Наш «тигр» потащился назад с разбитым радиатором. Двигатель раскалился докрасна, и заряжающий снял со стойки огнетушитель. Крайний дом в деревне, от которого остались только стены, служил командным пунктом нашей роты. Ротный Кальс сидел за столом, сделанным из разбитой двери, в тусклом, мерцающем свете свечи. В дыры в потолке видны были звезды. Кальс предложил нам сесть и усталым голосом быстро обрисовал ситуацию, перечисляя потери. Нашу базу перенесли дальше в тыл. Мы нашли немного воды в полупустой канистре и залили радиатор. Судя по звуку, он был пуст. В темноте мы побрели через деревню. Узкие улицы были завалены мусором и кусками стен. Крыши иных домов причудливо свисали, частично лишившись опоры. По лицам хлестали провода оборванных телефонных линий. Где-то корова, некормленая и недоеная, громко мычала от боли в переполненном вымени! Бродячая собака шарахнулась в темноту. В фонтане перед разрушенной церковью плавали утки. По обеим сторонам улиц длинными, молчаливыми колоннами двигалась мотопехота с пулеметами и патронными ящиками. Какая часть «Гитлерюгенд»? Скольким из них суждено было вернуться? Накануне во второй половине дня немецкие реактивные установки вместе с артиллерией вели огонь по скоплению вражеских танков и машин.

И вот снова раздался давно знакомый, казавшийся бесконечным вой. Тяжелый снаряд железнодорожного или морского орудия пролетел над нами и взорвался где-то в Фегероле, быть может, разнеся один из деревенских домов, в подвалах которых укрывался резервный батальон. Вся деревня и ее окрестности содрогнулись. Снова засвистели снаряды. Последовали оглушительные взрывы.

Где-то вдалеке взлетел на воздух дом. Через несколько минут последовал новый снаряд, вой от которого заглушал взрывы более мелких снарядов, непрерывно свистевших вокруг со стороны холма. Словно бы недостаточно уже было разрушений и безумия для немногих испуганных и жалких людей…

Немецкие резервы с каждым днем истощались все быстрее. Перебежчики с немецкой стороны перестали быть редкостью. Семнадцати и восемнадцатилетние юнцы попадали на фронт вместе с почтенными седыми отцами семейств. Близок был тот день, когда истощенная страна уже не сможет дать фронту ни людей, ни техники…

День за днем Союзники высаживали на берег новые дивизии и технику. Нехватка сырья? Неудовлетворенные потребности? На той стороне ничего подобного не было.

Всю ночь мы, сменяя друг друга каждые два часа, стояли в карауле и охраняли позиции наших танков. Потом мы по очереди меняли спальные места: у пушки — на башне — в креслах механика водителя и радиста и обратно.

Единственным спокойным временем суток были ранние предрассветные часы. Легкий утренний ветер постепенно разгонял туман и дым, окутавшие землю. Утренний свет с востока проникал во тьму оврагов и лощин. Капли росы блестели на травинках в первых лучах солнца, а птицы, уже давно проснувшиеся, щебетали утренние песни на ветвях елей.

26 июля стоял обычный для середины лета ясный день. Безоблачное небо было идеальным для воздушного налета, и такие дни были истинным удовольствием для английских летчиков. Из штаба батальона поступил приказ: «Атаковать противника на высоте 67 и у северных подступов к Сан-Андре. Занять прикрывающие позиции к западу от Фегероля!»

И вновь мы обнаружили, что вражеская оборона укреплена новыми артиллерийскими и противотанковыми орудиями, подошедшими за ночь!

Несмотря на это, со своих боевых позиций и из засад нам снова удалось подбить или поджечь пять противотанковых пушек, три танка и десять других машин. В 11.30 мы пришли на подмогу Оберхуберу на старой линии обороны и поставили свою машину рядом с его танком. Он энергично махал рукой в сторону Мальто, откуда, по его мнению, вели огонь укрытые за деревьями противотанковые пушки. Первый его снаряд разорвался среди деревьев, оставив облачко серовато-белого дыма.

Мы внимательно наблюдали за возможной реакцией, выискивая малейшее движение на опушке леса. Ничего! Вдруг позади нашего танка вырос метровый столб песка. Откуда прилетел снаряд? Мы продолжали смотреть во все стороны в поисках замаскированного противника. Вот — еще один взрыв, еще одно облако пыли, быстро осевшее перед нашим неподвижным танком. Дело принимало серьезный оборот! По внутренней связи, одновременно информируя и предупреждая экипаж, раздалось: «Внимание!.. Огонь ПТО!.. Механик, заводи мотор!.. Зарядить фугасный!»

Внезапно с правой стороны корпуса танка Оберхубера блеснула вспышка разрыва, и тут мы поняли: противник справа! Круглое черное отверстие на уровне радиста было оставлено снарядом, смертоносная сила которого выбросила Оберхубера из командирской башенки на заднюю часть корпуса. Из люков, открытых теми, кто не был ранен и в ужасе выскочил из машины, повалили клубы дыма.

Я прокричал в микрофон, болтавшийся у шеи: «Назад — марш! Быстрее!» Предотвратить катастрофу могла только скорость! Двигатель немедленно взревел на полную мощность, и гусеницы залязгали, вынося танк за пределы досягаемости для вражеских орудий. Мы развернули башню в сторону противника, который по-прежнему не выдавал себя, даже когда танк пришел в движение.

Механик-водитель подбитого танка отчаянно размахивал окровавленным обрубком руки, на котором на коже и сухожилиях болталась ладонь, и пытался укрыться за бортом танка. Радист был убит прямым попаданием. Другие наши танки выдвинулись со своих позиций на гряду холмов. На другой стороне не было заметно никакого движения. Снова наступила тишина.

Судя по всему, попытка прорыва канадцев была остановлена отвагой и упорством нашей пехоты. Наступавшие выдохлись, возникла заминка.

В конце дня по радио поступил приказ сосредоточить танки в саду за Фегеролем, чтобы продолжить бои с противником справа от деревни. Экипажи занимались обслуживанием танков. Одни доливали воду в радиаторы, другие доливали масло, третьи подтягивали гусеницы. В этот момент из Фегероля прибежал адъютант пехотного батальона, занимавшего передовые позиции. Он предупредил нас, что с минуты на минуту можно ожидать воздушного налета. Тяжелые броневые плиты лязгнули по крышкам моторного отделения. Инструменты, канистры, части формы — все это мы без разбору покидали в танки и тут же захлопнули за собой люки. Двигатели взревели, и наши танки по поваленным стволам деревьев, обломкам и окопам устремились под защиту леса.

Уже выдвигаясь, мы услышали над головой гудение английских истребителей-бомбардировщиков, устремившихся туда, где уже пробивались полоски розоватого тумана. Пикирующие самолеты напоминали темные звезды, взрывавшиеся вдруг внезапно огненными шарами и осколками! Позади нас оставались рокот двигателей, разрывы бомб, фонтаны грязи и камней, вывороченные деревья. Волны горячего воздуха одна за другой окутывали танки. Мы гнали через насыпи, траншеи и воронки, словно за нами по пятам следовал сам дьявол. Истребители-бомбардировщики пикировали позади нас, проносились над нами на малой высоте и уходили вверх, чтобы вновь с ревом устремиться к земле в крутом пике. Круша гусеницами деревья, мы проламывались в темный центр леса. Под сенью листвы мы пытались отдышаться, выжидая, пока вражеские самолеты уберутся восвояси.

Мы удерживали эту высоту шестнадцать дней. Противник постоянно атаковал, и нам каждый день приходилось проявлять решимость. В один день враг атаковал со стороны Мальто; в другой — на полной скорости несся по полям со стороны Эвреси! Его наступление обычно сопровождалось дымовыми завесами, и это означало, что танкисты были предоставлены самим себе. Мотопехота больше не покидала окопов, замаскировав их ветвями, чтобы укрыться от осколков. Каждый час терзал наши нервы и нервы пехотинцев. Когда мы не меняли позиции, пехота старалась укрыться под нашим танком. Постоянный артиллерийский огонь по нашей высоте, по которой противник пристрелялся за несколько дней, не давал поднять голову. Часть «тигров» пришлось на время отправить в ремонтную роту, так как артиллерийскими снарядами с них сорвало вентиляторы.

Проехав двадцать метров, наш механик-водитель увидел, как на приборной панели замигала красная лампочка: температура двигателя — 100 градусов. Стоп!

Осколки снарядов, влетавшие через поврежденную броню в кормовой части, повредили радиатор. Несмотря на 700-сильный двигатель и вес в 60 тонн, «тигр» требовал не меньшей осторожности в обращении, чем сырое яйцо. Даже у такого гиганта была своя ахиллесова пята. Время от времени вражеские морские орудия присылали нам очередной «чемодан». Каждый раз они поднимали высоко в воздух кубометры грязи. И почти каждую ночь на этом плато, лишенном какой бы то ни было защиты, появлялись наши товарищи в черных комбинезонах. Это были ремонтники, приходившие починить самые серьезные повреждения, нанесенные снарядами гусеницам, вентиляторам и антеннам, или заменить курсовой или башенный пулемет. Мы уже и так потеряли слишком много танков!

Верховное командование вермахта в сводке за 31 июля и 1 августа докладывало в Ставку фюрера: «Атаки противника к югу от Кана при поддержке танков и артиллерии отбиты с большими потерями».

Тем, кто был в тылу, никогда не понять, сколько героизма и самопожертвования, сколько страданий и лишений стояло за этими простыми словами. День за днем в течение долгих лет люди привыкали к этому языку, который с военной краткостью описывал атаки и оборонительные бои, которые их сыновья вели на фронте. «К югу от Авранша идут тяжелые бои с наступающими танковыми частями противника». Такими словами та же сводка Верховного командования характеризовала положение на юго-западном участке немецкого фронта, окружавшего плацдармы Союзников.

Там, набирая силу и размах, шли тяжелые бои, ознаменовавшие начало крупнейших и упорнейших боевых действий в Нормандии!

Самая большая опасность в тот момент нависла над нашим юго-западным участком южнее Сен-Ло.