"Школа для негодяев" - читать интересную книгу автора (Кинг Дэнни)

7. Чувак из паба

Мы согласились, что при таком раскладе награда действительно не покрывает риск, но, черт побери, тут ничего не поделаешь. И вообще, разве кайф от удачно провернутого дельца не составляет смысл любого риска? Если бы мы хотели стать «чистенькими», то взялись бы за учебу в обычной школе, чтобы потом устроиться на приличную работу, но мы-то были другими, так чего добивался Шарпей? Чтобы мы до старости носили бумажные колпаки и насыпали в кулечки поп-корн, раз уж в свое время нам не хватило ума понять, что конченым двоечникам ничего лучше не светит? Нет, спасибо, я представлял свое будущее несколько иным, как бы ни старались меня убедить в неизбежности наказания. Я не сомневался, что существует способ обойти систему, его просто не может не быть.

Да, загреметь в тюрягу из-за куша в сорок фунтов мне вовсе не улыбалось, тем не менее сороковник — тоже деньги, поэтому я не видел ничего плохого в том, чтобы пару раз разбить стекло в чьей-нибудь машине и вытащить магнитолу, просто чтоб не сидеть без денег, а потом перейти на что-нибудь другое. В конце концов, красть можно что угодно. Я не собирался искушать судьбу, до конца дней воруя дешевку типа автомагнитол.

Шарпей, однако, не обошел вниманием и другие виды криминала. Он познакомил нас со статистикой столичной полиции за последние несколько лет и объяснил общие тенденции для тех, кто не сумел разглядеть их самостоятельно. Естественно, цифры прыгали вверх-вниз, как умственно отсталый переросток в надувном городке, но процент раскрытий по разным преступлениям, как правило, оказывался примерно одинаковым.

Если интересно, могу привести некоторые факты. Как мы уже знаем, шанс быть арестованным за кражу магнитолы из автомобиля — один из сорока. Если вы решите прокатиться на том же авто, иначе говоря, совершить угон, вероятность попасться неожиданно возрастает: один шанс из одиннадцати. Хотите обчистить дом? Один против восьми. Желаете ограбить магазин или банк? Один к четырем. Уличное ограбление старушки — один к восьми. Кстати, если вы просто отберете у нее кошелек — у вас есть двадцать семь шансов смыться против одного, но если старушка при вашем участии испустит дух, я вам не позавидую: девять шансов против семи, что полиция вас сцапает, и так далее.

Основная идея этой статистики заключалась в следующем: чем мельче преступление, тем больше шансы улизнуть. Мелкие преступления невыгодны, поэтому, если хочешь что-то поиметь, их приходится совершать чаще, тем самым увеличивается риск быть пойманным. Соответственно, наоборот: крупное дело сулит более значительную прибыль, но и вероятность попасться на крупняке гораздо выше. Все очень просто, если вдуматься, а Шарпей явно не жалел времени, чтобы как следует втолковать нам эти вещи.

Если говорить начистоту, мы слушали его с интересом — без ерзанья, кряхтенья и сопенья, не отвлекались и не болтали между собой, потому что криминал, по большому счету, был той сферой, которая привлекала всех нас. Ну да, преподы старались наставить малолеток на путь истинный и внушить, что совершать преступления — плохо, но прежде чем перевоспитать кого-либо, надо его воспитать, а воспитательные беседы Шарпея строились на замечательном материале. В двух словах его уроки сводились к следующему: «Мелочевка? Нет смысла марать руки. Если уж собрались на дело, выбирайте рыбку покрупнее. Все остальное — напрасная трата времени».

Согласен на все сто. Однако масштабы преступлений для взрослого и несовершеннолетнего значительно разнятся. Для себя, например, я счел, что размеры шарпеевского видеомагнитофона вполне позволяют отнести его к «крупняку», и решил заняться им на ближайших же выходных. Во-первых, видак прямо-таки просился в руки, во-вторых, мне срочно требовалась практика. Я чувствовал, что совсем потеряю нюх, если и дальше буду смотреть криминальную хронику и слушать, как Шарпей, хлопая ладонью по доске, повторяет свое любимое «Каждый преступник сядет в тюрьму».

— Куда это вы собрались? — подозрительно спросил Четырехглазый, увидев, как мы с Крысой обуваем кеды.

— Никуда. И вообще, ты нас не видел, усек? — предупредил его я. Бочка и Трамвай, как обычно, курили травку в общей комнате или пялились в ящик, так что Четырехглазый был единственным свидетелем нашего с Крысой ухода.

Очкарик почти не проводил времени в гостиной и постоянно сидел наверху, как сыч, что вызывало у меня неприятный холодок, поскольку я никогда не забывал о неравнодушии своего соседа к огню, а также об отсутствии пожарных выходов.

— Можно с вами? — попросился он.

— Нет. Иди к остальным и не раскрывай хлебальник. Да, и не вздумай подпалить мои вещи, пока меня не будет, понятно?

Четырехглазый хмуро кивнул, и в награду я милостиво подбросил ему косточку:

— Короче, сиди здесь и смотри во все четыре гляделки. Когда я вернусь, у меня может появиться для тебя кое-какое дельце, по рукам?

— По рукам, Бампер, — расплылся в улыбке очкарик.

— Ну все, мы пошли.

Крысу я взял с собой по нескольким причинам. Во-первых, он должен был помочь мне забраться в класс и постоять на шухере, и во-вторых, ему не мешало слегка развеяться. Бочка отлупил его, пока я был в душе, и отобрал почти все Крысины деньги. Бочка таким образом решил возместить свои три двадцать, проигранные Шарпею, отчего Крыса окончательно замкнулся и стал еще более угрюмым, чем обычно. Видите ли, Крыса не мог начистить морду обидчику, так как Бочка был вдвое здоровей его. С другой стороны, он также не мог пожаловаться Грегсону и Фодерингштайн (это прозвище уже прочно закрепилось за Фодерингеем), потому что преподы запрещали нам «стучать». Этот запрет они вдолбили в нас так глубоко, что ребята даже перестали рассказывать о чем-либо друг дружке. О том, что произошло с Крысой, я узнал только три дня спустя, когда рассказывал ему о себе, чтобы хоть немного подбодрить этого затюканного урода (чье уныние начало всерьез действовать мне на нервы).

Как старосте, мне следовало взять Бочку за шкирку и выбить из него деньги Крысы. Но тогда все сразу допетрили бы, что Крыса нарушил неписаное правило и донес на Бочку. И я решил по-своему отомстить Бочке и вдобавок поиметь немного денежек на стороне. Следовательно, мне нужен был Крыса.

Часы показывали десять вечера, шла вторая неделя нашего пребывания в школе. Большинство моих одноклассников уже привыкли к тихому, мирному распорядку: занятия, обед, футбол на школьном дворе, потом — сбор в общей комнате: телек, настольные игры, косячки с травой и даже пиво (Грегсон разрешал каждому выпивать по три банки «лагера», и первое время все охотно держались в рамках дисциплины, несмотря на то, что подчинение правилам превращало нас в жалких школяров), так что никто особенно не рыпался. В первую неделю Фодерингштайн не спускал с нас глаз, но поскольку уже заканчивался наш второй четверг, преподы немного расслабились. Им же хуже, злорадно подумал я.

Мы с Крысой бесшумно прошмыгнули по коридору, чтобы не привлекать к себе внимания; к счастью, в гостиной все были поглощены просмотром «Мстителя» третий раз кряду. Я подгадал наш выход к тому моменту, когда чудак на экране испытывает незабываемые ощущения, очутившись в мясорубке. В то время, когда его пятки вылезли с обратной стороны, мы уже одолели первый лестничный пролет.

На втором этаже мы замерли, прислушиваясь к звукам в преподавательских спальнях, но до нашего слуха доносились лишь крики и вопли из гостиной сверху. В комнатах Грегсона и мисс Говард горел свет, спальни Фодерингштайна и Шарпея были погружены во тьму. Мы не стали ждать и на цыпочках миновали коридор.

На лестничной площадке второго этажа я почуял что-то неладное. Обернувшись, я понял, что не ошибся: Крыса стоял на коленках, приклеившись носом к замочной скважине двери мисс Говард. Я пнул его под задницу и за шиворот оттащил от двери, угрожая кулаком всю дорогу до первого этажа.

— Извини, я просто хотел по-быстрому поглядеть, что там и как, — виновато шепнул мой напарник.

— Наглядишься в другой раз, когда мы не будем тырить чертов видак, — прошипел я.

Я подергал за ручку; как и следовало ожидать, класс был заперт. И все же недаром говорят: «Кто постучится, тому отворится». Я велел Крысе встать на четвереньки, чтобы я мог взобраться ему на плечи. Он оперся о дверной косяк, мы оба покряхтели, и вот я уже находился на уровне маленького окошка прямо над дверью.

Это окошко я заприметил еще в первый день в Гафине и сразу понял, что открыть его — плевое дело. Оно состояло из четырех тонких пластин матового стекла, которые поворачивались в вертикальной плоскости, открываясь и закрываясь как жалюзи. Днем раньше, когда все обедали в столовой, я воспользовался случаем, вскочил на ближнюю к двери парту, как следует все рассмотрел и обнаружил, что в открытом положении пластины легко вынимаются из пазов. Я слегка повернул их, а затем присоединился к одноклассникам в столовой. Шатаясь на плечах у Крысы, я видел, что они стоят так же, как вчера, и что их без труда можно полностью открыть.

Я осторожно вытащил первую пластину и опустил ее вниз, Крысе.

— Смотри не разбей, на хрен, — предупредил его я, потом вытащил оставшиеся три пластины и нырнул в окошко.

Спрыгнув на пол в темном классе, я не мешкая приступил к делу. Сперва подвинул стол к двери, влез на него и забрал у Крысы все четыре стеклянные пластины, затем передал ему через окошко высокий узкий табурет, который стоял у доски.

Крыса благополучно проник в класс, после чего я аккуратно втянул табурет обратно при помощи бечевок, заранее привязанных к ножкам, и вставил оконные пластины в пазы.

На все про все у нас ушло чуть больше пяти минут. Для меня — не самый выдающийся результат, зато теперь я знал, что без труда могу попасть в любое помещение на любом этаже, так как все двери в школе были сделаны одинаково — с окошечком и поворачивающимися пластинами.

— Ни черта не вижу, — пожаловался Крыса.

— Все нормально, я спер у нашего очкарика немного огоньку, — ответил я и щелкнул зажигалкой.

Мы подошли к учительскому столу. Надо же! — магнитофон стоял на месте.

— Подержи. — Я вручил Крысе зажигалку и занялся проводами.

Через полминуты я избавился от всех кабелей и сунул видак под мышку, а Крыса спрятал в карман провода. Понятное дело, держать магнитофон у себя в спальне мы не могли, его нужно было толкнуть, причем сегодня же вечером. Этот момент был самым сложным, но ничего другого нам не оставалось.

Я распахнул низкое горизонтальное окно, пригнулся и шмыгнул наружу. Крыса передал мне добычу и выбрался вслед за мной. Наши силуэты скрывала темнота.

— Двинем на главную улицу, — шепнул я.

Мы перелезли через стену и начали подниматься по холму. Я примерно представлял, где находится главная улица, потому что старик вез нас по ней оба раза, когда мы приезжали в Гафин. Я прикинул, что до нее — минут пятнадцать пешком, но мы потратили на дорогу немного больше, потому что ныряли в кусты всякий раз, когда слышали звук приближающегося автомобиля. Сами понимаете, если двое подростков бредут куда-то поздним вечером, да еще с видаком под мышкой, выводы напрашиваются вполне определенные. Мы благополучно добрались до центральной улицы и украдкой заглянули в окна двух-трех пабов. Заведения уже закрывались, хозяева принимали последние заказы — идеальное время, когда посетители особенно расположены к сомнительным сделкам. Мы выбрали самый облезлый паб на всей улице и укрылись в тени автостоянки, ожидая, когда потенциальные покупатели нетвердой походкой направятся в нашу сторону.

— Не желаете ли приобрести видеомагнитофон? — спрашивали мы выходивших из паба.

Один тип окинул взглядом видак и поинтересовался, где мы его взяли.

— Нашли, — сказали мы, что отчасти было правдой, и тогда он спросил, где именно.

— Просто нашли и все, — пожал плечами я, и на этом интерес к покупке у чувака пропал.

Что ж, его можно было понять. Мы не продумали легенду как следует. То есть, если магнитофон действительно валялся на дороге и мы просто его подобрали, значит, он либо неисправен, либо вообще представляет собой муляж — пластиковый корпус, обмотанный скотчем, внутрь которого для тяжести положили кирпич. Конечно, желающих заплатить за такую туфту не найдется.

Для того, чтобы загнать видак, нам следовало быть пооткровенней с клиентами и постараться убедить их, что товар не дефектный, а ворованный. Какая ирония, да? Люди охотней купят краденую вещь, нежели поломанную — по крайней мере, они будут знать, что если кого и обвели вокруг пальца, то не их.

Автомобиль, свернувший на стоянку, поймал нас светом фар. Через несколько секунд водитель выключил освещение, заглушил мотор и вышел из машины. Он бегло, но внимательно оглядел нас, и я решил попытать счастья.

— Дяденька, игрушка не нужна?

Чувак приблизился к нам, взял магнитофон в руки, повертел, встряхнул и отдал мне обратно.

— Чья вещь? — спросил он.

— Наша, — заявил я.

— Ладно, задам вопрос по-другому: чья она была раньше?

Мы с Крысой переглянулись, и я понял, что мы застрянем здесь на всю ночь, если не рискнем выложить правду. В общем, я сказал тому типу, что мы сперли видак из школы.

— Не волнуйтесь, у нас там еще много таких, — заверил я.

Он расхохотался и снова осмотрел видеомагнитофон со всех сторон.

— И сколько вы за него хотите?

Я назвал цифру в сто фунтов. Он опять посмеялся и сказал, что даст двадцать.

— Пятьдесят! — начал торговаться я, но тип покачал головой и молча вернул видак. Я сбавил цену:

— Хорошо, сорок.

— Двадцать пять, — предложил он.

— Вы хотели сказать, тридцать?

— Двадцать пять, и точка.

Поломавшись для виду, я поздравил чувака с покупкой. Мы в любом случае оставались в прибыли, а величина куша — да без разницы.

Мы сунули магнитофон в багажник того типа, он отсчитал двадцать пять фунтов и вручил их Крысе. Я освободил приятеля от бремени денег, дабы он не надорвался под их тяжестью, и спрятал купюры подальше, в задний карман.

— Ну, будьте здоровы, ребятки, — подмигнул чувак. — Меня зовут Мартин, вот номер моего телефона. Звякните, если вдруг в вашей школе найдется еще какая-нибудь ненужная аппаратура.

— Ага, счастливо, — сказали мы и на том распрощались с нашим новым приятелем (позже мы стали его звать Барыгой Мартином).

— Целый четвертак! — довольно улыбнулся Крыса. — Получается по двенадцать с полтиной на каждого.

— Это ты так посчитал; в жизни, братишка, все немного сложнее, — отозвался я.

Лицо у Крысы вытянулось, поэтому мне пришлось объяснить ему законы этого мира. Не буду приводить полностью свой монолог, так как он был слишком цветистым (и почти всю пургу, которую я гнал, не разобрал бы никто, включая меня самого). Коротко скажу, что Крыса получил свои десять фунтов, а я, соответственно, пятнадцать. Это же сразу было ясно, правда?

— Идем, — сказал я, — надо еще порыться в урнах.

Следующие пятнадцать минут мы выбирали из мусорных баков шуршащие пакеты из под чипсов и обертки от конфет, расправляли и разглаживали их. Набрав достаточное количество, мы отправились обратно в Гафин. Фантики были нужны для осуществления второй части моего плана, и очень важной, благодаря которой мы рассчитывали выйти сухими из воды. Впрочем, об этом чуть позже.

Мы вернулись в школу тем же путем, которым покинули ее, вылезли из класса через верхнее окошко и, очутившись в коридоре, аккуратно поставили на место пластины из матового стекла. Потихоньку поднявшись на второй этаж, мы обнаружили, что все по-прежнему не отлипают от телевизора.

— Перемотай туда, где его прокручивает через мясорубку! — послышались голоса, и я заметил, что счетчик магнитофона для удобства обнулен на начале именно этой сцены, чтобы ее можно было пересматривать вновь и вновь.

— О нет, нет! Что вы делаете? Нет, не трогайте эту кнопку! А-а-а-а-ааа!!! — орал герой фильма, в который раз превращаясь в котлету.

— Обалдеть, — восхищенно пробормотал Шпала, ухмыляясь во весь рот.

— А где Бочка? — спросил я, обводя взглядом гостиную.

— Пошел подрочить, — сообщил Тормоз, не отрываясь от экрана.

Краем глаза я заметил в углу Четырехглазого, подозвал его к себе и сказал, что пришло время для обещанного дельца.

— Вымани Бочку из нашей комнаты и задержи на пять минут, понял?

— А как мне его выманить? — заморгал Четырехглазый.

— Не знаю. Спроси, например, не его ли пятьдесят пенсов закатились под диван в гостиной.

— Какие пятьдесят пенсов? — Очкарик оглянулся на диван.

— Да нет там никаких денег! Сделай так, чтобы он полазил под стульями, перебрал все подушки, заглянул под ковер… в общем, задержи его, лады?

— Лады, Бампер! — От гордости, что ему дали задание, Четырехглазый даже покраснел.

Он отправился в нашу комнату, чтобы прервать приятное занятие Бочки (увы, зазря), а когда тот вышел в коридор, незаметно проскользнули в спальню и сделали все необходимое.

— Отличная работа, мистер Макфарлан, — сказал я и пожал Крысе руку.

— Согласен, отличная, мистер Банстед, — согласился Крыса, и мы порадовались удачному завершению дела. Черт побери, порой жизнь не так уж и плоха!