"Вампиры. Опасные связи. Антология" - читать интересную книгу автора (Питт Ингрид, Райс Энн, Брайт Поппи З.,...)

НЭНСИ А. КОЛЛИНЗ Вампир-повелитель для цыпочек-готов (Из дневника Сони Блю)


В настоящее время Нэнси А. Коллинз проживает в городе Атланта, штат Джорджия. Ее перу принадлежат несколько повестей и множество рассказов, кроме того, в течение двух лет она писала сценарии для сериала «Swamp Thing» студии «DC Comic». Ее произведения «Темные очки после наступления темноты» («Sunglasses After Dark»), «Бегущий волк» («Walking Wolf»), «Линч. Готический вестерн» («Lynch: A Gothic Western») и сборник из тринадцати рассказов «Авеню X и другие темные истории» («Avenue X and Other Dark Stories»), составленный самим автором, чтобы продемонстрировать разносторонние литературные таланты, принесли ей награды: премию Брэма Стокера, «Икарус» Британского общества фантастики и другие. К последним ее произведениям относятся «Фаланги и истории» («Knuckles amp; Tales»), неоготический сборник с иллюстрациями Сгпефена Р. Биссетта и «Мертвые розы для Синей Леди» («Dead Roses for a Blue Lady») — серия фантастических рассказов о Соне Блю. Вампирша Сочл Блю является также героиней пятой, заключительной серии новелл «Самое темное сердце» («Darkest Heart»).

«Рассказ „Вампир-повелитель для цыпочек-готов» первоначально задумывался как первый комический вариант приключений Сони Блю, — объясняет Коллинз. — Под названием „The Real Thing» эта рукопись еще в 1995 году была отобрана Джо Лансдейлом для „Weird Business», увесистого сборника комиксов в твердом переплете издательства Mojo Press, в составлении которого он принимал участие.

Хотя я не проявляю большого интереса к уже опубликованным произведениям, эта вещица мне всегда нравилась, и через пару лет я попыталась переложить ее в прозу — так появился первый рассказ о Соне Блю. Переложение комикса в литературный рассказ не доставило больших трудностей, поскольку первоначальный сюжет был проработан до мельчайших деталей».


«Красный ворон» — настоящая грязная дыра. Единственное, что выдает в нем бар, это реклама бутылки «Олд Кроу» в витринном окне да мигающая неоновая вывеска «Бар-салон». Туалеты здесь постоянно засоряются, и все давно пропахло мочой.

В течение недели это обычная дешевая забегаловка для водителей грузовиков и живущих по соседству любителей выпивки. Искать здесь Чарльза Буковски[14] было бы напрасной тратой времени. Но, поскольку напитки здесь стоят недорого, а бармен никогда не спрашивает удостоверений личности, в пятницу бар преображается, посетители становятся моложе и необычнее, по крайней мере внешне. Обычных завсегдатаев тесных кабинок и любителей табуретов у стойки «Красного ворона» сменяют молодые парни и девчонки в черной коже и с таким количеством пирсинга, что они напоминают ходячие наборы слесарных инструментов. Но Буковски среди них все равно нет.

Этот пятничный вечер ничем не отличается от остальных. К тому времени, когда я приезжаю, на обочине уже толпится кучка подростков-готов — в руках пластиковые одноразовые стаканчики с теплым, как моча, пивом, нескончаемые разговоры. На фоне всех этих дурацких причесок, изобилия черной краски вокруг глаз, мертвенно-бледных от пудры лиц и черной губной помады на меня никто не обращает внимания.

Обычно я не заглядываю в подобные места, но до меня дошли слухи, что в «Красном вороне» собираются последователи кровавого культа, и я решила проверить их лично. В большинстве случаев такие сведения оказываются пустой болтовней, но порой за городскими байками скрывается нечто зловещее.

Внутри «Красного ворона» тоже полно молодежи, и выглядят они гораздо более угрожающе и странно, чем я. В своей мотоциклетной куртке, потрепанных джинсах и такой же поношенной футболке с портретами «Нью-йоркских красавиц» я едва вписывалась в принятый здесь дресс-код.

Я машу рукой бармену, которого, кажется, совсем не удивляют мои солнечные очки в темное время суток, и заказываю пиво. Мне наплевать, что на поданном им стакане отчетливо видны отпечатки чьих-то пальцев, а верхний край пахнет губной помадой. В конце концов, я же не собираюсь из него пить.

Теперь, когда я не выделяюсь в толпе, я усаживаюсь и жду. В таких местах совсем не трудно получить любую информацию. Все, что от меня требуется, — это набраться терпения и держать уши открытыми. За долгие годы я выработала способность прислушиваться сразу к десяткам разговоров и отсеивать бессмысленный треп, не придавая ему значения, до тех пор, пока не отыщется то, что я ищу. Подозреваю, что я немного похожа на акулу, которая улавливает плеск раненой рыбы за несколько миль.

— …я ему сказал, пусть поцелует меня в задницу…

— …нет, мне понравился их последний альбом…

— …шлюха вела себя так, словно я…

— …до следующей получки? Клянусь, ты все получишь сполна…

— …оживший мертвец. Он в самом деле существует…

Ага. Вот оно.

Я поворачиваю голову в направлении заинтересовавшего меня голоса, но стараюсь не смотреть в упор. У барной стойки парень и две девчонки в чем-то убеждают еще одну молодую женщину. Девчонки — архетипичные цыпочки-готы. Им около двадцати, может, чуть меньше, одеты в кожу и нижнее белье, слишком много краски на лицах. Од-па высокая и жилистая, и толстый слой пудры не может скрыть угревую сыпь на ее щеках. Судя по корням ее черных, как вакса, волос, она вполне может быть бесцветной блондинкой.

Ее подружка значительно ниже и немного толстовата для атласного черного бюстье, в котором с трудом помещается ее грудь. Лицо белое, как у клоуна, около уголка левого глаза замысловатая татуировка, в которой можно узнать скорее персонаж из популярного комикса, чем одного из египетских богов. На ней узкие мужские брюки для верховой езды, отделанные по всей длине черным кружевом, отчего она выглядит немного выше, чем на самом деле.

Парень, составивший им компанию, высокий и костлявый, на нем черные кожаные брюки, ремень с ужасающего вида серебряной пряжкой и кожаная куртка. Он не носит ни рубашки, ни футболки, так что можно рассмотреть безволосую впалую грудь. Парень примерно того же возраста, что и девчонки, может, чуточку моложе. Он постоянно кивает, что бы ни сказали его спутницы, и нервно отбрасывает назад прядь гладких волос бордового цвета. Мне не требуется много времени, чтобы установить, что высокую девушку зовут Сейбл, низенькую — Танит, а парня Сержем. Девушка, с которой они разговаривают, отличается коротко подстриженными торчащими во все стороны рыжими волосами и кольцом в носу. Это Шавна.

Я по привычке переключаю зрение на спектр Претендентов и сканирую всех четверых на наличие сверхъестественных сил. Все чисто. Странно, но они все же вызывают во мне интерес. Я неторопливо перемещаюсь ближе к группе, чтобы легче было отфильтровать голос Мэрилина Мэн-сона, орущий из ближайшего музыкального автомата.

Шавна качает головой и нервно усмехается; она не уверена, что это не глупый розыгрыш.

— Да ну, настоящий вампир?

— Мы ему рассказали о тебе, скажи. Серж?

Танит бросает взгляд на неуклюжего юнца, сидящего рядом. Серж энергично кивает, отчего бордовая прядь снова падает ему на глаза.

— Его зовут Раймер. Лорд Раймер. Ему триста лет, — едва дыша, добавляет Сейбл. — И он сказал, что хочет с тобой встретиться.

Несмотря на увлечение готикой и весь постмодернистский шик, Шавна выглядит испуганной школьницей.

— Правда?

Мне становится ясно, что она попалась на крючок, как шестифутовая форель, и троице готов не составит труда вытащить рыбку. Все четверо упакованных в кожу мятежников выскакивают из «Красного ворона» настолько быстро, насколько позволяли их «доки Мартенсы»[15]. Я выжидаю пару секунд и отправляюсь за ними.

Я вижу их силуэты уже на приличном расстоянии и никак не могу отделаться от ощущения, что здесь что-то нечисто. Правда, я нашла то, что искала, но все как-то неправильно, и, будь я проклята (понимаю, что это излишне), если я могу понять, в чем дело.

Насколько мне известно, вампиры избегают готов, как дневного света. Хоть их юношеское увлечение смертью и декадансом могло поначалу убедить вампиров использовать подростков в качестве слуг, их экстравагантные манеры привлекают чрезмерное внимание окружающих. Вампиры предпочитают более рассудительных и менее заметных служителей. Хотя этот лорд Раймер, кем бы он ни был, мог обладать более современным нравом, чем те, с кем мне приходилось сталкиваться в прошлом.

Не знаю, как понять эту троицу юнцов, которые ведут ему жертву. Судя по их явному энтузиазму, звание неофитов подходит им куда больше, чем просто служителей. У них нет ни хищного блеска в глазах, ни осторожных повадок убийц. На пустынной темной улице, где они все так же беспечно болтают, эти юнцы похожи на стайку ребятишек, задумавших какую-то озорную выходку — испортить лужайку перед домом директора школы или испачкать окна преподавателю физкультуры. Они наверняка не подозревают о посторонней тени, прицепившейся к ним в тот момент, когда за ними и их добычей закрылась дверь «Красного ворона».

После десятиминутной прогулки они достигли своей цели: заброшенной церкви. Ну конечно. Это явно не аббатство Карфакс[16], но, по-моему, вполне подходит. Деревянная двухэтажная церковь увенчана старомодным шпилем с указующим в небо перстом.

Дурные предчувствия снова овладевают мной. Вампиры обычно избегают таких явных убежищ. Дьявол, это же не Средние века. Им больше ни к чему держаться поблизости от развалин монастырей и фамильных склепов — тем более что в Соединенных Штатах таковых никогда и не было. Нет, современные кровопийцы предпочитают скрываться в верхних этажах складских комплексов или на заброшенных фабриках, даже в необитаемых домах. Одного такого типа я выследила в бедной городской больнице, закрытой во время президентства Рейгана и оставленной разрушаться. Кажется, стоит заняться посещением военных баз, которые должны закрыться в ближайшие годы, и проверить, не заражены ли и они всякой нечистью.

Группа подростков тем временем скрывается в церкви, и я понимаю: чтобы разобраться, что происходит, мне тоже необходимо попасть внутрь. Стараясь держаться в тени, я обхожу здание кругом, настороженно прислушиваясь и приглядываясь к любым признакам охраны вокруг логова вампира, будь то огры или ренфилды. Как правило, любой вампир предпочитает иметь охрану. Огры защищают от физического вторжения, а ренфилды — потусторонние медиумы — предохраняют от псионических атак со стороны конкурентов-вампиров.

Я взбираюсь по задней стене церкви, продолжая мысленную разведку: я ищу неразборчивые обрывки дум огров или непроницаемую тьму, которой обычно прикрываются ренфилды, но мой сонар улавливает только взволнованный жар четверки, за которой я следила от «Красного ворона», и чуть более сложный сигнал из самой глубины церкви. Все чудесатее и чудесатее.

На церкви нет колокола, а только оставшаяся со времен корейской войны[17] система оповещения, давно превратившаяся в клубок перепутанных веревок. Здесь гак мало места, что негде встать, не то что звонить, хорошо хоть дверь на лесенку не заперта. Она с тихим скрипом поворачивается на проржавевших петлях, однако у подножия ступеней все спокойно. Уже через несколько секунд я оказываюсь в лучшем наблюдательном пункте — на стропилах, поддерживающих неф храма.

Внутри церкви создана соответствующая атмосфера. Оставшиеся скамьи стоят в беспорядке, сборники церковных песнопений сброшены с подставок и рассыпаны по полу. Святые, апостолы и пророки выступают из оконных ниш с поднятыми посохами или согнутыми в благословляющих жестах руками. Мой отраженный взгляд падает на центральное окно, расположенное сверху чуть позади кафедры. Сохранившийся витраж демонстрирует снежно-белого агнца, преклонившего колени на ярко-зеленой траве, в обрамлении безоблачного неба с золотым диском. Чуть ниже, свидетельствуя о надругательстве над церковью, висит перевернутый бронзовый крест.

Свет поступает только от двух церковных канделябров, стоящих по обе стороны от кафедры, на них прилеплено по сотне уже оплывших красных и черных свечек. Готы из «Красного ворона» останавливаются у алтарного ограждения, все смотрят на кафедру, расположенную чуть выше задрапированного черным бархатом алтаря.

— Где же он? — шепчет Шавна, и ее голос в пустой церкви кажется слишком громким.

— Не беспокойся. Он придет, — заверяет Танит.

Словно в подтверждение ее слов, из-за алтаря поднимается запах озона, вздымается столб багряного дыма. Шавна невольно вскрикивает от изумления и делает шаг назад, но обнаруживает, что путь к отступлению отрезан стоящими за спиной спутниками.

Сначала раздается хорошо поставленный мужской голос:

— Доброй ночи, дети мои. Приветствую вас в моем доме, приветствую всех, кто пришел с радостью и по доброй воле.

Затем дым рассеивается, и обнаруживается высокий мужчина в обтягивающих атласных брюках, черной шелковой блузе, какие носят поэты, черных кожаных сапогах для верховой езды и длинной театральной накидке, отороченной красным кантом. Его прямые черные волосы зачесаны назад и небрежно схвачены у шеи алой атласной лентой. У него молочно-белая кожа, в глазах — красные блики горящих свечей. Лорд Раймер наконец-то появился.

Серж робко улыбается своему демоническому повелителю, делает шаг вперед, указывая на Шавну, а Танит и Сейбл выжидающе молчат.

М-мы сделали, как ты приказывал, господин. Мы привели тебе девушку.

— Ax, да-а. Новенькая.

Шавна, приоткрыв рот, смотрит снизу вверх на повелителя вампиров, словно перед ней Джим Моррисон, Роберт Смит и Данциг[18] в одном лице. Раймер обращается непосредственно к ней, и на ее лице вспыхивает скорее удивление, чем страх.

— Тебя ведь зовут Шавна, не так ли?

— Д-да.

Голос ее становится очень тонким, как у маленькой девочки, но похотливые огоньки, пляшущие в ее глазах, совершенно не детские.

Лорд Раймер протягивает дрожащей молодой женщине бледную руку. У него длинные заостренные ногти, покрытые черным лаком. Он безмятежно улыбается, говорит ровным и спокойным голосом, предназначенным для придания уверенности слабым существам.

— Подойди ко мне, Шавна. Подойди, чтобы я мог тебя поцеловать.

Тень сомнения мелькает на лице девушки. Она колеблется, оглядывается на своих спутников, а те только теснее смыкаются за ее спиной.

— Я… я не знаю.

Раймер слегка прищуривается, концентрируя взгляд налитых кровью глаз. Голос становится настойчивее, в нем прорезаются холодные нотки.

— Подойди ко мне, Шавна.

Кажется, напряжение Шавны ослабевает, ее взгляд, если это возможно, утрачивает волю. Она шагает вперед, медленно поднимается по ступеням кафедры. Раймер, приветствуя ее, протягивает руки навстречу.

— Вот так, моя дорогая. Подойди, ведь ты так об этом мечтала…

Раймер тоже делает шаг вперед, накидка между его руками распахивается, словно крылья гигантской летучей мыши. Улыбка его становится шире, рот приоткрывается, обнажая жемчужно-белые клыки, с которых капает слюна, голос слегка хрипит от вожделения.

— Приди ко мне, моя нареченная…

Шавна слегка морщится от боли и наслаждения, когда клыки Раймера впиваются ей в шею. Даже со своего насеста под самым потолком я ощущаю резкий запах крови, чувствую, как у основания шеи нарастает напряжение, но быстро избавляюсь от него. Мне не нужны никакие неприятности — не сейчас. И все же я с трудом отвожу взгляд от развертывающейся внизу сцены. Раймер крепко держит Шавну в своих объятиях. Она постанывает, словно на пике оргазма. Кровь стекает по ее горлу в бледную ложбинку между грудей, капли густые и темные, как черная патока.

Раймер с довольной улыбкой отстраняется от нее и слизывает кровь с подбородка.

— Дело сделано. Теперь ты связана со мной узами крови и моей бессмертной воли.

Веки Шавны трепещут, она как будто не сразу восстанавливает зрение. Ее рука касается ранки на шее, и Шавна долго смотрит на окровавленный палец.

— Классно…

Она делает шаг назад, на лице все то же выражение восторга и изумления. Слегка покачиваясь и прижимая руку к посиневшей и кровоточащей шее, она присоединяется к своим спутникам. Танит и Сейбл с готовностью подхватывают свою новую сестру, и, пока они помогают ей обрести равновесие, их руки быстро исчезают у нее под юбкой.

— Добро пожаловать в семью, Шавна, — шепчет Сейбл, сначала целует ее в щеку, а потом облизывает мочку уха.

— Ты теперь одна из нас, отныне и навеки, — мурлычет Танит, тоже целует, а свободной рукой прикасается к груди, уже освобожденной из-под блузки.

Сейбл прижимается еще теснее и слизывает с ее шеи остатки крови. Серж стоит в стороне, грызет ноготь большого пальца и периодически отбрасывает с лица непослушную прядь. Его глаза ежесекундно перебегают с девчонок на лорда Раймера и обратно. После недолгих вздохов и объятий все три девушки начинают старательно раздевать друг друга, и их стоны перемежаются нервными смешками. Черная кожа и кружева падают на пол, открывая черные сетчатые чулки, пояса с подвязками и трусики с отверстиями на промежности. При виде лобковых волос Шавны — светло-рыжих, в отличие от ее багровой шевелюры, — у Сержа раздуваются ноздри и сверкают глаза. Он снова смотрит на Раймера, а тот кивает и плавным жестом руки со скрюченными пальцами позволяет парню присоединиться к оргии.

Тот нащупывает серебряную пряжку, и вот уже ремень с громким стуком падает на пол. У меня изумленно приподнимается бровь. При всей его граничащей с истощением худобе парень оснащен не хуже племенного жеребца. Сейбл что-то шепчет ему на ухо, и он, рассмеявшись, прижимается губами к ее испачканному кровью рту. Танит, крепко зажмурившись, и с похотливой усмешкой на губах, опускает руку, чтобы довести его до полной эрекции.

Серж быстро освобождается от их объятий, подхватывает Шавну на руки и несет к покрытому черным бархатом алтарю. Обе девушки тут же догоняют его. Начинается возня, сопровождаемая укусами и царапинами, и вскоре все четверо свиваются в клубок обнаженной плоти, и по тихой церкви разносятся стоны, хихиканье, шлепки и восторженные крики. А над ними возвышается лорд Раймер, он наблюдает за возней своих последователей, и в его багровых глазах сверкают огоньки свечей. Надо отдать должное Сержу: он не один час неутомимо трудится, обслуживая всех трех девчонок в разной последовательности, и только тогда кончает.

Наконец мутные от грязи стекла церковных окон начинают светлеть, близится восход, и оргия заканчивается. Едва лорд Раймер замечает, что за окнами светает, улыбка тотчас исчезает с его лица.

— Хватит! — гремит его голос, заставляя юнцов остановиться на полувздохе. — Скоро меня коснется солнце. Вам пора уходить, дети мои!

Готы, без единой жалобы оторвавшись друг от друга, начинают поспешно разыскивать свои вещи. Едва одевшись, они поспешно покидают церковь, стараясь не смотреть друг другу в глаза. Я с трудом сдерживаю стон облегчения. Казалось, эти почитатели культа крови никогда не уйдут. Я еще раз мысленно проверяю все темные углы внизу. Сейчас самое время нанести визит вежливости их так называемому повелителю. Надеюсь, он не откажется побеседовать, прежде чем отправится спать.

Лорд Раймер зевает и спускается по ступеням в подвал. В этой развевающейся накидке и с канделябром в руке он напоминает мне Дракулу в исполнении Белы Лугоши[19]. Но Лугоши уже давно умер.

Подвал с бетонным полом тянется на всю длину здания. В углах свалены стопки старых сборников церковных гимнов, сломанные стулья и полуистлевшие одеяния хористов. В центре, на деревянных козлах возвышается палисандровый гроб, обитый красным бархатом. Неподалеку стоит старомодный кофр.

Я вижу, как повелитель вампиров, все еще зевая, ставит канделябр на пол, сбрасывает свою накидку и аккуратно складывает ее поверх чемодана. Если он и чувствует мое присутствие, то никак этого не показывает. Презрительно усмехнувшись, я нарочно громко шаркаю каблуком ботинка по полу. Усмешка становится еще шире, когда он оборачивается с выпученными от испуга глазами.

— Кто?.. Кто здесь?

Он изумленно моргает, когда видит, как я балансирую на козлах, рядом с открытым гробом. Едва проникнув в подвал, я уже ощутила запах, и хватило одного взгляда, чтобы подтвердить догадку: гроб засыпан землей. Я подхватываю пригоршню земли и, приоткрыв ладонь, просеиваю ее между пальцев. Потом поднимаю голову и встречаю разъяренный взгляд Раймера.

— Ну, приятель, что ты пытаешься здесь изобразить?

Раймер, расправив плечи, поднимается во весь рост, злобно шипит и протягивает ко мне руки со скрюченными пальцами. Глаза повелителя вампиров сверкают, словно у загнанного в угол зверя.

Его представление не производит на меня ни малейшего впечатления.

— Воображаешь себя Кристофером Ли[20], козел? Я не какая-нибудь безмозглая цыпочка из готов. Тебе не удастся меня одурачить! — Ударом ноги я выбиваю козлы из-под гроба, земля из перевернутого ящика высыпается на пол. Раймер невольно вскрикивает и лихорадочно переводит взгляд с опрокинутого гроба на меня, потом обратно. — Только люди уверены, что вампиры должны спать на слое земли с их родины!

Раймер пытается исправить ситуацию. Он тянет ко мне костлявый палец и принимает самый угрожающий вид.

— Ты осквернила пристанище Раймера, повелителя мертвецов! За это, женщина, ты поплатишься жизнью!

— Вот как? — фыркаю я. — Поверь, приятель, я встречалась с Дракулой, и ты на него ни чуточки не похож!

Я стремительно кидаюсь к нему. В одно мгновение я на середине подвала, в другое — уже стою рядом с ним, и с костяшек пальцев капает его кровь. Раймер валяется на полу, ошеломленный, хнычущий от боли в разбитых губах и носу. Рядом с ним лежит зубной протез с удлиненными клыками. Я подбрасываю его носком ботинка и с отвращением качаю головой.

— Я так и думала: фальшивые клыки! А в глазах контактные линзы, верно? Могу поспорить, что и ногти у тебя накладные, из театрального реквизита…

Раймер, словно краб, старается отползти от меня, но он слишком медлителен. Одним движением я хватаю его за ворот рубахи и ставлю на ноги, так что он взвизгивает от страха.

— Что за игру ты тут затеял? Собираешься провернуть какую-нибудь аферу с этими недорослями-готами?

Раймер открывает рот, шевелит губами, но не произносит ни звука. Сначала я решаю, что он от страха разучился говорить, потом до меня доходит, что, не будучи вампиром, он превращается в ужасного заику.

— Я н-не в-вымогатель, н-не думай. Я д-делаю эт-то не ради денег!

— Если не из-за денег, то для чего?

Все его мотивы стали мне понятны еще с первого взгляда, но, прежде чем принять решение, я хочу услышать это от него самого.

— Всю с-свою жизнь я был неудачником. Н-никто не об-бращал на м-меня внимания. Д-даже м-мои родители. Н-никто не п-принимал м-меня всерьез. Я б-был всеобщим п-посмешищем. Избавиться от н-насмешек я м-мог только в кино. И я в-всегда в-восхищался вампирами. Я в-видел самых разных вампиров. Н-но н-никто не смел н-над ними смеяться, н-никто не мог их игнорировать. Они были т-та-кими сильными, что все люди их б-боялись. Они м-могли заставить ж-женщин выполнять все их желания.

Когда м-мои родители умерли, они оставили м-мне кучу денег. Я м-мог больше н-никогда не работать. Уже через час после похорон я п-пошел к д-дантисту, заставил его вырвать мне все передние зубы и сделать протез.

Я в-всегда хотел стать вампиром — и п-получил шанс воплотить свою мечту в жизнь. Т-тогда я купил эту старую церковь и стал околачиваться в «Красном в-вороне», подыскивая подходящих девиц.

Первой б-была Т-танит. Потом пришла Сейбл. Остальное было просто. Они так сильно хотели, чтобы я б-был настоящим, что даже не приходилось слишком сильно и-при-творяться. Но потом ситуация стала выходить из-под контроля. Они хотели, чтобы я… овладел ими. Н-но я физически не м-мог этого сделать, д-даже с другими людьми. Я сказал, что это из-за того, что я уже м-мертвец. И они нашли Сержа. А мне нравилось смотреть…

Раймер уставился на меня уже потемневшими глазами. Его страх стал сменяться любопытством.

— Н-но какое т-тебе до этого дело? Ты из их к-компа-нии? Бывшая п-подружка Сержа?

Я не могу удержаться от смеха, но все же занимаю позицию между Раймером и выходом. Он пятится назад, не слишком быстро, скорее неуклюже. И вздрагивает от моего смеха, словно от удара.

— Я поняла, что здесь что-то неладно, когда увидела пряжку на бедрах этого юнца. Ни один уважающий себя вампир в здравом уме не потерпит такого слитка серебра в радиусе полумили от себя. А потом этот фокус с цветным дымом и антуражем ведьминского шабаша! Все эти любительские трюки смахивают на кадры из фильмов студии «Хаммер» и обложек книг Антона Ла Вэй[21]. Ты смешной грязный извращенец, Раймер, или как тебя там зовут. Ты окружаешь себя символами тьмы и играешь с проклятиями, но не различаешь настоящего выходца с того света, даже когда он разбивает тебе нос!

Раймер целую вечность стоит молча, потом его глаза расширяются, и он громко вскрикивает, как человек, внезапно увидевший человека, которого давно считал мертвым. У него дрожат губы, ноги подкашиваются, и он плашмя падает на пол.

— Ты настоящая!

— Поднимайся, — ворчу я, приоткрывая клыки.

Вместо ожидаемого ужаса это вызывает в Раймере колоссальный взрыв воодушевления, и он кричит еще громче, чем прежде. Он ползет по полу и с рыданиями припадает к моим ботинкам.

— Наконец-то! Я знал! Если долго ждать, кто-то из вас непременно явится!

— Я сказала, поднимайся, пакостник!

Я бью его ногой, но это не действует. Раймер проворно, словно ящерица на горячих камнях, подползает ко мне на брюхе. Этого-то я и боялась.

— Я с-сделаю все, что ты пот-требуешь, я все отдам! — Он цепляется за штанины и сильно тянет. — К-кусай м-меня! Пей мою кровь. П-пожалуйста! Сделай меня таким, как ты!

Я смотрю на этого никчемного человека, который настолько разочаровался в своей жизни, что пожелал превратиться в ходячего мертвеца, и в своих воспоминаниях возвращаюсь на много лет назад. Я вспоминаю ту ночь, когда глупая молодая девушка, слишком возбужденная погоней за запретными наслаждениями, пренебрегла осторожностью и настолько увлеклась романтикой опасности, что покинула защиту толпы. Я вспоминаю, как она оказалась наедине с чудовищем, скрывавшимся под маской красивого и красноречивого незнакомца. Я вспоминаю, как ее, нагую и обескровленную, выбросили на ходу из машины и оставили умирать в канаве. Я помню, как долго она умирала. Я помню, потому что это была я.

Меня бьет дрожь, словно в приступе лихорадки. Отвращение перерастает в ярость, а я никогда не умела сдерживать свой гнев. И в душе — в темной ее части — я не слишком-то к этому стремлюсь.

Я пытаюсь держать себя в руках, но это нелегко. Раньше, когда гнев разгорался в моей душе, я старалась лишь увериться, что он направлен на достойного противника. Такого, как настоящий вампир. Такого же, как я. Но иногда… Иногда я срываюсь. Как, например, сейчас.

— Ты хочешь стать таким, как я?

Я с размаху бью его ногой, так, что трещат ребра, а мелкий мерзавец летит по полу и ударяется в стену. Он снова кричит, но вряд ли от боли.

— Ты сумасшедший ублюдок! Даже я сама не хочу быть такой!

Я срываю зеркальные солнцезащитные очки, и при виде моих глаз Раймер немеет от ужаса. Ничего похожего на рубиновые контактные линзы. В моих глазах нет ни радужной оболочки, ни белков — только озера застывшей крови, перечеркнутые вертикальными зрачками, которые то сужаются, то расширяются, как у змеи, в зависимости от освещения. В подвале довольно темно, так что мои зрачки расширены, словно у акулы, поднявшейся из сумрачных глубин за беспечным пловцом.

Я иду вперед, и Раймер дрожащей рукой загораживает лицо. Его восторг сменился настоящим, стопроцентным, лишающим разума ужасом. Он только сейчас понял, что находится в обществе чудовища.

— Пожалуйста, госпожа, не убивайте меня. Простите…

Я не знаю, что еще он хотел сказать, чтобы избежать своей участи, потому что в тот момент его голова оказывается в моих руках.

Несколько мгновений руки Раймера еще трепещут в бессильной попытке вымолить прощение, потом из шеи с шипением толчками поднимается алая струя, поскольку сердце еще бьется и гонит кровь туда, где должен был быть мозг. Я не выпускаю из рук трофей, но отхожу в сторону.

Повернувшись спиной к еще агонизирующему телу, я склоняюсь над обломками старинного гроба и его содержимым. Земля, безусловно, привезена с Балкан — из Молдовы[22] или даже Трансильвании. Я качаю головой. Удивительно, что так много людей все еще верят в эти старые сказки!

Я поднимаюсь по ступеням, держа голову Раймера под мышкой, но наверху оборачиваюсь и бросаю последний взгляд на логово притворщика, вообразившего себя королем вампиров перед цыпочками-готами. Ну и бедлам! Хорошо, что убираться здесь придется не мне.

Это не первый фальшивый вампир на моем пути, но, должна признаться, это лучший из всех жуликов. Девчонки-готы хотели первоклассное чудовище, и он дал им то, к чему они стремились, вплоть до подходящей обстановки в заброшенной церкви, люка в полу и театральных трюков. А они купились на его уловки, поскольку ощущали себя особенными и, что более важно, ощущали себя живыми. Бедные глупышки. Они видят только черную кожу, любовные укусы и безвкусные дешевые побрякушки; они стремятся к вечной молодости и красоте и хотят, чтобы никто не смел их обидеть.

Как бы не так.

А что до Раймера, так он хотел этого не меньше, чем готы. Он всю жизнь восхищался чудовищами; он надеялся, что искреннее подражание проклятым существам или волшебным образом превратит его в их подобие, или его действия со временем привлекут внимание порождений ночи, которым он так искренне поклонялся. Так и произошло. Я, принадлежащая к их роду, явилась к нему во всей красе.

Но вряд ли Раймер все эти годы мечтал о такой кровожадной соблазнительнице. Не мог же он знать, что его трюки привлекут внимание не просто вампира, а убийцы вампиров.

Видите ли, мое нежеланное и уникальное превращение оградило меня от многого: от старения, от любви, от сознания жизни. И в отместку за трансформацию, осуществленную против моей воли, я десятки лет отрицала свою чудовищную сущность; я пыталась — хоть и напрасно — не замечать Другого, завладевшего темной половиной моей души. Тем не менее у меня осталась одна радость, в которой я не в силах себе отказать. Убийство вампиров.

И тех, кто может в них превратиться.

К тому времени, когда я поднимаюсь в церковь, утро уже в самом разгаре. На побеленных стенах расцвели красные, зеленые и голубые пятна от разноцветных стекол. Я отхожу па пару шагов и, размахнувшись, швыряю голову Раймера в витраж с Божьим агнцем.

За широкими двойными дверями церкви птицы на деревьях славят утро своими веселыми песнями. Бродячая собака со свалявшейся шерстью и выступающими ребрами уже вынюхивает в высокой траве упавшую голову Раймера. Она ощетинилась и зарычала, завидев меня, но вскоре прижимает уши и прячет хвост между задними лапами, а потом поспешно ретируется. Собаки умные создания. Они знают, что принадлежит этому миру, а что — нет. А люди этого не понимают.

По моему разумению, эта ночь выдалась неудачной. Если уж я выхожу на охоту, я предпочитаю настоящую добычу, а не фальшивых хищников. Все же хотелось бы понаблюдать за лицами поклонников Раймера, когда они увидят, что случилось с их «повелителем». Это было бы забавно.

Никто не может обвинить меня в отсутствии чувства юмора.