"Смоленское направление. Книга 2" - читать интересную книгу автора (Борисов Алексей Николаевич)

Глава 2. Устье Ижоры

На реке пахло гарью и палёной шерстью. Сожженную лодку захватчиков отнесло по течению реки, где она затонула, похоронив напоминание о скоротечном бое. Пленных связали попарно, спина к спине, причём ушкуйники так ловко действовали верёвками, перехватывая локтевые сгибы и запястья, что уверенность в том, что в прошлом, головорезы ни раз занимались данным занятием, у меня, только утвердилась. Данной участи избежал лишь Биргер с оруженосцем и рыцарь Магнус, который, дал честное слово, что не попытается бежать, так как имеет при себе грамоту, и вообще не собирался участвовать в глупом, по его мнению, походе, задуманным упсальским саксом Томасом.

– Андрей, спроси, что у него за грамота? – Мы вели на буксире захваченный приз, и как человек, интересующийся морскими судами, я оказался на борту свейской ладьи.

– Не утруждайся, византиец. Я правнук ярла Рёгнвальда Ульвссона свободно говорю на языке руссов. Грамота составлена для конунга Новгорода. Ему и передам. – Магнус достал из мешка свиток пергамента и покрутил его возле моего носа.

– А ще можеши противитися мне, конунгу, то се уже есмь зде и пленю землю твою. – Процитировал часть текста письма свейских послов к Александру Ярославовичу. – Так там сказано? Можешь не крутить куском кожи с накаляканными буковками. Ценность сего послания – равна стоимости пергамента, на котором оно написано.

– Да как ты, ромей, можешь знать, что там сказано? – Магнус побагровел от возмущения, содержание послания знали всего несколько человек. Ему самому доверили отвезти письмо только потому, что о чесности и благородстве рыцаря ходили легенды.

– То дело десятое, и я не византиец, а самый настоящий русс[9]. Мне интересно другое, как ты, потомок Рёгнвальда, чьи предки верой и правдой, испокон веков служили Новгородской земле, мог оказаться с ними? – Я показал рукой на пленных свеев, которые лежали невдалеке на палубе.

Магнус Ульвссон промолчал, что он мог сказать на мой упёк? Своим поступком он наводил тень на потомство Гюряты Роговича, представителей высшего боярства Новгорода. То, что из всего имущества, у рыцаря осталось только меч да кольчуга, признаться было стыдно – годы не те.

– Почему я тут, а не с вами – то моё дело. Когда закончу свою миссию, тогда и поговорим, а пока, Людвиг, если я сдался тебе в плен, то выполни мою единственную просьбу. – Магнус посмотрел на Бренко и попросил: – Помоги доставить послание конунгу Александру, было дано рыцарское слово, что пергамент будет передан в его руки.

После совещания с Пахомом Ильичом, пленных, под честное слово Магнуса, посадили на их бывшую ладью за вёсла. По прибытию в город, они должны были отправиться на свейское подворье, где будут ждать окончательного решения о выкупе. К моему удивлению, Бренко даже поручился за Ульвссона, мол, наслышан о нем – не обманет. Через пару часов, как только шведы отправились в Новгород, мы заблокировали фарватер подводными ежами. Даже, если кому и пришла бы в голову мысль – волоком, по берегу перенести ладьи, то через сто метров, в узком месте, снова бы напоролись на деревянные мины. Оставалось ждать основную часть шведского десанта. Пока Ильич руководил минированием, огнемёт на ладье Андрея вновь был заправлен. Бренко с интересом испробовал грозное оружие, одно дело слышать и видеть, другое дело пощупать своими руками.

– Значит перед боем надо подпалить огонь вот тут, хм…, как хитро придумано, колёсико и кремень. – Чело больше заинтересовала бензиновая зажигалка, нежели устройство огнемёта.

– Запомни, у каждого оружия есть свой предел. Как по прочности, так и по времени. Всего только десять нажатий на педаль. И ещё, при всех говорить не буду, но если случится так, что ладью будут захватывать. – Я сделал паузу, настал один из неприятных моментов сохранения секретов.

– Ты что такое говоришь, Алексий. Кто нас сможет одолеть?

– Я сказал если. Так вот, почувствуешь, что уже всё, кранты, шансов на спасение нет, то дёрни за это кольцо. – Сказал Бренко, показывая нехитрый механизм гранаты, закреплённой под огнемётом. – У команды будет пара секунд, прыгайте в воду и спасайтесь вплавь.

– Пара секунд это что? Ты как-то странно излагаешь, Алексий. – Людвиг ещё не привык к моему понятию о времени, поэтому переспросил, уточняя.

– Четыре раза вздохнуть, после смерть. Не спрашивай меня о том, что находится там, и не вздумай проверить, если дорога жизнь. Давай ка лучше ещё раз попробуй вон тот кустик подпалить. – На противоположном берегу, у самой воды торчал одинокий кустарник, своим видом напоминавший неприличный жест, с вытянутым средним пальцем.

Сбыслав Якунович не подвёл, вместе со своими дружками организовал приличное по численности войско. Новгородская рать составила почти две сотни человек. Мешко, оставив своих людей на попечение боярина, отправился к Александру, который знал о дате похода, но всё ещё надеялся, что придётся наказывать обнаглевших свейских купцов, решивших обустроить вотчину на его землях. По дороге присоединились четыре десятка ладожан, в основном дальние родственники застрельщиков похода. Как ни странно, озёрные жители прихватили с собой лошадей, дабы сподручнее было увозить награбленное добро. Что им напел Сбыслав, было не ясно, но пошли с радостью, пообещав жёнам скорейшее возвращение. Укомплектовав войско обозниками, всего пятнадцать человек, погрузив брони и продовольствие на лошадок, можно было смело трогаться к точке рандеву. Четырнадцатого числа, князь Александр должен был соединиться с армией новгородцев, перейти реку и ударить в спину ни о чём не подозревавшим свеям. Фаси рассчитывал, что после того, как конунг Новгорода получит послание, ему потребуется время, что бы собрать войско. Раньше, чем через месяц, ни о каком неприятеле можно было не думать. За это время будут возведены укрепления, налажен подвоз провианта, а дальше – дальше он побъёт молодого русса, возможно, постарается взять его в плен, и будет диктовать свои условия торговой столице Северной Руси.

– Господи, как я мог согласиться на эту затею с казной? – Гаврила Алексич сидел в походном шатре с Якуновичем и вздыхал при каждом упоминании о серебре. Поход оторвал от дел насущных, потребовал капитальных вложений и пока не давал никакого дохода.

– Пахом Ильич врать не будет, дело верное. То, что он мне показал, когда мы вино у него в тереме попивали…, многого стоит. Поверь мне, Гаврюша. – Сбыслав не стал рассказывать товарищам, что во время застолья, когда опустела вторая бутыль, а третья ещё не была распечатана, появилось желание повеселиться и послушать пение артистов-скоморохов. Тут то и дал прослушать церковный хор, записанный в памяти плеера Пахом. То, что трезвый человек воспринял бы как чудо или напротив, полное бесовство, пьяному Якуновичу показалось Божьим откровением. После этого случая, доверие всем словам купца было полное.

– А коли побъёт нас этот Фаси, что тогда я домашним скажу? Ох, лучше б я в Корелу пошёл, там хоть бы рухляди насобирал. – Гаврила причитал уже несколько дней, пока длился переход. Сбыслав, который затеял тайный от всех поход за сокровищами свеев, уже жалел, что не был проведён молебен. Идейной составляющей, которая придаёт силу духа воинства – не было. Грабить шли с радостью, но при сильном сопротивлении, грабители, как правило, думают о своём спасении, а не о том, как переборов свой страх, вырвать победу.

– Ладья! Свеи по реке идут! – Прокричал дозорный.

Ополченцы высыпали к берегу, потрясая оружием, требуя немедленно пристать кораблю к берегу. Как-никак за зипунами шли, а не комаров кормить.

– Я рыцарь Магнус Ульвссон, пленный гость Пахома Ильича, иду в Новгород с посланием для конунга! – Свей кричал с борта ладьи, не доходя до берега метром семи-восьми, размахивая куском пергамента, свёрнутого в трубочку.

– Да что ж это твориться, Сбыслав? Покуда мы тут топчемся, Пахом уже полон взял, да наверняка уже казну деребанет. Долго нам ещё идти? – Гаврюша, уже с совершенно другим настроением требовал немедленного действия.

– Конунг Александр Ярославович, завтра будет здесь, на этом месте. Можешь его подождать с нами. – Боярин прокричал в ответ, не обращая внимания на призывы Гаврилы Алексича.

– А кто ты такой? – Магнус спрятал в мешок письмо, попутно пересчитывая столпившийся у реки народ, выходило печально, почти двести пятьдесят душ, вооружённых и готовых сражаться.

– Сбыслав Якунович, боярин Новгородский. – Представился командир ополчения, и тут же поинтересовался, узнавая знакомые черты в лице свея: – А ты не родич Рогодичам?

– Родич! Но это к делу не относится. – Магнус, несколько раз, бывавший в Новгороде, на свадьбах племянников и племянниц вспомнил боярина.

Ладья пристал к берегу, Ульвссон вместе с Биргером и его оруженосцем пошли в шатёр к Сбыславу. Оставшиеся свеи сходить и поразмять ножки на зелёной травке не стали, так и остались в лодке. Тем не менее, через пару часов, общий язык был найден и вскоре, ополченцы узнали о произошедшем сражении на Неве.

– Пахом Ильич плюнул огнём и сжёг цельную шнеку со свеями. Во как. – Делился услышанным со своими товарищами Микула.

– Как сжёг? В рот набрал огня, плюнул и сжёг, так что ли? – Не веря в сказанное, усомнился Путята.

– Снорька так рассказал, он всё сам бачил. Не веришь? Поди, сам спроси. Мы со Снорькой три года назад на одном ушкуе вместе ходили, теперь, вот просит, что б из полона выкупил. – Микула промышлял разбоем под Киевом, затем, когда уяснил, что главными татями являются князья, сбежал в вольный Новгород, где оттачивал своё ремесло в сборных солянках ушкуйников Меши. Там он и познакомился со Снорри, разорившимся бондом из северных фьордов.

– Надо свея побогаче захомутать, да и сменяем на него Снорьку, раз дружок твой. – Путята разломил сваренного селезня пополам и протянул кусок мяса Микуле. – На, сходь отнеси Снорьке, а то не жрамши они, даже костра не распалили.

Бывший киевский разбойник развязал узел на своём мешке, достал оттуда кусок чистой холстины, положил на неё пол тушки селезня, прикрыл сверху краюхой хлеба, быстрое движение пальцев рук и, готов узелок.

Снорри сидел на борту ладьи, свесивши ноги к речке. В руках гибкая ветка, с привязанной тонкой нитью из конского хвоста, на конце которой был бронзовый крючок с прикреплённой блесной. Рыболовную снасть подарил ещё отец, который чудом вернулся тридцать шесть лет назад после службы из далёкой Византии, где охранял Валахернский квартал. Отец передал сыну любовь к оружию и рыбной ловле, а так же ненависть к крестоносцам и особенно италийцам, которые насаждали свои порядки. Через год, после возвращения из Константинополя, глава семейства умер при загадочных обстоятельствах, так и не успев сообщить родичам, куда закопал золотые солиды, судьбой которых всегда интересовался местный священник. Снорри пытался искать, перекопал кучу земли, в результате чуть ли не был обвинён в сговоре с дьяволом. Хозяйство потихоньку зачахло, и после смерти матери, было продано старшему брату. Так и стал Снорри Стурлусон наёмником, любителем сочинять саги и рассказывать короткие смешные истории. Всё было хорошо, пока в одном из набегов, молодого свея чуть не убили. Старушка, не иначе, как финская колдунья выходила Снорьку и отдала его в качестве дани Меши, который каждый год обходил побережье в поисках рыбьего зуба.

– О… Микула, снова хочешь истории послушать? – Снорри с сожалением посмотрел на удочку – рыбы не было. – Присаживайся поудобнее, дай только вспомнить.

– Снорька, мы тебе тута поести собрали. Вот, в узелке, лови. – Микула бросил узелок своему бывшему дружку.

Что для голодного организма пол утки, так – три минуты трапезы. Но свей, управился в полторы, так как отдал половину гостинца остальным.

– Спасибо. Слышь, Микула, а кто такой Пахом Ильич, к которому мы в полон угодили?

– Это богатей в Новгороде, огромный петух из серебра у него во дворе терема, на шесте стоит. – Микула рассказал всё, что знал.

– Да уж, если богат – значит дело плохо. – Снорри горестно вздохнул, надежды выкупиться у толстосума, было мало.

– Ты не переживай Снорька, выкупим тебя, али обменяем. Потерпи чуток. – Микула показал обеими руками размер маленького карася, мол, страдать в полоне осталось совсем немного.

– Мы на свейском подворье жить будем, у гардских[10] купцов. – Уже вдогонку уходящему Микуле прокричал Стурлуссон.

В это время в шатре Сбыслова шёл пир. И если Биргер, окромя варёной рыбы, которую можно было не жевать, ничего не ел, то остальные веселились на полную катушку. Русские и древнескандинавские слова перемешивались друг с дружкой, но никто не переспрашивал, ибо и так всё было понятно. Это потом, через четыреста лет, средиземноморские латиняне представят скандинавский язык на свой манер. Напрочь вычёркивая из истории, что предки шведов самые настоящие представители атланто-балтийской расы. То есть, как ни крути – славяне.

– На Готландском двору жить будете, Магнус знает, он там был. – Якунович рассказывал Биргеру, где надо остановиться, где питаться, и к кому лучше ходить в гости.

– А храм… там… есть? – Верхняя губа рыцаря распухла, два стежка схватывали края раны, и говорить было сложно.

– Есть конечно, церковь святого Олова. Мы уважаем религиозные требы гостей, не то, что в других местах. – Сбыслав вспомнил, как ему доводилось ходить к франкам, и там, ни какого Православного храма и в помине не было, хотя многие ходили в русских шапках.

Оруженосец Биргера смотрел на веселящихся новгородцев и чуть не плакал. Как же так, они пришли покорять их земли, грабить и насаждать свою веру, а русичи встретили их хлебом, напоили мёдом, советуют, как лучше устроиться, да ещё предлагают свою помощь.

– Томас врал, когда говорил в проповеди, что злобных варваров надо искоренять раскалённым железом. – Думал про себя юноша, мечтавший превратиться из оруженосца в рыцаря Хаука, только теперь, он захотел стать похожим на этих руссов.

Дружина Александра Ярославовича прибыла в лагерь Новгородцев к утру, как раз тогда, когда Сбыслав уже потерял всякую надежду на поддержку князя. Из рассказа Магнуса, свеев выходило более тысячи человек, бросаться в бой при соотношении один к пяти было чистым самоубийством.

– Сколько их там, Гаврюша? – Якунович пытался запихнуть ногу в сапог, но портянка постоянно слезала.

– Две сотни всего, правда, конные. – Гаврила Алексич смотрел себе под ноги, видно было – расстроился.

– Ничего, у Пахома Ильича почти сотня, они о нас не знают, а мы…, пошли князя встречать. Да что б тебя… зараза такая. – Сбыслав вновь перемотал портянку на левой ноге и, закрыв глаза, благополучно надел сапог.

В тридцати верстах от русского лагеря в устье Ижоры входил свейский флот. Остатки судов удалось собрать вместе ещё в море, и уже два дня, караван змейкой стремился к реке Ингри, именно так была обозначена Ижора на Готландской карте.

– Бросайте в воду бревно, да аккуратно. – Фаси чётко следовал традициям предков, которые предпочитали строить новый дом только там, куда причалит пущенное в воду бревно с нацарапанными рунами.

– Какое бревно? Господь и так указал место строительства. – Римский монах брюзжал слюной, видя явное языческое действие.

– Не мешай монах, а то я заставлю прокатиться тебя на этом бревне. – Кормчий шнеки, на которой следовал Фаси, просто топнул ногой по палубе и дурно пахнущего итальяшку как ветром сдуло.

Бревно нырнуло в речную гладь, омылось водой, всплыло и вскоре уткнулось в песчаный откос, как раз напротив одинокого дома ижорца. Кормчий задрал голову к небу, что-то тихо прошептал, потом недовольно тряхнул головой.

– Ну что Гунгир? – Фаси уже не терпелось выскочить на землю, которую он уже по праву считал своей.

– Всё будет зависеть от нас. – Кормчий прошёл мимо своего ярла, ещё раз спугнул монаха и занял своё место на корме, еле слышно прошептав: – Боги давно отвернулись от нас, неужели ты не заметил?

Через пару часов лагерь был разбит, последние купеческие ладьи сгружали остатки продовольствия и уцелевших паломников, которые радовались окончанию затянувшегося перехода. Свеи не подозревали, что в двухстах шагах от них, на противоположном берегу, за ними наблюдает парочка странно одетых руссов, периодически прислоняя к глазам предмет, не похожий ни на что в этом мире.

– Лексей, ты посчитал сколько их?

– Тьфу, сбил со счёта Пахом Ильич.

– Вон, с краю, видишь с крестом на брюхе, здоровый такой, на немца похож, в полон бы его взять. – Пахом как-то задвигался и хлопнул себя по шее. Комар, чудом пробравшийся через маскировочную сеть, избежав действия специальной мази, умудрился укусить купца за загривок.

– Почто он тебе взялся? Пленных что ли мало? – Посчитав немного странным желание новгородца.

– Понимаешь, Сбыслав …, в общем, мечта у него тайная есть. – Ильич аж засопел, высматривая пухлого оккупанта.

Вскоре, оставив свой наблюдательный пункт, мы поспешили к лесу, где нас поджидал Кирьян с Семёном. Одиннадцать сотен воинов, среди которых было восемнадцать рыцарей, начали военные действия против Новгородских земель. И начали с банального убийства зайца.

– Позвать ко мне Спиридона. – Распорядился Фаси, устраиваясь на лавке покрытой медвежьей шкурой. – Гунгир, ты не чувствуешь странного запаха тут?

– Мертвечиной пахнет, похоже, сама Хейд[11] побывала здесь. – Кормчий ещё раз принюхался и прикоснулся правой рукой к груди, где в специальном мешочке, надёжно был зашит амулет.

– Надо будет поставить мой походный шатёр, дышать здесь не могу. – Ульф встал с лавки и направился к выходу, где нос к носу столкнулся со Спиридоном.

– Звал ярл? – Глазки у боярина забегали, в памяти всплыла картина годичной давности, когда точно так же он столкнулся с женой ижорского кузнеца, именно в дверях.

– Где хлеб? – Фаси вышел на свежий воздух, где ему сразу же полегчало.

– На той стороне, вверх по течению, с полверсты. Людишек бы мне, одному несподручно. – Спиридон отчётливо помнил, что Пахом Ильич пригласил наёмников для охраны склада.

– Забери с собой весь сброд, который припёрся с монахами. От них всё равно пока толку мало, обустраиваться только завтра начнём. – Ярл нагнулся к земле и поднял старую шишку, на кончике которой блестела серебряная капелька.

– Хотя бы три десятка воинов. – Заскулил Спиридон.

– Два! Те, что были с тобой. – Фаси стал внимательно рассматривать капельку. – Хм… тут даже шишки с серебряными зёрнами, богата земля, ох как богата.

К Ульфу подкрался монах, пытаясь подсмотреть предмет, столь пристально изучаемый ярлом.

– Гунгир! Посмотри, это интересно. Может нам стоит собрать все шишки в окрестном лесу? – Свейский командир впервые улыбнулся за весь поход.

– Если б зёрна у всех шишек были из серебра, то какие бы выросли деревья? – Верный друг вернул шишку своему ярлу и заулыбался в ответ. Мрачным остался только монах, рыская глазами по траве, пытаясь обнаружить драгоценные дары леса.

– Пахом Ильич, пошли готовиться к встрече гостей, заодно посмотрим, как они будут по реке скакать. – Жучок сработал просто великолепно. Все разговоры и приказы командира свеев были нам слышны, не хватало только картинки лагеря, но об этом, я как-то не подумал.

Две шнеки, забитые паломниками под завязку, через час тронулись в свой последний путь. Нищие, обессиленные постом и регулярными молитвами люди, неумело начали выгребать против течения. Лишь чудо спасло суда от столкновения, прямо напротив лагеря. Под неуёмный хохот с берега и рычание Спиридона, раздававшего тумаки направо и налево, лодки начали движение. Никакого вперёдсмотрящего не было и в помине, кормчие шнек, держа стиры[12] в мозолистых руках, молили Ньерда[13] о скорейшем завершении короткого плаванья.

Но разве могли старинные боги помочь своим детям, когда те отказались от них. К полудню жуткий вой тонущих людей разнёсся над рекой. Многих паломников спасло только то, что они были легко одеты. Отряд из двадцати воинов потонул весь, сам Спиридон спасся благодаря тому, что умел хорошо плавать и, не раздумывая, резал ножом цеплявшихся к нему людей. Когда Ульф увидел жалкие остатки мокрого продовольственного отряда, то чуть не зарубил предателя-боярина.

– Безмозглые тупицы! Ты же сам, не раз ходил по этой реке. Как можно было напороться на подводные камни? На тот берег можно вплавь перебраться, прямо отсюда. – Ульф негодовал. – Что б завтра с утра, паломники были на том берегу. Грот поведёт их, а ты Спиридон, будешь сидеть тут, и думать об упущенных марках.

Отправить с паломниками рыцаря было невозможно. Приказы в армии, конечно, не обсуждают, но в войске, в те времена, существовало негласное правило: – обозом руководил самый больной или самый неспособный командир. Назначенный рыцарь мог просто обидеться, а так как в экспедиционном корпусе Фаси все были наёмниками, то после получения подобного приказа, рыцарь, скорее всего, просто бы резко заболел и отправился выздоравливать домой. И самое главное, никто из круга благородных воинов его бы не осудил. Наоборот, приказ бы посчитали глупым. И лишь в одной армии мира, в Венеции, за эту должность шла настоящая резня. Лишь через несколько столетий, когда маршруты движений армий возрастут до нескольких сотен вёрст, полководцы поймут, что отточенная логистика снабжения – залог половины победы.

– Я б осьмушку украл, а Грот сопрёт четверть. – Пробурчал под нос, вымокший до нитки Спиридон.

– Грот! Ты слышал приказ. А чтобы доблестные воины поскорее высохли, отправь их в лес, нам нужно много дерева. – Фаси заржал, что конь перед свиданием, окружающие его рыцари то же хихикнули.

– Лексей, что-то я не пойму. Больше сотни утопло, а они, нехристи – смеются. – Ильич сидел на пеньке, слушая приёмник вместе со мной, переводя на доступный мне язык древнескандинавскую речь.

– Это нервы Пахом, не может человек только одной войной жить, не выдерживает. – Я вспомнил записки аналитиков натовцев, которые писали, что местные жители Афганистана смеются над америкосами, постоянно ходящих в амуниции, не снимая оружия. Обзывают их трусами и сравнивают с храбрыми Шурави. Которые воевали честно, лицом к лицу, а после службы, могли даже без перочинного ножа пойти в духан, где веселились от души, не унижая местных посетителей. Могут ли знать аналитики, что Русский воин, на протяжении тысячелетий, сея хлеб, не знал и одного десятилетия мирной жизни. За этот период в нас выработалось отношение к войне как к труду. Иначе, с ума сошли бы.

Взять хотя бы Велимира, отрубившим пятидесяти кочевникам бошки на льду. Палача-профессионала, и то б стошнило, а он, как пришло время обеда, только руки помыл и кашу сёрбал за двоих. Но, как только трапеза закончилась, сразу стал воином, словно на работу пошёл.

Александр Ярославович спокойно выслушивал текст письма, которое Магнус читал по слогам.

– Достаточно, я уже читал его, не утруждайся. – Князь слез с сундука и приблизился к послу. – Если б вы не напали на ладью Пахома Ильича, то, … в общем, ты свободен, послов у нас в поруб не сажают, а вот с остальными, я так не волен поступить.

– Большего и не прошу мой конунг. У меня ничего нет, что можно было отдать в качестве выкупа из плена. – Пожилой рыцарь склонил голову, слова давались нелегко, но это было правдой.

Магнус вышел из шатра и направился к кораблю. Тяжкие мысли одолевали старого солдата. О содержании послания, которое было запечатано сургучной печатью, знал не только ромей, настаивавший на том, что он самый настоящий рус, но и Сбыслав Якунович, который почти близко к тексту процитировал часть письма. А теперь, оказывается и конунг Руссов знает о нём. Надо беречь Биргера как зеницу ока, он один из всех видел, что печать цела.

– Пелгуй, ты всё слышал, да опусти свой самострел, тут никого нет. – Александр махнул рукой своему оруженосцу, подзывая его поближе.

– Может, и нет, но так спокойнее. – Юноша приблизился к князю.

– Ты вроде из этих мест, Сбыслав расскажет тебе, где найти Пахома Ильича. Передай своему названному отцу, что мы атакуем завтра, в полдень, как и было оговорено. – Александр снял один из перстней со своего пальца и передал его ижорцу.

– Передам, только как обратно то? – Мальчик немного смутился.

– В Новгороде встретимся, оттуда направимся в Торопец, поспеши. – Князь развернулся и пошёл обратно к сундуку, где лежала карта устья Ижоры.

Почти затемно, перебравшись вплавь через речку, Пелгуй отыскал замаскированный лагерь Пахома. Всадника чуть не подстрелил Семён, чудом распознав в гонце бывшего зуйка.

– Дяденька Семён, а я вас и не увидел. – Ижорец так обрадовался, что соскочив с лошади, бросился обниматься с дозорным.

– Полно тебе зуёк, какими судьбами? – Семён по-отцовски похлопал отрока по плечу. – Заматерел, настоящий воин.

– На три вершка подрос. Во. – Пелгуй чуть-чуть привстал на цыпочки.

– Да не, больше. Ты мне по грудь был, а теперь по шею почти. Молодец.

– Мне к Пахому Ильичу надобно, да коня обтереть, чуть не заплутал, ища вас. – Ижорец погладил по шее скакуна, полез свободной рукой в сумку, пошарил там, извлёк морковку и скормил корнеплод лошадке.

Русская рать остановилась в двух верстах от поляны, где вовсю хозяйничали свеи, вбивая колышки в землю под руководством розовощёкого монаха, который для солидности таскал с собой пергамент с планом будущего острога. В это же время, Грот пытался построить паломников, вооружённых кое-как и больше заинтересованных, как бы что украсть, чем выполнять команды.

– Ублюдки! Не дай бог, кто-нибудь из вас попытается прихватить хоть горсть зерна. Лично вспорю живот и спущу кишки в реку. – Кричал Грот стаду фуражиров.

– Гавкай гавкай, нам бы только до скотницы добраться, а там посмотрим, чей ножик острее. – Ворчал кто-то из толпы.

Людская масса двинулась вдоль реки, впереди шёл отряд из пятнадцати воинов, которым было обещано по одному эре[14] на двоих, в случае удачного завершения похода и по две, если будет бой.

Грот был уверен на все сто процентов, что охрана давно разбежалась. Шум от лагеря стоял жуткий, и наверняка, какой-нибудь любопытный решит проверить, что ж там происходит, а обозрев тысячу воинов – пустится наутёк. Вскоре отряд дошёл до места, где затонули шнеки, на берегу лежало несколько трупов, стая ворон вспорхнула, прокричала что-то обидное и немного покружась, уселась на ветки деревьев. За поворотом, насколько Грот помнил, была небольшая отмель, которая вела вглубь леса к полянке.

– Почти пришли. Хальвдан, смотри по сторонам, не хватало ещё стрелу схлопотать. Новгородские стрелки белке в глаз бьют за сто шагов. – Свей пропустил вперёд нанятых охранников.

Через семьдесят шагов показалась небольшая полянка с остывшими кострищами, а ближе к лесу стоял огромный навес забитый мешками. Толпа нищих ринулась вперёд, расталкивая, друг дружку.

– Стоять! – Только и успел прокричать Хальвдан.

Земля перед навесом провалилась, десятки людей рухнули в яму, напарываясь на острые колья, вслед за этим, позади, рухнуло дерево, за ним ещё одно перекрывая выход с поляны смерти. Пятнадцать арбалетных болтов и несколько пуль сразили наёмников одновременно.

– Ааа! Не хочу! – Грот упал на попу и стал сучить ногами, пытаясь отползти назад, к поваленным деревьям.

– Кто хочет остаться в живых – не шевелиться! – Раздался голос из леса.

– Жить, жить. – Грот вскочил и, петляя как заяц, бросился наутёк, за ним побежали оставшиеся в живых паломники.

Свей споткнулся, зашиб колено, но нашёл в себе силы, снова поднялся и побежал. Впереди мчался обезумевший человек в рубище, прокладывая сквозь молодую поросль деревьев дорогу. Вдруг он упал, причём как-то странно, словно что-то ударило его по ногам. Тонкая капроновая верёвка была натянута по всему периметру поляны.

– Тебе же сказали не шевелиться. – Тихий юношеский голос прозвучал за спиной Грота.

Двадцать паломников, во главе со своим командиром попали в плен. Их посадили в землянку, вырытую невдалеке от ложного склада. Дверь подпёрли бревном, бросив предварительно узникам остатки каши, вываленных в корыто, да бочонок с водой.

– Пахом Ильич, надо спешить. Нам, ещё полверсты по лесу пробежать да знак Бренко падать, скоро начнётся. – Напомнил купцу, который старательно потрошил широкий пояс Грота.

– Погодь Лексей, вот! Смотри, как знал. – Ильич вытащил золотую пластинку. – У меня дома точно такая, в чулане схована.

– Покажи ка, … вот это номер. – На моей ладони лежал треугольник с вычеканенным глазом на его вершине.

– Как возвернёмся, мы владельца пояска на муравейник посадим, всё скажет. – Пахом потряс в воздухе поясом, и отшвырнул его в кучу доспехов и оружия, сложенных под ёлкой.

Сбыслав, Меша и Гаврила Алексич стояли перед Александром. Последние наставления перед атакой были даны и, полагаясь на воинское умение своего князя, новгородцы лишь кивнули головами. Русская рать была разделена на четыре отряда.

Конная дружина Ярославовича стала скапливаться на правом фланге, проскочить сквозь лес и ударить единым кулаком – было невозможно. Для этого, был придуман отвлекающий манёвр: – Гаврила Алексич, на тебя вся надежда, как можно больше шума, выскочил из леса, наскочил и сразу назад.

Солнце встало в зенит, протяжный вой волка вспугнул лесных птиц, двое дозорных, расположившись у самого леса, так и остались сидеть в теньке дуба. Столетнее дерево прошуршало листьями, приветствуя детей своей земли.

– Спасибо родной. – Ратмир погладил рукой кору дерева, вытер нож, подмигнул Сааве, который подбирал добрый топор, рядом со вторым убитым.

– Тревога! – Заорал Гунгир. – Старый кормчий, залез на крышу дома ижорца, с целью вырезать защитные руны, как со стороны леса блеснуло железо брони. Никто, кроме дежурного отряда облачён не был, значит – враг.

Лагерь всполошился, все ожидали возвращения паломников с продовольствием, а тут, совершенно с другой стороны, да ещё так не вовремя.

Фаси сидел на походном раскладном стуле в шатре и отбрёхивался от рыцарей, которые тонко намекали о необходимости получения аванса за доблестную службу. По условию найма, четверть была выплачена перед отплытием, вторая четверть должна была осесть в кошелях по прибытию на место, оставшаяся половина отдавалась в конце похода.

– Серебро на моей шнеке, как закончим насыпать вал, сразу рассчитаюсь. – Отдавать марки жутко не хотелось.

– Корыто с лопатами наверно потонуло, у меня течь до сих пор заделать не могут, а моя шнека самая крепкая из всех. – Рыцарь в щёгольской шёлковой рубахе пренебрежительно окинул собравшихся взглядом.

– Рагнар правильно говорит, без лопат ни рва, ни вала в ближайшее время нам не видать. А значит и обещанной платы. Ярл, платить надо сейчас, как обещал. – Голос с сильным швабским акцентом раздался из угла шатра.

Фаси прислушался, зычный голос своего старого друга он не спутал бы ни с чьим, Гунгир мог орать в шторм, да так, что на носу было отчётливо слышно. Однажды, в лесу, на охоте кормчий своим рыком отогнал разярённого медведя, который чуть не прибил неловкого оруженосца. Ульф часто вспоминал тот неприятный момент в своей жизни, и очень гордился своим другом.

– А ну тихо! Вы слышали?

– Тревога! – Гунгир прокричал ещё раз и ловко сполз по крыши домика на землю.

Двадцать два ушкуйника во главе с Гаврилой Алексичем высыпали из леса, крича и размахивая топорами, обрушились на свеев, которые побросав колышки с верёвками, бросились к лагерю. Розовощёкий монах успел ойкнуть и упал на землю, лишившись чувств.

– Господи! Сколько же их тут. – Гаврюша окинул взглядом кишащий людьми свейский лагерь, и внизу живота стало неуютно. Вроде, когда смотрел из леса, неприятеля было в разы меньше.

Свой меч Алексич обнажил, да вот только воспользоваться им не пришлось. Шесть полуголых тел лежали на земле. Гаврила попятился назад, первая часть плана выполнена, внимание привлекли, теперь обратно в лес.

– Мммы. – Новгородец наступил на лежащего ничком на траве монаха, тот пришёл в себя, попытался заорать от боли, но вовремя зажал рот рукой, – притворившись убитым.

– Отходим ребята! – Подал команду Гаврила. – А ты дружок, побежишь со мной. – Алексич перекинул круглый щит за спину, поддал пинка монаху, схватил левой рукой за верёвку рясы и поволок к зарослям.

– Они схватили отца Лоренцо. – Завопил молоденький свей, с коим священник проводил куда больше времени, чем с остальными.

Шведский дежурный отряд в пятьдесят бойцов бросился в догонку за ушкуйниками. Не будь рыцарей на важном совещании по выколачиванию денег, может и обошлось бы. Бежать в малознакомый лесной массив, где за каждым деревом поджидала верная смерть, было безрассудно. Но дать правильный приказ было некому, а нападавших было явное меньшинство, вот и помчались сыны фьордов на выручку римскому монаху.

Стрелки Меши смогли дать по три выстрела, прежде чем оставшиеся в живых свеи сообразили, что их всего семеро. Гаврила Алексич снова повёл своих бойцов в атаку. Короткая стычка, и последний противник, отбросив щитом ушкуйника, крутанул секирой вокруг себя.

– Не подходи! – Почему-то по-русски прорычал швед.

– Где-то я тебя иуда видел? – Гаврюша приблизился к свею, пытаясь рассмотреть черты лица через полумаску шлема.

– Выпустите. Христом Богом клянусь, никого не убью. – Спиридон немного попятился, поигрывая топором.

– По голосу узнал! Ты у моего вощанника воск в долг взял. Ну гнида, плати долги! – Гаврюша рубанул наискось, пытаясь одним ударом закончить дело.

– Я, боярин Ярослава Владимировича … Спиридон, давил вас и буду давить как клопов. – Предатель принял удар на щит, отводя меч в сторону, и ухнул секирой в разрез.

– Вжжик. – Чешуйка с панциря Алексича слетела, словно бритвой срезало. Новгородец еле успел отскочить. Спиридон ещё раз обвёл секирой вокруг себя, что б никто не приближался. И тут, щит с руки Гаврилы слетел, с силой врезаясь в коленную чашечку медной окантовкой.

– Ах! – Нога Спиридона подломилась. Алексич медведя мог заломать, настолько был силён. Щит подобно камню, брошенному из пращи, сломал кость. Предатель осел на траву, опираясь на одну ногу и щит, который уткнулся в землю.

– Поспешай, Гаврила Алексич! – Фёдор, правая рука боярина, заметил, что свеи один за другим стали облачаться, выдвигая деревянные рогатки навстречу предполагаемой атаке.

– Тридцать серебряников, за воск – оставь себе. – Меч описал дугу и снёс голову Спиридону.

Как только голова командира охранения водрузилась на копьё, Збыслав Якунович повёл свой отряд с четырьмя десятками ладожан на свейский лагерь. Стрелки Меши пускали срезни навесом, прямо в толпу суетившихся людей, особо не целясь. Главное скорость и количество, одна из трёх-четырёх стрел обязательно найдёт свою жертву. И вот, вопли, переходящие в стоны оглашают побережье Ижоры.

– Гоните их к шнекам! – Сбыслав орал сидя на коне, размахивая огромным топором. Тем самым, с которым предок посетил Сигтуну. И теперь внук продолжал славные подвиги своего деда, начатые пятьдесят три года назад на берегу озера Меларен.

Пока свеи были наполовину вооружены и одеты, всё шло точно по плану. Новгородское ополчение смяло жидкие ряды шведских воинов, и уже орудовало рядом с палатками, когда нарисовался грозный противник. Фаси на редкость быстро сумел оценить угрозу, не стал спасать избиваемые первые ряды лагеря. Спешно отойдя к кораблям, построил наиболее опытных воинов и повёл их в контратаку.

– Гунгир! Возьми два десятка гребцов и живо отходи от берега. На тебе казна. – Ульф терпеливо ждал, пока застегнут поножи, успевая подавать команды. – Коня! Мне надо всё видеть самому.

Сотня закалённых в боях ветеранов вгрызлась в новгородцев, которые из плотного строя превратились в одиночных грабителей, настолько было велико искушение пошурудить в оставленных палатках. Пятеро ладожан были моментально убиты, трое ранены.

– Строй! Держать строй! – Сбыслав ударил обухом топора по голове подвернувшегося под руку свея, пришпорил подаренную Пахомом Ильичом лошадь и неожиданно оказался в самой гуще врагов. Бывший жеребец Генриха вдохнул ноздрями запах битвы. Теперь он не был беззащитен, как недавно, под жадным ливонцем. Пластинчатый доспех прикрывал грудь, толстая переплетённая кожа – бока, отборный овёс и заботливая рука конюха сделали из коня красавца. Отчего б не послужить новому хозяину? Переднее копыто опустились на чей-то щит, подминая храброго шведского воина, пытавшегося встать на пути Якуновича. Дестриэ почувствовал одновременный лёгкий толчок в свои бока, наездник потянул на себя уздечку.

– Хозяин предлагает поиграть в солдатиков. – Подумал конь, вставая на задние ноги.

Лошадь боярина одним своим видом сеяла ужас в рядах неприятеля. Бронированное чудовище било копытами по головам свеев, почище богатырской палицы. За пять секунд боя, возле Сбыслова образовался островок свободного пространства, куда боялась ступить нога неприятеля.

– Наших бьют! – Яков, видя как пали первые ладожане просто озверел. Бросившись вслед за Сбыславом, сразил двух шведов мечом и встал по левую руку от своего родича. За ним устремились его братья. Контратака свеев захлебнулась, но и новгородцы не смогли продвинуться вперёд. На мгновенье настало шаткое равновесие сил. Резерв, брошенный в центр сражения, мог решить битву в пользу шведов, этим и воспользовался Фаси. Пять рыцарей повели свои отряды, выстраивая новую линию обороны, пропуская сквозь свои ряды деморализованных свейских воинов, стараясь свежими силами опрокинуть новгородцев.

– Вперёд! Бей! – Конная дружина Александра выскочив из леса, склонила чашу весов сражения в сторону Русского воинства. Одновременно с княжьей дружиной, с левого фланга, вперёд пошли ушкуйники Меши и Гаврилы Алексича. Часть кораблей, которые находились со стороны Невы, оказались отрезаны от шведского воиска. Началась страшная сеча, копейный удар конницы прорвал правый фланг. Трое рыцарей, попытавшихся сдержать конную лаву были убиты. Ярославович неумолимо продвигался к центру, шатёр Ульфа был уже в сорока шагах.

Фаси обернулся к реке, верный друг уже отходил от берега, спасая драгоценную казну. Проклятый швабец вместе с Рагнаром, погрузившись на свои корабли, улепётывали вслед за Гунгиром.

– Трусы! – В сердцах воскликнул Ульф. Вот она, помощь союзничков. Как запахло жаренным – сразу в кусты. – Римлянин, выше крест. Стоять насмерть!

– Гривну на шею, кто захватит шатёр! – Звонкий голос Александра разнёсся над рядами дружинников.

– Ратмир, ты слышал? – Савва бился плечо к плечу со своим другом. – Я первый! Две метко пущенные сулицы вонзились в шведских воинов. Друзья бросили своих коней в образовавшуюся брешь. Савве повезло, его лошадь сумела проскочить, конь Ратмира споткнулся и рухнул на траву, поражённый несколькими копьями. Княжий ловчий вылетел из седла, упал на свея, сбив того с ног, и тут же получил удар секирой. Кончик лезвия вспорол кольчугу на спине, нанося глубокую рану.

– Совсем не больно. – Сдавливая стон, прохрипел Ратмир. – Мне не больно. Ловчий выхватил короткий нож и бросился на шведа, чья секира была окрашена его кровью.

– Волк Одина! – Заорал перепугавшийся свей. Он видел, как его топор вонзился в спину русского, но тот, словно не почувствовал смертельной раны. Наёмники прыснули в разные стороны от Ратмира. Троих из них ловчий зарезал ножом, последнее, что увидел герой, отвлекая на себя охрану командирской палатки, как конь Саввы смял шатёр.

– Твоя гривна. – Врагов рядом не было. Ратмир сделал ещё один шаг, качнулся и упал. Бой продолжался.

– Первый! – Савва обернулся, друга детства рядом не оказалось, рубанул трофейным топором зазевавшегося свея, да так удачно, что противник отлетел на шатёр и надломил шест, на котором крепилась верхушка. – Ратмир! Наша взяла! Ратмир … ты что? – Друг стоял весь в крови, улыбался и что-то прошептал, заваливаясь на спину.

Падение шатра ослабило дух шведского войска. Сражение длилось почти час, люди начали уставать. Всё чаще, бойцы первых линий отходили назад, перевести дыхание. Свеев осталось не более пятисот человек. Казалось, ещё один напор, и неприятель не выдержит, побежит искать спасения на своих кораблях.

– Поднажмём! – Сбыслав подбадривал новгородцев. Правая рука уже еле держала топор, рубаха прилипла к спине от пота.

– Якунович, надо что-то придумать. Свеи стеной стали, не пробиться. – Яша уже не столько атаковал шведов, как пытался уберечь своих братьев, от ловких выпадов неприятеля.

Дружина Ярославовича, покрошив львиную долю неприятеля – выдохлась, и стала отходить, пытаясь перестроиться для нового таранного удара.

Пахом Ильич вывел своих людей на правый берег устья реки. До противоположного берега всего двадцать пять саженей – рукой подать. Стоя на невысоком холмике, сражение было видно, почти, как на ладони. Три шнеки спешно отходили в сторону Невы, и если на первой были только гребцы, то две последующих, плотно набиты людьми.

– Лексей! Уйдут ведь. Чего ждёшь? – Пахом видел, как я чиркал зажигалкой, пытаясь поджечь бересту, чтобы бросить её в заранее приготовленный горшок с топливом. Заметив столб чёрного дыма, Бренко должен был спешить к устью, дабы перехватить суда, на которых, по моему мнению, должны были перевозить деньги.

– Да ща! Не кричи под руку, Пахом Ильич. – Бензино-масляная смесь наконец-то полыхнула, обдав меня едким дымом. Сигнал устремился в небо.

– Так ребята, подсобим нашему ушкуйнику. Слишком вольготно свеи на наших речках устроились. – Пахом приложил приклад самострела к плечу, старательно выцеливая загребного.

Команда Ильича изготовила к бою арбалеты. Пелгуй лишь покачал головой, для его малютки, расстояние слишком велико. Шнеке Гунгнира не повезло, выпущенные болты ополовинили её экипаж. Из двадцати гребцов, продолжали работать вёслами только семь человек. Но корабль, подгоняемый течением, уже вышел из устья.

– Гуннар, помоги раненым. – Гунгнир обернулся к враждебному берегу и потряс кулаком. На лодке швабца, этот жест приняли по свою душу.

– Марки на том корыте! – Немец кричал Рагнару, который плыл рядом и даже не удосужился переодеться для боя, так и стоял на корме в своей щёгольской шёлковой рубахе. Для него поход уже закончился. Нет обещанной платы – до свидания, пишите грамоты до востребования. Наёмники пригодятся чуть позже, в сентябре, когда Орден выйдет к Изборску. У Рагнара был полный план укреплений, который ему продал Спиридон, при активном посредничестве Грота.

– Аа. – Раздалось в ответ. Крик Рагнара повторили ещё с десяток наёмников.

– Щиты на борт! Живо! – Швабец моментально среагировал на угрозу, спрятавшись за слугу, который стоял чуть позади него. – Быстрее гребите, чёрт бы вас побрал!

Щиты, конечно, смогли обеспечить небольшую защиту от арбалетных болтов, да только в бреши, от убитых пулями искателей удачи, влетали всё новые посланцы смерти.

– Немца, немца с крестом не убейте! Живой он мне нужен. – Переживал Пахом.

Через пару минут шнеки вышли из-под обстрела. Пулять вдогонку уже было бессмысленно, болт не пробьёт деревянную обшивку, а тратить патроны – не хотелось и вовсе. Если б я знал, что швабец планирует напасть на лодку Гунгнира, как только она отойдёт подальше от устья, то видит Бог, помог бы последнему отбиться. Теперь, Бренко мог полагаться только наудачу. В одном из трёх судов находилась казна, взять одновременно на абордаж все удирающие шнеки – нереально.

– Господин, никто не посмеет сказать, что вы сознательно покинули поле боя. – Амброзат[15] наёмников перетягивал ремнём, чуть повыше локтя, раненую руку Рагнара.

– Поменьше мели языком, Фаси не уплатил ни одного эре, которые мне причитались. Иди, подготовь своих Готландских бродяг к бою. Мы заберём сами, даже сверх того, что было обещано. – Браги обрезал кончик болта с наконечником, заботливо положил в свой кошель на поясе, и выдернул деревяшку из раны.

– Наёмники Гутна славятся тем, что не только всегда верны присяге, мы никому не позволяем себя обманывать. – Староста ухмыльнулся, потрогал свой кошелёк и качающейся походкой побрёл на нос шнеки.

Рагнар выставил по договору[16] с Ульфом шестьдесят пять мечников, полностью экипированных и обеспеченных продовольствием. По одной марке серебром, за каждого бойца и четыре – за рыцаря. И заплати Ульф Фаси вовремя, крепкий отряд был бы хорошим подспорьем.

Корабли встретились на середине Невы. Оставшиеся в живых гребцы Гунгнира начали ставить парус, когда Гуннар обратил внимание кормчего на странное поведение воинов приближающихся шнек.

– Они изготовились к бою, Гунгнир! Может, сможем договориться? – Двоюродный брат кормчего не питал иллюзий, но уж слишком невыгодным было их положение.

– Эй, помощь не нужна? А то, я смотрю вас совсем мало, а шнека явно перегружена. – Рагнар, с раненой рукой на перевязи стоял на носу судна и откровенно издевался.

– Ульф всё узнает. – Гунгнир выложил свой последний козырь, надеясь, что с берега будет всё видно.

– Отдай то, что принадлежит мне, и клянусь, мы уйдём. – В это время, лодка швабца заходила с правой стороны, беря шнеку с казной в клещи.

– Я скорее прорублю дно своего корабля, чем отдам сундук, проклятый ублюдок! – Гунгнир погладил на прощанье стир, выхватил из-за пояса короткий топор и бросился в трюм.

Бренко был в полумиле от сцепившихся крючьями шнек, когда за борт полетели тела убитых. Окровавленного кормчего, почти без сознания вышвырнули последним: – Иди, ха, ха, ха … послужи своему Ньерду, проклятый язычник.

Казна свейского войска досталась швабцу и Рагнару. Сундук с серебром стоял на залитой кровью палубе и ждал дележа. Ещё минуту назад, резавшие вместе гребцов Гунгнира, наёмники были друзьями. Но теперь, их разделяло богатство, и достаточно было маленькой искры, чтобы вспыхнуло пламя вражды.

– Как будем делить марки, Гюнтер? – Рагнар сбил замок и распахнул крышку.

– У меня больше людей, значит, и серебра я заберу соответственно. – Швабец запустил руку в сундук, наслаждаясь холодом металла.

– Предлагаю пополам. Так будет по-честному. – Рагнар незаметно подмигнул своему Амброзату.

– По-честному …, тебе достанется треть. – Это была не искра, слова произнесённые Гюнтером были равносильны зажженному факелу.

Рагнар молча, рубанул топором по своему недавнему другу. Левой рукой действовать было неудобно, и удар вышел корявым. Панцирь под холщёвым налатником защитил швабца, секира прорубила железную пластину, рассекла несколько колец кольчуги, но дальше – не прошла. Гюнтер свалился от удара, рёбра затрещали, грудь опалило огнём боли.

– Браги! Сундук! – Рагнар бросив топор в теле швабца, отступил за строй своих воинов.

Готландцы рванули через шнеку Гунгнира на судно швабца. На кону стоял сундук полный серебра, наёмники бились отчаянно, никакой пощады. Гюнтер блефовал, численного превосходства у него не было. Наоборот, сорок головорезов, собранных с миру по нитке, противостояли пятидесяти морским разбойникам, привыкшим к бою на палубе. В ход пошло всё: мечи, топоры, копья, ножи, обломок весла и даже зубы.

– Они что, не видят нас? – Ладья Бренко подошла к сцепившимся судам настолько близко, что можно было метать крючья. – Начнём, други.

Андрей сдёрнул брезент с огнемёта, чиркнул колёсиком зажигалки и направил сопло прямо по центру шнеки. Новгородские лучники дали залп, стреляли в общую массу ревущих наёмников, не разбирая, кто островитянин, а кто швабец. Две струи пламени прошлись по головам, вопли ужаса и боли обожженных врагов слились со стонами раненых от стрел.

Гюнтер очнулся от дикой боли в груди, дышать было тяжело, на его животе лежала нога Браги. Ушлый староста получил маленький метательный топор точно в затылок, как раз в тот момент, когда своими загребущими руками пытался отнести сундук на свой корабль.

– Молодец бургундец. – Прошептал Гюнтер, вспоминая вечно молчаливого воина, который в свободное время не предавался распитию бражки, а всегда тренировался в метании своего бродекса.

Швабец приподнялся, и увидел руссов. Одинаково одетые воины освобождали от доспехов, как раненых, так и убитых, складывая их на палубу, ближе к корме судна. Сейчас очередь дойдёт и до него. Ловкие руки бородатого ушкуйника расстегнули ремень, задрали холщёвую накидку, и перевернули швабца на живот. – Добрый панцирь, не иначе воевода, Сеня, подсоби стянуть. – Новгородец разрезал ножом ремешки, и с помощью друга стал стягивать бронь. Сознание вновь покинуло Гюнтера, одна только мысль: – откуда здесь могли взяться руссы, – лишила его чувств.

– Вроде дышит, этого на нос. – Сеня сдёрнул сапоги, перевязал их за голенища обрезком кожаного шнура, перекинул через плечо и вместе с Жданом поволок тело швабца к кучке раненых.

Притулив пленного к борту, Ждан и Сеня пошли продолжать увлекательное занятие, за двадцать минут боя ушкуйники стали богачами. По скромным оценкам Якова, который больше врачевал, нежели воевал, от продажи одного оружия и доспехов, на брата выходило по десять гривен. А ведь ещё был целый сундук с серебром.

– Слышь, Ждан, я на будущий год к Пахому Ильичу напрошусь снова, думаю, не откажет. – Сеня высматривал, кого б ещё обыскать на предмет ценных вещей, не обратив внимания, что Гюнтер уже переваливался через борт, стараясь избежать рабства.

– Держи! Уйдёт нехристь! – Но было уже поздно, в одних портках и накидке с крестом, швабец нырнул в Неву. В отличие от своих наёмников, Гюнтер умел плавать. Как ни странны, бывают жизненные обстоятельства, но искусству надолго задерживать дыхание и плыть под водой, его научил русс, долго живший в замке отца. Гюнтер Штауфен плыл под водой, стараясь оказаться как можно дальше от проклятого места, где разбились все смелые мечты авантюриста.

– Ну почему я самый младший в семье? – Пронеслось в голове рыцаря. До берега, где ушкуйники Меши грабили корабли, отбиваясь от наседавших свеев, оставалось двести пятьдесят саженей.

– Отходить надо, Ярославович. Дружину за зря положим. – Яков Полочанин подъехал к князю передал новый щит и протянул флягу с ключевой водой.

– Крепко встали. – Александр утолил жажду, отдал флягу своему ловчему, посмотрел на червленое поле нового щита и задумался. Бой почти прекратился, возле дома ижорца Фаси организовал непробиваемый для конницы строй копейщиков, окружив себя личной дружиной. На левом фланге новгородцы так и не смогли продвинуться вглубь, хотя и оттеснили свеев от берега к устью. Сбыслав Якунович со своими людьми стоял в центре подобно скале, но стоял, а не двигался вперёд.

– Победит не тот, за кем останется поле, а тот – кто выполнил всё задуманное в бою. – Яков процитировал одно из высказываний учителя Александра, Фёдора Даниловича, который наставлял молодого князя несколько лет назад, в Торопце.

Внезапно взревел боевой рог. Со стороны свеев отделился всадник без оружия и поскакал в сторону князя, рядом с которым развивался стяг.

– Герольд. – Тихо высказал вслух своё предположение знаменосец.

– Кто? – Переспросил князь, не расслышав из-за звука рога своего дружинника.

– Переговорщик! Пропустите его! – Яков громко крикнул, что бы все слышали.

– Ярл Ульф Фаси предлагает прекратить кровопролитие. Позвольте нам похоронить павших воинов. На рассвете мы уйдём. Во сколько конунг оценивает нанесённую ему обиду? – Герольд говорил на хорошем русском, очень гордо, но было заметно, что переговорщик волнуется.

Вопрос был задан очень щекотливый. По сути, претензии мог предъявить только владелец земель, на которые высадились свеи, то есть Ярослав, а значит, новгородцы оставались не у дел, хотя и участвовали в бою. Но, с другой стороны, если бы Фаси воплотил мечту шведов, о возведении укрепления на Неве, то Новгород оказался бы в проигрыше, а Александр, как приглашённый князь, по сути, оказал городу неоценимую услугу, выполняя свою работу.

– Хорошо, сначала мы заберём своих и отойдём на три полёта стрелы. Передай Фаси, что мне нужен договор о мире, на десять лет. – Если в этом году свеи подпишут мирный договор, то новгородцы получат козырного туза в противостоянии с Твердилой Иванковичем, который спит и видит свой Псков в католических объятиях Ордена.

Герольд вернулся к дому ижорца, сообщил ответ, крест возле Ульфа несколько раз дёрнулся, и вскоре, переговорщик прискакал снова. Фаси принял все условия, но с одной просьбой: – отдайте отца Лоренцо, монах мол, не воин, гулял, цветы собирал.

– Если он в полоне, то с рассветом, отдадим. Яков, труби отход. – Александр развернул коня и отправился в сторону леса.

Новгородское ополчение отходило с поля боя, унося убитых и раненых. В это время из воды, на четвереньках выполз Гюнтер. Возле полу затопленной шнеки валялись тела убитых, берег был красный от крови.

– Вяжи его, ребята! Как раз на Снорьку сменяю. – Микула подскочил к обессиленному швабцу, ловко связал ему руки, накинул петлю на шею и поволок за собой.

– Господи! Что ж не везёт мне так? – Гюнтер, только что, чудом освободившись из плена, снова оказался у руссов, только теперь весь мокрый и связанный.

– В шнеке, что посерёдке, прорублено дно, вода так и хлещет. Если не законопатить, к утру затонет. Дальняя – не протянет и до конца года, гниль. – Ждан докладывал Бренко, когда тот осматривал собранные трофеи.

– Мёртвых на дальнюю, а эту… с собой. – Андрей показал рукой на судно, к которому была пришвартована ладья.

Девять наёмников, раненых, но живых уложили на развёрнутый парус. Судьба подарила им ещё один шанс. Невская битва была завершена. Пора было подводить итоги.

В шесть часов вечера два корабля пристали к берегу в условленном месте. Пахом Ильич одновременно радовался и немного был опечален. Немца, на которого он так рассчитывал – не было.

– Утёк гад. Понимаешь, Лексей. Как бы объяснить … Сбыслав, он так хотел, ай, бес с ним. Главное, что все живы. – Ильич в сердцах махнул рукой и направился к сундукам пересчитывать марки. Вторй сундук Сеня случайно нашёл в трюме, когда вытаскивал плотницкие инструменты.

Новгородское войско отошло к своему лагерю, выставив боевое охранение, которое каждый час докладывало, что творят свеи. Убитыми было потеряно двадцать три ополченца, половина из них ладожане. Княжья дружина не досчиталась пятнадцати человек, ранен был каждый пятый.

– Что я дома скажу? – Гаврила Алексич сидел в палатке Якуновича, схватившись за голову. Поход за казной вышел кровавым.

– Новгород отстояли! Честь нам и слава за это. А серебро, Гаврюша, оно приходящее. – Сбыслав успокаивал друга.

– К вам тут гонец от Пахома Ильича. – В палатку заглянул караульный, увидел опечаленных бояр и тут же скрылся, закрыв за собой полог.

– Зови скорее! – Раздалось из шатра.

Пелгуй вошёл, перекрестился на складень, сделал паузу и на одном дыхании выпалил: – Пахом Ильич просил передать, казна захвачена, четыре сотни марок.

– Я же говорил, что всё получится, Сбыслав, а ты мне не верил. – Гаврила Алексич так обрадовался услышанному, что опрокинул кубок с медовухой.

– Эээ … Пахом Ильич больше ничего не просил передать? – Якунович воровато посмотрел по сторонам, вытирая капли со своих сапог.

– Четыреста марок, это Ваша доля. Через пять дней Пахом Ильич будет рад встречи в своём тереме, в Новгороде. – Пелгуй поклонился и вышел.

Фаси был мрачнее тучи. Поход, который должен был принести богатство и славу, обернулся с точностью наоборот. Занятые под безбожный процент марки накрылись медным тазом, армия разгромлена, крепость не выстроена. Одно утешение, Гунгнир остался в живых. Еле живой, он смог продержаться на воде, ухватившись за какую-то корягу. Рассказ о вероломстве Рагнара, сосватанный Томасом, вообще не входил ни в какие рамки.

– Твой епископ сознательно навязал своего прихвостня. Я б ни за что не взял бы его с собой. – Ульф смочил тряпку в воде и приложил её к голове израненного друга.

– Сам в недоумении, но на, то воля Господа. – Священник сложил ладошки лодочкой и стал читать молитву, слова которой ярл не понимал.

– Я забуду об этом, если Томас возместит ущерб, так и передай ему, ничего не было! Никаких упоминаний! Позор скроет это проклятая земля, ноги моей здесь больше не будет.

– Лоренцо, он очень важен. – Пытался напомнить священник.

– Вон отсюда! – Ульф вскочил в бешенстве.

– Побойся Бо… – Священник выскочил за дверь, спасая свою шкуру.

– Там, на шнеке, где Гуннар хранил свои инструменты, я спрятал тысячу марок. Рагнар не нашёл, скорее, Ульф, спаси хоть это. – Гунгнир снова потерял сознание.

Ждан ошибся, шнека не дотянула до утра. Вода уже покрывала палубу и прогнившие борта судна Гюнтера не выдержали, лопнули, отпуская в последнее плаванье мёртвый корабль. Лодка, направленная на спасение остатка казны замерла в ста саженях от места трагедии. Нева сомкнула свои воды, окончательно похоронив надежду Фаси. Это была последняя точка. Четыреста двадцать свеев возвращались восвоясие, оставив за собой братскую могилу и горящий дом ижорского кузнеца.