"Рыжая из шоу-бизнеса" - читать интересную книгу автора (Чупринский Анатолий Анатольевич)

2

Бывают репетиции, когда все разлаживается. То ли магнитные бури, то ли чудовищно жаркое лето, сам черт не разберет. Электрики свет вырубают, когда хотят и никакие призывы соблюдать партитуру на них не действуют, девицы из подтанцовки сбиваются с ритма, музыканты безбожно фальшивят, все всё путают, кто-нибудь обязательно напьется, только держись.

Еще неделю назад, кажется, все было в лучшем виде. Тут хлопали, тут от восторга выли, а уж в этом месте, как в аптеке, несли к сцене громадные букеты. Дергун, наученный горьким опытом, после каждого недельного перерыва назначал прогоны программы.

День начался мерзопакостным образом. Костюмерша Наталья Кочетова, с тремя чемоданами и огромным кофром никак не могла поймать левака. Во всем виноват жлоб Дергун. Давно бы мог для группы купить какой-нибудь задрипанный «Рафик», снять подвал под склад и нанять пару постоянных рабочих. Ей и реквизиторам, таскающим на своих женских плечах из дома причиндалы эстрадной звезды, вышло бы большое облегчение. Все в группе были убеждены, он специально, чтоб жизнь медом не казалась. Чтоб ценили и знали, кто в доме хозяин.

Раз в неделю, особенно, на ночь глядя, Наталья твердо решала, послать всех, куда подальше. И найти другую работу. В конце концов, она по профессии портниха, окончила ПТУ с отличием, всегда найдет место. В костюмерши ее занесло вообще по воле случая. Все ради Мальвины. В смысле, Надьки Соломатиной. Без нее, та давно бы опустилась ниже плинтуса. Надька ее крест, правда, неизвестно за какие такие грехи. Но каждое утро, как старая цирковая лошадь, заслышав призывные звуки марша, Наталья взваливала на себя все прелести обслуги эстрадной звезды. И не требовала никаких наград за сей подвиг.

На Кронштадском бульваре, где Наталья в гордом одиночестве проживала на третьем этаже в однокомнатной квартире, движение всегда интенсивное, но бестолковое. Можно час ловить машину и никуда не уехать. Такси в Москве давно занесли в Красную книгу.

Предстояло поймать машину, вернуться к подъезду, уговорить шофера перетаскать чемоданы и все это, за копейки. Дергун в лучшем случае оплачивал только половину затрат.

Сначала все шло как по маслу. Соседи по лестничной клетке, молодожены Машуня и Олег, сами напросились помочь и доволокли вещи Натальи до проезжей части бульвара. Попросили только автограф Мальвины. Дальше, хоть плач. Никто не жаждал ехать с такой грудой вещей в центр на Лесную улицу.

Наталья стояла на самом солнцепеке и обреченно махала рукой всем машинам подряд. Никто даже не глядел в ее сторону. Выручил другой сосед, Юра с шестнадцатого этажа. Он остановил свою «Скорую помощь» и, распахнув переднюю дверцу, кивнул:

— Залезай, соседка! С тобой всегда по пути.

Наталья в глубине души очень боялась машин «Скорая помощь». Все самое худшее в жизни связано с ними, но альтернативы не было.

У метро «Сокол», естественно, попали в пробку.

— В четверг видел клип этой твоей, Мальвы. По телеку.

— И как? — равнодушно спросила Наталья. Ей уже давно осточертело выслушивать от всех знакомых «квалифицированное мнение» о подруге, но она терпела. Иметь мнение может каждый.

— Симпатичная девушка, — сдержанно сказал Юра. Потом пожевал губами и, скосив глаза в боковое зеркало, добавил. — Только…

— Что «только»? Давай! Режь правду-матку!

Вообще-то Юра был серьезным вдумчивым мужчиной. В «Скорой помощи» работал исключительно из принципа, спасать людей. Давно мог бы возить какого-нибудь босса из коммерческого банка, получать втрое больше. У Юры был, как никак, первый класс.

— Понимаешь, странное ощущение… — нахмурившись, сказал Юра, — Будто это не она поет. Несоответствие какое-то. Ее оболочка и голос существуют, как бы, сами по себе. Не стыкуются.

«Шила в мешке не утаишь!» — пронеслось в голове Натальи.

Через двадцать минут она уже фурией носилась по лестницам, коридорам, закоулкам ДК им. Зуева и давала указания всем, кто попадался под руку. Такой у нее был характер. В день репетиции, стоило переступить порог закулисья, мгновенно взвинчивалась, и от нее начинала волнами исходить пульсирующая энергия. Она сама получала кайф от такого состояния.

Сейчас она металась по просторной гримерной на третьем этаже и без конца туркала длинного худого парня.

Еще на вахте дежурный при ее появлении, торжественно объявил:

— Вот! Дергун приказал. Тебе на съедение. Зовут Сергей!

И вытолкнул вперед парня в потертых джинсах, фиолетовой майке и, несмотря на дикую жару, в строгом сером пиджаке.

«Мальчик! Только из армии. На эстраду залетел случайно. Дергун решил сэкономить, нанял первого, попавшегося под руку. Дешево и сердито» — промелькнуло в голове Натальи со скоростью бешено мчащегося курьерского поезда.

Она тут же приперла парня к стенке и выдала ему с десяток взаимоисключающих указаний. Тот ничуть не удивился, даже бровью не повел. Видно, в армии и не с таким сталкивался. Наталья с трудом сдержала смех, когда унюхала запах нафталина от его аккуратного пиджака. И решила сбавить обороты, но как только они переступили порог гримерной, завинтилась опять.

— Эй! Эй! Сергунчик! Не сюда-а! Не сюда, я сказала!

Сергей уже аккуратно поставил все чемоданы рядком в самый угол гримерной. Наталью это, естественно, взбесило, но она сдержалась.

— Этот чемодан положи на диван, вот сюда.… Нет, не так! Переверни! Открывать-то как, если замки с той стороны! Сам подумай!

Сергей послушно, но как-то крайне медленно выполнял указания. Лицо его выражало откровенную скуку.

— Пакеты скинь на пол! А этот чемодан… во-от сюда.… Вот, на этот стул.… Только стул пододвинь сюда… Мне так удобнее будет.

— Наташ! — глуховатым голосом сказал Сергей. — Ты здесь… вообще-то кем?

Он назвал ее по имени и «на ты», что очень понравилось Наталье, но она и вида не подала. Ринулась раскрывать чемоданы, доставать костюмы и развешивать их на плечиках по всей гримерной.

— Кем, кем! Костюмершей! И гримершей! И уборщицей! И грузчиком! Фигаро здесь, Фигаро там. Костюмы готовлю и сопли вытираю. Всем сразу. Кстати, достань, в шкафу должен быть пылесос. У меня от пыли аллергия. В темпе, в темпе! Как муха сонная!

Сергей послушно достал пылесос, размотал провод, методично начал осматривать стены гримерной.

— Слушай, это… втыкать куда? — наконец изрек он.

— Сказать… куда? Или сам сообразишь.

— Розетки нет.

— В коридоре она. Возьми удлинитель и смело втыкай.

На стене защелкал динамик местной трансляции, раздался хриплый женский голос: «Раз!.. Два!.. Три!.. Четыре!..».

— Наша Нора! Ничего голосок, а? Мертвого разбудит, — усмехнулась Наталья. — Ходят слухи, она счет дальше пяти не знает!

Сергей никак не среагировал, он педантично тянул из коридора провод для подключения пылесоса.

— Сергунчик! Давай, пока силы есть, стол сдвинем! Во-от сюда!

Сергей аккуратно поставил в стене пылесос и подошел к огромному столу, задвинутому в угол. На нем Наталья намеревалась гладить.

Потом они довольно долго двигали стол. Из одного угла гримерной в другой. Наталью ни один из углов не устраивал. В раздумье она остановилась посреди гримерной, что-то соображала, прикидывала.

— Наташ! Ты с ней… с самой давно знакома?

Наталья повернулась к парню, вопросительно подняла брови. Тот кивнул на яркую цветную афишу Мальвины, висевшую у двери.

— С Мальвой? С детства. В одном детском доме куковали. На одном горшке сидели. Чего ухмыляешься?

— Так, ничего, — пожал плечами Сергей. — Вдвоем на одном горшке. Одновременно, что ли?

— Давай стол на прежнее место! У тебя, между прочим, патологическое воображение. Взяли!

Пока двигали стол на прежнее место, оба молчали. Как зверушки, настороженно присматривались друг к другу, принюхивались.

Из динамика опять раздался хриплый женский голос: «Раз!.. Два!.. Три!.. Четыре!.. Раз!.. Два!.. Три!.. Четыре!»

Как только задвинули стол на прежнее место, Сергей спросил:

— Она в жизни такая же?

— Как в телевизоре, что ли? Ага. Даже лучше. Все зависит от телевизора. Опять ухмыляешься? Смотри, при Мальвине не вякни чего. Она этого терпеть не может. Я, между прочим, тоже. Учти это.

— Что?

— То самое. Ухмылки вот эти твои… наглые.

— Это от зажима.

— Не такой ты застенчивый, каким прикидываешься. Я женщина опытная. Во всех отношениях. Теперь во-он тот чемодан, давай сюда!

Сергей поднял за ручку самый большой чемодан и преувеличенно выпучил глаза. Якобы, от непомерной тяжести.

— Золотые слитки, да? — опять ухмыльнулся он.

— Костюмы, обувь. Чем талантливей певица, тем больше у нее костюмов. Понял?

— Понял, — засмеялся Сергей. — Чем бездарней, тем меньше. У кого совсем таланта нет, те что, стриптиз показывают?

Наталья уже раскладывала на столике Мальвины баночки, скляночки, пудреницы и парики. Она на секунду замерла. Терпеть не могла, когда по ее адресу иронизировали. Медленно повернулась к Сергею и, скрестив на груди руки, прищурилась.

Все в группе знали. Если Наталья щурится, жди грозы. Сергей этого не знал. Продолжал разматывать провод от пылесоса.

— Ты как к нам попал? Игорь на работу берет за деньги или совсем тупых.

— Игорь, это кто?

— Здрасте, я ваша тетя! Игорь Николаевич! Продюсер, кормилец, отец родной. Ты как к нему попал?

— Он меня на машине сбил.

— Головой сильно ударился?

— Плечом. Слегка.

— Значит, не за деньги.

— Значит, я тупой. Спасибо.

Наталья несколько секунд помолчала, но щуриться перестала. Потом даже улыбнулась. Что перед репетицией случалось крайне редко.

— Ну-ка, подойди сюда!

— Зачем? — недоуменно спросил Сергей.

— Для дела. От тебя нафталином пахнет?

— От пиджака. Бабушка, чтоб не испортился, чтоб моль не съела…

— Понимаю! — продолжала улыбаться Наталья. — Между прочим, нафталин терпеть не могу! У меня на него аллергия! По всему телу красные пятна. Показать? Подойди, подойди! Ближе!

— Ты же не любишь нафталин.

— Опять ухмыляешься? Не бойся, не укушу!

Сергей подошел к ней почти вплотную. Неожиданно Наталья достала из-за спины баллон с дезодорантом и обрызгала его с ног до головы. Сергей отскочил в сторону, начал отряхиваться как собака.

— Ты что, сбрендила!? Женским дезодорантом!

— Любимый запах Мальвины. Хочу, чтоб ты ей понравился.

— Подумает еще, голубой.

— Ну, это тебе это не угрожает.

— Хороший пиджак испортила… — недовольно пробормотал он.

В это мгновение в гримерную без стука вошел невысокий, щуплый мужчина с явно испитым лицом. Одет он был, как подросток из неблагополучной семьи. Кроссовки, джинсы, футболка с надписью «Адидас».

— Общий привет! — натужено улыбаясь, громко сказал он. И опустился в кресло прямо у двери.

— Только тебя не хватало! — зашипела Наталья. — Каким поганым ветром?

— Я не к тебе, к Мальвине! Кстати, где она?

Наталья бросила взгляд на часы и пожала плечами.

Надя гнала свой раздолбанный «Форд» на предельной скорости по Ново-Рижскому шоссе в сторону Волоколамска. Ранним утром, еще глаза продрать не успела, сидела на кухне и глотала обжигающий кофе, когда во входную дверь раздался звонок.

Какой-то короткий, робкий, неуверенный.

«Мать вашу!!!» — мелькнуло в голове у звезды. «Сейчас я вас научу уважать неприкосновенность частной собственности!». Она была абсолютно уверена, за дверью вконец обнаглевшие фанатки. Даже не накинув халат, прямо в ночной рубашке, схватила швабру и распахнула входную дверь. Но это были не фанатки.

На лестничной площадке стояли двое. Мальчик и девочка. Лет двенадцати. Оба почти с одинаковыми стрижками, оба в синих джинсах и белых рубашках с закатанными рукавами. И выражение глаз у обоих было одинаковым.

«Свои! Детдомовские!» — молнией пронеслось в голове Нади. «Своих» Надя узнавала в любой толпе мгновенно. В глазах у «своих» в любом возрасте пульсирует вопрос: «Вы меня не обидите?».

Надя сильно выдохнула, отставила швабру в сторону.

— Квартиру убираю. Вам чего?

— Простите, Надежда Соломатина здесь живет? — спросила девочка. И покраснела. Наверняка, наслушалась об ее успехах на эстраде. Может, даже диски собирает.

— У нас поручение, — вежливо, но строго сказал мальчик.

— Проходите! — ответила Надя и посторонилась, пропуская их в узкий коридор. — На кухню. Чай пить будем.

— Нам некогда. Нас автобус ждет.

— Мы на экскурсию приехали.

— Отвали! Подождет ваш автобус, не развалится.

Надя почти насильно втолкнула обоих на кухню, усадила за стол, поставила перед каждым по большой чашке. На середину стола грохнула из холодильника огромный торт, который с вечера купила для реквизиторши Сони. У той сегодня юбилей. Тридцать лет на эстраде.

— Нам, правда, некогда. Мы по делу.

— Чай с тортом и есть самое важное дело. Отвали!

Надя моментально плеснула кипятку в чашки, бросила по пакетику «Липтон» и принялась резать торт. Для Сони придется покупать еще один. Раз обещала, то обещала.

— Что там у вас?

— Поручение.

— Это я уже поняла. Какое?

— Передать вам письмо.

Мальчик встал со стула, достал из кармана слегка помятый конверт и протянул Наде. Девочка, не мигая, смотрела на афишу «Мальвина», прикрепленную к двери кухни.

— Копайте! — кивнув на куски торта, приказала Надя.

Стриженая парочка тут же принялась копать.

Взяв письмо, Надя ушла в комнату и плюхнулась на еще незастеленную тахту. Сунула в рот сигарету, щелкнула зажигалкой. Привычку курить на голодный желудок она не собиралась бросать.

Письмо было из Волоколамска от старшей воспитательницы Ларисы Васильевны Гонзалес. Их с Натальей второй матери. Бабу Лору любили все воспитанники. Ходили за ней хвостом, только ей доверяли свои мечты и тайны. «ЛорВася» никого не обделяла вниманием, находила минутку каждого подгладить по стриженой голове, сказать нужное слово, а если требовала ситуация, и по затылку треснуть. Но так, слегка, ничуть не больно.

«Наденька! Я совсем плоха. Лежу на больничной койке в нашей районной больнице № 2. Чувствую, осталось недолго мучиться. Как получишь письмо, немедленно приезжай. Нужно сообщить тебе нечто очень важное. Твоя баба Лора».

Теперь Надя неслась по Ново-Рижскому шоссе на своем «Форде», и чувствовала, как к горлу подступают рыдания. Дома ей даже в голову не влетело сообщить в группу, почему не сможет быть на репетиции. Вспомнила, только выехав за Кольцевую.

Дважды пыталась из машины по мобильнику дозвониться до Наташки, дважды безуспешно. Когда поняла, что не дозвонится, швырнула мобильник на заднее сиденье и взглянула на себя в зеркальце заднего вида. Без блондинистого парика и не намазанная, она себе никогда не нравилась.

— Отва-али-и! — прошипела она отражению и вцепилась обеими руками в руль.

«Форд», рыча и оставляя за собой хвост светло-голубого дыма, глотал километр за километром. Шоссе было абсолютно пустым.

На втором этаже ДК им. Зуева Наталья продолжала со злостью швырять вещи в разные стороны, при этом извергала груды пепла и раскаленной лавы на голову потрепанного мужика.

— Каким поганым ветром тебя занесло? — раздувала она ноздри.

— Ты всегда так ласково и нежно встречаешь, это не может не восхищать! — скалился потрепанный мужик. Зубы у него тоже были, явно второй свежести.

— Зачем пришел? — продолжала бушевать Наталья.

— По делу. Исключительно, по делу. И вовсе не к тебе. Увы!

— Тогда… застегни ширинку! — неожиданно хихикнула она.

Потрепанный мужик опустил голову и… весело засмеялся. Из расстегнутой молнии виднелся светлый кусок семейных трусов.

— Я всегда в полной боевой готовности!

— Легко вам, поэтам, жить. Все такие творческие, рассеянные, не от мира сего. Можно с расстегнутой ширинкой ходить. Не осудят.

Из динамика раздался голос: «Здравствуйте, дорогие мои! Начинаем работу! Прошу всех собраться и провести репетицию на достойном уровне! Радисты-ы! Радисты-ы!.. Какой гад отключил трансляцию в буфете!? Я спрашиваю, кто тот мерзавец и негодяй, который отключил буфет!? Не понятно, что меня там не слышат!!!».

— Тебя, родная, слышат даже на Красной площади! — пробормотала Наталья.

Потрепанный мужик повернул голову к Сергею, нахмурился.

— А это кто? — спросил он Наталью.

— Охранник. Персонально для Мальвины. Тебе-то что?

— Просто я любопытен. Как все творческие натуры. Какой-то… древнеславянский богатырь. Откуда родом, приятель?

— Я из разных мест, — резко ответил Сергей.

Он не любил, когда о нем говорили в третьем лице. Будто он какой-то неодушевленный предмет.

— Четко и понятно. В таком разе, давай познакомимся.

Мужичок легко поднялся с кресла и протянул Сергею руку. Тот машинально пожал. Рука была вялой и влажной, даже потной.

— Николай Скворцов! Поэт песенник! — представился он.

— Автор, между прочим, целых… аж!.. двух с половиной шлягеров. В свое время, жу-уть каких популярных! — вставила Наталья.

— И самое главное, муж вот этой красотки, — ничуть не смутившись, продолжил мужик.

— Бывший, слава тебе, Господи! Бывший!

— Все мы бывшие. Каждый на свой манер.

— Чего заявился?

— Шел мимо, увидел афишу, воспоминания так и нахлынули.… Дай, думаю, проведаю старых друзей. Заодно на супругу полюбуюсь.

Мужичонка опять основательно уселся в кресло, даже ногу на ногу закинул. Достал мятую пачку сигарет, щелкнул зажигалкой.

— Ты все такая же. Цветешь и пахнешь. Как тебе удается сохранять форму? Секрет, какой знаешь?

— Секрет прост, — огрызнулась Наталья. — От тебя держаться подальше.

Николай подмигнул Сергею и тяжко вздохнул.

— Все-таки, жена у меня, красавица!

— Которая? — подняв брови, наивно спросила Наталья.

— Тебя имею в виду. Исключительно тебя.

Из динамика опять раздался гневный женский голос: «Электрики! Свет мне на пульте включите или так, и буду в темноте колупаться!? Электрики! К вам обращаюсь!!!».

— Сам уйдешь или натравить на тебя Нору? — Наталья кивнула в сторону динамика. — Она тебя с кашей съест. Кости в окошко выбросит. Уйди по-плохому. По-хорошему, хуже будет.

— Не надо в окошко. В окошко я и сам могу.

«Электрики!!!» — медведем взревел динамик. «Последний раз прошу, зажгите свет на пульте! Я не ночная бабочка, в темноте порхать! Переломаю ноги, сами на руках меня носить будете!!! Я не угрожаю! И не запугиваю! Лучше добром зажгите свет!».

В гримерную без стука вошел Дергун. Подтянутый, собранный в элегантном светлом костюме. В облаке мужских духов «Арбат», которыми всегда поливал себя ведрами.

— Где Мальва? — не поздоровавшись, спросил он. — Опять опаздывает! Натали! Я человек терпеливый…

— Я-то здесь при чем? — буркнула Наталья.

Дергун заметил Николая, сидящего в кресле, небрежно кивнул.

— Почему без формы? — раздраженно спросил он Сергея.

— Бабушка не успела подшить брючины…

— Бабушка, дедушка… — поморщился Дергун. — Чтоб завтра был в форме. И вообще! Твое место перед дверью, не здесь. Свободен!

Сергей вопросительно взглянул на Наталью, та лишь передернула плечами. Он аккуратно начал складывать провода на стул.

Потрепанный мужичок, увидев Дергуна, расплылся в радостной улыбке. Просто расцвел, как пожухлый цветок. Даже сигарету затушил о подошву кроссовки. Вскочил с кресла и подхватил Дергуна под руку.

— Игоречек! — воскликнул он. — Вот ты-то мне как раз и нужен! Игорек! Я написал цикл новых стихов.… Скажу по секрету, только тебе, как другу….Стопроцентные шлягеры!

Дергун, недовольно морщась, освободил руку и кивнул Сергею.

— Сережа! Проводи товарища… в буфет! Подойду через пять минут. Ждите меня там. Оба. Оба! Сережа! Вперед! Вперед!!!

Дергун довольно бесцеремонно вытолкнул обоих из гримерной и плотно прикрыл за ними дверь.

Из динамика опять донесся низкий женский голос: «Монтировщики! Монтировщики!!! Я вам что, девочка!? Бегать за вами, молотки подбирать!? Немедленно вернитесь и заберите молотки! И гвозди тоже!»

Дергун прошелся по комнате и уселся за гримерный столик Мальвины, посмотрел на себя в зеркало. И нахмурился.

Игорь хмурился, потому что сам себе нравился.

— Я не понял, где Мальва? — жестко спросил он.

— Куда она денется, — поморщилась Наталья. — Ты чего вздрюченный? Жена достала своими фокусами?

— Хуже, — откликнулся Дергун. — Значительно хуже. Скажу только тебе, как близкому другу…

— Когда это мы из любовников в друзья перескочили?

— Не придирайся к словам, — поморщился Дергун. — Дело очень серьезное. Дай слово, никому ни звука!

— Век эстрады не видать! — поклялась Наталья.

Дергун некоторое время молчал. Потом сказал, как выдохнул:

— Сборы падают.

— Тоже мне, новость! Об этом на каждом заборе только ленивый не пишет.

— Еще немного и покатится снежный ком. Я это кожей чувствую. Не остановишь. Глуши мотор, сливай воду!

— У всех они падают. Не только у нас.

— Где, все-таки, эта шалава? — вздохнул Дергун. — Иногда очень хочется открутить ей голову!

На окраине Волоколамска, сразу за бензоколонкой, Надя свернула направо и остановилась у магазина «Все для Вас!». Магазинчик был небольшой, но купить в нем можно, что душе угодно. Начиная от одежды, и кончая продуктами питания для младенцев.

Надя купила торт «Птичье молоко», связку апельсинов, три пачки печенья, литровый сок «Виноградный» и десяток шоколадок.

Выйдя из магазинчика с двумя пластиковыми пакетами в руках, прихватила у бабульки, сидящей тут же на ступеньках, букет цветов и два пучка редиски. Где-то слышала, редиска очень помогает. От всех болезней. Свалила пакеты на переднее сиденье и, проехав метров двести по бетонным плитам, подкатила к двухэтажному блочному зданию. Машину бросила прямо у входа, даже сигнализацию не включила.

В вестибюле было темно и прохладно. Ни души. Никакой охраны, никаких дежурных. Только черная кошка, задрав вверх хвост, медленно проследовала из приоткрытой двери регистратуры на улицу.

«Тьфу! Тьфу! Тьфу!» — мысленно сплюнула Надя, и хотя не верила в приметы, прижав пакеты к груди, постучала себя кулачком по голове. Где тут найдешь настоящее дерево. Кругом один пластик.

В окошке регистратуры толстая бабища решала какой-то бесконечный кроссворд. Или сканворд. Или как их там? Толстые, ярко накрашенные губы ее беспрерывно шевелились.

Надя осторожно постучала костяшками пальцев по дверце окошка.

— Гонзалес Лариса Васильевна! В какой палате? — каким-то просительным тоном, выдавила она из себя.

Во всех государственных учреждениях Надя слегка робела. Потому или откровенно хамила, или едва слышно, застенчиво бормотала.

— У меня обед, — не поднимая глаз, проворчала бабища.

— Неужели трудно ответить?

— Читать умеешь? Грамотная?

Бабища не поленилась, с удивительной легкостью оторвалась от стула, высунулась почти до пояса из окошка и тыкнула пальцем в мятый листок на кнопке. Потом бросила на Надю, полный ненависти взгляд, и с треском захлопнула окошко.

На листке ученическим почерком было нацарапано:

«Регистратура! Обед с 12–15 до 12–45. Не стучать!».

Надя взвинтилась и начала действовать старым казачьим способом. Свалила пакеты на скамейку, достала из сумочки кошелек, из него пятьдесят рублей и опять постучала. Окошко раскрылось мгновенно, но не успела бабища и рта раскрыть, Надя сунула в окошко бумажку и повертела перед самой ее физиономией. Та, взглядом кролика на удава, несколько секунд смотрела на бумажку, потом перевела взгляд на Надю.

— Чего тебе? — мрачно спросила она.

— Гонзалес Лариса Васильевна! В какой палате?

Бабища проворно ухватила бумажку, сунула в карман. Достала из ящика стола амбарную книгу, слюнявя пальцы, принялась листать.

— Фамилия?

— Моя?

— Свою оставь при себе. Больной?

— Гонзалес. Лариса Васильевна.

— Когда поступила?

— Не знаю. Воспитательница она. Из детдома.

— А-а…. Испанка-а.… Давно уже тут, — почему-то разочарованным тоном пропела бабища. И захлопнула амбарную книгу. — Иди на второй этаж. Пятая палата. Все доходяги там. Ты ей кто?

— Отвали! — привычно рыкнула Надя.

— Белый халат с собой носить надо! — в ответ не удержалась бабища. И захлопнула окошко. Теперь уже окончательно и бесповоротно.

Надя хотела постучать и прочесть короткую лекцию о хорошем воспитании, ее больно резануло слово «доходяги», но плюнула. Не надо перевоспитывать человечество, само когда-нибудь доползет до гуманистических идеалов. Человек человеку друг, брат и все такое.

На втором этаже, естественно, пошла не в ту сторону. И сразу чуть с ума не сошла. Номера палат, как в китайской головоломке. Сначала четырнадцатая, потом сразу восьмая, потом почему-то третья. И спросить не у кого. Ни одного белого халата. Длинный коридор будто вымер. Только где-то громко орал телевизор.

Допилила до самого конца коридора и уткнулась в приоткрытую дверь маленькой подсобки. Осторожно просунула голову внутрь, увидела сидящую на табуретке худую женщину с изможденным лицом. Та откусывала от гигантского, (в полбатона!), бутерброда с ливерной колбасой, запивала чаем из тонкого стакана с подстаканником.

— Простите, где пятая палата?

— Где ж ей быть? — неожиданно ласковым тоном пропела женщина. И отхлебнула из стакана. — Ступай, милая, обратно по коридору, сама увидишь. В самом конце она и есть.

Надя распахнула дверь пятой палаты и чуть не закашлялась. В лицо ударила волна чудовищно спертого воздуха. Несмотря на жарищу, форточка была заклеена намертво. Запах пота, несвежего постельного белья, почему-то кислой капусты, йода и туалетной хлорки, такой коктейль не всякий нос выдержит.

Четыре кровати с пружинными сетками, на них, укрытые до подбородков одеялами, лежали три сморщенные старушки. Одна кровать пустовала. Две тумбочки и умывальник в углу. Вот и весь сервиз.

Надя окинула взглядом старушек и попятилась, уверенная, что ошиблась. Ларисы Васильевны здесь нет. И быть не может.

— Наденька-а! Приехала-а! — тонким голосом протянула одна из седых старушек с кровати у самого окна.

Надя сделала шаг вперед, всмотрелась в лицо лежащей и чуть не вскрикнула. На кровати, похожая на скелет обтянутый кожей, лежала ее воспитательница, вторая мать, Лариса Васильевна Гонзалес.

«Какой ужас!» — промелькнуло в голове у Нади, но она, собрав всю волю в кулак, радостно улыбнулась. Вернее, попыталась. Наверное, у нее получилось не лучшим образом. Лариса Васильевна, (или старушка, похожая на ее мать!?), понимающе покивала головой.

— Знаю, знаю. Я похожа не черта. Не пугайся.

Господи-и! Конечно, она хрюшка неблагодарная. Сколько лет не навещала Ларису Васильеву? Три года? Четыре? Нет, уже семь! Время летит, чихнуть не успеешь, уже новый век начался.

— Проходи, Наденька! Садись. Вон, возьми стул. Очень рада, что ты выбрала время, приехала навестить.

Голос у Ларисы Васильевны стал тонким, но по-прежнему чуть хрипловатым. «ЛорВася» всегда нещадно дымила. Единственной из воспитателей и персонала детдома не выпускала папиросу изо рта. Запах «Беломора» и духов «Кармен» были ее визитной карточкой.

Бедная Лариса Васильевна! Что с вами сталось! Темноволосая красавица, с огромными выразительными глазищами и хищным ястребиным носом. Как две капли воды похожая на знаменитую итальянскую актрису Анну Маньяни. Мы все вами гордились, подражали вам, мечтали быть похожими на вас!

Что с вами сделалось? Кто сотворил эту несправедливость?

Надя пристроила пакеты на тумбочку, цветы положила прямо на одеяло, на грудь своей воспитательницы.

— Как чудесно пахнут! Вазы у нас нет. У меня в тумбочке где-то есть банка. Потом нальешь воды, и поставим на окно. Меня часто навещают, ты не думай. Коля Сазонов недавно был. Маша Илларионова. Мы все следим за твоими успехами. Очень гордимся тобой.

Надя кивала головой, но не могла выдавить из себя ни звука. Только улыбалась и кивала головой.

— А почему Наташа не приехала?

— Вы же ее знаете. Все бегает, суетится. В следующий раз приедем вместе.

Некоторое время поговорили о пустяках, о погоде. Потом вспоминали воспитанников, то одних, то других… Кто кем стал, кто куда уехал, кто кому пишет, кто пропал, будто в воду канул.

Наконец, Лариса Васильевна, уловив в глазах Нади тревожное ожидание, немой вопрос о «нечто важном», слегка приподнялась, сделала подушку чуть повыше и, откинувшись на нее, посмотрела на Надю ясными глазами:

— Я никогда не говорила, хотя прекрасно знала, рано или поздно спросишь.… Теперь время пришло. Дальше откладывать нельзя. Пододвинься поближе. Ты теперь взрослая самостоятельная девушка.

Надя, вместе со стулом сдвинулась к изголовью и наклонилась к ней совсем близко. Почувствовала даже дыхание. Прерывистое и какое-то очень-очень слабое.

— У тебя есть мать. Знаю, я нарушаю все инструкции, но ты должна знать. У тебя есть мать. Она жива и здорова. Ты должна дать мне слово, что съездишь к ней и.… И простишь ее.

Надя, расширенными от изумления глазами, смотрела на свою красавицу-воспитательницу или на то, что осталось от нее, и непроизвольно отрицательно мотала головой.

— Не-ет! Не-ет! — едва слышно шептала Надя. — Что ж она раньше-то… Она мне раньше была нужна, а сейчас.… Нет, нет!

— Надо быть добрыми! Запомни, Наденька! Надо научиться людей прощать. А дам адрес. Ты съездишь и… простишь ее.

Лариса Васильевна глубоко вздохнула и слегка отвернула голову к стене. Было видно, что ей болезненно трудно произнести вслух именно эти слова.

— Жаль, что Наташа не приехала! — глухо сказала Лариса Васильевна. — Очень хотела ее повидать.

Потом повернула голову, знакомым учительским тоном, добавила:

— Но пассаран, девочка! Но пассаран!

Наталья сидела на коленях у Дергуна. Он ее привычно ощупывал. Грудь, бедра, талию. Такая у него была привычка. При всем честном народе сажать к себе на колени девиц из подтанцовки или из реквизита и «проводить ревизию». Считал себя в своем праве. Кто-то взбрыкивал, и Дергун получал по полной программе «анданте». Но, к его чести, никогда не обижался и, уж тем более, никогда не мстил «отказнице». Был выше этого. Большинство относились к этому как к игре. Подумаешь, погладит тебя слегка шеф по заднице, не убудет, иногда даже приятно. Тем более, от Дергуна всегда приятно пахнет. И вообще, он умеет обращаться с женщинами.

— Что это ты исхудала? — обычно нахмурившись, по-отечески спрашивал он очередную девицу. — Питаешься хорошо?

— Какое тут питание! Платишь мало, Игорь Николаевич!

— Прибавлю. Раскрутимся на всю катушку, прибавлю, — убежденно говорил Дергун. В эту минуту он и сам в это верил.

Раскрутиться на полную катушку почему-то никак не удавалось. Дергун никому не повышал зарплат. Все знали, он просто скупердяй.

Наталья была исключением. Два года назад у них случился бурный двухнедельный роман. С поездками в пансионат на Клязьму, с походами в ресторан и жарками ночами в его «холостятской» квартире.

— Мне с тобой давно поговорить надо. Серьезно. Ты вечером, где будешь, дома? — спросил Дергун.

— Жену прихватить не забудь, — усмехнулась Наталья. — Устроим шведский вечерок.

— Зачем ты так! — поморщился Дергун. — Запрещенный прием. Сама знаешь, моя жена, тяжело больной человек. Я должен нести этот крест до конца.

— Да, да. Ты тоже очень несчастный человек.

— Кто еще?

— Все! Я, ты, Мальвина, твоя жена, все. У нас вся страна сплошь несчастные люди. Специфика такая.

— Что предлагаешь? Упечь жену в больницу и жениться на тебе?

— Боже упаси! У тебя самомнение. Чтоб я за тебя!? Вся эстрада со смеху передохнет! Договорились уже, раз и навсегда. Что было, прошло. Похоронено и забыто.

Очень во время зарычал женский голос из динамика: «Девочки!.. Балетные!.. Все!.. Ваше время истекло!.. Кончайте ногами дрыгать!.. Только пыль поднимаете!».

— Ну-ка, пусти. Мне костюмы готовить надо.

Наталья соскочила с колен Дергуна, опять принялась за костюмы. Перевешивала на плечиках в одном ей известном порядке.

— Плохи наши дела, Натали! — вздохнул Дергун. — Стремительно катимся под горку. Интерес к Мальвине падает.

— Мне ли не знать! — хмыкнула она.

— Надо продержаться с программой хотя бы до Нового года.

— «Новый го-од! Настае-ет! Пожелать хочу вам счастья!» — запела Наталья, голосом Людмилы Гурченко.

— Натали! Соберись! — продолжал нудить Дергун. — Воздействуй на эту «шалаву». Только ты имеешь на нее влияние. Ее диски совсем не раскупаются. Пора закрывать лавочку, а я еще и половины вложенных денег не оправдал.

— Бедный ты, несчастный! Зачем тебе столько денег? Жрешь ты их, что ли?

— Знаешь, сколько стоит аренда клуба на субботу и воскресенье? Все для чего! Чтоб не терять приличный уровень. Если она сегодня сорвет репетицию, я ее выгоню! И виновата, будешь ты!

Субботнюю репетицию пришлось отменить. Мальвина так и не появилась в ДК им. Зуева. И даже не дала о себе знать. Проверили еще раз световую партитуру, музыканты и подтанцовка прошли свои номера, но без солистки. Потом все с веселым хохотом отправились в буфет праздновать юбилей реквизиторши Сони. Тридцать лет верой и правдой она служила советской, а потом и российской эстраде.

Скромную и безотказную Соню Кантор, прослужившую в театре Эстрады более двадцати лет, знали все. Одно время она обслуживала даже правительственные концерты. Была знакома с Утесовым, дружила, будучи еще совсем девочкой, с самой Клавдией Шульженко.

Поздравления прислали Иосиф Кобзон, Муслим Магомаев, Алла Пугачева, Евгений Петросян, Геннадий Хазанов, Эдита Пьеха и еще многие другие, с которыми Соня в разные годы, в разных программах вместе работала.

Вообще, эстрада, особенно в дни похорон и юбилеев, проявляет себя на редкость сплоченным содружеством. Даже переименовавшись в шоу бизнес, не теряет славных традиций.

Доска объявлений на втором этаже к вечеру уже не вмещала всех поздравительных телеграмм и открыток. Их просто пачками складывали на столик вокруг вазы с цветами.

Поначалу решили отметить в узком семейном кругу. Потому гостей никто не приглашал. Но каким-то непостижимым образом все, находящиеся на этот момент в Москве, пронюхали. И вечером к скромному ДК им. Зуева начали съезжаться иномарки всех мастей и расцветок.

Гости шли и шли. Приезжали, когда вздумается, поскольку никакого конкретного часа назначено не было. Откуда-то, не иначе из соседнего ресторана «Под дубом», появились официанты, и количество сервированных столов удвоилось, потом и утроилось. Пришлось накрывать их даже в вестибюле, рядом с гардеробом. А гости все пребывали и пребывали. Поднимались по узкой лестнице от служебного входа, с цветами, смехом и подарками.

Подарки складывали в отдельную комнату. «Левчик и Вовчик», Винокур и Лещенко, приволокли гигантский холодильник, почему-то розового цвета, который при всем желании не мог поместиться в скромной квартирке Сони на Речном вокзале. Певица Валерия подарила керамическую вазу, размером с саму Соню. Вазу двое охранников не без трудностей подняли по лестнице. Валерий Леонтьев преподнес роскошный персидский халат. Регина Дубовицкая набор косметики.

Когда на следующий день провели ревизию подарков, все ахнули. Два холодильника, три телевизора, пылесос и трехскоростной вентилятор, печь СВЧ и посудомоечная машина, два набора посуды и видеомагнитофон, несколько косметических наборов и три сотовых, уже подключенных телефона. Создавалось впечатление, замужнюю Соню еще раз выдают замуж. Короче, умом эстраду не понять!

Впрочем, эстрадники всегда отличались размахом и широтой души, никогда не скупилась на подарки. Знай наших!

Потрясенная Соня сидела в центре стола в окружении дикого количества букетов и, слушая одно за другим поздравления, поминутно прикладывала к щекам ладошки. Она знала всех. Но не предполагала, что все артисты так же хорошо знают ее.

Сергей весь вечер жался по стенкам у гримерной Мальвины. Никогда не видел такого количества знаменитостей. Правда, большинство из них выглядело несколько иначе, нежели на телеэкране, оказывались меньше ростом и значительно старше возрастом.

Везде мелькал поэт Вишневский, который всем подряд читал свои одностишия. А потом без конца пел, «Я встретил вас…», выразительно вращая темными глазами… Прямо на лестнице второго этажа иллюзионист Амаяк Акопян показывал каким-то балетным девицам фокусы с картами… Конферансье Лев Шимелов на спор, соревнуясь с певицей Ладой Денц, без остановки рассказывал анекдоты из серии, «приходит муж домой, и застает…» … Шум, взрывы смеха, радостные восклицания, тосты, поцелуи…

Все смешалось в ДК им. Зуева. Вино и пиво лились рекой. Кто не пил, тот ел. Кто не делал ни того, ни другого, танцевал. В одиночку или с кем-либо на пару. Или пел, стараясь перекричать орущие динамики.

Редкие прохожие, удивленно улыбаясь, останавливались и пытались разглядеть: что там происходит, на втором-третьем этажах.

Под самый занавес, далеко за полночь, гости, выстроившись, друг за другом «паровозом», начали танцевать, опять входящую в моду, «Летку-Енку». Образовали бесконечную цепь, которая начиналась в буфете, тянулась по всем этажам, плавно перетекая по ступенькам лестниц, выползала через служебный вход на улицу и, извиваясь пестрой змеей, терялась где-то там, между деревьями переулка.

Из распахнутых окон клуба на всю Лесную гремела музыка.