"МЕЛКИЙ СНЕГ (Снежный пейзаж)" - читать интересную книгу автора (Танидзаки Дзюнъитиро)

22

Первого июля Тацуо предстояло вступить в должность директора токийского филиала банка в Маруноути. Приехав в Токио в конце июня, он поселился у родственников в Адзабу и при содействии знакомых занялся поисками удобного и недорогого жилья для своей семьи. Наконец он сообщил Цуруко, что нашёл подходящий дом в Омори. Переезд семьи в Токио был назначен на воскресенье, двадцать девятое августа, после праздника Дзидзо-бон.[46] Накануне, в субботу, Тацуо намеревался приехать в Осаку, чтобы попрощаться с близкими и друзьями, которые пожелают их проводить.

Первую половину августа Цуруко посвятила прощальным визитам к родственникам и сослуживцам мужа, а когда с этим было покончено, приехала на три дня в Асию. После долгих сборов и хлопот, от которых у неё до сих пор голова шла кругом, Цуруко хотелось немного отдохнуть, впервые за многие годы побыть с сёстрами, вместе с ними погрустить о предстоящей разлуке. На эти дни Цуруко решила начисто забыть о делах. Оставив дом на жену Отояна, она взяла с собой только двухлетнюю дочку и её няньку.

Когда в последний раз сёстры собирались вместе под одной крышей и могли спокойно, без спешки поговорить? За всё эти годы Цуруко приезжала в Асию считанное число раз, да и то всего лишь на час или на два, которые ей с трудом удавалось выкроить. А когда Сатико навещала сестру в Осаке, им опять-таки не удавалось толком поговорить, потому что их всё время теребили ребятишки. Можно сказать, что с тех пор, как обе сестры вышли замуж, у них попросту не было случая побеседовать по душам. Неудивительно, что та и другая с нетерпением ждали этой встречи. Им хотелось так много сказать друг другу, столько интересных и важных тем набралось за десять с лишним лет!

Но вот наконец Цуруко приехала — и что же? Усталость, накопившаяся за последние месяцы, а точнее сказать — годы, разом выплеснулась наружу. Казалось, ничто не способно было доставить ей большее удовольствие, чем приход массажистки или возможность днём поваляться в постели. Зная, что сестре почти не приходилось бывать в Кобэ, Сатико собиралась повести её обедать в «Ориенталь» и в какой-нибудь китайский ресторан в Нанкинском квартале, но Цуруко дала понять, что вполне удовлетворится самой непритязательной домашней трапезой, лишь бы не выходить из дома. Возможно, сказывалась жара, но, так или иначе, три дня, проведённые Цуруко в Асии, прошли как-то сумбурно, сёстрам не удалось даже наговориться вдоволь.

Через несколько дней после того, как Цуруко уехала домой, в Асию пожаловала тётушка Томинага, младшая сестра их покойного отца. Тётушка ещё ни разу здесь не бывала. Раз уж она решилась приехать из Осаки по такой жаре, у неё наверняка были для этого веские основания. Сатико догадывалась, что именно привело её сюда.

Как она и предполагала, речь пошла о Юкико и Таэко.

Пока «главный дом» находился в Осаке, сказала тётушка Томинага, младшие сёстры могли жить то там, то здесь, но теперь положение изменилось, и им следует отправиться в Токио вместе с семьёй, членами которой они официально являются. Было бы хорошо, если бы Юкико, которую ничто не должно удерживать в Асии, завтра, же выехала к сестре в Осаку. С Таэко, конечно, дело обстоит несколько сложнее: ей предстоит завершить начатые работы, для этого потребуется время. Но через месяц, от силы через два, она тоже сможет приехать в Токио, не так ли?

Разумеется, никто не посягает на её увлечение. Заниматься своими куклами она сможет и в Токио, условия для этого там даже лучше, Тацуо знает, что работы Кой-сан получили признание, и не станет возражать, если она пожелает обзавестись студией. По правде говоря, призналась тётушка, Цуруко сама собиралась обсудить с Сатико этот вопрос, когда была здесь, но ей не хотелось омрачать своё пребывание в Асии неприятным разговором. Вот она и попросила тётушку сделать это за неё.

С того самого дня, как стало известно о переезде «главного дома» в Токио, мрачные предчувствия не оставляли Юкико и Таэко. Хотя они ничего не говорили друг другу, обе в равной мере понимали, что затеянный тётушкой разговор рано пли поздно должен был состояться.

Казалось бы, зная, как тяжело Цуруко одной управляться со сборами, обе младшие сестры должны были без всяких с её стороны просьб поехать помочь ей, но ни та, ни другая упорно не желали этого делать. Правда, Юкико в конечном итоге всё-таки поехала в Осаку на неделю, но лишь после того, как Цуруко попросила её об этом. Таэко же, сославшись на срочную работу, целыми днями сидела у себя в студии. Мало того, что она не захотела помочь Цуруко со сборами, она и в Асии уделила ей всего лишь один-единственный вечер. Всем своим поведением Юкико и Таэко давали понять, что, каковы бы ни были пожелания «главного дома», их воля совершенно однозначна: остаться в семье Сатико.

В разговоре с Сатико тётушка Томинага, пообещав, что это останется сугубо между ними, спросила, отчего Юкико и Кой-сан так не по душе жизнь в «главном доме». Ей приходилось слышать, что они не особенно ладят с Тацуо. Но Тацуо вовсе не такой человек, за которого они его принимают. И он питает к ним самые добрые чувства. Просто он вырос в семье, где привыкли считаться с мнением окружающих. Тацуо исходит из того, что, если незамужние свояченицы останутся в Асии, это может неблагоприятно отразиться на его репутации как главы дома. Да и Цуруко окажется в трудном положении. Поэтому Цуруко с мужем настоятельно просят Сатико поговорить с младшими сёстрами, уж кого-кого, а её-то они послушаются. Тётушка Томинага просила понять её правильно, — никому и в голову не приходит винить Сатико в том, что младшие сёстры не желают жить в семье Цуруко. Они уже вполне взрослые, их не станешь водить за ручку, как малых деток. И всё же Цуруко убеждена, что они скорее послушаются Сатико, нежели кого-нибудь другого.

— Кстати, а где же Юкико с Кой-сан? Их нет дома? — спросила тётушка на старом диалекте Сэмбы.

— У Кой-сан много работы в студии, она почти не бывает дома, — на таком же диалекте ответила Сатико. — А Юкико здесь. Позвать её?

Сатико поднялась на второй этаж — ей не стоило особого труда догадаться, что, едва заслышав голос тётушки в передней, Юкико поспешила укрыться в комнате наверху. И действительно, сквозь бамбуковую штору она увидела сестру, с задумчивым видом сидящую на кроватке Эцуко.

— Приехала тётушка…

Юкико промолчала.

— Ты выйдешь к ней, Юкико?

Уже наступила осень, но было по-прежнему жарко, как в самую знойную летнюю пору. В помещении стояла невыносимая духота, не чувствовалось ни малейшего движения воздуха. Юкико вопреки обыкновению сегодня надела крепжоржетовое платье. Зная, что при её худобе ей не идёт европейская одежда, она даже летом носила кимоно с поясом. Одеться в лёгкое платке она позволяла себе только в самую нестерпимую жару, да и то лишь в дневное время, — перед зятем в таком виде она старалась не показываться. Но если Тэйноскэ случалось увидеть Юкико в платье, он мог с уверенностью сказать, что в этот день жара совершенно исключительная. От одного взгляда на просвечивающие сквозь тонкую темно-синюю ткань острые лопатки, на прохладную белизну её трогательно хрупких плеч и рук его точно обдавало свежим ветерком.

— Тётушка хочет, чтобы ты завтра же отправилась в Осаку, а оттуда вместе со всеми поехала в Токио…

Юкико сидела с опущенной головой, безжизненно уронив руки, словно тряпичная кукла. Под ногами у неё был большой резиновый мяч Эцуко, время от времени она поворачивала его босыми ступнями в поисках места попрохладней.

— А Кой-сан?

— Кой-сан тоже должна ехать, правда, чуть позже, ведь ей нужно завершить неоконченные работы… Так хочет Тацуо.

Юкико опять промолчала.

— Насколько я понимаю, тётушка уверена, хотя прямо и не говорит, что я не отпускаю тебя к Цуруко. Она приехала уговорить меня. Всё это очень грустно, но ты должна понять, что тут я абсолютно бессильна.

Искренне сочувствуя Юкико, Сатико тем не менее болезненно переживала малейший намёк на то, что сестра живёт в её доме на положении гувернантки. Возможно, кое-кто из окружающих, рассуждала она, считает, что, в отличие от Цуруко, которая управляется со своими многочисленными детьми одна, Сатико при единственной дочери не может обойтись без посторонней помощи. Не исключено, что в глубине души и Юкико придерживается того же мнения, считая себя благодетельницей сестры.

Одна мысль об этом оскорбляла материнскую гордость Сатико. Что и говорить, Юкико всегда и во всем помогает ей. Но Сатико, сумеет справиться со своими обязанностями и без неё. В конце концов, когда-нибудь Юкико всё равно выйдет замуж и покинет их. Отъезд любимой тёти, конечно же, очень огорчит Эцуко, но она девочка разумная и не станет безутешно рыдать, как, возможно, думает Юкико. Во всяком случае, Сатико, не намерена идти против воли Тацуо и удерживать сестру при себе только потому, что та предпочитает жить в Асии. Она должна убедить Юкико в необходимости подчиниться требованию «главного дома». К тому же, отослав Юкико в Токио, она сможет доказать всем, в том числе и самой Юкико, что великолепно обходится без её помощи.

— Мне кажется, тебе следует хотя бы на некоторое время поехать в Токио. Твой отказ тётушка Томинага воспримет не иначе как оскорбление.

Юкико по-прежнему молчала, но её огорчённый вид был красноречивее всяких слов. Сатико выразилась достаточно откровенно, и она понимала, что у неё нет иного выбора, как отправиться в Токио.

— Не думай, пожалуйста, что ты уезжаешь навсегда… Помнишь о письме госпожи Дзимба? Пока никаких новых известий от неё нет, но, если вдруг зайдёт речь о смотринах, тебе непременно нужно будет приехать. Впрочем, и без этого мы всегда найдём какой-нибудь предлог.

— Хорошо.

— Так я могу сказать, что ты завтра же отправишься в Осаку?

— Да.

— Ну тогда приведи себя в порядок и выйди к тётушке.

Пока Юкико накладывала, на лицо белила и переодевалась в кимоно, Сатико спустилась в гостиную.

— Юкико сейчас придёт. Она всё поняла и согласна ехать в Осаку. Я думаю, вам нет надобности говорить с ней об этом.

— Правда? Ну что же, я рада. Значит, не напрасно приехала..

Тётушка была очень довольна. Сатико предложила ей дождаться Тэйноскэ и поужинать вместе с ними, но та отказалась: ей хочется поскорее обрадовать Цуруко.

— Какая жалость, что мне не удалось повидать Кой-сан, но я надеюсь, Сатико, ты сумеешь её уговорить, — сказала тётушка на прощание и, едва дождавшись, когда жара немного спадёт, поспешила откланяться.

Юкико уехала на следующий день, простясь с Сатико и племянницей в самой будничной манере, как будто они расставались всего на несколько дней. Весь её багаж состоял из маленького узелка, в котором было лёгкое домашнее кимоно (парадными кимоно сестры пользовались сообща), несколько смен нижнего белья да томик рассказов.

Глядя на этот узелок в руках О-Хару, провожавшей Юкико на станцию, никто не мог бы предположить, что ей предстоит дальняя дорога. Что же до Эцуко, то во время визита тётушки Томинага она играла у Штольцев и узнала об отъезде Юкико только накануне вечером. Ей сказали, что тётя едет в Осаку ненадолго, чтобы помочь Цуруко со сборами, поэтому дело обошлось без бурных сцен.

Наконец наступил день отъезда старших Макиока в Токио. Отъезжающих было одиннадцать человек: Тацуо, Цуруко, шестеро их детей, Юкико, прислуга и нянька. Поезд отправлялся в половине девятого вечера. Сатико, конечно же, полагалось бы проводить сестру, но из опасения, что, увидев её, Цуруко расплачется, она решила остаться дома, и Тэйноскэ поехал на вокзал один.

Проводить семью Макиока собралось не менее ста человек, среди них были даже старенькие гейши и актёры, которым в своё время покровительствовал отец Цуруко. Сразу видно было, что из города уезжает пусть и не столь влиятельная, как прежде, но весьма родовитая семья.

Таэко, до последнего дня так и не собравшаяся побывать в Осаке, приехала на вокзал чуть ли не перед самым отходом поезда. Воспользовавшись суматохой, она второпях пожелала сестре и зятю счастливого пути и поспешила затеряться в толпе. Она уже уходила с платформы, когда кто-то окликнул её:

— Извините, пожалуйста, вы, должно быть, одна из дочерей покойного господина Макиоки?

Оглянувшись, Таэко увидела пожилую женщину. Это была О-Эй, знаменитая танцовщица из Симмати.[47]

— Совершенно верно. Я — Таэко.

— Таэко-сан? Которая же вы по счёту?

— Самая младшая.

— А-а, стало быть, вы и есть Кой-сан. Вас совсем не узнать. Наверное, вы уже закончили гимназию.

— Да… — произнесла Таэко и рассмеялась. Её часто принимали за совсем молоденькую девушку, выпускницу гимназии, и она, как правило, не стрелялась рассеивать это заблуждение. Но кто бы мог подумать, что такую ошибку сделает О-Эй?

Когда они жили в Сэмбе, О-Эй, уже тогда далеко не молодая, часто бывала у них дома. Кто-кто, а она-то должна была догадаться, что если в ту пору Таэко было лет десять, то теперь, по прошествии шестнадцати лет, ей никак не может быть двадцати! Впрочем, Таэко знала, что в шляпке и платье, которые были на ней в тот вечер, она выглядит на удивление юной.

— Сколько же вам исполнилось, Кой-сан?

— Я вовсе не так молода, как вам кажется…

— А меня вы помните?

— Конечно, О-Эй-сан. Вы совсем не изменились с тех пор.

— Ну что вы! Я стала совсем старухой. А почему вы не уехали в Токио?

— Мы договорились, что некоторое время я поживу у другой сестры в Асии.

— Вот оно что? Как грустно, что госпожа Цуруко с супругом уехали из Осаки…

Не успела Таэко распрощаться с О-Эй у выхода из вокзала, как кто-то снова её окликнул. На сей раз это был мужчина.

— Сколько лет, сколько зим! Узнаёте меня? Да, да, ваш покорный слуга Сэкихара. Я рад за Тацуо. Такое повышение!

Сэкихара был приятелем Тацуо по университету и служил в одной из дочерних компаний концерна Мицубиси. Когда Тацуо вошёл в семью Макиока, Сэкихара, в то время ещё холостяк, часто бывал у них дома. С тех самых пор его и знала Таэко. Потом он женился, получил назначение на службу в Лондон, где пробыл более пяти лет, и всего лишь несколько месяцев назад вернулся на родину. Таэко слышала о возвращении Сэкихары, но с их последней встречи прошло, должно быть, лет девять.

— Я сразу вас узнал, Кой-сан. Да-а, мы не виделись целую вечность…

— Очень рада, что вы снова в Осаке.

— Спасибо. Увидев вас на платформе, я сразу же подумал: это Кой-сан, но потом было засомневался — уж очень вы юная…

Таэко привычно усмехнулась.

— Скажите, пожалуйста, а эта молоденькая женщина, что уехала вместе с семьёй Тацуо, уж не Юкико ли?

— Юкико.

— Как жаль, что я не успел с нею поговорить. Нет, право же, вы обе выглядите очень молодо. Там, в Англии, я частенько вспоминал Сэмбу и вас с сёстрами. Я думал, что, вернувшись домой, застану и Юкико-тян и вас уже замужними дамами с чадами на руках. Но когда я узнал от Тацуо, что вы обе ещё не замужем, мне почудилось, будто этих пяти лет попросту не было. И вот сегодня новый сюрприз: и Юкико-тян и вы ничуть не изменились с нашей последней встречи. Не могу поверить своим глазам.

Таэко снова лукаво усмехнулась.

— Поверьте, я говорю это не ради любезности. Нет ничего удивительного в том, что вы обе ещё не замужем, — вы такие юные!

Сэкихара, не скрывая восхищения, оглядел Таэко с головы до ног.

— Кстати, а где же госпожа Сатико?

— Сатико осталась дома. Она боялась, что они с Цуруко не смогут удержаться от слёз и будут выглядеть глупо.

— А, вот оно что! Когда я подошёл попрощаться с госпожой Цуруко, у неё и в самом деле на глазах были слёзы. Это выглядело так трогательно!

— Многие находят это смешным: не странно ли горевать, уезжая в Токио?

— Ну что вы! Мне, например, после всех этих лет на чужбине было приятно поглядеть, как покидает родной город истинная японка… А вы, стало быть, остаётесь здесь?

— Да. Видите ли… у меня есть кое-какие дела…

— Верно, верно, я ведь слышал, что вы стали художницей. Вот это да!

— Не смешите меня. Неужели после Англии вас это способно удивить?

Таэко знала, что Сэкихара неравнодушен к спиртному. Судя по всему, сегодня он уже успел выпить свою порцию виски. Когда. Сэкихара пригласил её на чашку чая в кафе поблизости, Таэко под благовидным предлогом отказалась и поспешила на электричку.