"Зомби. Антология" - читать интересную книгу автора (Джонс Стивен, Баркер Клайв, Кэмпбелл Рэмси,...)

МЭНЛИ УЭЙД ВЕЛЛМАН Песнь рабов


Даже и после смерти в 1986 году Мэнли Уэйд Веллман продолжает радовать новое поколение любителей ужасов переизданиями своих сенсационных рассказов в различных антологиях по всему миру.

Рассказы Веллмана в жанре хоррор, фэнтези и научной фантастики внесли огромный вклад в развитие журналов тридцатых и сороковых годов прошлого века, украшая собой страницы «Weird Tales», «Strange Stories», «Unknown» и «The Magazine of Fantasy amp; Science Fiction», и это только некоторые из них. Он написал более семидесяти пяти книг в этих жанрах, более двухсот коротких рассказов и бесчисленное множество комиксов и журнальных статей. Веллман дважды получал Всемирную премию фэнтези. Его лучшие рассказы объединены в сборники «Кто боится дьявола?» (« Who Fears the Devil?»), «Худшее еще впереди» («Worse Things Waiting»), «Одинокие бдения» («Lonely Vigils») и «В низине» («The Valley so Low»).

Хотя писатель родился в Африке и сохранил сентиментальные чувства по отношению к этой земле, он редко упоминал о ней в своих произведениях. Одно из исключений — рассказ «Песнь рабов», холодящая кровь история об отмщении из могилы...


Джендер остановился на оголенной вершине горы, вытер пот, струившийся из-под широкополой шляпы по побагровевшему лбу, и оглянулся назад, на пленников. Чернокожие, голые, они, шаркая, поднимались вверх по узкой древней тропе рабов, проложенной сквозь джунгли. Сорок девять человек, пойманные Джендером собственноручно, скованные одной длинной цепью и предназначенные для его плантации там, за океаном... Джендер ухмыльнулся в свои редкие свисающие усы.

Он долгие годы мечтал об этом приключении и планировал его, как другие люди мечтают и планируют путешествия в Европу, святые паломничества или возвращение к родным местам. Он убеждал себя, что это очень выгодно. Рабы проходят через великое множество рук: рейдер, проводник каравана, морской перевозчик, торговец в Нью-Орлеане, Гаване или дома, в Чарльстоне. Каждая жадная пара рук отхватывает немалую долю, и все они поднимают и поднимают цену, которую платит плантатор. Но он, Джендер, приплыл в Африку сам; с дюжиной верных головорезов из Бенгелы он проник в Бие-Байлунду, ночью, перед рассветом, напал на деревню и захватил сорок девять крепких и здоровых туземцев. На длинной цепи остался пустым один ошейник, и, может быть, он сумеет заполнить и его, до того как доберется до своего корабля. Господь свидетель, он просто делает на этом деньги, честно их зарабатывает — а деньги того стоят, для чарльстонского-то плантатора в 1853 году.

Такие доводы он приводил и даже сам в это верил, но свое главное удовольствие скрывал от всех в самом темном уголке сердца. Джендер затеял это путешествие, чтобы потешить свою натуру, требовавшую жестокости и власти. Человек менее свирепый и жестокий удовольствовался бы охотой на львов и слонов, но Джендер хотел охотиться на людей. На самом деле он сэкономил на этом путешествии совсем немного, а то и вовсе нисколько, но зато получил огромное удовлетворение. Он будет каждый день выпячивать свою широкую грудь, глядя на плантации и видя, как эти рабы мотыжат хлопок или обрезают индиго; его сорок девять рабов, пойманные, перевезенные и обученные вот этими самыми большими, крепкими руками, куда более впечатляющий трофей, чем любая клыкастая или рогатая башка, когда-либо выставленная в лавке таксидермиста.

Тут он услышал непонятный звук: так равномерно жужжит пчелиный рой. Рабы негромко напевали какую-то песню, вся эта длинная цепь рабов со страдальческими лицами. Джендер уставился на них и отпустил одно из крепких ругательств, всегда вертевшихся у него на кончике языка.

— Сильва! — заорал он.

Долговязый португалец, шагавший в голове цепи, свернул в сторону и подбежал к Джендеру.

—Patrao?[11] — почтительно спросил он и заулыбался, сверкая белыми зубами на красновато-коричневом лице.

— Чего это они распелись? — рявкнул Джендер. — Не думаю, что им есть о чем петь!

— Просто песня рабов, patrao. — Длинная и тонкая рука Сильвы с серебряным браслетом на запястье сделала изящный небрежный жест. — Это ничего. Туземцы сочиняют такие пустяки и поют их в пути.

Джендер хлестнул по своему башмаку кнутом из шкуры гиппопотама. Послеполуденное солнце, спускавшееся к косматым верхушкам джунглей, зажгло в его прищуренных голубых глазах бледные раздраженные огоньки.

— И о чем песня? — настойчиво спросил он.

Оба зашагали рядом с шеренгой рабов. Та медленно тянулась по тропе, подгоняемая дюжиной надсмотрщиков в красных кепи.

— Просто песня рабов, patrao, — повторил Сильва. — Там поется примерно так: «Хотя ты уводишь меня отсюда в цепях, я буду свободен, когда умру. И тогда я вернусь, чтобы заколдовать и убить тебя».

Тяжелое тело Джендера словно раздулось, глаза сделались еще уже и бледнее.

— И вот это они поют? Гм... — Он снова выругался. — А ну-ка, послушай!

Безрадостная процессия как раз запела короткий отрывистый припев:

— Хайлова — Дженда! Хайпана — Дженда!

— Дженда... так это ж мое имя! — зарычал плантатор. — Они что же, про меня поют?

Сильва повторил свой плавный жест, но Джендер взмахнул кнутом прямо под носом у португальца:

— Даже не пытайся отмахнуться от меня! Я не младенец, чтобы водить меня за нос. Что они про меня поют?

— Ничего особенного, patrao, — поспешил успокоить его Сильва. — Это значит примерно такое: «Я заколдую Джендера, я убью Джендера».

— Так они что же, угрожают мне? — Круглое лицо Джендера побагровело. Он помчался к шеренге прикованных к цепи черных мужчин и начал изо всех сил хлестать их кнутом. Пение прекратилось, сменившись криками боли. — Я вам преподам урок музыки! — бесился Джендер, продолжая бегать вдоль процессии и хлестать кнутом, но в конце концов вспотел и даже пошатнулся от усталости.

Но стоило ему отвернуться, пение возобновилось:

— Хайлова — Дженда! Хайпана — Дженда!

Быстро повернувшись назад, он снова начал сыпать ударами. Сильва, подбежавший поддержать его, тоже хлестал и проклинал рабов на их собственном языке. Но когда оба окончательно изнемогли, выпоротые рабы снова затянули свой речитатив, тихо, но упрямо.

— Да пусть их хнычут, — задыхаясь, сказал в конце концов Джендер. — Песни еще никого не убивали.

Сильва нервно усмехнулся:

— Конечно нет, patrao. Это просто дурацкое верование туземцев.

— Ты хочешь сказать, они думают, что песня убивает?

— Да, и даже более того. Они говорят, если петь вместе и вместе кого-то ненавидеть, все их мысли и ненависть превратятся в настоящую силу и будут разить и карать вместо них.

— Какая чушь! — взорвался Джендер.

Однако ночью, когда устроили привал, он спал беспокойно и только урывками, и ему снилась песня. Она делалась все мощнее, энергичнее и в конце концов превратилась в видимое, темное, плотное облако, поглотившее его.

Судно, нанятое Джендером для этой экспедиции, стояло в топком устье реки, далеко от прибрежных городов, и рассвет, при котором они грузили свое добро на борт, выглядел необычно: пылающим и зловещим. Данлеп, старый капитан, давно перевозивший рабов, встретил Джендера в каюте.

— Все готово, сэр? — спросил он. — Мы можем отплыть с приливом. Для этой горсточки рабов, что вы привели, места у нас с избытком. Я прикажу своим людям сбить с них цепи.

— Напротив, — возразил Джендер. — Прикажите людям сковать каждому рабу руки.

Данлеп изумленно воззрился на своего нанимателя:

— Но это для черномазых плохо, мистер Джендер. Они в цепях начинают болеть и перестают есть. Иногда даже умирают.

— Я вам неплохо плачу, капитан, — прорычал Джендер,— и не за то, чтобы вы давали мне советы! Послушайте-ка этих дикарей!

Данлеп прислушался к наплывающему мелодичному стону.

— Они пели эту проклятую песню обо мне всю дорогу до побережья, — сказал Джендер. — И знают ведь, что я в бешенстве, — я порол их за это день за днем, но все равно продолжают. Нет уж, цепь я не сниму, пока не заткнутся.

Данлеп, соглашаясь, поклонился и пошел отдавать приказы. Позже, когда они уже вышли в открытое море, он присоединился к Джендеру на палубе.

— Похоже, они и вправду упрямо держатся за свою песню, — заметил он.

— Говорят, — отозвался Джендер, — они поют вместе, потому что считают, будто много голосов и сердец дают им силу ненавидеть, ну или испытывать другие чувства. — Он нахмурился. — Языческие фантазии!

Данлеп смотрел за борт, на белых чаек, парящих прямо над волнами.

— Возможно, в этих фантазиях есть капля истины, мистер Джендер; с верованиями дикарей так иногда бывает. Вот послушайте. Однажды в странах Магриба я видел добрых полторы тысячи магометан, молившихся одновременно. Когда они кланялись, прикосновение их голов к земле грохотало, как рухнувшая скала. А когда выпрямлялись, их одежды шумели, словно порыв штормового ветра. И я не мог отделаться от мысли, что их молитва обладает большой силой.

— Опять языческая дурь! — рявкнул Джендер и плотно сжал губы.

— Ну, в христианских странах тоже хватает примеров, сэр, — настаивал Данлеп. — Толпа в одно мгновение может разъяриться и сжечь или повесить кого-нибудь. Разве один человек такое сделает? Один-единственный человек из этой толпы? Нет, но вместе их ненависть и решимость становятся...

— Это совсем другое! — припечатал Джендер. — И вообще, давайте сменим тему.

На следующий день на горизонте показалось белое судно. На его мачте поблескивало небольшое цветное пятно. Капитан Данлеп, прищурившись, посмотрел в подзорную трубу и грубо, по-матросски, выругался.

— Британский военный корабль, — объявил он, — и гонится за нами.

— И что? — не понял Джендер.

— Вы что, не понимаете, сэр? Англия поклялась искоренить работорговлю. Если они поймают нас с этим грузом, нам конец. — Чуть позже он малодушно застонал: — Они нас догоняют. Уже подали сигнал лечь в дрейф и дожидаться их. Выполнять, сэр?

Джендер решительно замотал головой:

— Только не мы! Поддайте-ка жару, чтоб только пятки сверкали.

— Они нас поймают. Они делают три фута против наших двух.

— До темноты не догонят, — отрезал Джендер. — А когда стемнеет, мы что-нибудь придумаем.

Так что судно с рабами убегало, а британец его преследовал. Через час солнце опустилось до горизонта, и Джендер мрачно усмехнулся в усы.

— Через несколько минут стемнеет, — сказал он Данлепу. — Как только поймете, что они уже не могут разглядеть нас в бинокль, выгоняйте рабов на палубу.

В сумерках сорок девять обнаженных пленников выстроились в линию вдоль фальшборта. Несмотря на цепь, ошейники и оковы на руках, ничего раболепного не было ни в их осанке, ни во взглядах. Один снова затянул песню с тропы рабов, остальные его поддержали:

— Хайлова — Дженда! Хайпана — Дженда!

— Давайте пойте! — рявкнул Джендер и пошел в сторону бака, к концу цепи. Там болтался один пустой ошейник, и Джендер его схватил. Склонившись над фальшбортом, он зацепил его за кольцо якоря, болтавшегося на крюке лебедки, а потом повернулся и окинул взглядом шеренгу темнокожих певцов. — Искупайтесь, чтобы немного охладить свой дух, — насмешливо произнес он и начал крутить рукоятку лебедки.

Якорь упал в воду. Ближайший к нему раб рывком полетел вслед, потом еще и еще. Увидев это, остальные закричали и стали цепляться за поручни в надежде избежать гибели, но их товарищи, уже упавшие за борт, сильно перевешивали. Быстро один за другим пленники сползли с палубы и с плеском упали в море. Джендер перегнулся через борт, глядя, как тонет последний.

— Господи, сэр! — хрипло воскликнул Данлеп.

Джендер обернулся к нему с угрожающим видом:

— А что еще делать, а? Вы сами говорили, что мы не можем рассчитывать на великодушие британцев.

Ночь прошла, и при первом сером свете зари британский корабль оказался рядом с ними. Сначала раздался усиленный рупором голос, потом с британца выстрелили. По самодовольному кивку Джендера Данлеп велел своим людям лечь в дрейф. От судна-преследователя отделилась лодка, и вскоре британский офицер и четверо матросов поднялись на борт.

Кланяясь с насмешливым подобострастием, Джендер предложил им начать поиски. Так они и поступили — и вернулись на палубу, удрученные и подавленные.

— Ну так что, сэр, — обратился Джендер к офицеру, — вам не кажется, что вы должны передо мной извиниться?

Англичанин побледнел. Это был худощавый мужчина с резкими чертами лица и крепкими белоснежными зубами.

— Я не могу выплатить вам этот долг, — с убийственной любезностью отрезал он. — Рабов я не нашел, но я их чую. Они были на борту этого судна еще двенадцать часов назад.

— Так где же они? — издевался Джендер.

— Мы оба знаем, где они, — последовал ответ. — Если бы я мог доказать в суде то, что знаю сердцем, вы бы отправились со мной в Англию, причем большую часть пути вам пришлось бы провести подвешенным за большие пальцы рук у меня на рее.

— Вы злоупотребляете нашим гостеприимством, сэр,— бросил ему Джендер.

— Я ухожу. Но мне известно ваше имя и город, в котором вы живете. Отсюда мы направляемся на Мадейру, где встретимся с пакетботом, идущим на запад, в Саванну. С этим пакетботом я отправлю письмо моему другу в Чарльстон, и все ваши соседи узнают, что произошло на вашем корабле.

— Вы хотите ошеломить рабовладельцев рассказом о рабах? — вопросил Джендер. Ему показалось, что сказал это вкрадчиво, но доброжелательно.

— Одно дело — заставлять людей работать на хлопковых плантациях и совсем другое — оторвать их от дома, погрузить их, закованных в цепи, на вонючий корабль и утопить, чтобы избежать заслуженного наказания. — Офицер сплюнул на палубу. — Всего наилучшего, мясник. Обещаю, весь Чарльстон о тебе услышит.


Плантация Джендера размещалась на большом, окруженном обрывистыми скалами острове в устье реки, текущей к Атлантическому океану. Вообще-то, этот остров любой мог назвать красивым, даже взыскательные последователи Шатобриана и Руссо, но в первую же ночь дома Джендер почувствовал, что ненавидит поля, сам дом, окрестности и соленую воду.

В доме, расположенном на обращенном к морю выступе, эхом отражались его злобные ругательства. Он потребовал ужин и ел жадно, но без всякого удовольствия. Один раз он поклялся — голосом, дрожавшим от бешенства, — что никогда больше не появится в Чарльстоне.

Собственно, имело прямой смысл некоторое время держаться подальше от города. Британский офицер сдержал свое слово, и весь город узнал, как Джендер путешествовал в Африку и чем там занимался. С извращенной брезгливостью, превосходившей понимание Джендера, горожане вместо восхищения исполнились отвращением. Капитан Хог отказался выпить с ним у Джефферсона. Его самый старый друг, мистер Ллойд Дэвис, перешел на другую сторону улицы, чтобы только не встречаться с ним. Даже преподобный доктор Локин холодно отвернулся от него, и пошел слух, что в церкви доктора Локина готовится проповедь, осуждающая мародеров и похитителей беззащитных людей.

«Что с ними со всеми случилось?» — злобно спрашивал себя Джендер. Люди, которые его избегают и третируют, и сами рабовладельцы. И вполне возможно, что некоторые из них держат свеженьких рабов, привезенных из разграбленных деревень у экватора. Это несправедливо!.. Он невольно чувствовал, как враждебность множества сердец давит и угнетает его дух.

— Брут, — спросил он раба, убиравшего со стола, — ты веришь, что ненависть может обрести форму?

— Ненависть, масса? — Черное, как сажа, лицо было серьезным и почтительным.

— Да. Ненависть сразу многих людей. — Джендер понимал, что не следует слишком многое доверять рабу, и тщательно подбирал слова. — Предположим, множество людей ненавидят одну и ту же вещь. Например, поют про нее песню...

— О да, масса, — закивал Брут. — Я об этом слыхал от моего старого деда, еще маленьким. Он говорит — там, в Африке, они много раз запевали людей до смерти.

— Запевали до смерти? — переспросил Джендер. — Как это?

— Поют, что убьют его. А потом, может через много дней, он умирает.

— Заткнись, ты, черномазый паршивец! — Джендер вскочил со стула и схватил бутылку. — Уже услышал где-то, а теперь будешь изводить меня?!

Брут выскочил из комнаты, перепугавшись до смерти. Джендер едва не побежал за ним, но передумал и потопал в гостиную. В большой, обшитой коричневыми панелями комнате эхом отдавались его тяжелые шаги.

В окнах стояла тьма. Висевшая под потолком лампа отбрасывала лучи в углы комнаты.

На столе в центре гостиной лежала почта — сложенная газета и письмо. Джендер налил себе виски, добавил в стакан родниковой воды и плюхнулся в кресло. Сначала он открыл письмо.

Обратный адрес вверху страницы гласил: «Стерлинг Мэнор». У Джендера дрогнуло сердце. Эвелин Стирлинг. Он питал в отношении ее определенные надежды... но письмо было написано мужским почерком, твердым и стремительным.


Сэр,

дошедшие до моего сведения обстоятельства вынуждают меня поступить сообразно своему долгу и потребовать от вас прекратить оказывать внимание моей дочери.


Глаза Джендера побелели от ярости. Нет никаких сомнений, это тоже результат письма британского офицера.


Я велел ей прекратить всяческие сношения с вами и сумел убедить, что вы недостойны ее уважения и внимания. Вряд ли имеется необходимость объяснять вам, что побудило меня принять такое решение. Осталось только добавить, что никакие ваши объяснения или поступки не поколеблют моего мнения.

Ваш покорный слуга,

судья Форрестер Стирлинг


Джендер торопливо проглотил виски, сминая письмо в руке. Значит, вот как судья решил вмешаться. Написано так, словно он скопировал текст из пособия по составлению писем для строгих отцов. Джендер начал мысленно сочинять ответ:


Сэр,

ваше бесчувственное и деспотическое письмо заслуживает единственного ответа. Как жестоко оскорбленный джентльмен, я требую сатисфакции и восстановления своей чести. Все приготовления доверяю...


Кого он возьмет в секунданты? Похоже, друзей у него вовсе не осталось. Джендер налил еще виски с водой, сделал глоток и рванул оберточную бумагу на газете.

Газета издана в Массачусетсе, и внизу первой страницы был поставлен жирный чернильный крест, привлекая внимание к одной из заметок.

Стихотворение, строфы по четыре строки. Название ни о чем не говорит — «Очевидцы». Автор — некий Генри У. Лонгфелло. Джендер смутно припомнил, что он пишет паршивые стишки для аболиционистов. С какой стати его стихотворение рекомендуют прочесть южному плантатору?


На глубине, куда

Не проникают росы

И длинный лот, — суда,

На палубах матросы...


Джендер опять грубо выругался, но проклятие замерло у него на губах, когда взгляд зацепился за строфу чуть ниже:


Рабов, лежащих тут.

Сквозь мглу глядят глазницы;

Их кости вопиют...


Джендеру казалось, что он не читает, а слышит этот вопль.

Он вскочил на ноги, выронив газету и стакан. Тонкие губы раскрылись; он напряг слух. Звук был слабым, но ошибиться невозможно — пело много голосов.

Негры в своих лачугах? Но ни один негр на плантации не знает этой песни! Начался ритмичный припев:

— Хайлова — Дженда! Хайпана — Дженда!

Скудные усы плантатора по-тигриному ощетинились. Наверняка это продолжение изощренной травли — монотонное повторение дурацкой песни прямо у него под окном! Теперь она звучала громче. «Я заколдую, я убью...» Кто может о ней знать, чтобы так жестоко издеваться над ним?

Разумеется, команда корабля! Они слышали ее из уст пленников, как раз в момент их гибели! А когда судно пришло в Чарльстон, Джендер, не получивший никакой прибыли, не очень-то щедро с ними расплатился.

Должно быть, эти паршивые матросы здорово разозлились и выследили его, чтобы начать распевать эту поганую серенаду.

Джендер поспешно обогнул стол, подскочил к окну, распахнул его с такой силой, что чуть стекла не разбил, и взбешенно высунулся наружу.

В тот же миг пение прекратилось. Джендер видел только спускавшийся к морю откос и торчавшую из воды скалу там, внизу. А дальше расстилались волны, поблескивавшие при свете окрашенной в цвет оленьей шкуры луны. У подножия скалы шелестел, начинаясь, отлив. Нет никаких деревьев, нет даже кустарника, где могли бы спрятаться шутники. Певцы, сейчас молчавшие, должно быть, сидели в лодке под прикрытием скалы.

Джендер выскочил из комнаты, рывком распахнул дверь и тяжело, но быстро зашагал к морю. На краю скалы он остановился. Ни внизу, ни вдали ничего не было видно. Шутники, если они и приплывали сюда, уже успели сбежать. Он громко и зло заворчал, сердито огляделся и пошел обратно в дом. Снова войдя в гостиную, он опустил оконную раму и сел в кресло. Взял другой стакан, начал смешивать виски с водой — и замер.

Знакомая песня послышалась опять. На этот раз ближе.

Джендер встал, сделал шаг в сторону окна, но передумал. Один раз он спугнул своих посетителей, и они спрятались. Почему бы не позволить им подойти ближе? Тогда он сможет выплеснуть на них свое бешенство, о чем уже давно мечтал.

Джендер подошел не к окну, а к камину напротив. Вытащил из черной полированной шкатулки пистолет, за ним еще один. Дуэльное оружие, красивое, с очень чувствительными спусковыми крючками. А Джендер — отличный стрелок. Быстро, но аккуратно он насыпал на полки обоих порох из фляжки, забил две свинцовые пули и положил на запалы капсюли. Подошел к столу, выложил на него оба пистолета, поднялся на цыпочки и задул лампу. В комнате остался единственный источник света — свеча у двери. Джендер перенес ее к окну и поставил на кронштейн. Вернувшись в темный центр гостиной, он сел в кресло и взял в каждую руку по пистолету.

Теперь песня звучала громче, подхваченная множеством голосов:

— Хайлова — Дженда! Хайпана — Дженда!

Очевидно, хористы уже выбрались на сушу и поднялись на вершину скалы. Их можно увидеть в окно, не сомневался Джендер. Почувствовав, что лицо вспотело, он вытер пот рукавом. «Пытаетесь запугать меня, да? Поете про колдовство и убийство? Ладно, я вам покажу, кто тут убийца».

Пение приближалось, уже слышалось почти под окном. Странно, как эти матросы — или кто они там — хорошо выучили слова! Джендеру вспомнились тропа рабов, джунгли, длинная процессия вполголоса поющих пленников. Впрочем, сейчас не время для праздных воспоминаний о забытых сценах.

Снова наступила тишина, и он мог только строить догадки о том, сколько их там, снаружи.

Шур-шур-шур, как будто змея ползет по неошкуренным бревнам. Это шуршание слышалось от окна; вдруг что-то появилось там рядом со свечой. Джендер напряг зрение и поднял оба пистолета.

Кисть руки, серая, как рыбина, легла на стекло. Она была мокрой; Джендер видел, как от нее к раме стекает струйка воды. Что-то зазвенело — почти мелодично. Рядом появилась еще одна рука, а между ними болтались звенья цепи.

Это уж и вовсе дьявольская шутка, подумал Джендер в приступе ярости. Даже цепь, чтобы придать убедительности, но, глядя туда, вдруг понял — и в этот ужасный миг кровь заледенела у него в жилах, — что это никакая не шутка.

Пламя свечи осветило лицо, прижавшееся к стеклу между руками.

Оно было темнее ладоней — грязный, сизовато-серый, мертвенный цвет. Но лицо не было мертвым, нет — с этими тусклыми напряженными глазами, медленно двигавшимися в покрытых волдырями впадинах... не мертвое, хотя омерзительно мокрое, а толстые губы расслабленно приоткрыты, а на щеках прилипли водоросли, а плоские ноздри изъедены, словно обглоданы рыбами. Глаза метались туда-сюда, по полу и стенам гостиной, а потом замерли, остановившись на лице Джендера.

Он почувствовал себя так, словно его окатило затхлой морской водой, но правая рука продолжала крепко держать пистолет. Джендер прицелился и выстрелил.

Стекло с громким треском лопнуло, осколки посыпались на пол.

Джендер вскочил на ноги и рванулся вперед, успев бросить разряженный пистолет на стол и переложить заряженный в правую руку. Он в два прыжка оказался около окна — и тут же отшатнулся назад.

Лицо не исчезло. Оно было в каком-то ярде от Джендера. Между тусклыми, но живыми глазами зияла круглая черная дыра, там, куда попала пуля. Но это существо даже не поморщилось и глядело на Джендера почти безмятежно. Две мокрые руки медленно, но упорно выдергивали из рамы зазубренные остатки стекла.

Джендер стоял пошатываясь, не в силах заставить собственное тело сделать хотя бы шаг назад. Чуть ниже лица показались плечи — обнаженные, мокрые, мертвенно-сумеречные. Под вялым подбородком позвякивал ошейник. Обе руки проникли в комнату. Ладони цвета рыбы открылись в сторону Джендера.

Он пронзительно, заорал и наконец-то кинулся бежать. Едва он повернулся спиной к окну, снова послышалось пение, на этот раз громкое и кошмарно-бойкое, ничуть не похожее на то, как пели несчастные рабы. Джендер добрался до двери, выходившей к морю, распахнул ее и оказался лицом к толпе чернокожих мокрых фигур, между которыми вилась цепь. Они ждали его. Джендер снова заорал и попытался захлопнуть дверь.

Но не смог. Между ней и косяком появилась рука — много рук. Дерево украсилось бахромой из лоснящихся черных пальцев. Джендер отпустил ручку и резко повернулся, чтобы бежать внутрь дома. Что-то схватило его сзади за сюртук; он не решился определить, что это такое. Пытаясь вырваться, он вывалился в дверь и оказался на освещенном луной пространстве.

Фигуры тотчас окружили его; чернокожие, обнаженные, мокрые фигуры; мертвые, если смотреть на впалые щеки и дряблые мышцы, но кошмарно живые, если судить по глазам, трясущимся рукам и вялым ртам, повторяющим странные примитивные слова песни; все по отдельности, но все соединены длинной цепью и воротникам-ошейникам, как жуткая рыбина на гигантской леске какого-нибудь рыбака-демона. Все это Джендер успел увидеть за единственный потрясший его, омытый лунным светом миг, а потом начал задыхаться и ощущать рвотные позывы из-за ужасного запаха смерти, плотного, как туман.

Он все равно пытался бежать, но они двигались вокруг него качающимся полумесяцем, отрезая ему путь на плантации. В его сторону тянулись скованные руки, с которых капала вода. Единственная возможность избежать прикосновения этих пропитанных водой пальцев и единственный открытый путь лежали перед ним — путь к морю.

Он помчался к вершине скалы. Он прыгнет с нее, нырнет и уплывет отсюда. Но они неотступно следовали за ним, догнали и окружили. Он вспомнил, что держит в руке заряженный пистолет, и выстрелил в эту черную толпу. Никакого результата. Мог бы и догадаться, что результата не будет.

Что-то схватило его. Огромный нечеловеческий коготь? Нет, это был расстегнутый металлический ошейник с цепью. Тот самый ошейник, который он когда-то застегнул на якоре, утащившем в глубины океана шеренгу скованных людей. Он раззявил свою пасть на Джендера. Множество рук, с которых капала вода, тянули его вперед. Джендер попытался увернуться, но воротник метнулся ему на шею и защелкнулся с лязгающим звуком. Он ледяной или обжигающе-горячий? И Джендер понял — ужас донес это понимание до самых глубин его сердца, — что наконец-то он стал последним в этой длинной, прикованной к цепи процессии.

— Хайлова — Дженда! Хайпана — Дженда!

Джендер обрел дар речи.

— Нет, нет! — умолял он. — Нет, во имя...

Он не смог произнести имя Господа. Процессия внезапно резко, согласованно направилась к краю скалы.

Из мертвых глоток раздался единый воющий крик, и они нырнули в воду.

Джендер не почувствовал рывка цепи, потянувшей его за собой. Он даже не почувствовал, как вода сомкнулась над его головой.