"Заонежье, или Жизнь по ту сторону..." - читать интересную книгу автора (Тихонова Татьяна Викторовна)1Свей не мог дождаться, пока закончится рассказ Мокши, завтрак тянулся вечность… опять беседа… и боль, непривычная, непроходящая… А перед глазами стояло лицо отца, залитое кровью… крик матери… Везде кровь… Родной дом, где еще утром все были живы… горит… Рука с мечом тяжелеет и не хочет, и не может рубить… Но вновь поднимается и опускается… поднимается и опускается на чьи-то головы… плечи… Все смешалось… Люди… Нелюди… вокруг оскалившиеся, ощерившиеся звери… Он вздрагивает и оглядывается. Встречает взгляд Мокши и закрывает глаза, и вновь — кровь и смерть… Но иногда, взглянув на залитые ярким, зимним солнцем окна, на рассыпавшиеся по зале солнечные лучи, где-то в глубине души его вдруг что-то оживало, и образ неожиданный, необычный проступал через горечь и боль… Она… С темными длинными прядями волос, стекающими за спину, собранными небрежно тонким серебряным ободком, со взглядом, скользящим невнимательно по толпе и словно случайно замирающем на нем. А иногда он слышал ее мысли, если она хотела этого. Айин… ее имя он тоже узнал из ее мыслей… Встречи с ней Свей всегда ждал, приезжая в Древляну… Эльфы редко появлялись в Заонежье. А вот в Древляну к деду они наведывались. С подарками редкой красоты, с вереницей игручих пони, на своих белоснежных скакунах они были настоящим праздником для лесовичей. Но теперь ведь не время для праздников, и начинало казаться, что и Айин осталась где-то далеко, в той жизни, где улыбался отец и смеялась мама… — Свей, — проговорил Светослав, взглянув на внука, — ты не слушаешь… — Слушаю, дед, — отрывисто бросил Свей, и тут же пожалел о резкости, дед прав, он должен был быть внимательнее. И тут же его рука поймала на лету затрещину от домового. Дундарий свято чтил традиции дома и не мог позволить распоясаться "отроку безусому". Хотя Свей уже давно брил острым лезвием и усы, и бороду, но для почти трехсотлетнего Дундаря он навсегда останется мальчишкой, тот так и прошипел гневно: — Мальчишка! Свей словно очнулся от тяжелого сна. Мокша уже стоял перед выходом, поправляя меч на поясе. Светослав, в меховом плаще, скрывающем кольчугу, подошел к Свею. Парень встал. Его статная фигура ростом ничуть не уступала деду. Дундарий, суетливо подпрыгивая и зависая в воздухе, набрасывал плащ Свея на рысьем меху ему на плечи, плащ соскальзывал, и домовой, совсем запыхавшись, в конце концов, нахлобучил лохматую лисью шапку Свею на глаза. Князю он подал его шапку из замечательной, белой лисы, с хвостом, падающим на спину. Но князь шапку не принял. Он так и вышел впереди всех с непокрытой головой. За ним шел Свей, дальше Мокша, старая княгиня с застывшим от горя лицом… Князь подал ей руку, и так они и пошли по улице к крепостным воротам… Сотни людей стекались сюда. Ворота были распахнуты. К берегу застывшей Онежи спешили лесовичи из окрестных деревень, глухих лесных зимовий. Казалось, сами леса затихли. Ни ветка не треснет, ни птица не закричит. Ослепительное солнце на белых снегах и звенящая тишина… и лишь приглушенные голоса иногда нарушают ее… На берегу сложенный из березовых стволов высился большой погребальный костер. На нем на коврах, в доспехах, с мечом в руках лежал князь Игорь. Плащ, подбитый рысью, был наброшен сверху… Не принято было у лесовичей выставлять напоказ свое горе, не было женского плача или заунывных речей. Люди шли сюда последний раз свидеться с тем, кого уважали, кто жизнь за них свою отдал… И князь, и княгиня, которая, не отрываясь, всматривалась в лицо сына, и Свей, опустившийся на колени перед отцом, хранили молчание… И тишина плыла над берегом реки… Светослав тронул внука за плечо — пора… Костер вспыхнул мгновенно от взмаха его руки… Заполыхал, облизывая языками пламени толстые сырые бревна, скручивая нежную бересту, подбираясь и охватывая самое дорогое, отданное теперь в конце пути ему во власть… Долго прогорал костер, тлели жаркие угли… А из оттаявшей земли поверх кострища был сложен невысокий курган, чтобы спокойно было погибшему, и не тревожил он живых… Короткий зимний день заканчивался, крепостные ворота были давно закрыты, когда на опушке леса в серых сумерках замелькали быстрые тени. |
|
|