"Сердце в гипсе" - читать интересную книгу автора (Грохоля Катажина)

На шее у мужчины

С утра села за компьютер. Я думала, Адам поможет мне принять решение, браться ли за дело, что предложила Остапко. Но если мне по-прежнему предстоит решать все самой, то и пожалуйста. Хотя я ума не приложу, стоит ли в это ввязываться. Не знаю, как и быть.

Когда она мне объясняла, что этот ее знакомый из Берлина – надежный человек, все казалось вполне логичным и простым. Воображение рисовало уже солидную сумму на моем вечно скудном банковском счете. А сегодня…

Однако вовремя я спохватилась – поняла, что не могу висеть на шее у мужчины ни в этом смысле, ни в каком другом, особенно с учетом того, что сказано в книге «Покинутые женщины». Как там написано, женщина, полностью зависимая от мужчины, непременно плохо кончит. Поразмышляю об этом чуть позже.

А пока – очередное письмо.

Дорогая редакция!

Возможно, когда вы вскроете это письмо, меня уже не будет в живых…

Ой, мамочки! Я не готова к подобным заявлениям! Я не могу нести ответственность за чью-либо жизнь! Эта девушка почти того же возраста, что Тося, а я в полной растерянности…

Мне восемнадцать лет, и моей жизни пришел конец, когда ушел мой парень. Мы были знакомы два с половиной года. Собирались пожениться, как только он вернется из армии. Он отслужил, но о свадьбе даже не вспоминает. Позавчера моя подруга, которая очень хорошо ко мне относится, сказала, что видела его с другой девушкой, с которой мы когда-то дружили. Жизнь потеряла смысл. Я не могу без него жить. Поэтому решила покончить с собой, ведь жизнь без любви никчемна. Почему он так поступил со мной? Ведь мы могли бы быть так счастливы… Дорогая редакция, наверняка как-то можно его убедить, что он любит меня. Я с нетерпением жду ответа, у меня остались только вы. Вы – моя последняя надежда…

Ясно, как Божий день, – такая работа уже не для меня. Хотя еще не все потеряно, ведь девушка все-таки ждет ответа, и даже не обязательно в безжизненном состоянии. Но я действительно понятия не имела, чем утешить эту чужую, постороннюю девушку. Как ей объяснить, что ее жизнь не кончается, а только начинается?

– Что с тобой происходит, мама? – Тося появилась рядом совершенно неожиданно, но даже если бы я ждала ее, у меня все равно возникли бы сомнения, она это или кто-то другой.

Я подпрыгнула на стуле. Борис залаял как безумный. Меня это нисколько не удивило, умей я гавкать – залаяла бы вместе с ним.

– А что с тобой? – выдавила я.

Я знаю, мать должна быть снисходительной и терпеливой. Она не вправе передавать детям свои страхи. Если я буду спокойной, Тося мне все расскажет. Тося, моя дочь, ушла в школу в серых брюках, немного расклешенных книзу, в зеленом свитерке, в высоких темно-зеленых «мартенсах» со шнурками. Тося, у которой утром были темные волосы, едва доходившие до плеч, теперь предстала передо мной коротко остриженной блондинкой, в юбке с разрезом до середины бедра, правда, в тех же самых высоченных зеленых ботинках (ведь всего-то каких-то девятнадцать градусов по Цельсию, и лето уже на носу), белой блузке и с глазами ядовито-фиолетового цвета. Голос был, правда, Тосин.

– А что со мной могло случиться? – Тося швырнула мешок, с которым ходит в школу, на пол и плюхнулась в кресло.

– Ты выглядишь немножко иначе, чем утром.

Только спокойствие, спокойствие, не нервничать, не набрасываться, дети имеют право выглядеть не так, как нам бы этого хотелось.

– А-а-а, ты это имеешь в виду… – Тося небрежно окинула взглядом свой наряд. – Каролина мне одолжила. А она пока походит в моих старых брюках. Понимаешь, чтобы не надоедало…

Еще один глубокий вздох. Держать под контролем интонацию!

– А волосы?

– Я же тебе говорю. – Тося явно разочарована моей несообразительностью. – Чтобы не наскучило.

– Кому? – Мой голос звучал бесстрастно, я решила, что не буду ничему удивляться, что постараюсь все понять и быть снисходительной мамашей.

– Ну, всем… – У Тоси в голосе появилось раздражение. – Как я выгляжу?

Кошмарно! Кошмарно – это слишком мягко сказано! Вряд ли найдется подходящее слово, чтобы описать ее видок! Из красивой, скромной семнадцатилетней девушки с каштановыми волосами, из почти невинного дитя моя Тося преобразилась в черт знает какую женщину-вамп, незнакомое существо, которому дашь все двадцать лет, а посему она не могла быть моей дочерью, ведь мне нет еще и сорока, а значит, и она должна ходить с косичками и…

– О, супер! – Из-за двери голос Адама прозвучал как орудийный залп.

– Матери не нравится… – Тося закинула ногу на ногу, а Адам вытаращился на нее с восторгом.

– Нет, почему же. – Я сразу поняла, что против двоих мне не устоять и для меня это может плохо кончиться. – По-моему, замечательно!

Адам чмокнул меня в щеку. Проходя мимо Тоси, протянул ладонь, а Тося ударила по ней изо всех сил, а потом моя дочь подставила свою руку, по которой ударил он, – слишком много американских фильмов смотрят в этом доме, – надеюсь, Адам стукнул ее не так сильно, как она.

– У нас найдется чем-нибудь поживиться? – спросили они в один голос, будто мне делать больше нечего, как только стоять у плиты.

Конечно, найдется. Я только об этом и думаю. Вкусное картофельное пюре, свиные зразы с сыром, свекольный салат.

Мы сели за стол. Собственно говоря, если присмотреться, то не так уж и плохо Тосе с этой прической. И в чужой юбке она выглядела отлично. Надо, чтобы у нее была такая же своя.

– Дашь мне померить? – спросила я у Тоси тихо.

– Тебе мала будет… – она мне шепотом в ответ, и я наконец-то почувствовала, что все в порядке.

– Не будет, – заверила я.

После обеда мы пошли с Тосей в ванную комнату, и, конечно, дочь оказалась права. Я не влезла в юбку.

Интересно, где взять на все деньги. Моя зарплата в редакции оставляет желать много лучшего. Я должна была еще и писать статьи, но шеф пригласил на эту работу другого человека.

Да, конечно, Адам зарабатывает неплохо, но не следует забывать, что у него есть сын и учеба в институте стоит немало, не могу же я тянуть деньги из мужчины, который даже не муж мне. Это достаточно серьезное препятствие.

Пока я стояла перед зеркалом и изучала себя, во мне крепло решение, что я по-прежнему должна распоряжаться своей жизнью сама. Не буду советоваться с Адамом по поводу бизнеса Остапко. Это мое дело. Пора кое-что предпринять, чтобы заработать много денег. Завтра же пойду в банк и узнаю, как взять кредит. По правде говоря, у нас с Адамом отложены десять тысяч на отпуск. Но это неприкосновенный запас. Кредит, конечно, оформят на убийственных условиях, но Остапко заверяет, что в течение трех месяцев мы покроем затраты с лихвой. Чем больше денег я вложу сейчас, тем больше получу в ближайшем будущем. Мне просто должно повезти.

– Мама? – Тося смотрела на меня изучающе, и я догадалась, что мысленно унеслась из нашей ванной комнаты дальше, чем следовало. – Женщина должна время от времени меняться, иначе она может наскучить, понимаешь?

Теперь мне все стало ясно – у Тоси проблемы. Книжка, которую я вчера обнаружила возле ее кровати, не случайно там появилась. Я стащила юбку и вернула ей. Мы украдкой высунулись из двери ванной, Адам с Борисом сидели на тахте. Я проскользнула за Тосей к ней на мансарду. Закрыла дверь.

– У тебя не ладится с Анджеем?

Анджей – ее одноклассник. На Восьмое марта Тося получила от него букет цветов, а заодно узнала, что он уже с первого класса положил на нее глаз, только не осмеливался об этом сказать. Мама посоветовала ему подарить Тосе цветы, и все открылось. Тося с первым многозначительным букетом в руках появилась на пороге и тут же обиделась, когда я спросила, откого цветы.

Анджей зачастил в наш дом. У меня началась паника, потому что, как ни посмотри, Тося еще ребенок, а кроме того, этот Анджей может ее обидеть, но Адам твердо стоял на том, что все в порядке вещей, дети взрослеют и надо их поддерживать, а не подавлять.

– У тебя нелады с Анджеем? – переспросила я.

– С Анджеем? С Анджеем мы дружим. – Тося была как будто не в своей тарелке, а мое сердце панически быстро заколотилось в груди.

Когда я услышала слова «мы дружим», осознала, что безвозвратно уходит большая любовь, что парень – «так уж получилось» – обратил внимание на другую мерзкую особу. И поняла, что не уберегла Тосю от разочарования, которое подстерегает каждую женщину, и что моя дочь несчастлива. Однако я не знала, что сделать, чтобы утешить ее, объяснить, что жизнь не кончается, а только начинается… А вдруг она, как та девушка, что прислала письмо, уже для себя что-то решила? Например, покончить с собой? И настолько уязвлена, что даже открыться мне не может?

– Тосенька, милая. – Я молила судьбу, чтобы голос не дрогнул… – Надеюсь, ты справишься со всем. Понимаешь, такова жизнь: порой мы думаем, что это раз и навсегда, а в действительности идут лишь поиски настоящего партнера. Самое главное – сохранить дружбу. Дружба – иногда более ценна, чем обычная влюбленность, особенно в твоем возрасте.

Я бросила тревожный взгляд на Тосю – не намерена ли она меня прервать на полуслове. Но дочь на сей раз удивительно спокойно слушала мою тираду.

– С этим необходимо справиться. – Я несла этот бред как по писаному. – Впрочем, взрослость проявляется прежде всего в том, насколько человек способен взглянуть на первую привязанность со стороны, и может пройти много времени, прежде чем найдешь настоящую любовь.

Тося беспокойно ерзала в кресле. Я смотрела на нее с гордостью. У нее в глазах не было и следа отчаяния.

– Я рада, что ты так считаешь, мамочка, – высказалась моя дочь, и мое сердце готово было радостно вырваться из груди.

Ей-богу, мои воспитательные труды дают результат. Вот ведь есть возможность договориться с дочерью, несмотря на трудный возраст. Все это чушь, якобы всегда бывают конфликты и дочери никогда не слушают матерей. Моя прислушивается к моему мнению и соглашается. Я в самом деле до такой степени растрогалась, что готова была расплакаться.

– В семнадцать лет еще не все потеряно, придет время и для настоящего чувства, поверь мне, – продолжала я тихо, понимая, как ей должно быть трудно.

– Вот именно, мама, я то же самое ему сказала. Но он не хочет понять. Может, ты с ним поговоришь?

Тося смотрела на меня своими большими карими глазами из-под фиолетовых век и робко улыбалась. Прежде чем до меня дошел смысл сказанного ею, она усадила к себе на колени Сейчаса и начала его тискать изо всех сил.

– Мама все скажет Анджею, и все будет о'кей. – Она дунула коту прямо в серое ухо. А потом, не обращая внимания на мое оцепенение, объяснила ситуацию: – Потому что он хочет завтра прийти серьезно поговорить. Ну понимаешь, я не могу в этом возрасте связывать себя, к тому же выпускные экзамены скоро, да и вообще я на семинарах познакомилась с одним парнем, его зовут Якуб – он просто классный. То есть, ну понимаешь, между нами ничего, конечно, такого нет, но я думаю, он тебе понравится. Он приедет за мной в воскресенье, и мы всей компанией рванем в кино, потом, может, погуляем по Старому городу…[1] Ты знаешь, Анджей совершенна не понимает, что… ну… что это как-то само собой вышло.

Япребывала в прострации еще минуту. Не знала, что и сказать. Не было подходящих слов. Понимала только одно – моя дражайшая доченька всадила нож одному парню прямо в сердце. Вместо того чтобы оценить его чувства и дать этим чувствам развиться, она подло и коварно заинтересовалась совершенно другим молодым человеком. Мало того, она и меня поддела на удочку, потому что все, что надо в таких случаях говорить, минуту назад я совершенно опрометчиво выложила. И между прочим, относилось это к Тосе, а не к какому-то там Анджею!

Я спустилась вниз до такой степени потрясенная, что наступила на Бориса, который, как все собаки, разлегся на самом проходе. Прошла мимо Адама, сражавшегося с банкой кошачьего корма, потому что кольцо-открывашка черт знает как сломалось, когда я вчера пыталась ее открыть. Адам поднял на меня глаза и нахмурился:

– Эй, что-нибудь случилось?

– Нет, – бросила я и рассказала ему историю Тоси и несчастного влюбленного, покинутого из-за какого-то неведомого мне Якуба. Ну и объяснила Адаму, как все ужасно.

– Э-э-э, а тебе бы хотелось, чтобы они сразу поженились? – Адам наконец открыл банку и обрезал себе палец. – Ведь в этом возрасте идет накопление опыта, человек чему-то учится и так далее. Не переживай, все уладится. Но ты не вмешивайся, пусть она сама разбирается.

Адам меня все чаще не понимает. Прежде всего я сразу догадалась, что он имел в виду, произнося «чтобы они сразу поженились». Ну конечно, это относилось не к Тосе, а к нам. Это был намек. Он вскользь дал мне понять, что не намерен никогда, даже в самом отдаленном будущем на мне жениться. Будто бы мне это очень надо! Я и так никогда в жизни не выйду замуж! Ни за кого. Сначала свадьба, а потом сердце в гипсе, и носи его, как дура, в подвешенном состоянии.


Потрясающая книжка!

«Если твой партнер для тебя важнее других, если у тебя не остается времени для знакомых, если ты не принимаешь самостоятельных решений, если ты звонишь ему или обижаешься, что он не звонит, если думаешь: „Что он об этом скажет?“, если твоя жизнь сосредоточена исключительно на нем…»

Автор меня не знал, но написал обо мне. Следил за мной, что ли? Ведь все это имеет прямое отношение к Адасику. И означает, что он меня бросит. Если я немедленно не стану самостоятельной женщиной.

Боже мой! Наконец-то позвонила Остапко! Я сидела как раз на кухне над жалкими остатками творожка с джемом и раздумывала, когда же все-таки решусь, как вдруг затрезвонил телефон. Я ринулась в комнату и, пока бежала, сильно стукнулась локтем.

– Это ты? – Услышав голос Остапко, я подскочила от радости. – У тебя есть паспорт?

– У меня? – Хотя я поклялась, что ничему удивляться не буду, ведь она просила меня доверять ей, тем не менее слегка опешила.

– А у кого же еще? – засмеялась Остапко, по-моему, с чрезмерным энтузиазмом.

– Есть, – ответила я, довольная собой.

Паспорта мы оформили еще в феврале. Адам сказал, что этот запланированный нами отпуск мы будем помнить всю оставшуюся жизнь. Греция, или Кипр, или Крит – ему известно, что я обожаю все, где солнечно, тепло и пахнет узо.

– Тогда слушай. – Голос Остапко четко звучал в трубке. – Мне позвонила Мажена из Берлина. Послезавтра я собираюсь к ней поехать. Ты не передумала? Едешь со мной?

– Я? – повторила я, проклиная себя в душе за то, что не могу выдавить из себя вопроса поумнее.

– Ну а кто же? – Остапко была немногим лучше меня. – Я же тебе звоню! Ты входишь в дело или нет?

– Так вдруг? – пробормотала я, напрочь забыв о Тосе, которой грозит двойка по химии, а скоро конец учебного года, об Адаме, которого я весьма неохотно оставила бы одного, о собаках, кошках, обязанностях, работе, кипе писем и так далее.

– Решайся: да или нет. – В голосе Остапко сквозило раздражение. – Такая возможность подворачивается не каждый день. Едем на машине, значит, дорога для тебя задаром. Через три дня вернемся. Конечно, если ты не раздобудешь денег к послезавтра, я предложу это кому-нибудь еще. – Ева перешла на шепот: – Если тебе нечего вложить… то делать нечего.

Я молчала, хотя все мысли внезапно сбились в кучу. Локоть болел, заем в банке был вопросом далекого будущего, и что же – из-за того, что у меня нет денег, дело моей жизни должно выскользнуть у меня из-под носа? И Адам меня бросит? И я стану ему обузой? И он будет оплачивать мои счета, пока это ему не надоест? И у него никогда не будет хорошей машины, а все лишь потому что он повесил себе на шею женщину с ребенком? Нет. Я буду бороться за него и за свое будущее. Независимость и самостоятельность. Не впасть в зависимость – как вовремя Тося притащила домой этот бред. Я ведь уже встала на верную дорогу к утрате самого лучшего в мире мужчины.

Я услышала подстегивающее:

– Ну?

– Ты понимаешь, такой неожиданный звонок… я немного в растерянности, ну о чем речь, конечно, да. – Согласие само сорвалось с языка без видимых на то причин.

– Сколько у тебя будет?

– Постараюсь достать десять тысяч. – Я слегка запнулась.

– Не так уж много. Ну, как знаешь… Созвонимся завтра, заночуем у Мажены в Берлине, и никаких дополнительных расходов, поняла?

– Ладно, – успела выговорить я и услышала треск брошенной трубки.

Вернулась в кухню. Потом вылизывал блюдечко с моим творожком. Завидев меня, он сиганул так быстро, что даже Борис поднял морду от миски. Не пойму, почему Уля может оставить при кошках на столе творожок, подойти к телефону, не ударившись при этом локтем о край буфета, и, спокойно поговорив, вернуться к своему творогу. К сожалению, в моем доме такое даже представить себе невозможно. Я включила чайник, чтобы обдать кипятком блюдце после Потома. Затем села на стул и погрузилась в размышления.

Если я вложу в это дело наши отпускные деньги, то, приумноженные хотя бы вдвое, они принесут мне головокружительную сумму – двадцать тысяч. Двадцать – это в худшем случае…

Если начать это дело обсуждать с Адамом, то и решение будет совместным. А инициатива должна исходить исключительно от меня. Следовательно, я могу на коротенький срок взять наши общие сбережения, не ставя об этом в известность Адама, потом быстро вернуть десять тысяч, а остальные снова вложить, приумножить, а тратить будем вместе. Таким образом, я не буду висеть на шее у мужчины, стану полностью независимой, а он – он будет безмерно счастлив, что у него такая оборотистая партнерша. То есть я.

Да, именно так я и сделаю.

Это будет непросто – насколько я знаю мужиков, тут же начнутся вопросы и придирки: а куда ты сейчас уезжаешь, может, когда-нибудь в будущем, я тебя абсолютно не понимаю и прочее в том же духе. Я все это прекрасно помню по недавнему прошлому.

Ну что ж! Я независимая женщина и, если что-то решила, так и поступлю.