"Сердце в гипсе" - читать интересную книгу автора (Грохоля Катажина)

Уборка, убытки и Кшись

Агнешка не поехала в Белосток, а на десять дней отправилась в Италию с семьей и с друзьями. Не понимаю, почему взрослые люди, желая отдохнуть, едут в отпуск мало того, что со своим выводком, так еще и с чужим. Четверо детей и четверо взрослых могут прикончить человека на месте, для этого не обязательно дополнительно тратить тяжело заработанные деньги. В редакции пустынно. Все в отпусках, даже главный отбудет не сегодня, так завтра. Мне нет нужды торопиться со статьей. Писем мало.

Я откинула голову. Боже, как болит шея! Невозможно повернуть голову ни вправо, ни влево. Но я старательно выполнила несколько вращательных движений. Теперь надо опустить голову на грудь… Возле лампы лежал розовый листок бумаги. Я взяла его в руки. Выпало какое-то письмо, которое я не заметила, еще из предыдущей партии. Интересно, почему в этом доме нет порядка?

Да, вот то, чего я в этом мире понять абсолютно не способна. Если уж у мужчины завелся какой-нибудь крошечный комплексик, то он будет в триста раз тяжелее любого самого большого комплекса женщины. И поди заставь мужика скомпрометировать себя обследованием, которое может помочь ему стать отцом! Нет никакой возможности, ибо всегда и во всем виноваты женщины. В Афганистане несчастных баб карают за то, что стук их сандалий под черными балдахинами привлекает внимание сильной половины, а у нас их наказывают всегда и за все. Пусть Адам ответит на это письмо. Поменяй мужика, если собственные комплексы для него важнее тебя и твоего здоровья. Трудно вообразить все страдания этой женщины и то, как мучительно и тяжело лечится бесплодие, а этот болван не может сделать удовольствие в пробирку. Так и хотелось выхватить нож из кармана! И шея болела все сильнее.

Я на минутку прилегла на одеяле в саду, мой позвоночник и я утомились. По правде сказать, я мечтала куда-нибудь уехать. Хотя бы на миг вырваться из дома. Вчера звонила Тося, мол, можно ли остаться еще на две недели, потому что здесь так чудесно, мамуля, просто расчудесно. Потом со мной поговорил Якуб, сказал, что действительно там замечательно, и спросил, не могла бы Тося остаться еще, затем он передал трубку бабушке, и та заверила, что все отлично, и спросила, не могла бы Тося побыть еще.

У Адама постоянные подработки на радио, по ночам он ведет передачу, а в другие дни возвращается очень поздно, потому что все в отпусках, он практически один на работе. Мне не совсем понятно, почему он на такое согласился. Разумеется, у меня своя жизнь, и я не мчусь со всех ног домой, как прежде, так ведь это ради его же блага. Вдобавок сломалась машина, он снял со счета две тысячи триста, и я в очередной раз благословила Алю. Вопрос с кредитом был почти решен, ответ из банка я должна получить в течение двух недель, тогда верну долг.

Мне не выдержать за компьютером столько часов, а передо мной еще двадцать писем. Воспользовавшись тем, что никто не крутится у меня под ногами, я задумала навести порядок в шкафах. Медленно сползла с одеяла, вытряхнула все из нашего шкафа в спальне и осознала, что значит, когда в доме появляется мужчина. По-видимому, я об этом немножко забыла. Адаму были выделены три ящика, столько же, сколько и мне. В одном должны были лежать майки, носки и всякие подштанники, в другом – рубашки и джемперы, в третьем – брюки. Но оказалось, что мой Голубой не способен отличить брюк от дрели (она лежала на самом дне), а джемперов от кальсон. Я отвела ему место на кухне для дрели и коробки с шурупами, а кое-что из кухонной утвари – электропечь и большие кастрюли – отправила в шкаф в нашу маленькую прихожую. Я не пожалела сил и переворошила весь дом в поисках всяческих важных приспособлений, которыми можно сверлить, заколачивать, вытаскивать, гнуть, выпрямлять, резать, клеить, и отнесла их по местам. Например, в ванной на нижней полке лежали самого разного калибра отвертки и клещи. В подсобке – банки с гайками неизвестного назначения. Гаечный ключ оказался в ящике со столовыми приборами. Под мойку были засунуты какая-то грязная ветошь, которую я немедленно оттуда извлекла, и непонятный старый черный шнур. При этом я обнаружила, что раковина все-таки подтекает, неудивительно, что вода не сливается так хорошо, как раньше. Я не стала ничего класть в тумбу под мойку. Адаму будет удобнее подобраться к трубе, ведь дальше так жить невозможно. Я вышвырнула весь лишний хлам: остатки каких-то креплений, некую изогнутую штуковину, ненужные винтики и куски изоляции для труб.

На полке в шкафу у Адама я обнаружила двенадцать маленьких серебристых шурупчиков и переложила в баночку, где находились их сородичи.

Когда Адам появился в дверях, меня просто распирало от гордости. Правда, в кухне был кавардак, потому что предметы, вытащенные из-под мойки, были свалены в кучу посредине кухни. Вот уж не предполагала, что шкафик под мойкой такой вместительный. Я гордо продемонстрировала Адаму, какой у нас теперь порядок. Он побледнел.

– Ты что-нибудь выбрасывала? – спросил он таким спокойным тоном, что у меня дрожь пробежала в области поясницы.

– Только то, что уже не нужно, – утешила я его.

Он швырнул сумку и ринулся в комнату. Открыл письменный стол и взглянул на меня так, словно увидел впервые в жизни.

– Здесь лежали такие маленькие винтики, что ты сделала с ними?

Ну уж простите! Хочешь хоть раз сделать что-то полезное, навести порядок, так нет чтобы похвалить, на тебя набрасываются с унизительными расспросами!

– Я положила их к другим винтикам, в ту баночку, что на кухне, в первой тумбе справа.

Адам метнулся на кухню и еще больше побледнел.

– Это были винтики от дисковода.

А затем он принес банку с винтиками в комнату и высыпал все содержимое на пол.

– Я должен их найти, – бросил он через плечо, – я должен их немедленно разыскать.

Винтиков было с тысячу или больше. Те крошечные серебристые совершенно затерялись в общей массе. Адам встал на колени и кропотливо, по одному, стал их сортировать.

Мне-то зачем лезть в мужские дела.

– Ну так я, может быть, схожу к Уле? – предложила я. – Или ты все-таки что-нибудь сначала поешь?

– Нет, сначала я хочу навести здесь порядок, – буркнул Адам, не глядя на меня. Он почти уткнулся носом в пол.

Меня это задело. Как же так, я день-деньской убиралась, наводила уют, а из него доброго слова не вытянешь!

Уля и Кшись утюжили фотографии. Тоже хороша работка, мне бы ни в жизнь такое в голову не пришло – гладить утюгом снимки. Впрочем, я вообще не люблю гладить. Уля усадила меня за стол и принесла чай с мятой.

– Вы всегда так, простите, обновляете фотографии? – Я постаралась произнести это не очень ехидным тоном.

– Нет, только по средам и по пятницам, – ответил Кшисик. – А ты что, никогда этого не делаешь?

– Отдаю в гладильную мастерскую, – парировала я.

– Ой, Ютка. – Уля ткнула Кшисика в бок. – Из стиральной машины вытекла вода, и коробки подмокли, вот и приходится теперь разглаживать, фотографии покоробились. Глянь, какая я здесь была еще худенькая. – Она протянула мне фото.

Я распрямила рулончик и взглянула на черно-белую фотографию. Уля и Кшисик двадцать лет назад, когда я еще не была с ними знакома. Он обнимает ее за талию, а она с него глаз не сводит. Действительно, Уля здесь стройнее, ну и что? Я смотрела на этот снимок, и мне стало грустно. Время так быстро летит, а у нас с Адамом нет ни одной фотографии двадцатилетней давности. У нас нет прошлого. И замечательно. Уж лучше пусть будет прекрасное будущее, чем прекрасное прошлое. Я обвожу взглядом Улину комнату. На ковре – свернувшиеся в трубочку фотографии, рулончики возле пианино, около Дашиной подстилки – коробка с отвратительными подтеками.

– Я могу вам помочь, – предложила я, – хотя целый день провозилась с уборкой. Навела порядок у Адама в инструментах, но…

– О Боже! – Кшиштоф застыл над столом. – Что ты сделала?

– Навела порядок! – твердо ответила я.

– И что он теперь делает? – Кшиштоф по-прежнему пристально и враждебно таращился на меня, будто я убила его родных. Он еще никогда на меня так не смотрел.

– Ищет винтики.

– Ну я побежал к нему. – Кшись протянул мне утюг.

– Зачем? – Уля схватила мужа за плечо.

– Он мне поможет снять крышку клапанов, – отмахнулся Кшись и, бросив на меня уничтожающий взгляд, скрылся на террасе.

Я тяжело вздохнула. Да-да, в жизни все непросто. Сделаешь что-то кому-то, а на тебя потом смотрят, как черт знает на что.

– Держи. – Уля подала мне еще фотографии. – Только осторожно, гладь через тряпочку. Знаешь что, Ютка?

– Ну? – спросила я интеллигентно, помахивая утюгом.

– Мы уже двадцать лет живем вместе, но я бы никогда не рискнула наводить порядок в его инструментах.

– Даже если бы они валялись в твоем шкафу, где должны лежать брюки?

– Тем более. Мужчины, как дети. Сложишь у них все, а они потом ничего не могут найти. – Уля вздохнула. – Видишь, и мой кинулся на подмогу, потому что Адаму как бы нанесли обиду. Ты небось переложила его дрель бог весть куда. Мужская солидарность.

– Не бог весть куда, а на кухню. – Я рьяно наглаживала фотографии.

– Он устроил тебе скандал? – посочувствовала мне Уля.

– Да ты что!

Утюг у меня просто застыл в воздухе. Адам? Скандал? Из-за чего?

Уля смотрела на меня и задумчиво улыбалась.

– Господи… как же он тебя любит. – Ее голос дрогнул от волнения.

К вечеру мы покончили с фотографиями. Испекли картошку и позвонили мужчинам. Кшись пришел первым и, направляясь в ванную, шепнул мне:

– Дорогуша, в следующий раз посоветуйся, прежде чем на такое решиться, а то неприятностей не оберешься…

Адам пришел сразу же за ним, с Потомчиком на плече. Потом, крохотный черный кот, давно уже не котенок, но как только приближается к дому, начинает себя вести, как дитя, просится на руки или, к примеру, лижет щеку. Ну а обычно он шатается где-то по соседним полям, Уля говорила, что видела его даже за железнодорожными путями, возможно, поэтому, когда раз в несколько дней он появляется дома, всем своим видом показывает, как сильно нас любит. После отъезда Тоси он был дома только три раза.

Я решила вести себя по-взрослому и подошла к Адаму.

– Понимаешь, я хотела как лучше…

– Ей-богу, мать, если бы я этого не понял, тебя давно не было бы в живых. – Адам похлопал меня по плечу. – А что ты сделала с дополнительным коленом?

Я взглянула на свои ноги. Обе коленки были на месте.

– У меня нет дополнительного колена, – сказала я с возмущением.

– Это такой согнутый кусок трубы. – Адам пристально смотрел на меня.

– Ничего такого там не было, – лгала я без зазрения совести.

– Кшиха, у тебя есть колено? – крикнул Адам Кшисику.

– Наверное, есть в гараже, давай перекусим что-нибудь и поищем! – отозвался Кшись. – Поможешь мне потом прикрутить крышку клапанов.

Адам просиял.

Хороший характер у Кшисика. Мне всегда греет душу сознание того, что на свете есть такие мужчины, как Улин муж. Положительные свойства их характера могут проявляться по-разному. Вот, например, Кшись купил себе совершенно за бесценок вторую машину – «бедфорд». Отдал за него три тысячи, автомобилю двадцать лет, и он английского происхождения. От приобретения этой машины в выигрыше оказалась прежде всего Уля.

Драндулет, о котором я веду речь, купленный по случаю, имел свои недостатки. Одиниз них, в частности, – жутко важные винтики от крышки клапанов. (Я понятия не имею, что это значит, но как звучит!) И вот эти страшно важные винтики абсолютно невозможно купить в нашей чудесной стране. Послушайте, какая вышла история у Кшисика с «бедфордом».

Он открутил эту самую крышку клапанов месяц назад, один винтик, второй винтик, третий винтик, а четвертый сломался. Сверло, вставленное в винт, чтобы его раскрутить, тоже сломалось. Кшисику пришлось спешно искать, где бы изготовить точно такой же, но, поскольку задача оказалась невыполнимой, он возобновил свои старые знакомства с автолюбителями начиная со школьных друзей и заканчивая коллегами по институту.

За свою юность школы Кшись менял раза три, а потому и друзей набралось немало, и с каждым из них он договорился попить пива, чтобы поговорить на тему винтика. Ладно еще, что не превратился в алкоголика, хотя все шансы были. Но в конечном счете человеку, взявшемуся за ремонт колымаги английской марки с двадцатилетним стажем, приобретенной по случаю, распивать пиво особо не на что. Проблема с винтиком была решена, и оставалось его только вкрутить.

И в то время, когда мы, женщины, пытались насладиться теплым вечером, Кшисик и Адам в молниеносном темпе проглотили картошку с укропчиком, Кшись достал из холодильника пару бутылок пива, и оба, как по команде, сорвались из-за стола. Мы с Улей помыли посуду. Из Варшавы вернулась Улина дочка Агата, которая еще только послезавтра собирается ехать отдыхать на Мазуры со знакомыми (с большой компанией, разумеется), я вытирала тарелки, Агатка ковырялась в кастрюле с картошкой.

– Ты отпустила Тосю на целый месяц, – сказала она мне с надеждой.

– Агата, две недели, больше мы не потянем. – Уля поставила кипятиться воду для чая.

– Ну да, – кивнула я, потому что так оно и есть, – но она там у знакомых, не платит за комнату.

– Дорогая детка, – начала Уля, а мне тут же загорелось сделать подруге замечание, что к девушке-подростку не следует обращаться «детка», но я промолчала, – если ты сумеешь прожить на эти пять сотен до конца августа, то поезжай. Но на большее не рассчитывай.

Агата, вздохнув, допила остатки простокваши.

– Вот видишь, – пожаловалась она мне, – у нас две машины, а мне на каникулы дают всего пятьсот злотых. А все потому, что я сама за год накопила восемьсот и мне есть на что ехать. А Ися вообще не работала, у нее нет своих денег, и тем не менее поехала на три недели в водно-спортивный лагерь, путевка туда стоит в три раза больше. Это несправедливо.

– Агатка, ты же знаешь, что мы заплатили только за питание в этом лагере, потому что папин знакомый работает там инструктором.

– Да-да, естественно, – соглашается Агата, – но если бы у папы там не было знакомого, вы заплатили бы по крайней мере тысячу пятьсот, а мне даете всего треть этого.

– Если бы у папы там не было знакомого, то Ися вообще не поехала бы в этот лагерь.

– Неужели?

Мне показалось, что Агата обрадовалась этому, но я заблуждалась.

– То есть торчала бы дома? И это после напряженного учебного года? Хотя у нас есть и дом, и две машины! Вы очень к ней несправедливы, – сказала девица, дожевывая последний кусочек картошки. – Я иду к себе в комнату, если позвонит Дамиан – меня нет дома.

– Агатка! – Уля заварила чай. – Я не собираюсь врать!

– Ой, мамочка, – донеслось из-за двери, – какое же это вранье!

Уля со вздохом взяла поднос с чаем. Мы отправились на террасу.

Совсем стемнело, но возле «бедфорда» горела лампа, принесенная из гостиной. От нее падал круг света на Кшисика, который лежал на земле и ковырялся в чреве машины, на Адама, который расположился рядышком, лампа высвечивала землю под автомобилем и часть газона с рододендроном. Сценка выглядела весьма живописно.

Винтик от крышки клапанов надо было закрепить специальной шайбой, и та как назло пролетела «насквозь», в траву. Потому что когда крышка отодвинута, то под двигателем видна земля. У машины низкая подвеска кузова, переставить ее невозможно, а найти винтик в траве – настоящее искусство. Любая женщина отчаялась бы, да и только, если бы драгоценный винтик от крышки клапанов упал на землю, – я-то уж знаю точно. Но те двое абсолютно не пали духом, что мы и лицезрели собственными глазами. Кшисик поднялся, принес из гаража саперную лопату, Адам снял с лампы абажур и взял какое-то сито. Оба работали в полном молчании, а мы наблюдали за ними как зачарованные. Из-под машины доносились только отрывистые приказания:

– Пиво!

– Осторожно!

– Даю землю!

– Не опрокинь пиво!

Кшисик под кузовом делал легкий подкоп, Адам, словно золотоискатель, кропотливо перетрясал землю, чтобы не пропустить шайбочку от крайне важного винтика. И где-то около одиннадцати часов в ту знойную июльскую ночь раздался радостный вопль:

– Нашел! – И Кшись выполз из-под автомобиля, купленного по случаю, с шайбой в руке.

Я прониклась к нему уважением. Впрочем, к Адаму тоже. Но сильнее всего поразила меня Уля, которая просияла, увидев шайбочку, кинулась к ним и расцеловала Кшисика. Потом вернулась ко мне и подмигнула.

Ой, чувствую, еще многому мне надо учиться и учиться. Я наклонилась к подруге и потихоньку спросила:

– Между нами, тебя не раздражает иногда то, что Кшись непрерывно ковыряется с этой машиной?

Уля взглянула на меня, и в ее голубых глазах вспыхнули веселые искорки. Она ответила мне тоже шепотом:

– В конце концов лучше, когда мужчина ковыряется с машиной, чем с другими женщинами.

И тут до меня дошло, почему Уля так безумно обрадовалась, когда он, проведя подкоп, нашел эту окаянную шайбочку. Она решила отметить это событие. Мы отметили водкой «Фиддлер»,[12] которая знаменита тем, что при розливе выводит «Если б я был богат», после третьей рюмки нас это очень, ну просто очень развеселило. Из распахнутого окна Агаты только раз донесся громкий крик:

– Потише, спать невозможно!

Лампочка до поздней ночи освещала кусочек сада, подкоп под машиной и нас, радостно обмывающих шайбу от столь важного винтика к крышке клапанов.

Вот так обстояли дела у Кшисика и Ули.

А как-то раз, когда Доктор Мартене, черный Улин котище, прикончил сороку, бедняжка пролежала два дня под дубом, – ведь чтобы ее похоронить, нужна была мужская рука, и Кшись, взяв саперную лопатку, отошел подальше, а потом крикнул:

– Дорогая, я зарыл, как ты и просила, эту дохлую птичку!

Уля на это прощебетала:

– Она была очень дохлая?

– Очень! – отозвался он, что свидетельствует об исключительно хорошем характере; попробуй-ка я спросить у Йолиного мужа, является ли что-то очень дохлым, уж он бы мне ответил, что я идиотка. А потому я уже нисколечко не люблю Экса, а только Голубого. Вечер оказался весьма поучительным. Стоило провести уборку в доме.