"Синдром Glamoura" - читать интересную книгу автора (Новоселецкая Лидия)

Глава 6

По дороге домой я размышляла. С одной стороны, новое предложение привлекало и льстило. Открывало блестящие перспективы и решало ряд вопросов материального характера. С другой стороны, ощущение того, что я впутываюсь в сложную историю, меня не покидало, как бы старательно я не гнала его от себя.

Оставалось еще несколько дней, чтобы принять окончательное решение, но мне, почему-то, становилось страшно. Я раздумывала, стоит ли обсуждать это предложение с Витей, но мне показалось, что он его раскритикует. Кроме того, пришлось бы рассказать всю историю знакомства с Вадимом, а мне не хотелось демонстрировать лучшему другу свои не лучшие черты характера и особенности личной жизни. Мужчинам нельзя говорить всего, даже друзьям и даже "голубым".

Придя, домой, сбросив с себя опостылевшие за истекшую половину суток тряпки, я обнаружила, что в моем шкафу нет ни одной чистой шмотки. Такое случается с девочками, которые живут одни. Мы часто не стираем белье, пока не поймем, что трусики, надетые вчера, были последними.

Хотя эта проблема не особенно занимала мое внимание в тот момент, она, тем не менее, требовала какого-то решения. Я вывернула все содержимое моего платяного шкафа, и нашла в куче старого барахла довольно симпатичное облегающее фигуру платьице Sisley темно синего цвета и очень обрадовалась этому факту. Я давно забыла, что оно у меня есть! Найти случайно чистую одежду, которая тебе идет — чувство прекрасное, сродни ощущениям радости от найденной в кармане двадцатки на метро в тот момент, когда ты собралась идти домой пешком через весь город.

Закончив с макияжем, я набрала полную грудь воздуха, выдохнула, затем снова вдохнула, после чего широко улыбнулась своему отражению в зеркале и послала ему воздушный поцелуй. Так меня учила успокаиваться моя бабушка.

Погода стояла великолепная. Солнце светило ярко, небо было настолько голубым, что на него было больно смотреть даже через солнцезащитные очки из последней коллекции Ck. Как будто, благодаря вчерашней непогоде оно очистилось от всего наболевшего, и теперь пребывало в отличном расположении духа.

В предобеденное время на дорогах никогда не бывает пробок. Все усиленно изображают занятость перед тем, как смыться часика на два, вроде как, на обед, на самом деле — по своим делам.

Через двадцать минут я уже стояла в кабинете нашего генерального директора и внимательно выслушивала его мнение касательно стремительного "морального разложения" моей личности, "тлетворного влияния на коллектив" и "плохого примера для подчиненных".

Олег Витальевич был человеком уникально глупым и скучным. Ему обычно было лень кричать, поэтому в случае необходимости выговора одному из сотрудников, он заводил бесконечный и тоскливый разговор о моральных ценностях, "целостности коллектива", "командной работе", и разводил прочую никому ненужную демагогию, от которой клонило в сон, как от слониной дозы транквилизатора. Казалось, он преследовал цель уморить слушателя тоской, чтобы впредь неразумной кадровой единице неповадно было "шалить".

Я старалась на него не смотреть, не слушать, и, вообще, не обращать на него внимания. То и дело, боялась заснуть от его медленного протяжного голоса и монотонной интонации. Мое внимание привлек его новый мобильный телефон Сони Ериксон последней модели, почему-то розового цвета. Я начала размышлять о том, стоит ли мне купить такой же? Как он будет смотреться в моей маленькой ладошке? По карману ли он мне? Может кто-то подарит.

Эти мысли спасали меня от скуки еще на протяжении десяти минут.

— Ты все поняла? — донеслось до моего сознания через призму наступающей дремоты, я с трудом подавила желание зевнуть.

Олег Витальевич, похоже, собрался закругляться со своим трепом. Я, будучи совсем не в курсе, о чем он говорил, но, зная содержание текста в целом, согласно кивнула, чем заслужила его удовлетворенную улыбку.

— Кстати, не забудь подхватить Ваню в антикризисном проекте.

Последняя фраза была сказана невзначай, как будто, между прочим. Я моментально пришла в гневное состояние и решила немного высказаться:

— Олег Витальевич, почему никогда не случалось ситуации, когда бы я нуждалась в помощи Вани? Мне ничего не доплачивают за мои сверхурочные и за дополнительную нагрузку, во время ведения чужих проектов.

— Кира, ты меня возмущаешь! "Галактика" — общий проект, и твой, в том числе. Мы ведь одна команда. Ситуация у клиента складывается не самая лучшая, а ты, как дипломированный журналист, могла бы поспособствовать скорейшему разрешению проблемы.

— А мою премию, как всегда будет получать Ваня? Как основное звено в команде?

Генеральный задумался. Я понимала, что его совершенно не устраивает Ваня, но не ему было его увольнять. Ваньку в проект устроили инвесторы.

Олег Витальевич несколько раз откашлялся, после чего сказал:

— Кира, о премии мы поговорим перед Новым годом.

Мне захотелось рассмеяться. Наверное, стоило уточнить, перед каким именно Новым годом. Эти обещания я слушала уже два года. Не удостоив начальника ответом, я с силой хлопнула дверью его кабинета.

Не успела я появиться на своем рабочем месте, как возле моего стола возник Ваня со стопкой каких-то бумажек. Мне стало понятно, кто поднял такой шум по поводу моего отсутствия — наш маленький "гений" PR.

— Кирочка, ну вот ты и появилась. Что так припозднилась?

Мысленно я много раз подряд послала его к чертям. Мне хотелось его задушить или порвать на британский флаг. Нет, лучше на американский — это более извращенно и жестоко! Мое раздражение росло из-за бессонной ночи и вчерашних болезненных переживаний.

— Я должна перед тобой отчитаться? Ты подрабатываешь в отделе кадров сторожевой собакой или на общественных началах ратуешь за дисциплину в коллективе?

Ваня глубоко задумался, но не нашелся с ответом, и начал совать мне под нос свои листки:

— Кира, вот просмотри, пожалуйста, несколько пресс-релизов. Первый я планирую разослать сегодня, остальные четыре — до конца недели. Еще мои ребята написали несколько статей. Сроки в изданиях уже поджимают. Если мы хотим выйти пораньше — нужно уже подтверждать материалы.

— Ваня, скажи, а за что ты получаешь зарплату? И кто это "мы", которые "хотим"? Лично я не имею к этому "хотению" никакого отношения!

Ваня неловко переминался с ноги на ногу и, стараясь не встретиться со мной взглядом, тупо смотрел в одну точку.

— Кира, ну брось. Не в службу, а в дружбу — пробеги взглядом. Кроме того, у тебя ведь однокурсница в "Комсомолке" работает? Скинь ей материальчик, а?

Сказав последнюю фразу, Ваня свалил на мой стол всю стопку бумаг, и, не дожидаясь моего согласия, выбежал из кабинета.

Я вообще не понимала, зачем Ванька ходит на работу. Он мог совершенно безбедно существовать, не отравляя жизнь себе и окружающим своим чертовым непрофессионализмом. Поговаривали, что в Ваниной биографии есть страница глубокого наркотического угара. Родители заставили его работать, чтобы дите не скатилось вниз по наклонной лестнице. В результате, Ванина показуха для родителей выливалась в мои регулярные не оплачиваемые сверхурочные. Точно подметил мой новый знакомый: богатых работать не заставишь.

Я все еще колебалась по поводу предложения Вадима, но чаша весов медленно наклонялась в сторону согласия.

7 глава

В течение оставшегося рабочего дня я правила статейные материалы для подачи в печать, переписывала пресс-релизы, обзванивала знакомых журналистов, бывших однокурсников. Кое-кто из них теперь работал в рейтинговых печатных изданиях. К семи часам вечера в моем кармане лежало восемь гарантированных публикаций в деловых изданиях и четыре договоренности с информационными агентствами.

В конце дня я разослала полностью переписанный пресс-релиз на адреса информационных порталов и Интернет изданий. Завтра оставалось только запросить мониторинг выходов релиза в сети и прочих СМИ. Я просто молодец, похвалила сама себя.

Закончив не свою работу, я решила, наконец, приступить к своей. Часы на мониторе компьютера показывали полдевятого. Голова раскалывалась, ноги ломило, к горлу подкатывала тошнота. Я разминала мышцы, массировала виски, сняла обувь и сделала массаж ступней. Лучше не становилось: продолжала сказываться ночь "веселья".

К понедельнику мне нужно было предложить бренд-менеджеру кондитерского концерна "Мир сладостей" "предварительные варианты" текстовой части концепции рекламной кампании нового продукта.

Витька оставил мне папку с несколькими вариантами концепции "визуалки". Мне предстоит для каждого варианта составить концепт текстового наполнения.

Я раскрыла папку и тупо уставилась на рисунок с изображением улыбчивого шоколадного батончика с дроблеными орехами, нугой и воздушным рисом. Идиотский персонаж сгорал от оптимизма и радости, улыбаясь во весь рот. Глядя на рисунок, можно было предположить, что батончик содержит нечто более пикантное, чем воздушный рис.

На следующей картинке этот же батончик был представлен в образе полу мужчины, полу батончика. То есть, в верхней части батончика красовался улыбчивый мужичок в смокинге и бабочке. Такой обрусевший, вышедший на пенсию Джеймс Бонд, собравшийся посетить театр. Начиная от пояса, тело мужчины превращалось в шоколадку. Как будто, у шоколадки с одной стороны вырос мужчина или еще хуже: нижняя часть мужчины, за какие-то немыслимые грехи, превратилась в шоколадку.

Получился кошмарный человеко-шоколадный мутант, достойный соперник Фредди Крюгера и Бугимена. Такой персонаж сможет запросто сменить на посту давно неактуального Бабая, и стать новой пугалкой для непослушных мальчиков.

Еще некоторое время я рассматривала ужасный художественный "выкидыш" моего друга. Рисунок был самым, что ни на есть, откровенным стебом, или Витька делал наброски в состоянии далеком от адекватного.

Третий вариант оказался страшнее двух предыдущих. Двое тощих детей с малюсенькими недоразвитыми телами, заточенными зубами и огромными головами, откусывали один батончик с разных сторон, прямо в обвертке. Картинку можно было с успехом использовать в послевоенной агитации "Помогите жертвам Освенцима, или добейте, чтобы не мучались". Половую принадлежность "детей" идентифицировать было невозможно. А если немного пофантазировать, то деток можно было принять за голодных взрослых пигмеев.

Просмотрев Витино "творчество", я сложила рисунки обратно в папку и приняла единственно верное решение: отправиться домой. При воспоминании о шоколадном мутанте, на меня несколько раз накатывали приступы смеха. Хотя, если разобраться, то причин смеяться у меня не было. Я должна была придумать комплекс названий и слоганов для рекламной кампании шоколадного уродца, добрых, красивых, располагающих и, что самое ужасное, в кротчайшие сроки.

Выйдя из офиса, я взяла такси. Так уж я устроена: не умею жить скромно и "по средствам"- мне нужно так, чтобы с шиком и блеском, как компромисс — без неудобств. Чем комфортнее живет человек, тем больше ему хочется этого самого комфорта.

Мои мысли метались в голове как ночные мотыльки вокруг зажженного уличного фонаря, то есть, совершенно бестолково. Привлеченные светом надежды, они то и дело натыкались на невидимую, но жесткую преграду страхов и стереотипов.

Я не знала, какое решение принять. Мне предлагали решить все мои проблемы разом: дать высокий социальный статус, связи и возможности, недоступные простому смертному. Но за это я должна была сдать в аренду свою душу, время и жизнь на целых три года, без права на отступление.

С другой стороны, второго случая изменить свою жизнь коренным образом и направить в нужное русло, могло больше не представиться. Вдруг, если я откажусь — буду жалеть об этом до конца жизни. К тому же, мне до смерти осточертели дни, как близнецы похожие друг на друга: опостылевшая работа, одни и те же заведения, постоянный круг знакомых. Я давно ждала перемен, часто впадала в депрессию из-за их отсутствия.

Я зашла в квартиру, поставила диск Мадонны в малюсенькую магнитолу, включила чайник, сделала кофе с молоком и приняла окончательное решение. Из динамика звучали знаменитые начальные строчки бессмертного хита восьмидесятых "Vouge": — Strike the pose — запела поп-дива всех времен и народов.

Зачем ждать до понедельника, когда все можно сделать уже сейчас! Сколько можно жить в условиях постоянного компромисса и тратить жизнь впустую? Пора, наконец, всем заявить о себе!

Я достала из сумочки визитную карточку Вадима Верещагина и набрала номер мобильного телефона. Вадим снял трубку после первого гудка, словно только и делал, что ждал, когда ему позвонят.

Я решила говорить без предисловий и очень коротко. Я сказала только одно:

— Я согласна.

Вадим коротко засмеялся:

— Прямо как в церкви у католиков при обряде бракосочетания, это обнадеживает.

— А я и есть католичка. Тренируюсь, — ответила я с иронией, в тон ему.

Это чистая правда — мои родители действительно католики, и, соответственно, я тоже.

— Хорошо, дорогая. Завтра ты работаешь последний день в своем рекламном агентстве. Начальство будет готово к твоему решению. Удерживать тебя никто не станет. Можешь на меня положиться, — с этими словами Вадим отключился. Как показало наше недолгое знакомство, он умел быть очень лаконичным. Интересно, а умел ли он быть другим?

Я запретила себе продолжать думать о Вадиме. Каждая взрослая девочка знает, куда приводят длительные размышления о привлекательном молодом человеке, с которым, к тому же, объединяет ночь безумного секса.

Был только один небезразличный мне человек, которого я должна подготовить заранее — Витя Карамзин. Не хотелось преподносить ему неприятный сюрприз, поэтому, я набрала его номер и пригласила в гости, "немножко выпить и поболтать".

Так как его "семейная жизнь" совсем не ладилась, он с радостью принял мое приглашение, не подозревая, что я могу окончательно испортить ему настроение.

Теперь он оставался один против стада клинических недоумков и "позвоночников". Этот факт был слишком неприятным, чтобы к нему относиться легко. Мы были командой, теперь он оставался один в поле воин.

Витя явился очень скоро, буквально через полчаса после нашего разговора по телефону. Настроение у него было хуже некуда, но в глазах читалась надежда его повысить. Под мышкой он держал банку с маринованными огурцами.

— В твоем районе уже все закрыто, вот огурцов тебе купил, — пояснил друг свой странный гостинец. Сказывалась привычка интеллигенции: ни за что не приходить в гости с пустыми руками.

Мне не хотелось тянуть кота за хвост и за другие части тела тоже.

— Витя, я ухожу с работы.

Витя, снимающий в этот момент куртку, застыл и посмотрел на меня взглядом раненного индейца: одновременно с гордостью, раздражением, горечью, и безнадегой. Мое сердце сжалось. Я знала, что он воспримет мой уход, как предательство.

Мы стояли в коридоре моей маленькой однокомнатной квартирки. Я прислонилась к стене и скрестила руки на груди, не зная, куда девать глаза, Витя прижимал куртку к груди и продолжал сверлить меня взглядом, способным уничтожить или повергнуть в уныние легион спартанцев.

— Друг, мой дорогой, это же не конец света. В моей жизни произойдут перемены, это ведь замечательно! — сказала я, подняв, наконец, глаза, и встретившись взглядом с моим обиженным другом.

Витя явно был не готов разделить со мной восторг по этому поводу.

— А что, ты нашла другую работу? Мне ничего не говорила.

Ну почему у меня всегда возникает потребность отчитаться перед ним, как перед папой?

— Не говорила, потому что сама не знала. Я нашла работу вчера.

В его гневном взгляде проскользнуло удивление.

— Когда же ты успела? Мне казалось, вчера ты была не в состоянии искать работу.

— Ну, это длинная история…

Витя повесил куртку на крючок и стал снимать обувь.

— А у меня много времени, я никуда не тороплюсь.

Я взяла Витю под локоть и потянула его на кухню, где пахло крепким кофе с корицей и на столе стояли его любимые бутерброды с сырным маслом, которые я успела приготовить к его приходу. Запах вкуснятины должен был повлиять на моего друга, как индийская арома лампа, а именно, снять стресс и вернуть вкус к жизни.

— Витя, ты же знаешь, ближе тебя, у меня никого нет. Но пока я не хотела бы ничего рассказывать. Как только я пойму, что мне нравится мой выбор, ты узнаешь об этом первый.

Друг смотрел на меня с недовольством и недоверием, но явно готовился оттаять.

— А если ты поймешь, что тебе твой выбор не очень нравится?

— Ну, Витя, ты же меня знаешь! В этом случае, ты узнаешь об этом еще быстрее.

Витя облокотился на спинку стула и начал сосредоточенно жевать бутерброд, запивая его кофе.

— А когда ты уходишь? Сколько еще работаешь?

Я поняла, что сейчас добью Витино настроение окончательно.

— Друг, я больше не работаю. Завтра — мой последний день! Я, собственно, поэтому тебя и пригласила, чтобы сообщить раньше, чем остальным.

Витя прекратил шевелить челюстями и посмотрел на меня со злостью. Это был хороший знак: если он злился — значит, был готов принять удар и пережить его.

— Ну, спасибо! Заботливая какая!

Его тон начинал теплеть, и у меня отлегло на сердце.

— Какая есть. Другой не стану.

Я улыбнулась и обняла друга за шею.

— Надеюсь, что не станешь, очень надеюсь.

— Сказать по правде, на мое решение уйти, в некоторой степени, повлиял ты.

— Я? Каким же это образом? Слишком много знаю, меня пора убить?

— Вить, когда сегодня вечером я рассматривала твои "шедевры" для "Мира сладостей", на меня периодически истерика накатывала. Если ты — прекрасный художник и концептуалист лепишь такой отстой, значит, мы с тобой слишком устали и выдохлись — пора что-то менять. Тебя это касается не меньше, чем меня.

— Неужели так плохо? Я так себя изнасиловал, чтобы выдавить хотя бы это. Больше, боюсь, ничего не рожу. Наверное, пора вернуться к активному курению травки.

— Как твой друг, не могу тебя в этом поддерживать, но как эгоистичный эстет скажу: так держать!

Так за болтовней мы провели несколько часов. Он еще несколько раз начинал на меня злиться, но я пресекала все его попытки нападать на меня, предлагая ему новые лакомства и сладости.

Витя уехал, я легла спать со спокойным сердцем и душой. Его одобрение всегда было для меня очень важным фактором. А в этот раз, как никогда.