"Ноги в поле, голова на воле" - читать интересную книгу автора (Чопич Бранко)16Илькина выходка с трубкой мгновенно затмила ратные подвиги прочих героев нашего сдвоенного класса, и слава их померкла. Слух о том, как Илька обратил в бегство весь класс с помощью трубки, дошел до села, а на пастбищах пастухи буквально животы надорвали от смеха, расписывая, как Илькан задымил чубуком прямо посреди школы. История эта имела свое продолжение, в котором главную роль сыграла все та же Вея. При виде стаи девчонок, обращенных в бегство Илькиной трубкой, Вея неустрашимо бросилась на этого паршивца, применившего в войне недозволенный прием использования против неприятеля отравляющих веществ, и вытащила его во двор. Сцепившись в яростно рычащий клубок, они покатились по земле, при этом Икан драл Вею за косы, а Вея Илькана за уши, и оба они верещали так, что в ушах звенело. — Отпусти мои косы! — голосила Вея и закручивала Илькино ухо. — Отпусти мои уши! — отдувался Илька весь красный как рак. — Сначала ты отпусти мои косы, а после я отпущу твои уши. — Врешь, обманщица, ты меня проведешь! — пыхтел Илька. — Поклянись мне богом, солнцем и огнем, что отпустишь уши. — Клянусь богом, солнцем и огнем, отпущу. — Перекрестись! — требовал для верности новых заклинаний недоверчивый Илька. — Вот тебе святой крест… — Не успела Вея перекреститься, как Илька вывернулся у нее из рук и, бросив на поле боя торбу и трубку, перемахнул через ограду и юркнул в близлежащий кустарник. — Держи курильщика! — неслись за ним крики. — Эй, прихвати свою трубку! — Ой-ой-ой! Илька-килька в Япру уйдет! Когда беглец скрылся из виду, мы сразу приуныли и погрустнели. Замолкли смех, громкие выкрики, прошло веселье. На опустевшем поле брани, подобно боевым доспехам поверженного воина, валялась Илькина торба с букварем да угасшая трубка, живо напоминая нам образы народного эпоса. И строчки героической песни тотчас же сложились в моем уме гимном во славу боевого оружия: Первым подал голос Славко Араб. Он сказал, обращаясь ко мне: — Эй, Браниша, забери трубку и торбу. Где-нибудь по дороге к дому твой Илька обязательно отыщется. Едва дождавшись окончания уроков, я со всех ног помчался к Япре. Я был уверен, что мой дядька обнаружится где-то у воды, не являться же ему домой без торбы. И вот брожу я над Япрой и зову вполголоса: — Эй, Икан, а Икан, отзовись. Это я, Браниша! Вдруг передо мной затрясся куст, и из него показалось что-то белое… Вот ветки раздвинулись, и — матерь божья — на меня вылупилась пустыми глазницами жуткая морда с оскалом огромных зубов. Я оледенел от ужаса, а чей-то вещий голос произнес: — Стой, подошла твоя смерть. Я и сам знал, что это смерть подошла, горло мое перехватило железным обручем, лишив меня голоса, ноги отказывались повиноваться, и я лишь безмолвно взирал на страшный призрак, а тот продолжал издеваться надо мной: — Ага, попался? Где моя трубка? И с этими словами мой дядька Ильяш вылез из куста с огромным лошадиным черепом на голове — было от чего лишиться разума со страха. — Теперь я всем расскажу, как ты перетрусил. Не будешь сбегать от меня к бабке Еке на целое воскресенье! — злорадно кривлялся Илька, придерживая обеими руками лошадиный череп на голове. — Зато я расскажу, как Вея тебя за уши драла и трубку отняла — смог наконец проговорить я. — Ничего она у меня не отняла. Просто я решил положить пока трубку на школьном дворе. — Послушай, давай договоримся: ты про меня — молчок, и я про тебя — молчок. — Давай, а кто обманет, пусть его черт унесет, пусть он ногу сломает… пусть потеряет и шапку, и нож! — Воистину! — торжественно скрепил я это страшное заклинание, отлично сознавая, что лучше уж чтобы тебя трижды черт уволок, чем лишиться шапки и новехонького ножа, который тебе обещали купить как только продадут свинью и поросят! Даже страшно подумать об этом! После заключенного перемирия мы на всякий случай припрятали конский череп в кусты и отправились домой. Встречая по дороге знакомых ребят, мы заговорщически переглядывались: ты меня не выдашь, я тебя не выдам! Ох, до чего же трудно хранить тайну: стиснешь зубы покрепче и заглатываешь обратно слова, а они так и рвутся соскользнуть с твоего языка. Стараясь не проговориться, Илька от натуги так надулся, что я невольно проникся к нему почтением: — Ну и важная же птица этот Илька. Видимо, он и правда мой дядюшка! |
||
|