"Восемь голубых дорожек" - читать интересную книгу автора (Могилевская Софья Абрамовна)

У Маринки хороший вечерок

А за обедом Маринка не столько ест, сколько болтает без умолку. Слова из нее так и сыплются. Наберет ложку супа, держит перед собой, а сама про бассейн: ах, какая там вода! А какие берега из красных плиточек! А дно белое-белое… А на воде какие-то пробковые веревки плавают. Антон сказал, что пробковые! А тренер у них какой! Тренер — это значит учитель. Антон ей так сказал.

Ложка супа, не попадая Маринке в рот, то и дело ныряет обратно в тарелку.

Бабушка сердится: что это в самом деле? И так обед у них сегодня поздний, а Марина с супом все никак не справится.

— Будешь ты есть наконец?

— Буду, буду…

Марина торопливо глотает одну ложку супа, другую и снова о своем. Ох, как она боялась переходить через Ленинградский проспект! Ужас, сколько там машин… Но ведь ей надо было, поэтому она перешла. Но в другой раз одна не пойдет. Обещает. Зато Антон очень ее благодарил. Так благодарил, так благодарил… Вообще он хороший — Антон Черных. Это она зря про него думала. Даже винегретом ее накормил. Такого вкусного она в жизни не пробовала — пальчики оближешь!

— Так ты сыта, что ли? — спрашивает бабушка. Голос у нее слегка обиженный. — Тут стараешься, стараешься — и нате вам! — такого вкусного винегрета в жизни не пробовала… А дома чем плох?

Наконец пообедали. За окном уже совсем темно. Вечер. Папа задергивает шторы, мама дает Маринке большое сладкое яблоко. Маринка грызет яблоко, но ей не до яблока, она все толкует про бассейн.

Зоя Ивановна — это теперь ее тренер — велела приходить в четверг. К трем часам. Вот только что ей со справкой делать, вот это она забыла. Начисто забыла! И еще Антон сказал, что для бассейна надо…

Бабушка не дает ей досказать. Обрывает:

— Это выбрось из головы! Ни в какой бассейн тебя не пустим. Не доросла.

У Маринки чуть яблоко не вывалилось из рук: не доросла? Как не доросла? Да там есть девочка еще меньше.

— Мне эта девочка вот по сих пор будет. — Маринка показывает пальцем на свой подбородок.

— А Ленинградский проспект? — восклицает мама. — Одной переходить? У меня все еще мурашки по спине бегают, когда я думаю, как ты переходила такую улицу. Нет, нет, нет, ни за что!

— Да я не буду больше одна переходить. Честное слово! Никогда-никогда…

— Насчет ходьбы — ладно! Я бы стала ее водить, — подумав, говорит бабушка. — Не в том дело…

Папа помалкивает. Потом тоже вмешивается в разговор. Однако не очень решительно и поглядывая на маму:

— А хорошо бы ей все-таки заняться спортом.

Мама так и взвивается:

— Спортом?! В бассейне?! Да у нее вечно насморк. Вечно кашель. Какой там бассейн!

Маринка готова зареветь. Губы уже совсем распустились. Все против: и мама и бабушка. А папа не станет спорить, если они против. Теперь вся надежда на дедушку. Неужели и дедушка скажет «нет»? Тогда — все. Дедушкино слово — последнее слово.

И Маринка с мольбой смотрит на дедушку. «Дедушка, помоги! Помоги, чтобы меня пустили в бассейн. Я буду хорошей! Я буду всегда очень хорошей! И буду всех слушаться…»

Конечно, все это Маринка говорит не вслух, а только про себя. Вернее, не говорит, а думает про себя. И даже не думает, а просто смотрит на дедушку. Но смотрит такими глазами, что дедушка и без слов ее понимает.

И он снимает очки. Долго их протирает носовым платком. Наконец говорит:

— А я — за бассейн.

Маринка стремглав бросается к дедушке: милый, милый дедушка!

Тут и папа произносит уже более твердым голосом:

— А почему бы и впрямь не попробовать?

У бабушки и мамы лица недовольные, а Маринка приплясывает, хлопает в ладоши:

— В четверг пойду в бассейн! В четверг пойду в бассейн!

— Неизвестно, — говорит дедушка. — Может, пойдешь, а может, и нет.

— Почему?..

У Маринки снова дрогнули губы, опять она готова зареветь.

— А сначала мы побеседуем с Тамарой Максимовной. Послушаем, что она скажет.

Тамара Максимовна — детский доктор из поликлиники. Она лечит Маринку со дня рождения и знает все, что касается ее здоровья, прямо наизусть.

— Правильно! — оживился папа.

— Вот увидите, Тамара Максимовна не согласится, — говорит мама. — Я знаю, что она не согласится!

Бабушка ничего не говорит: с дедушкой она никогда не спорит, это всем известно.

И вот дедушка разговаривает по телефону с Тамарой Максимовной, а Маринка стоит рядом и глаз не спускает с дедушкиного лица. Только разве по его лицу что-нибудь разберешь? И по голосу ничего не угадаешь. А слова и вовсе непонятные, хотя Маринка слушает очень внимательно.

Ну, что можно понять из таких слов:

«Конечно. Согласен с вами, Тамара Максимовна. Нет, что вы! Совершенно неожиданно. В том-то и дело — собственная инициатива. А как же? Верно-верно. Пусть будет так…»

Наконец дедушка прощается с Тамарой Максимовной, говорит ей: «Всего хорошего! Наши вам кланяются!»— и кладет телефонную трубку.

И потом смотрит на Маринку. Смотрит, улыбается, и больше ничего. А Маринке больше ничего и не надо. По одной дедушкиной улыбке ей уже все понятно.

— Разрешила! Разрешила! Разрешила! — кричит Маринка и прыгает, и кружится, и вертится, колоколом раздув вокруг себя широкую коричневую юбочку.