"Милый, не спеши!" - читать интересную книгу автора (Цирулис Гунар)

II

Ночное дежурство закончилось. Пока в кабинете начальника оформляли документы по приемке-сдаче, я сидел в залитой утренним светом операторской и пил кофе, принесенный из дому новой сменой. Позже они пополнят свои запасы в вокзальном буфете, недобрыми словами поминая сантехников, которые до сих пор не могут найти трещины в столетнем лабиринте водопроводных и канализационных труб. Здание Управления милиции одновременно ремонтировали и снаружи, и сквозь заляпанные окна местами пробивались острые солнечные лучи, безжалостно показывая разницу между обликом «моих» и «чужих» девушек. Только что пришедшие на смену источали жизнерадостность и энергию, сменявшиеся пытались с помощью губной помады и прочей косметики замаскировать следы бессонной ночи: бледные, пересохшие губы, круги усталости под глазами, морщины от бессонницы, разрушавшие уже наложенный слой пудры. Козлов прав: есть области, в которых женщины не должны работать, как бы ни влекло их туда сознание ответственности или магнит романтики. Даже я, проведя здесь лишь двенадцать часов, чувствовал себя разбитым и только и мечтал поскорее попасть в постель; им же еще предстояло выстоять очередь в магазинах, завернуть на рынок, накормить мужей завтраком, проводить детей в школу и прибрать в квартире.

Сон одолевал меня, и все же домой я не пошел. Хотелось дождаться Козлова и Силиня и узнать, что они собираются предпринять теперь. Вторая половина ночи почти не продвинула расследование. Придя в себя, Лигита Гулбис долго не могла сообразить, как она очутилась в своей постели. Розенберг даже посоветовал оставить ее в уверенности, что все происшедшее было лишь дурным сном. Лишь понемногу в ее сознании обрисовались очертания страшного приключения, но и они были крайне туманными. Среди леса ей показалось, что она слышит за спиной шаги. Она оглянулась, даже окликнула, но безрезультатно. Тогда она попыталась убедить себя в том, что слышит отзвук собственных шагов, но все же пустилась бежать и сбилась с дороги. Когда она остановилась, чтобы сориентироваться, то ясно услыхала звук шагов и сопение. Она хотела спрятаться, но преследователь был уже совсем рядом. Она успела лишь забросить в кусты кошелек: жаль было двухнедельной зарплаты. Затем выбежала на открытое место, где казалось все же надежнее, чем среди деревьев. И там он внезапно вырос перед нею. Лигита не успела ни закричать, ни даже испугаться по-настоящему, почувствовала только, что чужая рука закрыла ей рот и нос чем-то мягким и удушливым. Потом ее словно бы поднимали, несли, она ощущала то озноб, то жар, словно от топящейся печи… Ничего больше в своей памяти Лигита Гулбис воскресить не могла.

— Как он выглядел? Узнали бы вы нападавшего? — спрашивал Силинь. — Может быть, хоть по голосу?

— Он все время молчал. И потом, эта темнота вокруг… Было очень страшно.

— На вас напал один или их было несколько?

— Не знаю, ничего не знаю, — шептала Лигита. — У меня нет больше сил.

Голова ее упала на подушку, глаза закрылись — она уснула.

— Не волнуйтесь, — успокоил ее мужа Розенберг. — Я впрыснул ей еще и снотворное. А мальчик ваш завтра будет здоров, как огурчик. Легкие чистые, разве что небольшая краснота в горле. Продуло, наверное, много ли такому надо. А вообще парнишка бойкий, в отца. — Доктор попытался похлопать Гулбиса по плечу, но выше лопатки дотянуться не смог. — Будет баскетболистом.

Осмотр места происшествия задал еще несколько загадок. В ожидании трассологической экспертизы Ратынь и Силинь осмотрели место невооруженным глазом. В окрестностях удалось заметить следы лишь двух машин: милицейского микроавтобуса и угнанных «жигулей». Рисунок шин глубоко впечатался во влажный песок и, покрытый утренней росой, блестел, как только что обожженная керамика. Следовательно, отпадала самая достоверная из выдвинутых Силинем гипотез — что Лигита Гулбис нечаянно наткнулась на третьего соучастника угона, ожидавшего в условленном месте со своей машиной, и тот, так сказать, для препровождения времени решил ограбить, а может быть и изнасиловать женщину. При дневном свете версия эта растаяла, как иней на заре. Возникла целая вереница неопровержимых возражений. Почему он пришел пешком и так же удрал? Почему испугался членов своей же шайки?

Частичный ответ возник после осмотра машины. Обе ее фары оказались разбитыми. Было бы слишком опрометчивым пытаться выехать из леса без света.

— Что-то у меня не контачит, — Ратынь первой заметила странное несовпадение. — Как можно разбить фары, не повредив крылья или хромированные ободки?

— Могло отскочившим камнем, — осторожно предположил Силинь, но тут же спохватился: — Обе? Нет, это скорей с умыслом.

— Кто же?

— Человек, не желавший, чтобы его узнали, погнались…

— Иными словами, чужой?

— По-моему, логично.

— И все же — нет! — категорически заявила Ратынь. — Меня всегда настораживают такие удобные варианты с неизвестным злоумышленником, который появляется и исчезает, когда мы не в состоянии доказать виновность задержанных. По-моему, угонщики приехали первыми, поджидали согласно уговору другую машину, затем, услышав чье-то приближение, спрятались в кустах. А когда увидели, что это одинокая женщина — напали на нее…

— Иными словами — вытащили из кармана флакон с эфиром, который на всякий случай постоянно возят с собой, затем один раздел ее, другой тем временем расколотил фары, потом они подхватили ее вещички, оставив взамен машину, и пустились наутек. Так, по-твоему? Нет, душа моя, так можно импровизировать без конца. Без Валдиса Ребане нам в этом не разобраться.

— Эксперты тоже не ясновидцы.

— Они хотя бы не берут свои теории с потолка. Дадут отпечатки пальцев, увидим, работала ли наша старая клиентура или какие-то новички. В разгар лета никто не станет взламывать машину в перчатках.

Правое окошко «жигулей» было опущено, через него можно было дотянуться до перчаточного ящика. В нем, свидетельствуя о педантизме и осторожности Попика, лежали щетки стеклоочистителя, оставленные его женой бельевые квитанции и полиэтиленовый мешочек с мятными леденцами, о котором владелец машины не обмолвился ни словом.

…Из кабинета начальника, наконец, показался Силинь. Он ничуть не удивился, увидев, что я околачиваюсь здесь уже битый час. Словно бы это было моей обязанностью, за которую мне деньги платят! Я поднялся ему навстречу, но лейтенант остановился у телефона и набрал номер Попика, даже не взглянув в блокнот.

— Вы слушаете?.. Через двадцать минут за вами заедет наша «волга», чтобы вы опознали вашу машину… Да, все приметы совпадают, но эта формальность необходима… Хорошо, дадим вам повестку, предъявите на работе… Нет, бензин пока не нужен, к Управлению доставим ее сами… К вечеру, когда эксперты закончат осмотр… Если до сих пор пострадали только фары, то и у нас ее не разденут… Это вы требуйте с госстраха. Скажите лучше, не держите ли обычно в машине, ментоловые леденцы — ну, зеленые, какие сосут, чтобы отбить запах алкоголя?.. А ваша жена?.. Откуда мне знать — может быть, чтобы отвыкнуть от курения… Ясно, не за что, и вам тоже спасибо.

— В конце концов догадался все же поблагодарить. Хотелось бы видеть лицо почтенной Инары в миг, когда она узнает, в каком деле фигурирует их движимое имущество, — Силинь присел рядом со мной.

— Что говорит эксперт?

— Работает. Машину открыли через форточку, крючком, мотор завели, соединив провода напрямую. Очень распространенный прием. Отпечатков такое множество, что Саше придется повозиться до вечера, пока сможет отобрать нужные.

— Саше — это майору Козлову?

— Да, вы же не знаете новостей! Полковник Дрейманис сдержал слово и берет Сашу своим заместителем. Ему это айн-цвай, и готово. И заодно подсунет ему это путаное дело.

— И вы будете работать под его руководством? — интервью по своей сути мало чем отличается от допроса.

— Пока будем работать параллельно, но независимо, — подчеркнул Силинь. — Помогу, конечно, насколько смогу, без моих воров он долго еще протопчется на месте.

— Как вы рассчитываете схватить их теперь, когда машина найдена?

— С другого конца, как обычно. Повращаемся в соответствующих кругах, поглядим, кто из известных нам автоспецов на воле, изучим конъюнктуру — каков спрос, каково предложение. Может быть, кто-нибудь недавно разбил темно-синюю машину, и частные мастера ищут новую дверь или весь кузов… Бывает, клиент восхищается тем, как великолепно выправлены вмятины, а на самом деле ему поставили другой, краденый капот или заднюю панель. Это куда проще и быстрее, чем вытягивать, рихтовать, подбирать шпаклевку и краску… Одним словом, такой мир, в котором вас в два счета обведут вокруг пальца.

— Под вашим крылышком…

— Мне туда и показаться нельзя, придется рассчитывать на дружков. Позвоню им, когда поговорю с Аспой.

— Я охотно пошел бы с вами. Очень интересно познакомиться с сержантом Вайвар, до сих пор слышу ее голос.

— А вот увидите ее, и вовсе голову потеряете. Знаете, почему Аспу сняли с перекрестка? Чтобы уменьшить число аварий. Водители смотрели только на нее, а не вперед, назад или по сторонам. Некоторые вообще глушили моторы и не желали трогаться с места, расточали комплименты, назначали свидания, а она только плыла от машины к машине, улыбалась и составляла акты об остановке в запрещенном месте. Можете представить, какие возникали заторы?

— Обычные милицейские байки…

— Не верите — поехали в дивизион! — и Силинь встал.

— Сейчас? — усомнился я. — Не лучше ли сперва вздремнуть?

— После такого количества кофе усталость приходит только в середине дня.

…Силинь не стал пристегиваться ремнем — наверное, был уверен, что любой автоинспектор узнает его на расстоянии. Поэтому он позволял себе и еще кое-какие вольности: трогался при желтом свете, чтобы первым успеть сделать левый поворот, обгонял на перекрестках. И все же ощущение надежности не исчезало ни на мгновение. Казалось, водитель сросся с машиной и она, если только он пожелает, сможет даже подняться в воздух.

Двор дивизиона дорожного надзора автоинспекции напоминал кладбище машин, уставленное памятниками человеческому легкомыслию и тяге к выпивке. Я никогда не думал, что машина может выглядеть привидением на колесах. У одних мотор от столкновения был притиснут к самому заднему сиденью, у других руль торчал из продавленной крыши. Трудно было представить, что еще за полчаса, да что — за миг до аварии машины эти, чистые и блестящие, катили по улицам и в них сидели жизнерадостные, хотя, может быть, чересчур несдержанные люди, которые сейчас — кто в больнице, а кто, может быть, и в двух метрах под землей.

— Сюда надо бы приводить на экскурсию всех, поступающих в автошколу.

— Без толку, — покачал головой Силинь. — Никто ведь не допускает, что подобное может случиться и с ним. Иначе люди и в машины не садились бы, и на улицы не выходили — вообще боялись бы жить, да еще и детей рожать. Каждый верит в свою звезду. А от того, что в тебя врежется какой-нибудь лихач, не застрахован даже самый осторожный ездок.

— Да вы никак фаталист? — Меня раздражало, что Силинь легко отвергал мои предложения, в то время как мне не удавалось опровергнуть его легкомысленные теории.

— Аспа уже на линии? — спросил Силинь у полной брюнетки, с хозяйской обстоятельностью протиравшей ветровое стекло служебного мотоцикла.

— Нет твоей красотки и не будет, надо было встать пораньше. А другие девушки разве хуже — я, например? — кокетливо улыбнулась она.

— Не надо было выходить за чемпиона по боксу, тогда у тебя поклонников было бы куда больше, — отшутился Силинь.

— Ну, тебе-то это не страшно, легковесов Язеп никогда не обижает…

В таком духе можно болтать бесконечно — особенно, если надо ждать, пока прогреется мотор. Наверное, долгая ночь меня все же утомила, судя по тому, что меня влекли даже сомнительные удобства мотоциклетной коляски. Наверное, я поборол бы стеснение и устроился в ней, если бы не оказалось, что Силинь тоже не расположен к длинным разговорам.

— Ладно, Илга, обойдемся на сей раз без ревности… Аспа сегодня снова в вечернюю смену?

— Я же сказала: зря ждешь. Она убыла в учебный отпуск, хочет попытать счастья на юридическом факультете. Вот как действуют наши передовики! — Она уселась в седло, выжала сцепление и включила скорость. — Донесение о вчерашнем приключении еще у начальника. Ты ведь ради него к нам пожаловал, верно?

Уже в мои школьные годы предмет чистописания был исключен из учебной программы. Сейчас, глядя на донесение сержанта Вайвар, я не мог не восхищаться ее прекрасным почерком. Трудно было только понять, как может человек, тратящий столько сил на всякие петельки и хвостики, еще находить в себе достаточно энергии, чтобы выжать из головы связные мысли. Но, в противоположность богато украшенным буквам, в отчете по дежурству не было ничего лишнего и, к сожалению, нового ничего тоже. Заметила, сообщила, в соответствии с распоряжением преследовала, догоняла, однако не обгоняла, выполняя указание ответственного дежурного по городу, пыталась ослепить дальним светом, петляла по новым кварталам и там потеряла след темно-синей машины. Она писала кратко и деловито, не оправдываясь, не ссылаясь на боязнь сбить какого-нибудь запоздалого пешехода. Изложение случившегося, число, подпись, точка.

— Кое-что мне тут непонятно, — разочарованно сказал Силинь. — Почему нет описания угонщиков? Они же оглядывались, самое малое, один раз. И у Аспы галогенные фары…

— Вайвар — инспектор дорожного надзора, а не угрозыска, — почему-то принялся я защищать незнакомую девушку.

— Верно. И все же могла добавить хотя бы несколько слов: широкоплечие или тощие, молодые или в годах, светлые или темноволосые. Но может быть, вы и правы: написать трудней, чем рассказать. Едем?

— Куда теперь? — спросил я, зная ответ заранее.

— К Аспе в общежитие.

Я не стал спрашивать, откуда он знает ее адрес, потому что не сомневался: настойчивость лейтенанта продиктована не только служебным рвением.

Но и в общежитии нам не повезло. Оказалось, что Аспа ранним автобусом уехала к родителям, проживавшим где-то между Дундагой и Валдемарпилсом. А так далеко не простирались даже личные интересы Силиня.

Получилось так, что рассказ сержанта я услышал намного позже, когда дело уже близилось к завершению. Читатель же, напротив, имеет право узнавать все в строгой хронологической последовательности.

Почти три года минуло с того дня, который Аспа Вайвар долго считала самым несчастливым во всей своей жизни, но который, как оказалось впоследствии, явился исходной точкой всех ее дальнейших удач. Приехав в Ригу поступать в университет, она провалилась уже на первом экзамене — на сочинении.

Аспа долго стояла у черной доски и, не веря своим глазам, разглядывала красовавшуюся против ее фамилии двойку. Суета и гомон уже улеглись, а она все еще не могла понять, что случилось непоправимое. Ведь до сих пор все ее школьные сочинения оценивались, самое малое, на четверку и то лишь потому, что литературу в школе преподавала ее мать, которой, видимо, казалось неудобным баловать дочь отличными оценками… Аспа вынула из сумочки продолговатую записную книжку, в которой в алфавитном порядке были записаны цитаты на все случаи жизни — из советских и иностранных писателей, классиков и современных; изречения эти могли бы украсить любое сочинение. Именно поэтому Аспа выбрала тему по Райнису: «Пусть трудно, пусть ночь — сильным быть и превозмочь» и до отказа заполнила его чужими мыслями и сентенциями, как набивают крупой кровяную колбасу. Перестаралась, наверное, и продукт получился неудобоваримым. Повинуясь внезапному порыву, девушка хотела было порвать в клочки источник подобранных матерью премудростей, но вместо того просто выкинула его в ближайшую же мусорную урну.

В первые минуты отчаяния Аспе хотелось найти в парке местечко поукромнее, сесть на берегу канала и, глядя неподвижным взглядом в его застоявшуюся воду, заново оценить всю свою жизнь — точно так, как делали это в тяжелые мгновения герои когда-то прочитанных ею романов. Однако раскисать подобным образом было не в ее характере. Она любила действовать, двигаться, находить какие-то новые занятия. Поэтому домой она возвращаться не станет. Что ей там делать? Готовить корм для мальков в рыбоводческом хозяйстве, которым заведовал ее отец; раз в неделю ездить на вечера отдыха к рыбакам; дважды в месяц трястись в колхозном автобусе, чтобы попасть в кино или на спектакль. А еще через год присоединиться к матери в ее сетованиях на то, что из-за ихтиологических экспериментов Петера Вайвара она заживо похоронена в этой забытой богом глуши. Правда, Лаймдота Вайвар нашла выход для своего честолюбия в школьных и семейных делах. Даже местный загс не устоял перед ее желанием назвать дочь Аспой, а сына — Ярайсом, когда она доказала чиновнику, что имена эти являются законными сокращениями от Аспазии и Яна Райниса и вскоре станут не менее распространенными, чем Кристина и Мартынь.

Ну, а чем займется она в Риге?

Погруженная в безрадостные мысли, Аспа пересекла улицу и угодила прямо в объятия свистевшего милиционера-женщины. Она уже собралась было уплатить штраф, но тут в милиционере узнала Илгу.

— А я уже подумала, что ты загордилась, — смеялась Илга. — Хочешь тридцатью копейками откупиться от подруги детства?

Слово за слово, и когда вечером они сидели за мороженым и кофе, Аспа уже не видела никакой иронии судьбы в том, чтобы вместо университета поступить в милицию. Приличный оклад, общежитие, сама себе хозяйка, а порой и не только себе, но и тем, кто нарушает установленные нормы поведения.

— У твоего отца ведь машина, — вспомнила Илга. — Водить умеешь?

— У меня и права есть. Третьего класса, не любительские, — гордо сообщила Аспа. — Ты уже уехала, когда колхоз подарил нашей школе старый грузовик. С него и началась моторизация учеников.

— Тем лучше! Зимой все-таки приятнее, чем на мотоцикле.

Пока подвергалась проверке родословная Аспы (не судима ли, нет ли нежелательных склонностей), она жила у дяди, писала матери длинные письма и заучивала наизусть правила дорожного движения. А в день, когда получила право надеть форму, переселилась в общежитие. Она была готова к самостоятельному труду и существованию.

В первое время самостоятельность эта, впрочем, была лишь кажущейся. Оказалось, что в милиции опекунов даже больше, чем дома. Инструкторы и старшие инструкторы, политработники курсов и дивизиона дорожного надзора. Все распоряжались, поучали, советовали. Даже чихнуть без последствий больше нельзя было: немедленно следовал совет обратиться к врачу, чтобы не пришлось потом загрипповать.

Но больше всего неприятностей доставляли пешеходы. Водители, которых она останавливала за пренебрежение красным сигналом, обычно не оспаривали своей вины, просили прощения, божились, что никогда больше себе такого не позволят, пытались флиртовать, а направление на занятия воскресной школы воспринимали как заслуженное наказание. Пешеходы, напротив, даже не замедляли шага, ссылаясь на отсутствие времени, спорили и потрясали кулаками, словно бы закон был писан не про них, повелителей улицы.

«Штраф является воспитательным средством», гласит инструкция. Но что ты станешь делать, если люди не желают, чтобы их воспитывали? Что сделаешь хмельному молодцу, который, швырнув к ногам скомканный рубль, ныряет в поток прохожих и уже с почтительного расстояния орет:

— На, подавись, а мораль побереги для своих хахалей!

И при этом обычно не оказывалось никого, кто утихомирил бы крикуна, призвал к порядку…

Вскоре Аспа поняла, что ее слезы вызывают лишь злорадство.

— Мам, почему тетя милиционер плачет?

— Была непослушной, вот ее и поставили на угол…

Не менее раздражали и приезжие, прочесывавшие столичные магазины. Обвешанные кульками и коробками матери семейств, конечно, не теряли времени, чтобы дойти до обозначенного полосами или металлическими бляхами перехода, а пересекали улицу в недозволенных местах, на несколько метров сокращая путь до ближайшего промтоварного магазина.

— Куда вы так торопитесь?

— В лавку, дочка. Не видишь — сейчас закроют.

— Ничем не могу помочь. Сперва придется уплатить штраф за нарушение правил движения, — и Аспа протягивала квитанцию.

— О господи! — стонала старуха. — У меня с собой — ни гроша!

— Зачем же спешили в магазин?

— Поглядеть, дочка, только поглядеть. Обещала соседке рассказать про последнюю рижскую моду.

Пешеходами пришлось заниматься и тогда, когда Аспу назначили сопровождающей на патрульную машину: не случайно статистические данные утверждали, что более половины всех зарегистрированных дорожно-транспортных происшествий происходит именно по их вине. Но теперь у нее была куда большая свобода действий: можно было вовремя оказаться в нужном месте, чтобы одним своим присутствием дисциплинировать посетителей театров и спортивных зрелищ, которые обычно и создавали заторы на перекрестках.

Новый начальник Аспы, старшина милиции Эдгар Клапатниек был большим поклонником профилактики нарушений и свято верил в так называемый эффект присутствия. В дни Олимпийских игр он был командирован в Москву, где познакомился с новейшими теориями поддержания порядка, и теперь часами излагал своей сопровождающей, что достаточно было бы на самых опасных поворотах шоссе установить одетые в милицейскую форму манекены, чтобы все ездоки инстинктивно стали притормаживать.

Другие усвоенные в Москве привычки обратились, к сожалению, против него самого и на неопределенное время задержали давно уже ожидаемое повышение. Забыв, что посреди рижских улиц нет зон безопасности, Клапатниек любил, заложив руки за спину, шагать по этой воображаемой дорожке или стоять между встречными потоками движения, причем работающий вхолостую мотор мотоцикла как бы подчеркивал полную боевую готовность своего водителя. Трудно сказать, к каким воспитательным результатам привела бы эта наглядная агитация, если бы в один прекрасный день у мотоцикла не, лопнул тросик сцепления. Мотоцикл рванулся с места, проскочил между расставленными ногами старшины и угодил как раз в промежуток между вагонами трамвая. Прицеп наклонился и задел старшину, в изумлении не успевшего даже отскочить. К счастью, он оказался единственным пострадавшим в этой им же самим вызванной аварии, и сбереженной за время пребывания в больнице зарплаты как раз хватило, чтобы возместить расходы по ремонту трамвая.

Аспе не надоедали его швейковские рассказы, потому что лучшего учителя, чем Клапатниек, пожелать было трудно. Добродушный и наделенный чувством юмора старшина никогда не ссорился с шоферами из-за пустяков, знал, когда следует строго наказать, а когда можно и посмотреть сквозь пальцы, каким-то неизъяснимым чутьем уже издали определял ездоков «под градусом» и с ними всегда бывал беспощаден. Он не лишал ученицу возможности действовать самостоятельно и нередко доверял ей руль, даже после глупой аварии на обледеневшей улице.

Нечто более нелепое, чем эта авария, трудно было придумать. Аспа, осаживая машину задним ходом, чтобы легче сманеврировать на улице, почувствовала, что задние колеса заскользили, и что есть силы нажала на тормоз. Но было уже поздно. Раздался лязг, машина содрогнулась и лишь тогда остановилась.

— Поезжай и не оглядывайся! — приказал Клапатниек, выглянув в дверцу. — Этот бетонный столбик еще сто лет простоит.

В тихом переулке они вылезли и осмотрели повреждения. Больше всего пострадал бампер, что соответствовало его назначению. Но были вмятины и на задней панели, и на крышке багажника.

— Вреда на пятак, а шуму будет на весь дивизион, — покачал рыжей головой старшина. — Опять Клапатниеку лишние хлопоты.

— Почему — тебе? — Аспа еще как следует не пришла в себя. — Я помяла, я и отвечу.

— Отвечает всегда старший, — наставительно произнес Клапатниек и, приняв решение, сел за руль. — Одним выговором больше, одним меньше, разница невелика. А тебе это может испортить начало карьеры. Поехали в сервис, у меня там есть знакомый.

— Думаешь, он сделает так, что незаметно будет? — в Аспе проснулась надежда.

— Сильно сомневаюсь. Но хотя бы выбьем из рук начальства главное оружие: что машина выбыла из строя.

Вначале все шло гладко. Отстояв в двух очередях, они получили наряд на осмотр машины и через мойку въехали в обширный цех. Но здесь началось непонятное. Никто не подходил к ним, не проявлял ни малейшего интереса. Все выглядели бесконечно занятыми, сновали туда-сюда. Между машинами и стендами, гоняясь друг за другом, суетились владельцы машин и мастера в синих халатах с эмблемой ВАЗ. «Шеф, на пару слов…» — «Ждите, сейчас вернусь» — тем и ограничивалось большинство разговоров. Автомобилисты поопытней ковали свое счастье сами и, стараясь не выпачкаться, подтаскивали или подталкивали свои машины поближе к стенду диагностики. Другие, засучив рукава, готовили фронт работ для занятых мастеров — откручивали гайки, вывинчивали свечи, обнажали головку блока, поминутно, словно в ожидании похвалы, поглядывая на проносившихся мимо них слесарей, которые, как ртуть, всегда ухитрялись просочиться сквозь пальцы.

Милицейская форма здесь ни на кого не действовала, тут они были третьеразрядными клиентами, от которых не ждали ни чаевых, ни протекции, а еще меньше — ответных услуг, какие предлагают продавцы, администраторы, даже врачи. В первую очередь здесь обслуживали тех, кто — за наличный расчет, конечно, — привозил импортную обувь и колготки, билеты в Театр драмы или на авторский концерт Раймонда Паулса, бутылку финского клюквенного ликера или ящик чешского пива. Всеобщее веселье вызвал плакат, изготовленный впавшим в отчаяние хирургом: «Никто не застрахован от аппендицита. Но тогда поздно будет вспоминать, что я не могу ездить без тормозных колодок».

Готовность помочь проявляли только товарищи по несчастью, делившиеся и богатым опытом, и запчастями, — правда, только в порядке обмена: я тебе — ты мне. Я тебе крестовину, ты мне — глушитель, авось пригодится. Но солидарность угнетенного класса давала трещины, едва лишь на горизонте возникал свободный мастер, еще издали оценивавший, какой ремонт окажется для него самым выгодным. Мгновенно в силу вступали законы капитализма, и сосед из брата превращался в волка, готового перегрызть горло и шагать по трупам.

Доморощенный специалист обратил внимание и на милицейскую машину. Дважды обойдя вокруг нее, он установил не подлежащий уточнению диагноз:

— Не стоит время терять. Сварные швы всегда ржавеют первыми, а вмятины эти вы сами выправите даже без покраски. Заплатите за смену бампера, заберите его с собой, а дома привинтите.

— Кто умеет, тот ничего не делает, кто не умеет — дает советы, — пренебрежительно проворчал Клапатниек. Однако чувствовалось, что идея пришлась ему по вкусу. — Аспа, побудь у телефона.

Время тянулось так медленно, словно старшина уехал за бампером в Юрмалский автомагазин. Наконец он вернулся со своим знакомым — толстячком приятной наружности, который уже на расстоянии производил впечатление всеведущего товароведа.

— Бамперами от третьей модели я бы тебя засыпал. А для твоей нет, — развел он руками. — Хоть отбери права до скончания века, если найдется один-единственный.

— Ты же обещал все достать! — нажимал Клапатниек.

— Все, что у меня есть. Пришел бы ты две недели назад…

— Мне и нынче утром еще не требовалось.

— Умные планируют заранее. Покупают все, что есть в продаже: вдруг понадобится, — назидательно произнес властелин склада.

— Кому понадобится? — наивно спросила Аспа.

— Ну, хотя бы частнику, к которому вам придется обратиться, если не захотите, чтобы вас останавливала автоинспекция… Ах да, простите, к вам это, наверное, не относится…

Было потеряно два часа. Еще через пять надо было передавать машину вечерней смене.

— Слушай, Эдгар, — сказала Аспа, когда они не солоно хлебавши снова катили в центр. — А что, если мы заедем к моему дяде? Его машину всегда ремонтирует сосед. Быстро и не очень дорого.

— Может, это и выход, — проговорил Клапатниек после долгой паузы. — Но нам обоим вряд ли удобно там показываться. Если начальство пронюхает, попадет еще больше, чем за вмятины… Где он живет?

— В Берги. Но если ты считаешь, что нельзя…

— Хотя — кто может нам запретить навестить твоего родича? Поставить машину у него во дворе и проверить, как соблюдают правила движения в том районе? — оживился старшина. — Мы даже сообщим об этом в дежурную часть. Помнишь, на прошлом собрании говорили, что надо увеличить радиус действий…

Старший брат отца Аспы Висвалд Вайвар ушел на пенсию в день, когда ему исполнилось шестьдесят, и уже месяц спустя понял, что совершил промах. Приятно, конечно, когда почтальон ежемесячно приносит тебе перевод, и все же это ни в какой мере не компенсирует потерянных часов отдыха. Раньше он в автобусе спокойно просматривал газеты — утром «Циню», вечером «Ригас Балсс», теперь же еще до завтрака жена выгоняла его поливать сад, пока еще не палит солнце. На работе тоже всегда находилась свободная минутка, чтобы выпить кофе, а с тех пор, как в кабинетах запретили курить, перекуры на лестничной площадке превратились в неторопливые мужские беседы о хоккее и других важных событиях общественной жизни. Теперь, напротив, приходилось вкалывать с утра до вечера, совсем как в юности у кулака. Когда он строил теплицу, ему и в голову не приходило, что в ней придется работать не только жене, но и ему самому. Поэтому Вайвар радовался каждой возможности разогнуть спину.

— Будет сделано! — браво заявил он, выслушав просьбу гостей, словно бы собирался приняться за ремонт сам. — Нил Берзаускис так сделает, что при всем желании не найдешь, к чему придраться.

— Вовсе не обязательно все менять, — почти слово в слово повторила Аспа недавно услышанный совет. — Если осторожно выправить, можно будет даже не красить…

— Единственное, чего Нил терпеть не может, — сказал дядя, — это когда его начинают учить. И не беспокойтесь насчет цены. Он все оценивает по государственному прейскуранту, не зря два года работал в сервисе.

— А новый бампер у него есть? — заикнулся было Клапатниек.

— Если и нет, то через час будет. Нил Берзаускис — это фирма! — превозносил соседа Вайвар. — Раньше плавал боцманом, и там только и знал, что от зари до зари красить. Никто не умеет так подобрать цвет, как он, какой угодно колер… Давайте, милые, ключи от машины и забудьте о своих печалях. Аспа, дочка, свари-ка кофе, ты же у нас, как дома…

— Пойду с вами, отключу телефон в машине, — решил старшина.

После сытного второго завтрака Аспа помогла тетке перемыть посуду, запечатать банки с томатным желе и вареньем и терпеливо, в который уже раз, выслушала слезливые упреки в том, что своих ближайших родственников бросила, будто в доме места мало или хлеба нет.

Клапатниек тоже не выбрался в планировавшийся рейд.

— Да что вы там увидите такого, чего я вам не расскажу? — уговаривал его Вайвар. — Поговорите лучше со старым автомобилистом, и сразу поймете, где надо убрать знаки, а где повесить «кирпич». А заодно подержите мне стремянку, давно пора снять последнюю антоновку.

— Нет уж, дядя Вайвар, на яблоню я сам полезу, это моя голубая мечта детства!

Через три часа машина была в порядке и, не зная, действительно нельзя было сказать, что она побывала в ремонте. Никаких претензий не возникло и у начальника гаража милиции, когда он год спустя принял ее у Аспы, чтобы взамен вручить ей только что полученную с завода машину морковного цвета, на которой, с номером индивидуального владельца, девушке предстояло разъезжать по рижским улицам.

От этого эксперимента начальство ожидало всяческих благ, прежде всего — объективных наблюдений за дисциплиной движения по нерегулируемым улицам и перекресткам. Поэтому осуществить его доверили лучшим или, как болтали недоброжелатели Аспы, нетипичным инспекторам. И действительно, кто мог подумать, что прелестная девушка с каштановыми волосами, скрывавшая свою форму под зеленоватым плащом, на деле сержант милиции, а не избалованная красотка, несущаяся с недозволенной скоростью со свидания домой, чтобы поспеть туда прежде своего ревнивого мужа.

Да, Аспа обычно ездила быстро, напоминая стилем маневрирования старшего лейтенанта Силиня, с которым ей случилось познакомиться во время рейда. Девушка уже привыкла к тому, что о ней вспоминают всякий раз, когда устраивают ловушку и требуется вкусная наживка для привлечения преступников. Только по этой причине она не участвовала в телевизионном конкурсе, хотя на вопросы смогла бы ответить лучше победителей; потому же не фигурировала и в тех документальных кадрах, где были показаны лучшие автоинспекторы города.

В этот вечер такие мысли больше не занимали Аспу. Она избрала для себя другое будущее и подчинила этому выбору все свои мысли. Как долго можно изо дня в день шлифовать асфальт? В одном отношении мать была права: без высшего образования трудно найти работу, приносящую удовлетворение. И может быть, диплом юриста, знания в области права и криминалистики станут трамплином для прыжка в куда более глубокие воды — такие, где охотятся на акул Оса и другие борцы с преступностью.

С завтрашнего дня у нее отпуск. Аспа не сомневалась, что милицейский стаж позволит ей выдержать конкуренцию с выпускниками средних школ. Но вряд ли можно было полагаться только на это. Разумнее всего — поехать домой, снять с чердака свои старые учебники (вряд ли нужные найдутся у брата) и с помощью матери обновить накопленные когда-то знания.

Улицы казались пустынными. После часа «пик» — когда закончился рабочий день в учреждениях; — поток машин усилился только однажды — перед началом спектаклей в театрах, затем наступило затишье. Даже ливень не смог погасить зеленые огоньки свободных такси: рижане сидели у телевизоров или на верандах дач и поругивали скверную погоду, какой не было с пятьдесят пятого года, совершенно забыв, что то же самое говорили они и прошлым, и позапрошлым летом. Новый прилив машин возникает, когда опустится театральный занавес. Однако опыт подсказывал, что сегодня особых осложнений ждать не придется: это не день получки, не конец недели, и даже около ресторанов не выстраиваются очереди жаждущих.

Аспа ехала так медленно, что пришлось переключиться на третью передачу, чтобы не мучить мотор. Обычно в такие минуты передышки она останавливалась в удобных для наблюдения местах и начинала обсуждать с Ларисой новости дня. Но стоять у тротуара одной не хотелось, надоело объяснять назойливым мужчинам, что она не ждет ни щедрого пассажира, ни предприимчивого кавалера.

Завидовала ли она напарнице Ларисе, на свадьбе которой полтора года назад была подружкой невесты? В какой-то степени — конечно, хотя сама объясняла это радостью за счастье подруги. И в то же время она не могла представить себя на месте Ларисы. Не только потому, что жених был не в ее вкусе — почти двухметрового роста, но балованный, какими бывают единственные сыновья. Да и Лариса продолжала баловать его бесконечными заботами, даже билеты в кино покупала сама. Аспа не желала подчинять свои интересы воле другого человека, она мечтала о гармонии в семье — такой, к какой привыкла в родительском доме. Но разве это возможно с кем-либо из ее поклонников — с тем же Осой хотя бы, вот уже вторую неделю не отстававшим от Аспы? Он только говорил и говорил сам, не давая сказать ни слова другим. И все о себе, о своих подвигах и приключениях. Говорил, правда, интересно, с юмором. Может быть, когда-нибудь он даже соберется с духом и напишет книгу, вчерашнее его происшествие само так и просилось в рассказ.

— Позвонил начальник среднего уровня, — высшие ездят на служебных машинах, — и заявил, что со стоянки у министерства исчезли его «жигули» и нужно немедля принять энергичные меры. Не он первый пострадал и не он последний, так что особо тревожиться никто не стал. Но меры приняли. Объявили умеренную тревогу, а дело передали мне — ничего лучшего им, как правило, в голову не приходит. А у меня таких сообщений целая куча. Я подложил новое к ним: придет время, дойдет и до него очередь. И хорошо сделал, что не помчался, как на пожар. Под вечер владелец звонит — спасибо, мол, все в порядке, машина снова стоит на месте, без царапинки, без вмятинки. Ну что же, бывает и так: кто-нибудь возьмет машину, прокатит свою дамочку, потом бросит. На этот раз даже пригнали обратно — тем лучше, наверное, попался совестливый угонщик. «В самую точку, — подтверждает обрадованный владелец, — даже оставили благодарственное письмо и два билета на завтрашний концерт польской эстрады, как будто мы с женой интересуемся такими вещами». Я попросил его прочитать записку. И правда, написано в лучших правилах хорошего тона: пусть, дескать, не обижается, лишь исключительные обстоятельства заставили одолжить машину, но чтобы возместить нервное напряжение и израсходованный бензин, к сему прилагаются два дефицитных билета вместе с пожеланиями весело провести время… Только я не из тех, кто верит в благородство воров, тут следовало искать другую зацепку. Я уговорил недоумевающих супругов поехать на концерт, а сам спрятался в их особнячке. Как же: не прошло и двух часов, как двойную раму высадили и через окно полезли в жилье. Соседские парни, ученики одиннадцатого класса, охотники до японского магнитофона и еще кое-какого импорта…

Когда зажужжал телефон, Аспа почему-то решила, что это Оса: во время последнего ночного дежурства лейтенант дважды вызывал ее и даже ненадолго приехал, чтобы развеять скуку… Записав номер и приметы темно-синей машины, Аспа решила, что ехать к мостам через Даугаву уже поздно. Но если угонщики пустились в другом направлении, их можно будет перехватить в районе Пернавского кольца. Пока они доберутся туда, петляя по кривым переулкам, она рванет по прямой.

Аспа прибавила газу и, пользуясь «зеленой волной» на улице Ленина, вскоре увидела световую рекламу над корпусом ВЭФа, неизменно призывающую застраховать свое имущество на случай всяческих стихийных бедствий. Она, конечно, не надеялась заметить где-нибудь краденую машину, но все же глядела в оба: кому-то ведь удается задерживать автомобильных воров, иначе вряд ли стали бы объявлять общий розыск. Эх, если бы на этот раз повезло ей, если бы удалось утереть нос Осе!

Представив себе выражение лица Силиня, Аспа громко фыркнула и непроизвольно нажала на газ. Машина послушно рванулась вперед, но уже в следующий миг остановилась, как вкопанная. Иначе пришлось бы столкнуться с темно-синими «жигулями», так неосторожно пересекавшими главную улицу. Нечего мечтать с открытыми глазами!

Аспа даже не потрудилась вторично посмотреть на номер машины: он тоже казался составной частью фантазии, желанием, а не реальностью. И лишь постепенно гаснущая надпись «Милый, не спеши» дошла до ее сознания.

Ощущая в ноге легкую дрожь, Аспа выжала сцепление и притормозила снова. Она понимала: действовать интуитивно — значит действовать неправильно. Прежде всего — успокоиться, вспомнить, что в таких случаях полагается делать по инструкции… Правильно, снестись с дежурной частью, воры никуда не денутся, они едут не быстро, опасаясь привлечь к себе излишнее внимание.

Получив одобрение начальства и укрываясь, насколько это удавалось, за грузовиком, ехавшим, к счастью, в том же направлении, Аспа следовала за темно-синим автомобилем. Постепенно она поняла, что волноваться нет причин. Ничего общего с головокружительной погоней, без которой не обходится ни один приключенческий фильм, словно все преступники давно уже обзавелись автомобилями. Скорее это напоминало автомобильную экскурсию, надо лишь соблюдать установленную дистанцию между машинами — и только.

За виадуком на улице Деглава грузовик поехал прямо, а синие «жигули», а за ними и оранжевая машина Аспы свернули налево. Теперь в свете уличных фонарей девушка увидела, что воров было двое: за рулем плотный мужчина, рядом — фигура потоньше.

Снова замигал сигнал поворота. На этот раз направо. Доехав до угла, Аспа с удивлением заметила, что расстояние между машинами увеличилось и продолжало возрастать. Она отреагировала мгновенно. Педаль акселератора была еще далеко от пола, а стрелка спидометра оказалась уже за черточкой ста километров. На миг расстояние между машинами сократилось, затем снова выросло.

— Ничего! — вспыхнуло в Аспе упрямство. — Посмотрим, кто кого!

Она ни на миг не усомнилась, что сможет настичь беглецов. Школа Клапатниека в конце концов! Все преимущества ведущей машины следует уравновесить хладнокровием. Первый всегда устает быстрее, ему приходится выдерживать большее нервное напряжение. Аспа ехала уже со скоростью сто двадцать и не думала о том, что станет делать, настигнув воров: в эти мгновения азарт погони вытеснил все остальные мысли.

— Категорически запрещаю! — крикнул в телефон ответственный дежурный по городу. Но сейчас остановить Аспу могло бы разве что противотанковое заграждение.

Вцепившись в руль, она уверенно удерживала машину на прямой, временами включая дальний свет, чтобы ослепить убегавших. Это помогало. И казалось, темно-синяя машина вот-вот будет в руках, когда она вдруг резко вильнула вбок и скрылась в тесном промежутке между двумя домами.

«Наверное, он здесь не впервые», поняла Аспа, тщетно пытаясь сократить расстояние. На прямых участках ей удавалось приблизиться, но резкие и неожиданные повороты снова и снова выручали беглецов. Теперь один из них неотрывно смотрел назад, и у Аспы возникло ощущение, что сейчас он вынет оружие и, как в виденных ею фильмах, начнет стрелять по шинам.

— Ничего подобного! — пробормотала она. — Вот тебе! — и снова включила дальний свет.

Исказившееся от яркого света лицо с закрытыми глазами. И все же, без всяких сомнений — лицо ее брата.

Ярайс — автомобильный вор!

Только на миг Аспа выпустила руль, но этого оказалось достаточно, чтобы машина перемахнула через обочину и передними колесами застряла в детской песочнице.

«Догнать, спасти, пока он еще не наделал других глупостей! Скорей, скорей, пока не поздно!»

Но было уже поздно. Когда Аспа задним ходом снова выбралась на асфальт, от темно-синей машины не осталось и следа. Еще некоторое время она кружила по проездам, постояла у конечной остановки троллейбуса, но хорошо понимала, что воры сейчас находятся уже за тридевять земель. Не оставалось ничего другого, как ехать в дивизион.

Написав донесение, в котором она ни полсловом не упоминала о брате, Аспа выпросила у дежурившего капитана разрешение отвезти свой багаж на служебной машине на автобусную станцию и прямым путем направилась к дядиному дому. Именно в том направлении бежали угонщики — так она, избегая нестираемого клейма «воры», называла теперь Ярайса и его компаньона.

Дом Висвалда Вайвара был погружен в темноту. Аспа хотела было позвонить, но вовремя вспомнила железное теткино правило: после полуночи набрасывать на дверь предохранительную цепочку и не отворять никому. Ей поэтому не раз приходилось ночевать в сарайчике. Она поднялась на цыпочки и в знакомом тайничке нащупала ключ от висячего замка. Значит, Ярайс не появлялся.

С той стороны забора к сарайчику примыкал двухместный гараж Берзаускиса. Именно там, судя по дядиным жалобам, Ярайс пропадал целыми днями, помогая не дядюшке в его саду, а Берзаускису, осваивая при этом тайны авторемонтного дела. Отец был уверен, что это пригодится сыну в армии, но сейчас в сердце Аспы закралось подозрение: не принимал ли Ярайс участия в заготовке запасных частей? Если так, то случившееся явилось кражей, а не просто мальчишеской забавой.

Имела ли она право написать столь безответственное донесение? Сейчас Аспе больше не казалось, что она сама сможет заставить брата сказать, где спрятана машина, и возвратить ее владельцу. Скорее все это было похоже на серьезное преступление. И чем раньше поймет Ярайс, на какой путь он встал, тем будет лучше.

Но в дивизионе Аспу ждал столь тяжелый удар, что она снова изменила свои намерения.

— Последние новости слышала? — спросил капитан Яузе. — Группа Силиня только что сообщила. Нашли твой объект, и хорошо, что ты не успела вмешаться. Оказалось, то была не просто кража машины, но связанная еще и с ограблением и попыткой изнасилования.

— А виновные? — спросила Аспа, чувствуя, что стены обрушиваются на нее.

— Как сквозь землю… И ни единого свидетеля. Ты ведь тоже не разглядела негодяев как следует.

Ярайс невиновен — в этом Аспа ни на миг не усомнилась. На такое ее маленький братик не способен. Но мать этого не переживет. Мать… Ну конечно — к кому же еще он всегда бежал со всеми своими бедами и проблемами? Не у дядюшки — у матери надо искать брата, у единственного человека, способного понять и простить. И сама она тоже должна отнестись к Ярайсу как сестра, а не как работник милиции, успевший уже подать донесение. Тогда, может быть, удастся узнать всю правду и добраться до настоящих преступников.