"Июльская горячка = Неуловимый [СИ]" - читать интересную книгу автора (Сартинов Евгений Петрович)

Глава 28

К удивлению Колодникова, оказалось, что не так-то легко найти неизвестную золушку, уборщицу элитного дома по Пролетарской. Никто из опрошенных жильцов подъезда точно не знал, где она живет. Все отсылали майора к какой-то Ольге Онуфриевне, но ее, как назло, не было дома. Потеряв надежду, Андрей подошел к столику с традиционной четверкой доминошников.

— Где-то она рядом живет, — ответил на его вопрос тот самый носатый старик с пятого этажа, днем превратившийся из мрачного отшельника в самого обычного, добродушного «забойщика» козла.

— Почему вы думаете, что рядом? — заинтересовался Колодников.

— Да она все время в домашних тапочках шлепала, — пояснил старик, вертя в руках «баян», доминушку с дублем шесть-шесть.

— Машка-то? — переспросил его явно глуховатый напарник. — Где-то на Рабочей она живет. Я ее все время на местном рынке встречаю.

Он закурил, прищурился.

— Кто-то мне говорил, что она еще в какой-то школе работает. Не то в четвертой, не то во второй.

— Кем? — спросил Андрей.

— Кем она может работать, не директором же? Техничкой, кем еще.

— Да, она такая, — засмеялся старик с пятого этажа и крутанул пальцем у виска. — Здоровая как лошадь, а ума маловато.

В это время к столу подошел еще один пенсионер, добродушно хлопнул носатого по спине.

— Ну что, наигрался, Демидыч, вылазь.

— О, слушай, Андреевич, — обрадовался тот. — Вовремя ты подошел. Это ты ведь говорил, что Машка наша в школе полы моет?

— Какая Машка? — не сразу понял тот.

— Ну, как «какая»! Та, что в нашем подъезде уборщица! Здоровая эта. Она как мыть начинает, так мимо нее хрен пройдешь. Задом своим всю лестницу перегораживает.

— А, эта! — понял Андреевич. — Она и не только в нашем подъезде, но и во всем доме моет. Да, точно, она в четвертой школе работает. Я внука туда вожу, она там все время ошивается. Один раз мне чуть было ноги не отшибла своей шваброй, лошадина!

— Это точно? — спросил Колодников.

Старик даже обиделся:

— Я на склероз пока не жалуюсь.

— А на него больные и не жалуются, — поддел его все тот же Демидыч. — У меня вон сосед в прошлом году в санатории был, так тот раза по три обедать ходил. Поест, выйдет, и тут снова вспомнит, что обедать пора. Садится за первый попавшийся стол и рубает все подряд. А раз он заходит в кабинет главврача, открывает холодильник, кладет в него кепку, оборачивается и спрашивает: "А куда вы это мою кровать дели?"

Все засмеялись, а вошедший в раж рассказчик продолжил:

— Вызвали его жену, а она ему по возрасту как раз во внучки годится. Врачи ей и говорят: "Забирай своего кадра, он у нас полсанатория оставляет без обеда". А та в ответ: "Фигушки! Я вам заплатила, вот вы мучайтесь, дайте мне от него отдохнуть".

Байки старички были травить мастера, но надо было продолжать поиски Машки-поломойки, и, со вздохом покинув уютный столик в тени тополя, Колодников отправился к родному «уазику».

В четвертой школе было по-летнему пусто, прохладно, пахло краской и побелкой. Но не успел Колодников сделать и двух шагов по коридору, как из окна гардероба высунулась худющая старушенция и сурово спросила:

— Чего надо?

— Я из милиции. Надо бы мне увидеть вашу уборщицу, Машу.

— Это, которую Машу — косую или Белову?

Андрей здраво рассудил, что раз старики не поведали ему о такой явной примете Машки, как косоглазие, то, стало быть, речь шла о второй.

— Наверное, Белову. Она такая здоровая, еще моет подъезды в доме семь, по Пролетарской.

— А-а, тогда точно она.

Суровость старушки сошла и, наоборот, прорезалась обычная для подобного возраста болтливость.

— Она, кроме этого, ничего больше не умеет, поэтому и хапает себе подработки выше крыши. Она еще и у себя в доме в трех подъездах полы моет. Чуть не круглые сутки трет и трет. Другой бы сдох давно, а ей хоть бы что, лошадь, а не баба! Да и было бы кому деньги зарабатывать, а то ведь одна живет. Схлестнется с каким-нибудь алкашом на месячишко, тот пропьет все, что в доме есть, Машка выгонит его и снова одна живет…

— Так я могу ее увидеть? — нахмурился теряющий терпение Колодников.

— Нет, не можете. Не вышла она сегодня почему-то на работу. Хотя делов полно, ремонт все же…

— А где она живет? — уже заволновался Андрей.

— А этого я не знаю, сходите вон к завучу, — старушка кивнула куда-то вверх, — на второй этаж, сразу налево. Она должна сказать.

Пожилая завуч Марья Ивановна действительно знала, где живет Мария Белова, и, не заглядывая в бумаги, сразу выдала нужный майору адрес.

— Рабочая десять, квартира пять.

— А она часто не выходит на работу?

Завуч, не задумываясь, ответила:

— Первый раз на моей памяти. А я работаю в этой школе уже пятнадцать лет. Что-то у нас Мария начала пользоваться большим успехом.

— В каком смысле? — не понял Андрей.

— Вы уже второй, кто интересуется ее адресом за сегодняшнее утро. Только первый раз звонили по телефону, а вы вот пришли сами.

После этих слов в душе Колодникова снова ворохнулось дурное предчувствие.

— А кто звонил, мужчина или женщина? — поинтересовался он.

— Мужчина.

— Давно?

— С час назад.

Торопливо поблагодарив Марью Ивановну, Андрей бегом рванул вниз по лестнице.

От школы до Рабочей напрямую было метров двести, дорогой в объезд гораздо дальше, и Колодников только махнул рукой шоферу в нужном направлении, а сам заспешил проходными дворами своей семенящей походкой.

Дверь квартиры номер пять выделялась из всех остальных своей первозданностью: она не обзавелась деревянной филенкой, не прикрылась строгим железом. Темно-коричневая краска давно облезла, так же как и на жестяном ромбе номерка цифра «пять» скорее угадывалась, чем читалась. Андрей задержался, прислушался. За дверью было тихо, и он легонько, костяшками пальцев толкнул дверь. Свирепо проскрежетав, она наполовину открылась, подтвердив мрачные предчувствия майора. Колодников, не перешагивая порога, заглянул внутрь и болезненно сморщился. Ему хорошо была видна большая прихожая и небольшая часть комнаты. И первое, что увидел в ней Колодников, — ноги лежащей на полу женщины. Толстые, с большими ступнями и темными узлами варикозных вен. Затаив дыхание, Андрей ступил в прихожую, подошел к телу и, не нагибаясь, осмотрел его. Удовлетворенно кивнув, он уже повернулся, чтобы выйти из квартиры, но почему-то оглянулся и, присвистнув, шагнул в небольшой коридорчик, ведущий на кухню. Было темновато, застекленная дверь на кухню была закрыта, но и в этом полумраке было видно, что подпирало дверь тело мужчины, застывшее в слишком неестественной для живого человека позе.

— М-да, весело тут у вас, — пробормотал Колодников и потянулся за рацией.

Когда приехала опергруппа, он уже примерно представлял себе картину произошедшего.

— Было это так, — говорил он вполголоса. — Убийца звонит, Машка открывает дверь. Тот вытаскивает пистолет, она пятится назад, он, наоборот, шагает вперед и практически в упор стреляет ей в лоб, оборачивается и обнаруживает, что в квартире Машка не одна. Витька Кривой, позавчера вернувшийся из мест заключения, находится в кухне и все видит, выскакивает, бьет киллера по морде. Тот отлетает, сбивает эту вешалку, — Андрей показал рукой на повисшее на одном гвозде старомодное деревянное сооружение. — Завязывается борьба, в результате которой Витька Кривличенко, кличка Кривой, получает пять пуль в живот и один контрольный в голову.

Андрея внимательно слушали трое: эксперт Сычев, следователь прокуратуры Шалимов и местный участковый Демин. Именно он первым начал дискуссию.

— Все может быть, но выстрелов никто не слышал, хотя соседи были дома, и наверху, и внизу. Возню какую-то слышали, шум слышали, а выстрелов нет.

— Может, глушитель? — предположил Шалимов.

— Может быть, — согласился Сычев. — Одно знаю точно одно — пистолет ТТ. Патроны от него, родимого.

— Так же, как и с Петровичем?

— Да, но тот пистолет у нас, — возразил Сергей.

— Ты скажи лучше, когда это было? — спросил эксперта Андрей.

— Около половины одиннадцатого, тела практически не успели остыть.

— За полчаса до моего прихода, — подвел итог Андрей.

— Похоже, что ты своими расспросами напугал кого-то в доме на Пролетарской, — предположил Шалимов. — Спугнул большую рыбку.

— Да, скорее всего, так, — Колодников с досадой почесал лоб. — Если дурак — то это надолго. Практически навсегда.

Подошел Паша Зудов, обходивший квартиры. По своему обыкновению, он не торопился делиться информацией, но по блеску глаз Андрей понял, что тот что-то накопал.

— Ну, Паша, что там, колись? — подбодрил его Колодников.

— Кое-что интересное есть. На первом этаже, как раз под этой квартирой, живет инвалид, сапожник, без ног. Он, как и многие, в это время смотрел мексиканский сериал, по ходу дела прошивал туфли и поглядывал в окно.

— Как это он умудрился-то? — скептически заметил Шалимов. — Без ног-то?

— Очень просто. У него все на кухне: телевизор, плита под боком, стол с инструментами. Чтобы еще и на улицу поглядывать, он сам соорудил коляску с подъемником…

— А, так это Коля-сапожник! — понял Колодников. — Он в моей школе учился, года на три меня старше. А ноги ему поездом отрезало, по пьянке. Как же, знаю.

— Да, он это. У него киоск по ремонту обуви на Запорожской. Мастер на все руки. Он еще на синем «запорожце» ездит.

— Ну да, — подтвердил Зудов. — Так вот, даже при работающем телевизоре он слышал сверху звуки борьбы, потом какие-то хлопки, но он отвлекся на сериал, а когда хлопнула дверь подъезда, посмотрел в окно и увидел женщину. Она очень торопилась, но он успел заметить, что это была блондинка, с хорошей фигурой, в синем платье.

— Верстакова! Она! — с азартом вскричал Колодников. — Попалась, рыбка!

— Ну, так сразу и Верстакова! — хмыкнул Шалимов. — Сколько у нас в городе блондинок в синих платьях?

— Между прочим, я ее сегодня с утра видел, когда обходил квартиры по Пролетарской, — сказал Зудов. — И она действительно была в синем платье.

— Мало ли у нас женщин ходит по городу в синих платьях, — продолжал упорствовать следователь. — Лица-то ваш инвалид не видел.

— Серега не п…! — Колодников перешел на мат. — Что ты нам мозги компостируешь?! Она это, она! Я задницей это чувствую! У нее все мотивы грохнуть эту несчастную посудомойку.

— Поломойку, — поправил Андрея Демин.

— Ну да, поломойку. И только женщина догадается залить подъезд хлоркой, чтобы сбить со следа собаку. Надо выписывать ордер на арест и брать ее.

— Мы не знаем мотива, по которому она могла убить Петровича, — напомнил Шалимов.

— Прижмем ее, она сама нам все скажет. Главное, не тянуть, взять тепленькой!

Но Шалимов продолжал невозмутимо выдвигать все новые аргументы против версии Колодникова:

— Этот инвалид видел ее со спины, значит, точно опознать не сможет. А оформить все, как полагается по УПК, мы не сможем. Ты же знаешь, что показания инвалида в суде не аргумент. Адвокат просто сунет нас носом в это.

— Твою мать-то! — сорвался Колодников. — Сергей, от твоих слов кактусы сдохнут! Вот такие, как ты, соорудили Сахару!

— Да ты хоть что хочешь мне говори, но, пока я не буду уверен на сто процентов, я за санкцией не пойду. У меня пока еще ни одно дело на доследование не передавали. Скажешь, нет?

Против этого Андрей возразить не мог.

— Это правда. В своем деле ты мастак, ничего не скажешь. Но надо же ее прижать сейчас, по горячим следам! Пока эта не остыла еще, — и Колодников махнул рукой в сторону трупа.

— Прижать можно, даже нужно. Но без санкции. Любой прокурор с такими уликами тебя пошлет от винта.

Все вынуждены были согласиться с Шалимовым.

— Кстати, чего это Виктюка нет? Ни его, ни Петухова, — удивился Андрей. — Тот тоже любит на трупы выезжать, извращенец.

— А ты не знаешь, что ли? — удивился в свою очередь и Шалимов. — И Петя, и прокурор в больнице.

— Что это с ними? Паленой водки напоролись? — хмыкнул Демидов.

— Почти. У Петухова обострение холецистита, а мой умудрился ногу сломать на собственной лестнице.

— Слава богу! Хоть никто над душой стоять не будет! — обрадовался Андрей.

— Как, а Зубко? Он теперь и.о. прокурора, — напомнил Шалимов.

— Ладно, Геннадьевич человек, — с уважением протянул Колодников. — Сам бывший опер, десять лет на «земле» пахал, этот зря соваться не станет. Слушай, может, он даст нам ордер на ее арест?

Шалимов отрицательно замотал головой:

— Зубко еще хлеще Виктюка, он все твои прорехи быстро сфотографирует.

— Да, это точно, — вздохнул Колодников и выкинул в открытую форточку уже пятый за час бычок. — Так что будем делать с этой дамочкой? Может, все же допросим?

— И что я ей предъявлю? Инвалида? — хмыкнул следователь. — Нужно проводить опознание по полной форме. Ты же знаешь, эти все процедуры, а нарушать УПК не стоит. Ты сильно не гони, если это она, то все равно где-нибудь да проколется. Ты же знаешь женскую психологию.

— Вообще-то правда, — пробормотал Андрей, вытаскивая очередную сигарету и вслух продолжая размышлять: — Если она только что грохнула этих двоих, то у нее еще мандраж не прошел. Надо ее крутить. Паш, — он обернулся к другу, — у тебя диктофон при себе?

— Да, а что?

Павел единственный в угро обладал такой техникой, купил за свой счет.

— Давай сюда. Шаврин пусть останется, займется с Сергеем Александровичем описью, это им на полдня. А ты и Виктор, — Андрей обернулся к участковому, — пошукай тут по окрестностям. Не может она по городу таскаться с этим ТТ, наверняка скинула где-то рядом.

Доехать до Пролетарской было делом трех минут. Еще столько же Колодников жал на кнопку звонка, пока из соседней квартиры не выглянула женщина пенсионного возраста, та самая, неуловимая прежде Ольга Онуфриевна.

— Вы к Анне Тимофеевне? Так ее нет, она на работе.

— Да? — удивился Колодников. Он даже представить себе не мог, что после того, что произошло утром в квартире Машки Беловой, Верстакова еще и на работу пойдет. — Хорошо, спасибо большое.

Найти кабинет Анны Тимофеевны в здании администрации оказалось делом несложным.

— Верстакова где тут у вас сидит? — спросил Колодников на вахте у молоденького, но важного милиционера в звании младшего сержанта.

— Второй этаж, восьмой кабинет.

Андрей направился было к лестнице, но сержант его окликнул:

— Э-э, гражданин, вы тут не борзейте! Позвоните сначала, если вас примут, тогда и пройдете!

— Что ты сказал? — и удивился, и разозлился Андрей. Обычно все милиционеры знали его в лицо. — Ты сколько в органах, орел?

— Уже год.

— И все время здесь стоишь?

— Да, — важно ответил сержант.

— Можешь прощаться с этим местом, сегодня же скажу Могильнову, чтобы перевел тебя куда-нибудь подальше, ночным волком в пешую команду.

Сержант опешил, и, пока он прикидывал, кто этот человек и почему он так себя ведет, Колодников птицей взлетел на второй этаж.

В восьмом кабинете сидели двое: спиной к двери молоденькая черноволосая девушка, напротив — Верстакова. На ее лице был тот же самый безупречный макияж.

Увидев вошедшего сыщика, Анна Тимофеевна заметно изменилась в лице, и столь явный ужас промелькнул в ее красивых глазах, что Колодников уже не сомневался в правоте своих предположений. К тому же на ней действительно было красивое темно-синее платье. Несмотря на свою уверенность, Андрей все же решил соблюдать приличия до конца.

— Добрый день, Анна Тимофеевна! — вежливо поздоровался он и затем обратился уже к ее молодой напарнице: — Будьте добры, оставьте нас вдвоем.

Хорошенькая мордочка девушки выразила недоумение, и она с немым вопросом в глазах посмотрела на свою начальницу. За этот год, что Инночка работала в администрации, она уже все поняла в негласном табеле о рангах городских чиновников, но этот посетитель никуда не вписывался. И одет слишком просто, и лицо странного гостя мало походило на лощеные будки местных чиновников. Но Анна Тимофеевна дрогнувшим голосом сказала совсем не то, что ожидала услышать ее молодая коллега:

— Идите, Инночка, можете сразу на обед.

— Но до обеда еще десять минут… — начала было девушка, но, взглянув на застывшее лицо своей начальницы, замолкла. Удивленно подняв красиво прорисованные бровки, Инночка вышла из кабинета.

"Да, стерва еще та растет, — подумал Андрей, глядя ей вслед. — Через пару лет к ней на драной козе не подъедешь".

Неторопливо опустившись на освободившееся место, Колодников, так же не спеша, достал из кармана диктофон, включил его и, поставив на стол, задал первый вопрос.

— Скажите, Анна Тимофеевна, вы были сегодня, примерно около одиннадцати, в квартире номер пять дома десять по Рабочей улице?

Верстакова молчала и как завороженная смотрела на крутящееся колесико кассеты. Колодникову пришлось повторить вопрос. Тогда его собеседница попыталась что-то ответить, даже открыла рот, но голос сорвался. Андрей выключил диктофон и заговорил как можно спокойней:

— Анна Тимофеевна, получилось так, что инвалид с первого этажа видел, как вы входили и выходили из подъезда. На процедуре опознания он вас узнает, вы слишком эффектная женщина, тем более в таком красивом ярком платье.

— Я была там, но я не убивала, — она заговорила как-то неожиданно быстро, и Колодников не успел записать эту фразу. Нажав на пуск, он жестом предложил собеседнице повторить ее. Та все сказала слово в слово, и Андрей с удивлением заметил, что Анна Тимофеевна как-то успокоилась, в глазах уже не было прежней паники, да и голос почти не дрожал.

— Тогда как все это было? Расскажите, — настаивал майор.

— Когда я зашла, она была уже мертва.

— Кто?

Голос майора теперь звучал жестко и напористо, сейчас он никак не напоминал добродушного увальня с забавной походкой.

— Ну эта, Машка.

— А как вы попали в квартиру? — Колодников решил раскручивать сразу.

— Дверь была приоткрыта, я постучала и вошла.

— Что дальше?

— Я шагнула вперед. — В глазах Верстаковой мелькнуло какое-то замешательство, и Андрей про себя закончил ее мысль: "С пистолетом в руке". А Анна Тимофеевна продолжала: — …и увидела, что она лежит на полу, мертвая.

— И как вы это определили?

— Она лежала на полу, в комнате, — повторила Верстакова. — Я подошла поближе и увидела дырку в ее лбу.

— Продолжайте.

— Мне стало страшно, я развернулась и побежала вниз.

— Вы не стали вызывать милицию?

Она отрицательно покачала головой.

— Нет, у меня был какой-то шок. Все тут перехватило, — она двумя руками показала на горло. — Инночка может подтвердить. Я пришла, она мне про работу твердит, а я не понимаю ничего. Только сейчас начинаю приходить в себя.

"Это видно, — подумал Андрей, — говоришь, как пишешь". А вслух спросил:

— Это настолько вас потрясло?

— Да. — Анна Тимофеевна открыла ящик стола, достала сигареты, закурила, с жадностью сделала первую затяжку. — Не каждый день, знаете ли, видишь мертвецов, да еще убитых…

— А что вы там вообще-то делали? — наконец задал главный вопрос Колодников. — Зачем вы пришли в квартиру Беловой?

— Ее фамилия Белова? — удивилась она, а в глазах даже мелькнул смешок. — Забавно!

— Почему забавно?

— У меня тоже девичья фамилия Белова.

— Не родня?

— Нет! — это прозвучало слишком резко, словно Анну Тимофеевну оскорбило предположение о родстве с малограмотной поломойкой. — Таких у нас в родне нет.

— Да, бывают совпадения, — согласился Колодников и продолжил: — Так зачем, с какой целью вы пришли утром в квартиру Марии Беловой?

— Я принесла ей деньги за уборку подъезда, — она кивнула куда-то в сторону. — Вот они, до сих пор в сумочке лежат.

— А почему именно сегодня? К тому же еще вчера вы мне говорили, что не знаете, где она живет, — настаивал Колодников.

Анна Тимофеевна снова глубоко затянулась, чуть сморщилась от едкого дыма.

— Это я узнала только сегодня утром. У меня вчера от этой хлорки разболелась голова, я подошла к Ольге Онуфриевне, это старшая по подъезду, моя соседка напротив. Она всегда собирает деньги за уборку, пожаловалась ей. Она и попросила меня по дороге на работу занести Машке эти самые деньги и лично высказать ей все претензии. От нее я и узнала этот проклятый адрес.

"Похоже, она не врет, и выглядит логично, — решил Колодников. — На сто процентов уверен, что эта самая Ольга Онуфриевна все подтвердит. Только одна неувязочка, дорогая моя Анна Тимофеевна, здание администрации от дома Беловой в противоположной стороне. Поди, скажет, что решила прогуляться. Погода хорошая, то-се!"

— Но вам же совсем не по пути? — высказал он свои сомнения вслух.

— А я решила перед работой прогуляться. Погода хорошая, и время было.

Глядя на довольное лицо собеседницы, Колодников понял, что именно этот вопрос она и рассчитывала услышать и ответ был готов заранее.

"Хорошо, ты решила, что все просчитала точно и владеешь ситуацией. А как ты отнесешься к этому?"

— Скажите, а в котором часу вы пришли к Беловой? Постарайтесь ответить с точностью до минут.

— Ну, — она заколебалась, — примерно в пол-одиннадцатого.

— По заключению экспертов и показаниям свидетелей именно в это время в квартире произошло убийство. Вы кого-нибудь видели в квартире или поблизости?

Верстакова замерла, глаза ее расширились.

— Да, я ведь видела его!

— Кого его? — сразу не понял Андрей.

— Убийцу!

— Почему вы решили, что именно убийцу? — пришло время удивляться Колодникову. Такого поворота он никак не ожидал.

— А он вышел из подъезда прямо передо мной. Кроме того, когда я вошла в квартиру, там еще стоял дым такой, от пороха.

— А вы хорошо знаете, как пахнет порох? — заинтересовался Андрей. — Увлекались стрельбой, охотой?

В глазах женщины промелькнуло смятение.

— Да нет… отец у меня в свое время увлекался охотой, с детства помню.

— Ну хорошо, — согласился Колодников. — А почему убийцу не видел инвалид?

— А он не пошел по дорожке, а сразу свернул и прошел под окнами к торцу дома.

— Можете его описать?

— Попробую.

Глядя на напряженное лицо Верстаковой, Андрей понял, что она действительно старается припомнить все до малейших деталей.

"Да, если это все на самом деле так, как она говорит, то это ей на руку. Пока игра в ее пользу", — подумал он.

— Ну, такой молодой парень, — почти нараспев начала она, — как модно сейчас, коротко стриженный, здоровенький такой крепыш. Рост выше среднего, серые брюки, синяя рубашка с погончиками, с карманами. Да! — Она даже чуть привстала и торопливо сунула в пепельницу давно прогоревшую сигарету. — Губа у него была разбита! В кровь!

— Это точно?

— Да! Разбита, и очень сильно. Он ее еще на ходу платком вытирал. Нет, не вытирал, а так, — Верстакова показала жестом, — промакивал.

— Что еще, какие-нибудь детали, мелочи? — настаивал Колодников. — Особенности?

Она неуверенно покачала головой.

— Какие-нибудь другие впечатления, — продолжал Андрей. — Кто он по характеру лица, одежды? Национальность? Алкаш, бомж? Вы же женщина, должны отмечать такие вещи.

— Ну-у… русский, это точно, за это ручаюсь. Что еще? Одет прилично. И рубаха, и брюки хорошего качества, все отглажено, отутюжено, побрит хорошо. Не бомж, конечно! По-моему, хорошо физически развит, плечи такие мощные… Да! Он был очень злой!

— Это точно? С чего вы взяли? — напирал Колодников.

— От него прямо несло этой злостью, как жаром от печки, — Верстакова руками показала нечто отталкивающее. — Я даже в сторону от него шарахнулась.

— В руках у него что-нибудь было?

Она задумалась.

— Не помню… Кажется, что-то было, но что, сказать точно не могу.

Анна Тимофеевна замолчала, и по ее потухшим глазам Андрей понял, что сеанс прикладной магии кончился. Выдержав паузу, Колодников с сожалением сказал:

— Анна Тимофеевна, пожалуйста, изложите все, что вы сейчас вспомнили, на бумаге, занесете потом в третье отделение милиции, вы там рядом живете. И если припомните что-то еще, звоните в любой момент дня и ночи, очень вас прошу. Вот мои координаты.

Он записал на листочке номера своих телефонов. В этот момент ожила рация.

— Тридцать пятый, вызывает сорокового.

Майор сразу узнал голос Зудова и торопливо щелкнул переключателем.

— Что, Паша?

— Тут один прохожий у пацанов отобрал пистолет, принес к нам в отделение. ТТ, между прочим.

— Хорошо, сейчас еду.