"Фантазии Фарятьева" - читать интересную книгу автора (Соколова Алла Николаевна)Сцена шестаяЛюба. Шура! Прости меня! Я тебя очень прошу, прости меня. Саша. Тише, мама спит. Ты что?.. Люба. Я тебя прошу простить меня. Иначе я не знаю, что я сделаю. Саша Люба Саша. Ты, вроде бы, угрожаешь мне? Что за тон? Люба. Я прошу простить меня. Я… Я… не нахожу себе места. Саша. А я? Я нахожу себе место? Нужно отвечать за свои поступки, милая. Изо дня в день ты обижаешь меня. Ты не стесняешься в выражениях. Разве тебе всё позволено? Ты говоришь такие вещи… Ты знаешь, что словом можно убить человека? Люба. Шура! Я мучусь. Не надо. Саша. А я не мучилась? Я не мучилась? Моя сестра, моя единственная сестра — жестокий, злой человек. Разве это не мучительно сознавать? Моя единственная сестра ненавидит меня. Это легко пережить? Люба. Я безумно тебя обожаю. Саша. Это анекдот. Это курам на смех, Люба. Люба. Так ты не веришь? Ты не веришь? Ты хочешь довести меня до точки? Да?! Саша. Ты не пугай меня. Не пугай. Люба. Всё, Шура. Это — всё. Всё кончено. Саша. Только плакать не надо. Плакать не надо! Сначала нашкодишь, потом плачешь… Москва слезам не верит. Люба. Я не буду плакать. Саша. И прекрасно сделаешь. Люба. Значит, ты не простишь меня? Саша. Простишь, не простишь… Это мелочи. Прощу, конечно, куда я денусь? Люба. Спасибо. Саша. Пожалуйста. Люба Саша Люба. Я очень не хочу жить. Саша. Ну что ты, Любушка!.. Люба Саша. Ты с ума сошла. А мама? А я? Люба. Меня никто не любит. Я понимаю, и нельзя любить — я уродина. Но я так не могу. Я мучусь. Саша Люба. Тебя любят. Ты красивая. Саша. Мы похожи как две капли воды. И тебя полюбят. Люба Саша. Нет. Люба. Кто-то позвонил. Только что. Саша. Тебе показалось. Люба Саша. У тебя нервы расшатались. Нельзя так. Люба. Шура! Не оставляй меня! Я не могу одна. Саша. Что за глупости! Ну конечно, я тебя не оставлю. Мы сегодня весь вечер будем дома. Все вместе. Придёт Павел. Люба. Фарятьев? Саша. Конечно, Фарятьев. Он обещал прийти. Мы поужинаем, поговорим, я вам буду играть. Люба Саша. Ты наденешь тёплый халат, сядешь на диван, в уголок, будешь пить чай с пирожными и слушать. А если захочешь, будешь говорить, и тебя все станут слушать. Люба. А Фарятьев? Саша. Павлик? Он будет показывать карточные фокусы. А я вам буду играть. Люба. Шура… Голубчик! Я понимаю, что это глупо, но я тебя прошу… Я тебя просто умоляю! Возьми меня с собой. Саша. Куда с собой? Люба. Туда, где вы будете жить. Я вам не буду мешать. Я вообще буду молчать всю жизнь. Саша. Пожалуйста. Конечно. Если только ты хочешь… Люба. Да! Я хочу с вами. Я очень хочу. Саша. Пожалуйста, сколько угодно. Пока тебе не надоест. Люба. А если мама будет меня отправлять? Саша. Я тебя никуда не отпущу. Люба. Ты её уговоришь? Да? Саша. Конечно. Люба. Я вам не буду мешать. Я всё для вас буду делать. Я тебя буду ещё больше любить. Мы никогда не будем ссориться. Да? Саша. Конечно. Мы будем жить спокойно, весело. Будем гулять, читать, беседовать, спорить тоже будем, но спорить по сути, а не по мелочам. В жизни ведь так много интересных явлений. На что ни посмотри, всё интересно. Люба Саша. Вот хотя бы возьми нашу Ольвию. Шутка сказать, кусок земли с громадным дворцом в один прекрасный день ушёл под воду. Здесь есть о чём поразмыслить. А если он вдруг вынырнет? Учёные говорят, что это возможно. Люба. Ну, что ты, это будет не при нас. Саша. А если при нас? Представляешь, чему мы можем стать свидетелями! Лучше думать об интересном, о необычном. Люба. Конечно, лучше. Саша Согласись, что Павел всё-таки очень незаурядный человек. Люба. Конечно, он незаурядный. Кто спорит? Саша. Он очень незаурядный человек. Это, конечно, хорошо. И относится ко мне незаурядно… И это меня радует. Но, знаешь, Любушка, я тебе скажу по секрету, и пугает немножко. Мне кажется, он меня не видит, то есть не воспринимает меня: я вот ему что-то говорю, а он меня не воспринимает. Он придумал себе кого-то, и ему кажется, что это я. Представляешь? А ведь это нехорошо? Как ты считаешь? Человека нужно принимать таким, каков он есть, со всеми его недостатками и достоинствами, конечно; придумывать ничего не следует. Мне иногда кажется, что он внешне меня неправильно воспринимает. Люба. Ты красивая. Саша Люба. Помнишь, у нас в школе был учитель пения Афанасий Самсонович? Его звали «ныч — старый хрыч»? Саша. Конечно помню. А почему «был»? Куда он девался? Люба. Он помер три года назад. Саша. Что ты! Не может быть. Люба. Действительно, невероятно — взял и умер. Он так нас раздражал, что мы доводили его до белого каления. Чего только ребята с ним не делали! К концу урока он колотил кулаком по столу и кричал: «Я спокоен! Я спокоен! Спокоен!!!» Саша. Ужас. Какая жестокость! Люба. Конечно. А с его стороны не жестокость раздражать нас с первого класса? Так вот, я думаю, может, он тоже был незаурядным человеком. Саша. Вполне возможно. А вы загубили его. Какая жестокость. Люба. И я вот тебя часто раздражаю. Саша. Это он. Люба Саша Люба. Бедхудов. Он не хочет заходить. Он там. Саша. Зачем ты кричишь? Мама спит. Мама. Что же вы меня не будите? Ты давно пришла? Люба. Нет. Мама. Я заснула как младенец. Но зато сейчас я бодрая, как птичка. А зачем ты открыла окно? Холодно. Люба. Не закрывай, мама. Здесь душно. Иди пока в ту комнату, я скоро закрою. Мама. А если мама хочет побыть со своими девулями? Если мама соскучилась? А где Шурёнок? Люба. Сейчас придёт. Мама Люба Мама. Это нужно не маме, а тебе. Это тебе пригодится в жизни. Ты же у меня умная девочка, хорошая девочка. Вы обе у меня хорошие девочки. А все эти завихрения, это пройдёт, и всё станет на свои места. А у Павлика — это всё юношеские фантазии. Они исчезнут, как только появится семья. Всё пройдёт само собой. Зубной врач в семье — это счастье. Люба Мама. Что «да»? Почему ты такая бледная? Ты не больна? У тебя нет температуры? Люба. Ничего у меня нет. Мама Люба. Нет. Мама. Значит, ты выросла. Нужно удлинить. Ты уже выше меня. А скоро будешь выше папы. Куда ты растёшь? Люба. Сейчас придёт. Мама. Ну, памятник, — это, конечно, нереально… Но чем чёрт не шутит, может быть, что-то он и откроет. Как ты думаешь? Люба Мама. Закрой окно. Очень дует. Ты простудишься. Люба. Шурочка!.. Голубчик!.. Не надо! Саша. Люба!.. Какое счастье! Какое счастье! Люба. Миленькая, Сашенька, не надо… Я прошу! Не надо! Саша. Любушка, это невероятно. Ты понимаешь? Я вышла… Он стоит… Губы дрожат… Он сам пришёл! Где моя синяя папка? Люба Саша. Люба! Это всё была ошибка. Люба! Какое счастье! Ты понимаешь? Люба. Что ты делаешь, Саша? Ты понимаешь, что ты делаешь? Саша. Я знала!.. Я чувствовала, что так будет. Есть судьба! Есть! Люба. Не уходи, Саша! Саша. Люба, он меня любит. Он сам пришёл. Сам! Солнышко моё!.. Это сон! Как я выгляжу? Я не очень страшная? Люба. Хочешь, я стану на колени? Хочешь? Саша. Тише, Любушка. Тише! Может быть, мне переодеться? Как ты думаешь? Люба. Так нельзя… Так нельзя. Саша. Он боялся войти, глупенький. Он мучился всё это время. Бедненький мой! Он такой ранимый. Люба. Я не могу так жить. Так нельзя. Он же сейчас придёт. Саша. Тише, Люба. Люба. Он же сейчас придёт! Саша. Не мешай мне, Люба. Не путайся под ногами. Я могу что-то забыть. Он меня ждёт. Как я выгляжу? Как же быть?.. Эта папка в той комнате. Люба. Ты не уйдёшь отсюда. Я позову маму. Саша. Ты ребёнок, Люба. При чём здесь мама? Мне нужна папка, там все документы. Как же быть? Люба. Он придёт… Он же так радовался… Нельзя убивать человека. Саша. Любушка, войди в ту комнату тихонько, возьми синюю папку на столе. Люба. Он же тебе объяснял, что мы — инопланетяне. Он тебя утешал, когда ты плакала. Саша. Ты не пойдёшь за папкой? Люба. Он приходил, когда ты была никому не нужна. А этот… Он только свистнул, и ты бежишь. Шушечка, милая! Не надо, не уходи. Мы же говорили, что будем вместе гулять, спорить… Только что говорили! Вот на этом самом месте. Саша. Мы и будем вместе. Обязательно. Всё будет великолепно. Он любит меня. Он уже снял комнату. Для нас. Любимый мой! Какой заботливый! Господи, как он намучился! Малышик мой! Как он похудел… Люба. Ты говоришь, как мама. Совсем как мама. Саша. А что в этом плохого? Я пойду, Люба. Он меня ждёт. Ты принеси мне папку на работу. Люба Саша. Павлик? Он очень хороший человек. Ты объясни ему сама как-нибудь… И скажи ему спасибо. Обязательно. В этом нет ничего плохого. Он очень хороший человек. Ты не выпускай его из виду. Ни в коем случае. Мама. Люба, сядь. Неделю назад я получила письмо от Костелецкой. Я хотела прочитать его вам и забыла. Слушай. Люба. Сейчас придёт. Мама Мама. Павлик! Здравствуйте, голубчик. Ну, проходите, проходите. Сашеньки нет, она выбежала на минутку. Всё в хлопотах. Дайте-ка я на вас посмотрю… Похудел… Осунулся. Ну, что же вы? Что ж вы так, дорогой? Павел Мама. Он волнуется! Прелестные цветы. Волнение — это понятно. Но почему же вы изводите себя? Зачем эти круги под глазами? Зачем? Это вас не красит. Павел. Круги? Я не знаю. Мама. Любасик! Займи гостя. Правда, она у меня красивая девочка? Как вам кажется, Павел? Павел. О да! Она, возможно, будет очень, очень красивой! Мама. Конечно будет. Она и умница у меня. Ну ладно, ладно… Она уже хмурится, и я замолкаю… Поверьте, я тушуюсь. Спрашивается, для чего нужно иметь детей? Я побежала на кухню. Я сегодня тоже обленилась, проспала всё на свете. Шурочка сейчас придёт, она выбежала на минутку. Павел. Как она вас любит! Люба. Смешно, да? Павел. Почему смешно? Это прекрасно. Люба. Оставьте! Прекрасно! Это безумие какое-то. Кому это нужно? Я вообще считаю, что надо отнимать детей у родителей. Непременно отнимать и отдавать их государству. Я бы запрещала им даже видеться, пока дети не станут взрослыми и не поймут сами, что к чему. Павел. Вы это говорите серьёзно? Люба. Господи, конечно серьёзно. Это единственный выход. Это единственное, чем можно помочь детям. Павел. Вы шутите? Не можете вы так думать! Люба. Почему не могу? Павел. В чём помочь? Зачем отнимать? Люба. Чтобы не было этой слепой, этой безумной любви, когда готов убить сотни детей, лишь бы был жив один, мой, неповторимый. А из этого «неповторимого», может быть, неповторимая гадость получится. Нужно отнимать детей — и всё. Тогда бы и взрослые жили, жили, а не прозябали. А так ведь родят, и всё — миссия закончена. Глупеют, дряхлеют, а туда же — воспитывать. Павел. Как вы смеете так говорить?! Это невероятно. Люба. А вот и смею! Я говорю от имени детей. Это милосердие по отношению к ним. Павел. Вы знаете, с чем это перекликается? Это перекликается с операцией под кодовым названием «Бэйбилифт». Это перекликается с насильственным вывозом вьетнамских детей. Американцы тоже заявляют, что цель операции — «милосердие». Как вы можете так говорить? Вы не видели в «Литературной газете» потрясающий снимок: плачущая мать, ребёнок обхватил ручонками её шею — их сейчас разлучат. Чем это можно оправдать? Люба. При чём здесь Вьетнам? Я ничего не понимаю. Павел. Не понимаете! Не говорите о милосердии, пока у вас есть эта любовь. Это единственное, что нельзя отнять у человека. Люба. Ну да, конечно. А почему вы, собственно, говорите со мной таким тоном? Павел. Потому что вы думаете только о себе. А вы знаете, какой процент голодающих на нашей планете в данный момент? Люба. А зачем мне это знать? Павел. Как? Вы даже не хотите знать, сколько людей умирают в эту минуту от голода? Вы не хотите знать, у скольких детей нет крова? Вы ведь уже взрослый человек! Люба. Что вы пристали ко мне с этим процентом? А вы знаете этот процент? Павел. Дело не в проценте, это я к слову сказал. Но нельзя быть счастливым вполне, нельзя быть таким сытым, пока зверствует чилийская хунта, пока люди томятся в застенках, пока существуют пытки… Нельзя. Люба. Хорошо, я не буду. Павел. Нет, поверьте мне, нельзя. Нельзя, нельзя. Мама. Павлик, вы не слышали, отчего нет в продаже латвийской селёдки? Ещё совсем недавно она была всюду, и уже сегодня — дефицит. Как это у нас быстро делается! Переловить всю селёдку! Где же это видано! Шурочка… Любочка, а где наша селёдочница? Куда ты её поставила? Люба. Никуда я её не ставила. Мама. А куда же она могла деваться? Она всегда стояла здесь. Вы любите селёдку, Павлик? Павел. Да, очень. Я вообще рыбу предпочитаю мясу. Мама. Это очень хорошо. Это очень полезно. Карл Маркс любил рыбу. А в России не любить рыбу — просто грех. Какая в России фауна! Люба. Чего только нет в России! Мама. Да, и не иронизируй, пожалуйста! Россия сказочно богата, и если бы не наше расточительство… Люба. Мама, ты так кричишь, что слышно на улице. Зачем ты это делаешь? Мама. Ах, что-то у меня заболело сердце… Люба. Что ты? Дать валерьянки? Мама. Нет, нет, ничего. Сейчас я вздохну глубоко, и пройдёт. Как-то у меня сегодня тяжело на душе. А может быть, я просто устала? Как вы думаете, Павлик? Павел. Конечно, устали. Это не удивительно, вы всё принимаете так близко к сердцу. Мама. А что делать? Куда же это всё принимать? Мне, Павлик, только сердце может дать верный совет. Я ведь, знаете, не бог весть как умна для взрослых современных дочерей. Люба. Зачем ты выдумываешь? Мама. Не кричи, Любушка. Так обычно бывает, дети обычно перерастают своих родителей. Не злись, не нужно злиться. Я плохо чувствую себя. Люба. Выпей валерьянки. Мама. Не нужно, я сейчас глубоко вздохну. Всё будет хорошо, Павлик, не обращайте внимания. У нас у всех напряжены нервы. Но это ничего, это пройдёт. Не злись, Любочка. Не нужно злиться. У нас же гость. Что он может подумать? Люба. Всё, что я говорила, не имеет к маме никакого отношения. Понимаете? Павел. Конечно понимаю. Люба. Нет, вы не понимаете. Она лучшая из мам, и я её люблю. Всё, что я говорила, не имеет отношения к нашей семье. Я видела много семей, и, уверяю вас, наш вариант выше обычных стандартов. Странный вы человек. Нет у вас никакой интуиции, никакого самолюбия. Разве мужчина может быть таким? Павел. А где Александра? Люба. Вот с этого и надо было начинать. И не зовите её Александрой, это смешно. Папа зовёт её Сашей, мама — Шурой, а Бедхудов называет её Санёк. Павел. А где Санёк?.. Где она? Люба. Павел… Как ваше имя-отчество? Павел. Павлович. Люба. Павел Павлович, не унижайтесь. Она ушла с Бедхудовым полчаса назад. Он только поманил её пальцем. И она побежала. Побежала, как дурочка, несмотря на свои тридцать лет и музыкальное образование. Она о вас не вспомнила ни единым словом. Она не подумала, что будет с мамой. Ей на всё это плевать. Он только пришёл и поманил её пальцем, долго уговаривать не пришлось. Дрянь. Боже мой, какая она дрянь! Павел. Не смейте так говорить. Никогда не смейте говорить о ней в таком тоне. Я вам запрещаю. Люба. Вы?! А вы не можете ничего мне запретить. Если уж для неё вы ничего не значите, то для меня и подавно. Если уж она про вас и не вспомнила, то я про вас забуду даже раньше, чем вы отсюда выйдете. Слышите? Павел. Подождите! Я ничего не понимаю! Подождите. Я, очевидно, что-то упустил… Я запутался… Я ничего не понимаю. Помолчите, пожалуйста. Дорогая, милая девочка… Что вы сказали? Александра куда-то ушла?! Люба. Да. Павел. Она не просто вышла? Она совсем ушла? Люба. Да. Павел. Люба!.. Люба Павел. Что же делать? Люба. Сделайте нормальное лицо. Сядьте! Мама. Вы здесь не скучаете? Люба. Нет. Мама. Я сейчас к вам зайду, вот только приготовлю салат. Любочка, расскажи Павлику про школу, про свои планы, кем ты хочешь стать. Павел тебе может дать совет, он человек серьёзный. Люба. Хорошо, сейчас. Люба. Говорите что-нибудь. Павел. Что? Люба. Что угодно. Расскажите о вашей работе. Павел. Да. Моя работа. В моём кабинете… В нашем отделении есть бормашины двух типов, моя бормашина новейшего образца. Нужно сказать тёте. Она собиралась готовить карпов в сметане. Нужно предупредить, что… ничего не будет. Да?.. Люба. Пожалуйста, решайте это сами. Мне не до вашей тёти. Я собираюсь после школы идти в лесной институт. Что вы мне можете посоветовать? Павел. В лесной? А это где? Люба. Как вы считаете, стоит мне поступать или нет? Павел. Я не совсем представляю себе, что это такое… Но лес — это хорошо. Люба. Лес нужно беречь. Павел. Сейчас сложности с древесиной. Люба. Значит, вы одобряете? Павел. Да. Люба. Вот и хорошо. Ну, говорите, говорите дальше. Павел. Простите, я ничего не могу придумать. Люба. Что нового? Павел. Где? Люба. В сферах. Что пишут в газетах? Павел. А вы не читаете газет? Люба. Нет. У нас будет тёплое лето? Павел. Говорят, что через десять лет даже в районе Ленинграда будет субтропический климат. Потеплеет, там смогут расти пальмы… Люба. А через двадцать лет? Павел. Через двадцать лет станет ещё теплее. Люба. А дальше? Мы сгорим? Павел. Нет, не сгорим, просто всюду будут цитрусовые плантации, яркие цветы. Мама. Где это яркие цветы? Люба. В Ленинграде. Мама. Ну, не такие уж яркие цветы в Ленинграде. Вот Киев летом — настоящий цветник. Павел. Как же быть? Что делать? Мама. С чем? Люба. У Фарятьева всякие сложности с работой. Дали не ту бормашину. Мама. И что, она плохо работает? Люба. Ужасно. Зубы взрываются. Мама. Возмутительно. Павлик, а вы попросите другую. Люба. Не дают. Мама. А вы настаивайте, требуйте. Это же ваша работа. Они не имеют права вам мешать. Если ваше орудие труда несовершенно, вы не можете полноценно работать. А что же делать вашим пациентам? Я бы хотела, чтобы тот, кто дал вам плохую бормашину, попал в ваше кресло. Нужно их бить их же оружием. Павлик, а вы обращались к начальству? Павел. Нет. Мама. Обратитесь. Непременно обратитесь. Люба. Он обратится. Мама. Любочка вам не рассказывала о своей школе? У них совершенно новый метод преподавания. Люба. Я рассказывала. Мама. Я считаю, что это уникальная школа. Там обновился преподавательский состав. Они так преподают! Так преподают!.. Сейчас там каждый учитель буквально профессор, сплошные Бедхудовы. Может быть, не все так умеют говорить, как он, не настолько ярки в общении, но по своему отношению, к делу, по профессионализму… Вы видитесь с Бедхудовым, Павлик? Павел. Да. Мама. Часто? Павел. Нет. Мама. Может, быть, вам и не следует видеться чаще. Вы понимаете меня? Нам с вами нужно будет поговорить откровенно о нём. Когда-нибудь. Такие друзья — опасное дело. Бедхудов… Павел. Он прав. Люба. Конечно прав. Мама. В чём прав? Павел. Прав. Мама. В общем, безусловно, прав. Павел. Пожалуйста, позвольте мне уйти. Люба. Нет. Павел. Я устал. Люба. Нельзя сейчас уходить. Она всё поймёт. Павел. Я прямо с работы. Я устал. Люба. Сидите, я вам говорю, а потом я что-нибудь придумаю. Павел. Но когда-нибудь ведь нужно будет сказать. Люба. Когда-нибудь, когда это ещё будет, а сейчас сидите. У мамы больное сердце. Павел. Я понимаю. Люба. Зачем вы всё это начали? Зачем вы пришли к нам? Кто вас просил? Павел Люба. Почему вы ничего не узнали? Почему вы всё делаете так некстати? Павел. Я пригласил её на «Прощальный вальс», и мне показалось, мне показалось… Нет, не может быть, это не может быть неправдой! Мне показалось, что одну минуту она смотрела на меня с любовью. Люба. Это вам показалось. Павел. Нет. Так это было. Люба. Как она смотрела? Как? Покажите. Павел. Я не смогу. У неё удивительные глаза. Люба. Вы это уже говорили. Павел. Потом я пришёл к вам домой и сказал: «Александра, я люблю вас и хочу, чтобы вы стали моей женой». Я, кажется, что-то упустил. Что было потом? Люба. Потом вы пришли к нам, и мы с вами встретились на лестнице… Павел. На лестнице? Нет, не помню. Люба. Вспомните, я стояла внизу, а вы спускались и что-то напевали. Я стала прямо у вас на дороге, чтобы получше вас рассмотреть. Павел. Я не помню. Люба. Не помните? Павел. Извините, нет. Люба. Вы хотите обидеть меня? Павел. Я? Вас? Как я могу вас обидеть? Люба. А почему вы не смотрите на меня? Павел. Я смотрю. Я плохо вижу без очков, особенно когда устаю. Вот и сейчас у меня всё плывёт перед глазами. Люба. А почему вы не носите очки? Вы слышите, что я спросила? Почему вы молчите? Павел. Мне не идут очки. Люба. И вы сейчас не видите меня? Павел. Смутно. Люба Павел. Да, так лучше. Вы сейчас похожи на неё. Люба. Перестаньте говорить о ней, это смешно. Неужели вы не понимаете. Павел. Я чего-то не понимаю. Я, очевидно, что-то упустил, чем-то ошибся. Ошибся. Конечно, я в чём-то ошибся, а дальше всё пошло вкривь и вкось. Всё закономерно. Люба. Мы — инопланетяне? Павел. Да. А может быть, я слишком поторопился? Может быть, она сначала должна была привыкнуть ко мне? Люба. Сюда прилетели наши предки? Павел. Да. Люба. А почему они здесь остались? Павел. Волею обстоятельств. Обстоятельства сильнее нас… Иногда. Люба. Ну и что? Что же теперь делать? Павел. Не знаю. Люба. Но вы ведь говорили, что нужно делать. Вы ведь говорили. Павел. Говорил? Не помню. А может быть, не следовало этого говорить? Может быть, именно это и оттолкнуло её. Люба. Вспомните! Пожалуйста, вспомните! Не может быть, чтобы всё это было только так. Есть же во всём этом какой-то смысл. Есть? Павел Люба Павел Люба. Расскажите ещё. Павел. Конечно, всё существующее — прекрасно. Знаете, что мы такое? Что мы с вами такое? Мы часть огромной прекрасной картины или даже мистерии. И каждая часть, каждое мгновение имеет смысл. Люба Павел. И всё прекрасно. Нужно только уловить гармонию момента. Вы не помните, я ей этого не говорил? Ах, как жаль, если я этого не говорил. Это бы многое объяснило! Нужно только уловить гармонию момента. Но это я забыл сказать. Я всегда забываю сказать самое главное. Что делать? Как дальше жить? Люба. Какая у вас горячая рука. Павел. Люба, я не могу без неё жить. Люба. Вы первый раз назвали меня Любой. Павел. Первый раз? А как же я вас называл? Люба. Никак. Без имени. Павел. Странно. Я совсем ничего не вижу, всё плывёт. Люба. Помните, вы говорили о всяких странных ландшафтах и строениях? Павел. О ландшафтах? Да что вы! Люба. Так я их вижу во сне. Я часто вижу. Мне иногда снится, что я лечу вверх. Помните, вы об этом говорили? Павел. Боже мой! Неужели говорил? Как я ошибся. Это оттолкнёт кого угодно. Нужно было молчать. Люба. Я люблю вас. Павел. Кончена. Конечно, нельзя отчаиваться… Века пройдут. Вселенная откроется… Дверь распахнётся. Люба. Пожалуйста, посмотрите на меня. Павел. Нужно смотреть шире… Люба. Я люблю вас, как никто никогда никого не любил. Посмотрите на меня! Павел. Дверь распахнётся… Простите, я много говорил. Я устал. Я все эти дни почти не спал. Я очень хочу спать. Очень. Мама. Любочка, я не дочитала тебе письмо. И вы послушайте, Павел, вы ведь уже член нашей семьи, |
|
|