"Властитель огня" - читать интересную книгу автора (Силва Дэниел)

Глава 7

Тель-Авив

Дина надолго умолкла. Иосси и Римона смотрели на нее как зачарованные маленькие дети. Даже Иаков, казалось, поддался ее обаянию – не потому что полностью принял сторону Дины, а потому, что хотел знать, куда ведет ее история. Габриэль, если б захотел, мог бы ему сказать. А когда Дина поставила на проектор новую фотографию поразительно красивого мужчины, сидевшего на улице возле кафе в больших темных очках, Габриэль увидел перед собой не зернистую черно-белую фотографию, а сцену, извлеченную из памяти: масло на полотне, покоробленном и пожелтевшем от многих лет. Дина снова заговорила, но Габриэль ее уже не слушал. Он соскребал грязную полировку со своей памяти и видел молодого себя, как он бежал по залитому кровью двору парижского многоквартирного дома с «береттой» в руке.

– Это Сабри аль-Халифа, – говорила Дина. – Место действия – бульвар Сен-Жермен в Париже, год – тысяча девятьсот семьдесят девятый. Фотография сделана командой наблюдения нашей Службы. Это последняя его фотография.

Амман, Иордания, июнь, 1967 г.

Было 11 часов утра, когда красивый молодой мужчина со светлой кожей и черными волосами вошел в Бюро рекрутирования «Фатах» в центре Аммана. Офицер, сидевший в приемной за столом, был в отвратительном настроении. Как и весь арабский мир. Вторая палестинская война только что закончилась. Вместо того чтобы освободить землю от евреев, она ускорила наступление еще одной катастрофы для палестинцев. За каких-то шесть дней израильская военщина наголову разбила объединенные армии Египта, Сирии и Иордании. Синай, Голанские Высоты и Западный Берег оказались теперь в руках евреев, и тысячи палестинцев стали беженцами.

«Имя?» – рявкнул вербовщик.

«Сабри аль-Халифа».

Член «Фатах» с удивлением поднял на него глаза.

«Да, конечно, – сказал он. – Я сражался с твоим отцом. Пойдем со мной».

Сабри тотчас посадили в машину, и шофер помчал их по столице Иордании на конспиративную квартиру. Там он представил Сабри маленькому невзрачному мужчине по имени Ясир Арафат.

«Я ждал тебя, – сказал Арафат. – Я знал твоего отца. Это был великий человек».

Сабри улыбнулся. Он привык слышать комплименты своему отцу. Всю свою жизнь он слышал рассказы о героических подвигах великого военачальника из Бейт-Сайеда и о том, как евреи, чтобы наказать крестьян, поддерживавших его отца, стерли с лица земли деревню и отправили ее обитателей в эмиграцию. У Сабри аль-Халифы было мало общего с большинством его братьев-беженцев. Он вырос в хорошем районе Бейрута и учился в лучших школах и университетах Европы. Помимо своего родного арабского, он свободно говорил по-французски, по-немецки и по-английски. Космополитическое воспитание делало его весьма ценным для палестинского дела. Ясир Арафат не собирался давать ему прохлаждаться.

«В „Фатах“ полно предателей и коллаборационистов, – сказал Арафат. – Всякий раз как мы отправляем команду в атаку через границу, евреи уже ждут нас. Если мы намерены стать эффективной боевой силой, нам надо очистить наши ряды от предателей. Я думаю, подобная работа была бы как раз по тебе, учитывая, что произошло с твоим отцом. Его ведь предал коллаборационист, верно?»

Сабри кивнул. Ему тоже рассказывали, как все произошло.

«Станешь работать на меня? – спросил Арафат. – Станешь сражаться ради твоего народа, как это делал твой отец?»

Сабри тотчас приступил к работе в Джихазаль-Рашд, разведывательной ветви «Фатах». За месяц после получения задания он выявил двадцать палестинцев-коллаборационистов. Сабри поставил себе целью присутствовать при казни и всегда лично производил последний выстрел в каждую жертву в качестве предупреждения тем, кто выбирал предательство революции.

После того как Сабри проработал полгода в Джихаз аль-Разд, Ясир Арафат снова вызвал его. Их встреча состоялась на другой конспиративной квартире. Лидер «Фатах», опасаясь израильских убийц, каждую ночь спал в другой постели. Хотя Сабри в тот момент и не знал этого, он вскоре будет жить такой же жизнью.

«У нас есть планы для тебя, – сказал Арафат. – Совсем особые планы. Ты станешь великим человеком. Твои достижения станут соперничать даже с деяниями твоего отца. Скоро весь мир узнает имя Сабри аль-Халифа».

«Какие же это планы?»

«Со временем узнаешь, Сабри. Для начала нам надо тебя подготовить».

Его направили на полгода в Каир для интенсивного обучения терроризму под присмотром египетской тайной полиции «Мухабарат». В Каире его познакомили с молодой палестинкой по имени Рима, дочерью старшего офицера «Фатах». Их брак выглядел идеальным, их быстро обвенчали в присутствии лишь членов «Фатах» и офицеров египетской разведки. Через месяц Сабри вызвали в Иорданию для начала следующей фазы обучения. Он оставил Риму в Каире с ее отцом, и хотя в тот момент понятия не имел об этом, она была уже беременна его сыном. Родился он в грозное для палестинцев время – в сентябре 1970 года.

Король Иордании Хуссейн уже какое-то время был обеспокоен растущей властью палестинцев в его среде. Западная часть его страны превратилась в настоящее государство в государстве, где выстроилась целая цепь лагерей для беженцев, которой правили вооруженные до зубов бойцы «Фатах», демонстративно не подчинявшиеся монарху из рода хашемитов. Хуссейн, уже потерявший половину своего царства, стал опасаться, что может потерять и все остальное, если не уберет палестинцев с иорданской земли. И в сентябре 1970 года он приказал своим жестоким солдатам-бедуинам именно это и сделать.

Бойцам Арафата было не сладить с бедуинами. Тысячи палестинцев были убиты, остальные снова бежали с насиженных мест – на сей раз в лагеря в Ливане и в Сирии. Арафат жаждал отомстить иорданскому монарху и всем тем, кто предал палестинский народ. Он собирался провести ряд кровавых и эффектных актов терроризма международного масштаба – таких, чтобы весь земной шар понял, какая участь постигла палестинцев, и чтобы жажда мщения палестинцев была удовлетворена. Нападения должен был совершить секретный отряд, с тем чтобы ПЛО могло поддерживать иллюзию, что это респектабельная революционная армия, сражающаяся за освобождение угнетенного народа. Командование операцией было поручено Абу Ияду, второму человеку после Арафата, но руководить операцией должен был сын великого палестинского командира из Бейт-Сайеда – Сабри аль-Халифа. Отряд этот будет назван «Черным сентябрем» в память о палестинцах, погибших в Иордании.

Сабри набрал небольшой элитный отряд из лучших бойцов подразделения «Фатах». Следуя традиции своего отца, он выбрал людей, подобных себе, – палестинцев из благородных семей, которые повидали в мире больше, чем в лагере беженцев. Затем он отправился в Европу, где собрал целую сеть образованных палестинцев-эмигрантов. Он установил также связь с левыми европейскими террористическими группами и с разведслужбами за Железным занавесом. К ноябрю 1971 года «Черный сентябрь» был уже готов выйти из тени. Первым в списке Сабри подлежал уничтожению король Иордании Хуссейн.

Сначала кровь пролилась в том городе, где обучался Сабри. Премьер-министр Иордании, приехавший с визитом в страну, был убит в вестибюле отеля «Шератон». За этим быстро последовала череда нападений. Машина посла Иордании попала в засаду в Лондоне. Был угнан иорданский самолет, и подложены фугасные бомбы под Бюро иорданских авиалиний. В Бонне, в погребе одного из домов, были зверски убиты пять иорданских разведчиков.

Сведя счеты с Иорданией, Сабри обратил свое внимание на настоящих врагов палестинского народа – израильских сионистов. В мае 1972 года «Черный сентябрь» захватил самолет авиакомпании «Сабена» и заставил его сесть в израильском аэропорту в Лоде. Через два-три дня террористы японской Красной армии, действуя в поддержку «Черного сентября», напали на пассажиров в зале прилета аэропорта в Лоде, открыв по ним пулеметный огонь и забросав их ручными гранатами; при этом было убито двадцать семь человек. Израильским дипломатам и известным евреям по всей Европе были разосланы письма-бомбы.

Но величайший триумф Сабри был еще впереди. Утром 5 сентября 1972 года, через два года после изгнания из Иордании, шесть палестинских террористов перелезли через ограду Олимпийской деревни в Мюнхене, в Германии, и вошли в жилое здание на Конноллиштрассе, 31, где жили члены израильской Олимпийской команды. Двое израильтян были сразу же убиты. Девять остальных были окружены и взяты в плен. В течение следующих суток на глазах у 900 миллионов людей, следивших во всем мире за развитием событий по телевизору, германское правительство вело переговоры с террористами об освобождении израильтян. Сроки назывались и проходили, пока наконец в десять часов десять минут вечера террористы и их заложники не сели на два вертолета и не отправились на аэродром «Фюрстенфельдбрюк». Вскоре после их прибытия туда вооруженные силы Западной Германии предприняли неверно спланированную и плохо придуманную спасательную операцию. Все девять заложников были убиты членами «Черного сентября».

Арабский мир ликовал. Сабри аль-Халифа, следивший за ходом операции из конспиративной квартиры в Восточном Берлине, был встречен как герой по возвращении в Бейрут.

«Ты – мой сын! – сказал Арафат, обнимая Сабри. – Теперь ты – мой сын».

А в Тель-Авиве премьер-министр Голда Меир приказала шефам своей разведки отомстить за Мюнхен, выследив и убив членов «Черного сентября». Этой операцией под кодовым названием «Гнев Господень» должен был руководить Ари Шамрон, тот самый человек, которому было поручено покончить с кровавым террором Шейха Асада в 1948 году. Второй раз за двадцать пять лет Шамрону приказывали убить человека по имени аль-Халифа.

Дина вышла из комнаты в темноте и рассказала конец истории так, словно Габриэль не сидел в десяти футах от нее, на другом конце стола.

– Один за другим члены «Черного сентября» были выслежены и убиты командами Шамрона из операции «Гнев Господень». В общем и целом двенадцать членов этой организации были убиты сотрудниками Службы, но Сабри аль-Халифа, человек, которого Шамрон больше всего хотел уничтожить, оставался ему недоступен. Сабри ответил на удары. Он убил агента Службы в Мадриде. Он напал на израильское посольство в Бангкоке и убил американского посла в Судане. Его нападения, как и поведение, становились все более непредсказуемыми. Арафат больше уже не мог скрывать свою связь с «Черным сентябрем», и на него посыпались осуждения даже от людей, симпатизировавших его делу. Сабри опозорил движение, но Арафат по-прежнему относился к нему как к сыну.

Дина помолчала и посмотрела на Габриэля. Его лицо, освещенное отсветом от проектора, передававшего портрет Сабри аль-Халифа, не выражало ничего. Взгляд был опущен на руки, которые он держал сложенными на столе.

– Вы не хотели бы досказать эту историю? – спросила она.

Габриэль минуту разглядывал свои руки, прежде чем по предложению Дины взять слово.

– Шамрон узнал через информатора, что Сабри содержит в Париже девицу, левую журналистку по имени Дениза, считавшую его палестинским поэтом и борцом за свободу. Сабри не потрудился сообщить Денизе, что женат и у него есть ребенок. Шамрон какое-то время думал, не попытаться ли завербовать ее, но отказался от этой мысли. Дело в том, что бедная девушка была по-настоящему влюблена в Сабри. И вот мы направили в Париж людей и стали за ней следить. Месяц спустя Сабри приехал в город повидать ее.

Габриэль умолк и посмотрел на экран.

– Он приехал к ней на квартиру среди ночи. Было слишком темно и невозможно рассмотреть человека, поэтому Шамрон решил подождать, пока мы не сумеем получше его разглядеть. Парочка, занимаясь любовью, пробыла на квартире, затем они отправились в кафе на бульваре Сен-Жермен. Вот тут-то мы и сделали виденную вами фотографию. Пообедав, они вернулись к ней на квартиру. Было еще светло, но Шамрон отдал приказ прикончить его.

Габриэль умолк и снова опустил взгляд на свои руки. Ненадолго закрыл глаза.

– Я шел за ними. Левой рукой он обнимал девушку за талию, а пальцы засунул в задний карман ее джинсов. Правую руку он держал в кармане пиджака. Там он всегда хранил револьвер. Один раз он повернулся и посмотрел на меня, но продолжал идти. За обедом они с девушкой выпили две бутылки вина – я полагаю, чувства его в эту пору не были слишком обострены.

Снова молчание, затем взгляд на лицо Сабри, и снова глаза в раздумье опущены вниз, на руки. Голос Габриэля, когда он заговорил, звучал бесстрастно, словно он рассказывал не о себе, а о другом человеке.

– Они приостановились у входа. Дениза, опьянев, смеялась. Она смотрела в сумочку в поисках ключа. Сабри говорил, чтобы она поспешила. Ему не терпелось снова раздеть ее. Я мог бы прикончить его там, но слишком много народа было на улице, поэтому я заставил себя ждать, пока она найдет этот чертов ключ. Я прошел мимо них, когда она вставляла его в замок. Сабри снова посмотрел на меня, и я посмотрел на него. Они вошли. А я повернулся и схватил дверь, прежде чем она закроется. Сабри и девица были уже на середине двора. Он услышал мои шаги и обернулся. Рука его показалась из кармана пиджака, и я увидел рукоятку оружия. У Сабри был «стечкин». Это был подарок от приятеля из КГБ. А я еще не вытащил своего оружия. Мы называли это «правилом Шамрона». «Мы не ходим по улицам как гангстеры, с оружием в руке, – говорил всегда Шамрон. – Одна секунда, Габриэль. Это все, что у тебя будет. Одна секунда. Только человек с действительно умелыми руками может за одну секунду выхватить револьвер с бедра и прицелиться».

Габриэль обвел взглядом комнату и ненадолго задержал его на каждом из присутствовавших, затем продолжил:

– Магазин в «беретте» рассчитан на восемь выстрелов, но я обнаружил, что, если плотно уложить снаряды, можно сделать десять выстрелов. Сабри так и не сумел прицелиться. Он еще только поворачивался лицом ко мне, когда я выстрелил. Он утратил способность целиться – мои первый и второй выстрелы, по-моему, попали ему в левую руку. Я шагнул вперед и уложил его на землю. Девица закричала, стала бить меня по спине сумкой. Я вложил в него десять выстрелов, затем высвободил магазин и заложил мой запас. У меня был всего один патрон – одиннадцатый. По одному патрону за каждого еврея, убитого Сабри в Мюнхене. Я вложил ствол ему в ухо и выстрелил. Девица рухнула на его труп и обозвала меня убийцей. А я вышел через проход на улицу. Подкатил мотоцикл. Я сел на заднее седло.

Только Иаков, внесший свой вклад в операции с убийствами на захваченных территориях, осмелился нарушить наступившее в комнате молчание:

– Какое отношение имели Асад аль-Халифа и его сын Сабри к тому, что произошло в Риме?

Габриэль посмотрел на Дину и взглядом задал ей тот же вопрос. Дина сняла с проектора фотографию Сабри и вместо нее поставила фотографию Халеда, сделанную на похоронах его отца.

– Когда Рима, жена Сабри, услышала, что его убили в Париже, она прошла в ванную своей бейрутской квартиры и вскрыла себе вены. Халед обнаружил мать, лежавшую на полу в луже собственной крови. Он стал сиротой – родители его умерли, весь клан развеяло ветром. Арафат усыновил мальчика, и после похорон Халед исчез.

– Куда же он делся? – спросил Иосси.

– Арафат усмотрел возможность сделать из мальчика символ революции и стремился любой ценой защитить его. Мы полагаем, что он отправил его под вымышленным именем в Европу и поселил в семье богатых палестинских эмигрантов. На протяжении двадцати пяти лет Халед аль-Халифа ни разу нигде не всплывал. Два года назад я попросила у Льва разрешения начать потихоньку поиски его. Я не смогла его найти. Такое впечатление, будто он растворился в воздухе после похорон. Будто и он уже мертв.

– А твоя теория?

– Я считаю, что Арафат готовит его для того, чтобы он пошел по следам своих знаменитых отца и деда. Я считаю, что он приведен в действие.

– Почему?

– Потому что Арафат пытается снова стать необходимым и старается достигнуть этого единственным известным ему способом – с помощью насилия и террора. И Халеда он использует в качестве своего орудия.

– У тебя нет никаких доказательств, – сказал Иаков. – В Европе существует террористическая ячейка, которая готовится снова нанести по нам удар. Мы не можем позволить себе тратить время на поиски призрака.

Дина поставила новую фотографию на верхний проектор. На снимке были развалины здания.

– Буэнос-Айрес, тысяча девятьсот девяносто четвертый год. Грузовик, начиненный бомбой, сровнял с землей Центр еврейской общины во время субботнего ужина. Восемьдесят семь убитых. Никто не взял на себя ответственности.

Новая фотография, еще большее разрушение.

– Стамбул, две тысячи третий год. У главной синагоги города одновременно взрываются две начиненные бомбами машины. Двадцать восемь убитых. Никто не взял на себя ответственности.

Дина повернулась к Иосси и попросила его включить свет.

– Ты говорила мне, что у тебя есть доказательство связи Халеда с произошедшим в Риме, – сказал Габриэль, щурясь от внезапно вспыхнувшего яркого света. – Но до сих пор ты ничего не представила, кроме предположений.

– О-о, у меня есть доказательство, Габриэль.

– Так где связь?

– В Бейт-Сайеде.

Они выехали с бульвара Царя Саула в транзитном автофургоне Службы за несколько минут до зари. Окна в фургоне были затемнены и стекла пуленепробиваемы, поэтому внутри было темно еще долго, после того как небо посветлело. Когда они добрались до Петах-Тиква, над Иудейскими холмами показалось солнце. Теперь это было современное предместье Тель-Авива, с большими домами и зелеными лужайками, но Габриэлю, смотревшему сквозь затемненные стекла, казалось, что он видит каменные домишки, в которых укрывались русские поселенцы в ожидании нового погрома, на этот раз устраиваемого Шейхом Асадом и его священными воинами.

За Петах-Тиква лежала широкая равнина сельских угодий. Дина велела шоферу ехать по двухполосной дороге, пролегавшей вдоль края нового сверхскоростного шоссе. Они проехали по этой дороге две-три мили, затем свернули на грунтовую дорогу, шедшую вдоль недавно разбитого фруктового сада.

– Стой, – неожиданно сказала Дина. – Остановись тут.

Фургон, проехав еще немного, остановился. Дина вылезла из него и быстро пошла среди деревьев. Габриэль вылез следующим. Иосси и Римона зашагали рядом с ним, Иаков – в нескольких шагах позади. Они дошли до конца сада. За ним ярдах в пятидесяти лежало поле с рядами посадок. Между фруктовым садом и полем был пустырь, поросший зеленой зимней травой. Дина остановилась и повернулась к остальным.

– С прибытием в Бейт-Сайед, – сказала она и жестом предложила идти дальше. Вскоре стало ясно, что они идут среди остатков деревни. Ее следы были различимы на серой земле – следы домиков и каменных стен, маленькой площади и круглых отверстий колодцев. Габриэль видел подобные деревни в долине Джезреель и в Галилее. Сколько ни стараются новые владельцы земли стереть следы арабских деревень, они остаются, как память об умершем ребенке.

Дина остановилась у отверстия колодца, и все собрались вокруг нее.

– Восемнадцатого апреля тысяча девятьсот сорок восьмого года, приблизительно в семь часов вечера бригада Пальмаха окружила Бейт-Сайед. После недолгой перестрелки арабская милиция бежала, оставив деревню беззащитной. Началась паника. Почему бы ей было не начаться? За три дня до того свыше сотни жителей Деир-Яссина были убиты членами Иргуна и шайки Стерна. Нечего и говорить, арабы Бейт-Сайеда не жаждали, чтобы их постигла та же участь. По всей вероятности, их не пришлось уговаривать, чтобы они собрали чемоданы и уехали. Когда деревня опустела, бойцы Пальмаха взорвали дома.

– А какая тут связь с Римом? – в нетерпении спросил Иаков.

– Дауд Хадави.

– Хадави еще не родился, когда это место было стерто с лица земли.

– Это правда, – сказала Дина. – Хадави родился в Дженине, в лагере беженцев, но его клан отсюда. Его бабушка, его отец и многочисленные тетки, дядья и двоюродные братья и сестры бежали из Бейт-Сайеда ночью восемнадцатого апреля тысяча девятьсот сорок восьмого года.

– А его дед? – спросил Габриэль.

– Его убили за несколько дней до того близ Лидды. Видите ли, дед Дауда Хадави был одним из самых доверенных людей Шейха Асада. Он сторожил Шейха в ту ночь, когда Шамрон убил его. Его-то и заколол Шамрон, прежде чем войти в дом.

– И это все? – спросил Иаков.

Дина отрицательно покачала головой.

– Взрывы бомб произошли в Буэнос-Айресе и Стамбуле одновременно восемнадцатого апреля в семь часов.

– Бог ты мой! – пробормотала Римона.

– Есть еще одно, – сказала Дина, поворачиваясь к Габриэлю. – Какого числа вы убили Сабри в Париже? Вы помните?

– Это было в начале марта, – сказал он, – но я не могу вспомнить, какого числа.

– Это было четвертого марта, – произнесла Дина.

– В тот же день, когда все произошло в Риме, – добавила Римона.

– Совершенно верно. – Дина окинула взглядом остатки деревни. – Все началось вот здесь, в Бейт-Сайеде, более пятидесяти лет назад. Все произошедшее в Риме спланировал Халед, и он снова нанесет по нам удар через двадцать восемь дней.