"Избыток целей" - читать интересную книгу автора (Московцев Федор)

Глава 10

Результатом размышлений стали несколько писем, которые Андрей отправил по электронной почте, вернувшись из Казани в Петербург.

Таким образом, официально не назначая Ирину замдиректора, Андрей фактически сделал ее человеком номер два на фирме, вменив сотрудникам в обязанность отчитываться ей. И она это заслужила. В то время, как другие вымораживали себе лучшие условия в ущерб компании, Ирина сделала много полезного, по своей собственной инициативе, не требуя дополнительного вознаграждения.

Она привела на фирму считай первого настоящего бухгалтера. Елена Гусева, пришедшая на смену Юле Чуприной, стала настоящей находкой. Для оценки ее профпригодности и аудиторы не понадобились – она сама могла кого хочешь проверить. У предыдущих бухгалтеров всегда что-то обнаруживали, какие-то недочеты – не хватало таких-то документов, или неправильно начислены такие-то налоги. У Гусевой во всем был идеальный порядок.

От Ирины наконец удалось добиться высылки ежедневных отчетов – таблицы и комментарии, отражающие все события дня (текущие сделки, взаиморасчеты, касса, движение по складу, и т. д). До этого никто не мог объединить разрозненные сведения и присылать внятные отчеты.

(по иронии судьбы, ее бывший муж Вениамин Штейн когда-то тщетно пытался добиться этого от Андрея – присылать в Ростов достоверные сведения о положении дел на фирме).

Вместе с Леной Николовой ей удалось упорядочить учет по клиенту номер один – кардиоцентру. Во избежание проблем с контролирующими органами (кардиоцентр постоянно трясли с проверками – то областное КРУ, то комитет по ценам, то комиссии из облаздравотдела, которые могли задать вопрос, почему госучреждение на протяжении ряда лет производит закупки у одного и того же поставщика) время от времени в «конкурсе» котировочных заявок выигрывали другие фирмы, в том числе зарегистрированные в Санкт-Петербурге поганки. В связи с этим нужно было сводить взаиморасчеты, так как по каждой фирме неизбежно возникали сложности. Бывало, что кардиоцентр оплачивал счет, и по нему недогружались какие-то позиции. И наоборот, по срочной заявке кардиоцентру отгружался товар без предоплаты, и эта поставка долгое время оставалась неоплаченной. Эти взаиморасчеты требовали повышенного внимания – чтобы не возникали хвосты, не накапливались долги.

Единственный и самый важный вопрос, который не удалось решить, несмотря на наличие сильных сотрудников – это экономика, так как многие моменты должны оставаться тайной. Станислав Анатольевич Халанский, главный врач кардиоцентра, убедительно попросил для себя отдельные 3 % (кроме обычных 5 %, которые он получал все эти годы) плюс одну заграничную поездку в год – мотивируя тем, что из тех 5 % часть уходит заведующим, а инфляция душит.

Андрей удовлетворил это справедливое требование, учитывая то, что заведующие втайне от главного не только получали дополнительные 5 %, но еще практиковали возвратные схемы, отчего их заработок существенно увеличивался. Халанский в своей витиеватой манере, едва обозначив вопрос, начал отступать – «если только вам не в тягость, не хочу напрягать ваш карман» – но это лишь подчеркивало убедительность просьбы. Тем более, тут же последовало сравнение – Dideco платит 15 % (производитель оксигенаторов, с которым Халанский исторически контактировал напрямую, и в эту тему никак нельзя было влезть). Андрей предложил не 3 %, а пять и даже десять процентов поверх существующих комиссионных, но Халанский отказался, сказав свое традиционное: «Жадность фраера сгубила».

Его сотрудники видимо никогда не слышали эту поговорку.

Алупкина, главная медсестра кардиоцентра, ранее отвечавшая за приемку товара, от которой эта функция перешла к ее подчиненной, зав. аптекой, неожиданно получила новые контролирующие функции – стала отвечать за закупку дезинфектантов. И тут же с места в карьер принялась чинить препятствия – придиралась к сертификатам, составляла акты о том, что высококачественный пресепт производства «Джонсон и Джонсон» оставляет следы на дезинфицируемой поверхности. Выглядело все крайне нелепо, но, как многих других, ее принимали на работу по протекции, она хоть и дура, но дура с влиятельными родственниками, и пришлось ее умилостивить небольшими подачками. Как в том анекдоте про обезьяну и банановую кожуру: «Дура не дура, а свою десятку в день имею».

Денежкина, заведующая аптекой, также повела свою игру. Поначалу она, как и старшая медсестра, чинила мелкие препятствия – не принимала товар, поставка которого согласована на уровне главврача, или начинала по своей инициативе обзванивать других поставщиков, выискивая более низкие цены. Дело приняло такой серьезный оборот, что Андрей был вынужден обратиться за внешней помощью (если б это произошло у Азимова, достаточно было поставить его в известность, что его сотрудница хуевничает; но Халанский был настолько сложный человек, что даже такая справедливая жалоба могла иметь самые неожиданные последствия – не случайно зав. аптекой предприняла такой смелый демарш). В один из дней в аптеку кардиоцентра нагрянули ОБЭПовцы и навели там реальный шорох – проверка документов, условий хранения медикаментов. Но Андрей сам все испортил (почти испортил). Он зашел в кабинет Денежкиной по своим вопросам, и, увидев знакомое лицо ОБЭПовца, совершенно запамятовав об этом заказном наезде, радостно воскликнул: «А-а, привет Толян! Какими судьбами?!» И Толян, и все остальные ошалело уставились на вошедшего Андрея, до которого вдруг дошло, как он подставился. Извинившись, что, мол, обознался, он покинул кабинет.

ОБЭПовцу Анатолию удалось разрулить ситуацию – повезло, что не представился по имени, а только по фамилии. Но потом, встретившись с Андреем, долго шумел по поводу допущенной неосмотрительности. Серьезных нарушений не нашли… хотя все зависит от цены вопроса. За дополнительную плату можно было сделать все, что угодно – например, найти в помещении аптеки лабораторию по производству героина, или что-то в этом роде.

Но Андрей посчитал, что выгоднее приплачивать зав. аптекой, чем выстраивать такие сложные схемы, к тому же попахивающие серьезным скандалом. В один из визитов он молча положил конверт на стол, сказав своё обычное, от зубов отскакивающее присловье: «Со своей стороны готов компенсировать некоторые моральные издержки». Денежкина изобразила крайнюю степень возмущения, казалось, что её густые брови сейчас выгнутся в такую дугу, что упадут с лица на стол. Всё же она пошла на контакт. Взяв положенный на стол конверт, спрятала его в тумбочку, при этом громко возмущаясь, что ей нужны низкие цены, а совсем не это, и что это вообще за безобразие. Они разговорились, и конечно же, нашли крайнего в этой непонятке. Ведь могли подружиться раньше, почему не сделали? Виноват во всем… главный врач.

Андрей весьма осторожно обсуждал Халанского – зав. аптекой, хоть и взяла деньги, но тут могло быть все что угодно – от обычного выуживания сведений вплоть до провокации. И обрадовался, когда переменили тему и заговорили об аптечном пункте.

(Аптека кардиоцентра представляла собой целое крыло на первом этаже стационара, в котором принимались и хранились медикаменты и расходные материалы для нужд клиники, а также приготовлялись стерильные растворы. Здесь учитывался товар и отсюда отправлялся в отделения под роспись ответственных лиц. А аптечный пункт – это принадлежащий сторонней частной организации киоск на входе в кардиоцентр).

В последнее время аптечный пункт стал плохо работать – ассортимент измельчал, хозяева часто устраивают себе выходные. Видимо, проблемы – фармацевты уволились, и за кассой сидит владелица.

И заведующая аптекой кардиоцентра решила отжать коммерсантов. Ей удалось настроить против них главврача. Частной лавочке придали статус социально значимого объекта – как же, стационар находится на удалении от городских построек, и пациент, в случае необходимости, не сможет приобрести нужные лекарства. То есть коммерция коммерцией, но раз уж вы находитесь в кардиоцентре, то обязаны работать каждый день, и поддерживать широкий ассортимент.

Как раз хозяйка аптечного пункта задержала очередной арендный платеж, а потом и вовсе исчезла. И главный врач (с подачи Денежкиной) принял решение: выселить арендаторов, а вместо них поставить свой аптечный пункт. И хотя арендаторы никак не объясняли свое поведение (просто пропали, оставив свое торговое оборудование и какие-то товарные остатки), зав. аптекой кардиоцентра уже заказала новый аптечный модуль и товар.

Как только привезут новое торговое оборудование – витрины, стеллажи, мебель, и т. д. – прежнее будет демонтировано, новое установлено, и аптечный пункт (уже принадлежащий кардиоцентру) заработает. Хозяйничать в нем будет, конечно же, Денежкина, заведующая аптекой кардиоцентра.

В разговоре с Андреем она и не пыталась скрыть свою заинтересованность. А он, со своей стороны, был прекрасно осведомлен, что 100 % оптовиков платят аптекарям (ответственным лицам, принимающим решения по закупкам) от 5 до 15 % – независимо от того, частная это структура, или государственная. Исключение составляют те места, где за прилавком стоит сам хозяин. В остальных случаях фармацевты объебывают своего директора. Это закон.

Порадовавшись за свою собеседницу, что она так классно пристроилась – в самом деле, аптечные заботы отвлекут ее от козней против Совинкома – Андрей удалился, пожелав ей всяческих успехов.

В отличие от казанской больницы номер шесть, волгоградской железнодорожной больницы, областной офтальмологической больницы города Саратова, и от многих других учреждений, жизнь которых управлялась из приемной главврача, в волгоградском областном кардиоцентре существовал некий многополярный мир, в котором главврач хоть и поддерживал порядок, тем не менее каждый, вплоть до зам. главного инженера, или даже обычного охранника, что-то мутил по-своему.

Уникальные специалисты (из-за отсутствия своих кадров пришлось переманивать высокой зарплатой и жильем из других городов), как в свое время Игорь Быстров, пользовались своим исключительным положением. А всех остальных (или почти всех) взяли по знакомству. Главврач, конечно же, пользовался связями для решения многих рабочих вопросов, однако иногда был вынужден считаться с интересами сотрудников, даже если они шли вразрез с интересами кардиоцентра. Именно по этой причине Андрей избегал прямых наездов на многих сотрудников, предпочитая с ними договариваться. В конечном счете это отражалось на цене закупаемой продукции.

Так, например, странную политику повел Нечипоренко, заведующий кардиохирургией, назначенный вместо уехавшего Быстрова, про которого пациенты говорили между собой: «хочешь подешевле – обращайся к Нечипоренко, хочешь выжить – обращайся к Быстрову». По идее ему полагалось 5 % от закупаемой отделением продукции – как в свое время Быстрову. Но Нечипоренко как-то мялся, когда Андрей прямо задал вопрос. И вообще он был неясный невнятный мусчинко – прямая противоположность прежнему заведующему. Начались перебои с поставками расходных материалов – не из-за того, что у кардиоцентра не хватало денег, а банально потому, что заведующий не подавал заявку а уж тем более не контролировал прохождение счета и его оплату. (Быстров не только заваливал бухгалтерию своими счетами, но не слазил с главбуха до тех пор, пока та не проведет все платежки).

И вот этот валенок, которым помыкали не только ушлые медсестры и уборщицы, но и интеллигентные врачи, в один из дней принес главврачу маркетинговые выкладки по рынку расходных материалов – цены на шовный материал, клапаны, кустодиол (то есть на то, что закупает его отделение), и составил сравнительную таблицу цен. Некоторые позиции стоили дешевле, чем на Совинкоме. Халанский изобразил крайнюю заинтересованность к этому исследованию, стал «разбираться». Очевидно, ему было глубоко наплевать, в противном случае моментально позвонил бы Андрею на мобильный (главврач принадлежал к тому типу людей, которые все решают сразу, в присутствии подателя просьбы, а после того, как проситель ушел, информация о нем удаляется из всех памятей). И Андрей узнал об этом от Елены Николовой, которая всегда находилась в курсе всех событий. Впрочем, и она отозвалась как-то небрежно: «Нечипоренко затеял какую-то возню по поводу шовника». Николовой было поручено раздобыть его домашний телефон, и когда она узнала, Андрей позвонил и спросил в чем дело. Тот ответил: «Ну вот существуют же другие производители помимо Джонсона».

Это был поражающий своей новизной факт, Андрей лишь развел руками:

– Ну и фигли?

Нечипоренко стал мямлить, мол, меня попросили дать расклад по расходникам, вот я и сделал. Но так и не сказал, кто попросил и зачем. Андрей предложил встретиться и «обсудить некоторые детали», но в очередной приезд в Волгоград забыл, и вспомнил, лишь когда, вернувшись в Петербург, снова услышал от Николовой о существовании проблемы: «Он опять ходил к главному со своими бумажками».

В этот раз Андрей не стал звонить, а просто поручил Ирине отнести ему немного денег: «Позолоти ему ручку… только не балуй». И даже сумму не уточнил – на усмотрение зам. директора. И экономная Ирина отнесла ему пять тысяч рублей, которые он безропотно принял. После этого отнес главврачу еще один обзор по рынку расходных материалов, из которого явствовало, что у Совинкома лучший выбор и самые низкие цены. Эта бумага, как и все предыдущие, полетела в мусорное ведро. Главврач так и не понял, чем это заведующий кардиохирургией занимается вместо того, чтоб оперировать.

Больше Нечипоренко не возникал.

Зато в его отделении поднял голову рядовой врач по фамилии Штырцкобен, бывший однокурсник Андрея (Быстров бы в свое время расправился с ним в полминуты). Он принялся вымогать 10 % с суммы закупаемого препарата Вазапростан производства немецкой фирмы Шварц Фарма – якобы в противном случае кардиоцентр прекратит закупку. Свои претензии Штырцкобен обосновал тем, что в его компетенции выбор препарата, и на рынке достаточно много заменителей. На самом деле насчет закупок этого дорогостоящего лекарства Андрей договаривался лично с главврачом кардиоцентра. Вадим Второв, региональный представитель Шварц Фармы, дал беспрецедентные скидки, поэтому появилась возможность дать кардиоцентру скидку 15 % по цене, 10 % комиссионных, и при этом что-то оставалось на кармане. Курс лечения оплачивался напрямую из облздравотдела – деньги перечислялись под конкретных больных, которых Второв лично отслеживал (сумма за курс лечения доходила до $10,000). Иногда, если не удавалось провести платеж через облздравотдел, пациенты приходили в офис Совинкома и покупали Вазапростан за наличные – дешевле чем в розничной сети примерно на 50 %. И вот появляется какой-то клоун Штырцкобен и пытается поломать отрегулированную схему с множеством участников. Андрей просто проигнорировал его домогательства.

С отъездом Быстрова возвратные схемы в кардиохирургии прекратились, зато расцвели пышным цветом в других отделениях. Этот крайне опасный и нежелательный для Совинкома процесс контролировал Максим, брат Андрея.

Самые рискованные маневры исполняли «нарушители» (врачи из отделения нарушения ритма, однокурсники Андрея). Они сдавали разносортный хлам, собранный на выставках, причем просроченный и не зарегистрированный на территории РФ, бывало, засовывали просроченный интродьюсер в упаковку и заклеивали ее вручную, и даже заказывали самопальные этикетки (оно того стоило, стоимость одной единицы доходила до $1000 – коронарный баллонный катетер; или например стент – специальная, изготовленная в форме цилиндрического каркаса упругая металлическая или пластиковая конструкция, которая помещается в просвет полых органов и обеспечивает расширение участка, суженого патологическим процессом, стент обеспечивает проходимость физиологических жидкостей, расширяя просвет полого органа в частности коронарной артерии). Эта продукция отгружалась кардиоцентру от Совинкома, а при поступлении денег на расчетный счет Андрей обналичивал их и отдавал «поставщикам» за вычетом 25 % (в разных отделениях по-разному). Это барахло оборачивалось по многу раз (в операционной его конечно же не применяли – опасно), и в конце концов упаковка настолько истрепалась, что даже надписи стали нечитаемы.

Андрей пытался наладить нормальные поставки, но его допустили лишь к этим отмывочным схемам. Расходные материалы, которыми реально пользовались, в том числе дорогостоящие ЭКС (электрокардиостимуляторы) заведующий закупал, минуя даже главного врача. Все шло через каких-то неведомых спонсоров, через какие-то сторонние организации.

Предполагалось, что все образуется с принятием на работу в Совинком его сына (заведующий сам попросил). Парня приняли, но это осложнило дело. Он оказался редкостным лоботрясом – не только не выполнял план, но даже в офисе редко показывался, преимущественно в дни зарплаты. Непонятно, о чем говорили отец с сыном, но Андрей рассчитывал, что обороты по отделению нарушения ритма существенно вырастут. А паренек, наверное, думал, что ему будут выплачивать зарплату лишь на том основании, что устроили по знакомству. Эксперимент обошелся в три зарплаты. На четвертый месяц хитро сделанного юношу уволили, его папаша так и не отбил заказами эти инвестиции. После увольнения даже отмывочные схемы прекратились, заведующий крепко осерчал и перестал здороваться.

В отделении реанимации с возвратами тоже не все ладилось. Маньковский, заведующий, приступил к капитальным накоплениям – собрался мигрировать за бугор – поэтому развил чрезвычайно бурную деятельность, которая не могла быть незаметной, так как, в отличие от других отделений, его расходные материалы по объему занимали много места, а стоили на порядок дешевле. Если стент стоимостью $1000 легко умещался в кармане, то реанимационная расходка (браунюли, трехходовые краники, системки) на ту же сумму занимала пару кубов. Маньковский ею не ограничился, он находил все новые и новые горизонты развития. В возвратном товаре стали появляться медикаменты (гордокс а ампулах) и даже перевязочный материал, который вообще ничего не стоит.

Раньше, находясь в Волгограде, вывозом продукции занимался Андрей. На самом деле это было сложной задачей. Отделение реанимации находилось рядом с оперблоком на третьем этаже. Нужно было пройти через несколько отделений, чтобы попасть в офис Совинкома, находившийся на первом этаже в реабилитационном отделении. К тому же воспользоваться грузовым лифтом (как правило, вывозили на каталке – объем очень большой). В такой ситуации невозможно никого не встретить. А нежелательные глаза, даже в количестве одной пары, представляли собой опасность. Кардиоцентр был как маленькая (на самом деле не такая уж маленькая) деревня, все, что называется, спали под одним одеялом, и к тому же промышляли примерно одним и тем же. И весть о вывозе партии расходников из отделения на фирму (вообще-то должно быть наоборот) неизбежно стала бы достоянием гласности. Поэтому каждая операция тщательно планировалась. Старшая медсестра отделения (задействованная в схеме) открывала Андрею специальный грузовой лифт, которым пользовались только работники оперблока, и на всем пути до реабилитационного отделения шла впереди, высматривая дорогу. Маньковский в это время сидел в своем кабинете, обливаясь холодным потом. А когда ему отзванивались из кабинета Совинкома о благополучном исходе, бурно кончал в потолок.

У Андрея была легкая рука, поэтому всегда все проходило. То, что происходило без его участия, осложнялось ненужными вещами. Самой плохой из которых оказалась встреча возвратного поезда (две каталки нагруженные расходником) с Алупкиной, главной медсестрой кардиоцентра, – той самой, которая раньше отвечала за приемку товара, а впоследствии стала заниматься дезинфектантами. Повезло, что это не было лобовым столкновением. Проходя по одному из холлов первого этажа, Алупкина увидела в боковом коридоре движущуюся процессию – две сотрудницы реанимации везли две груженые каталки. Она крикнула им, чтоб остановились, но они бросились от нее наутек. Победила молодость – отягощенные грузом, молоденькие медсестрички сумели ускрестись от пожилой матроны, и даже погрузиться в лифт, дверцы которого захлопнулись прямо перед Алупкинским носом, и ей только и оставалось, как слушать их веселый смех и неприятные определения в свой адрес.

Она была, что называется, на своей волне – манерная флегма, многозначительно рассказывавшая о неких высокопоставленных покровителях, все осложнялось климактеричными делами. Собственно почему и не догнала медсестер: манерный бег, бег с соблюдением манер – не самый быстрый способ перемещения.

И конечно же, она не догнала, откуда медсестры, из какого отделения, не говоря уже о конкретных фамилиях. Алупкина написала рапорт на имя главного врача, но ее сбивчивое объяснение, с многочисленными поправками и лирическими отступлениями (задыхаясь, я подбежала к лифтам, лязгнувшим как ворота ада перед моими разгневанными очами) было встречено откровенной улыбкой. Секретарь Халанского подслушала под дверью, и не успела Алупкина выйти из приемной, над ней потешался весь кардиоцентр.

«Меня преследуют слова, которые, накалённым ножом, разрезают мозг, с помощью ушей… «старая клюшка»… и адский смех… из чрева лифта…»

Секретарша обладала отличной памятью на фразы и словосочетания, натренированной написанием под диктовку шефа писем и приказов; и как только за Алупкиной закрылась дверь, быстро законспектировала услышанное.

Единственными, у кого происшествие не вызвало улыбку, оказались директор Совинкома и заведующий реанимацией. И если второй в случае разоблачения свалил бы все на медсестер, то первый мог потерять бизнес. Андрей серьезно поговорил с Маньковским и попросил найти более безопасный способ выноса расходников из отделения. И с этого дня заведующий и его старшая медсестра стали ежедневно выносить расходники небольшими порциями, сумками, пакетами, баульчиками, это занятие по КПД приравнивалось к перетаскиванию кирпичей вручную. (не в смысле веса – эта продукция легкая – а в смысле стоимости). Но они старались, упорно делали свое дело. Недаром сказано: «Курочка клюет по зернышку, зато весь двор в говне».

Лучше всех поставил дело Кумар Калымов, заведующий рентгенхирургическим отделением, могучий большеголовый лысый азиат с лицом Шрэка (сходство настолько ошеломительное, что за глаза его так и звали), свирепый люббитель восточных сладостей. Его отделение закупало то же, что и «нарушители» – дорогостоящая продукция преимущественно производства Cordis (подразделение “Johnson amp; Johnson”): интродьюсеры, коронарные баллонные катетеры, стенты, и т. д. В экономическом плане оно являлось самым прибыльным, услуги оплачивалось в основном живыми деньгами, не по полису. И продажи расходных материалов стабильно росли, и не только за счет возвратных схем.

Товар приносила старшая медсестра отделения (все на них держится!), рентгенхирургия находилась на том же этаже, что и реабилитация, это очень удобно – вечером можно совершенно спокойно пройти, никого не встретив. Пару раз она обморозилась, и не стала никуда ходить, а взяв в Совинкоме накладные, отнесла их в аптеку, а заведующей сказала, что товар уже получен и использован, и потребовала, чтобы поставили подпись с печатью (больничная аптека находилась на том же, первом, этаже). Зав. аптекой стукнула главврачу, было небольшое разбирательство, но Калымов выкрутился, заявив, что у него были срочные операции, и он взял товар в долг, а накладные не пропечатал с предъявлением полученной продукции, так как аптека уже закрылась и заведующая уехала домой. После этого медсестре приказали соблюдать ритуал, каким бы странным он ни казался – относить возврат в офис Совинкома, затем, дождавшись отмашки, что документы сделаны и произошло перемещение из офиса Совинкома в больничную аптеку; идти забирать товар в аптеке.

По деловой хватке Кумар Калымов ничуть не уступал Игорю Быстрову. Он самостоятельно вышел на поставщиков дешевых стентов и предложил поставлять их вместо Джонсоновских по цене последних. На Совинком он обратился вынужденно, как к эксклюзивному поставщику. От Совинкома товар принимался автоматом, провести новую фирму было чрезвычайно трудно. Тем более что предлагаемая продукция незарегистрирована на территории РФ, и, несмотря на уверения, что произведена в Германии, вид имела хуже китайского.

– Произведено в Европе для азиатских стран, – невозмутимо заявил Калымов в оправдание того, что на коробке иероглифы вместо латинского шрифта.

На вопрос, не опасается ли он за здоровье пациентов, ответил, что «все ништяк». Андрей пробил канал поставок, и оказалось, что «ништяк» привозят из Бакулевской клиники (Москва), а туда поступает нелегально откуда-то из азиатских стран. И занимаются этим челночники, у которых нет своей фирмы, и конечно же, регистрационного удостоверения и сертификатов на продукцию.

Андрею пришлось приходовать товар на Совинком от левой фирмы и делать левые сертификаты, после чего отгружать на кардиоцентр. И он был неприятно поражен, когда за такую подставу Калымов предложил 10 % – это было в два раза меньше, чем рентабельность чистого бизнеса с продукцией Джонсона.

– Нет, ну вам же известно, что я отношу 5 % Халанскому, – возмутился Андрей (на самом деле 8 %, но о тех дополнительных 3 % никто не должен был знать, – Что же получается – мне 5 %, а с учетом офисных-складских расходов, вообще хуй да ни хуя!

Даже с учетом московского посредника Калымов зарабатывал около $800 с одного стента, 80 % рентабельности, к тому же он не вкладывал своих денег, но бился за каждую копейку, как зеленщик на рынке. Андрей ценил его гостеприимство и утонченную беседу, его щедрые угощения. Но на те деньги, что Калымов отжимал для себя, можно было вагонами покупать Otard и любимую им халву. (при виде которой он буквально дрожал).

С величайшим трудом удалось выторговать дополнительные 5 %.

Это соглашение стало тяжелой обузой. Кроме очевидного риска, связанного с продукцией непонятного происхождения, это была упущенная выгода и риск разбирательства со стороны Джонсона. В распоряжении которого имелись данные о количестве и структуре оперативных вмешательств кардиоцентра, и сопоставив их с цифрами продаж, руководство “Johnson amp; Johnson” могло поставить под сомнение добросовестность своего официального дилера – Совинкома. А выяснив, что этот дилер торгует паленкой, могли запросто учинить скандал.

– Даже за 100 % рентабельности я б не подписалась на это, – сказала Ирина, – не понимаю, зачем ты это делаешь.

Андрей оправдывался, что «надо дружить с этим шайтаном», у нее же периодически возникали радикальные мысли – пойти капнуть Халанскому и пускай любитель халвы уебывает в свой Узбикистан, а на его место возьмут вменяемого человека.

– Ира, угомонись, – успокаивал ее Андрей, – он доктор наук, врача такого уровня не найти во всем Южном регионе. Скорее нас отсюда выпиздят по его просьбе, чем его с нашим разоблачением.

И это предположение было близко к истине. Калымова в администрации кардиоцентра называли не иначе, как «хам трамвайный» (за глаза конечно), однако он имел влияние на главного врача и ему удавалось проводить в жизнь все свои решения.

В других медучреждениях также практиковали возвратные схемы. Особенно крупные объемы проходили через Ставропольскую краевую больницу, Республиканский Медцентр Калмыкии, и Волгоградский гарнизонный госпиталь. Эти медучреждения перечисляли денежные средства, после чего пропечатывали расходные документы, свидетельствующие о приемке товара – счета-фактуры и накладные – но на деле никакого товара не получали, а вместо него им привозили обналиченные деньги за вычетом 25 %. Руководители этих учреждений действовали не на свой страх и риск, у них были достаточные прихваты в вышестоящих структурах (то есть они делились), поэтому особого мандража они не испытывали.

Все эти операции – приход левого товара, обналичивание денег – не проводились по бухгалтерии корректно. Это выяснила Елена Гусева, новый бухгалтер Совинкома. Состоялся серьезный разговор, она заявила, что при существующем положении вещей не будет ставить свою подпись на бухгалтерской отчетности, и соответственно главбухом будет числиться неофициальным.

– Ваша Юля снимала деньги прямо с Совинкомовского счета, и вешала вам в подотчет, уважаемый Андрей Александрович, – потрясая чековой книжкой, сказала Гусева. – На вас висит несколько миллионов рублей, я не представляю, как вы будете отчитываться за такую сумму. И неужели при таком количестве питерских прокладок вам было сложно открыть здесь расчетный счет от одной из них, чтобы снимать деньги в Волгограде? Юля превратила Совинком в помойку. Может у вас такая политика – но не думаю, учитывая ваших солидных контрагентов, фармацевтическую лицензию, лицензию на продажу оборудования, и так далее.

Вынув несколько папок, Гусева продолжила разбор полетов:

– Вот, полюбуйтесь: Юля закрывает снятые со счета деньги «затратами на маркетинговые исследования». Это с какого века высер! Нет, я такую тупопиздность впервые вижу. Какие маркетинговые исследования! Даже если у вас договоренность на уровне начальника налоговой инспекции – эти «исследования» у вас не примут при проверке. С расчетного счета вы можете снять только на белую зарплату, на канцтовары и мелкие хозрасходы – гостиница, авиабилеты, и кое-что по мелочи.

…И так далее, и тому подобное.

Бухгалтера – они как стоматологи, и как автослесари. Каждый новый первым делом словесно уничтожает предыдущего, причитает, почему сразу не обратились к профессионалу, зачем дожидались, пока настанет жопа. А потом делают еще хуже, и если прежний специалист не доводил до крайней жопы, то вновь пришедший, подхватив эстафету, выполняет это.

Однако в случае с Юлей Чуприной и Еленой Гусевой правота последней была очевидна. Особенно выпукло смотрелась угроза штрафа по поводу незаконного дохода (снятые со счета деньги). Теоретически можно закрыть их липовыми кассовыми чеками за якобы приобретенный товар, который потом кому-то по бумагам продать, но как провести все это задним числом, за два последних года?

– Это настолько явный косяк, что вам будет дешевле закрыть это юрлицо и открыть новое, – резюмировала Гусева.

Что и было сделано – а другого ничего не оставалось. Нашли юриста, который предоставил сливную яму – фирму с каким-то левым учредителем, то ли бомжом, то ли трупом. Вначале этот человек вошел в состав учредителей Совинкома. Затем из состава учредителей вышел Андрей Разгон. После этого Совинком слился с той левой фирмой, снялся с учета по месту регистрации и перерегистрировался по новому месту, в другом районе (где-то в области). Больше Андрею знать ничего не полагалось, все обязательства Совинкома брал на себя новый учредитель (на этот счет были составлены специальные документы). Известно было только, что в данном конкретном случае юрист похоронил тридцать проблемных фирм, и за каждую взял в среднем $1500.

Новая фирма была зарегистрирована, конечно, с прежним названием. В отличие от Электро-Балта, в кардиоцентре спокойно отнеслись к смене юридического лица, несмотря на то, что здесь также существуют проверки, в том числе встречные проверки с поставщиками. Сложность возникла с переоформлением кредита и с лицензиями. Их пришлось получать заново. А кредит возвращать, и брать заново на новую фирму. Это удалось достаточно быстро провернуть, – учитывая какие обороты проходили по расчетному счету. Совинком был в числе самых крупных клиентов Кировского филиала Волгопромбанка, поэтому там сквозь пальцы посмотрели на манипуляции со сменой ИНН.

Правда, пришлось снова отстегнуть 10 % (а это 40,000 рублей) – так сказал Верхолетов (юрист Волгопромбанка, устраивавший первый кредит), а у Андрея не было возможности проверить его слова. И, как только кредитные деньги поступили на расчетный счет, Андрей выдал ему комиссионные.

Ирина активно участвовала во всех этих организационных вопросах, в том числе слив старой конторы и подготовка кредитных документов, и в отличие от Риммы Абрамовой не требовала дополнительную плату за сверхусилия. (Римма, если где-то что-то перерабатывала, то есть делала помимо того, что входило в ее обязанности как руководителя отдела продаж, то в конце месяца предъявляла счет и требовала оплатить буквально каждый сверхнормативный, тщательно зафиксированный, свой шаг, и один только ее вкрадчивый голос при этом вызывал у Андрея приступы бешенства, и тлеющий на задворках сознания разум предостерегал от желания свернуть ей шею). Достоинством Ирины было то, что она держалась особняком, и не группировалась с другими сотрудниками (что неизбежно чревато созданием ненужных коалиций и групп по интересам). То есть была полностью ориентирована на хозяина. В то время как Римма, хоть и не вытаскивала язык из хозяйской задницы, но корешилась с менеджерами, а учитывая то, что это давние ее знакомцы, которых она в свое время перетащила с прежней работы, Аптеки-Холдинга, можно было предположить, что при определенных раскладах она уйдет с фирмы и перетащит свою кодлу на новое место, прихватив клиентскую базу.

Учитывая это, Андрей окончательно переподчинил отдел продаж Ирине, и таким образом замкнул на ней все вопросы управления волгоградским офисом. Соответственно ей была увеличена зарплата и премии – так, чтобы ее доход был больше, чем у других работников даже с учетом комиссионных, выплачиваемых сотрудникам отдела продаж с объема реализации. Таким образом, к весне 2002 года, спустя четыре месяца после трудоустройства, офис-менеджер Ирина Кондукова стала заместителем генерального директора.