"Война теней" - читать интересную книгу автора (Кулагин Олег)ГЛАВА 3После делового разговора «гостя» накормили сытным ужином и разместили в отдельной комнате с удобной койкой и чистым постельным бельем. Несмотря на неуверенность своего положения, тибетцы жили с завидным комфортом. Уснул он не сразу. Погасил свет и долго ворочался, вспоминая рассказ старика. С самого начала у Шадрина не было сомнений, что монахи-бонпо действительно работали на Гитлера — до самого последнего времени. Но что касается остального… Теперь это уже не казалось болтовней. Рассказ «генерала» противоречил всему усвоенному еще со школьной скамьи. И если ему верить, то объективные законы развития общества, борьба классов — все это словно мишура, маслянистая пленка на поверхности реки… Кто прячется в темной глубине? Шадрин вздрогнул — опять, как и во время беседы со стариком, почудилось ледяное прикосновение. Рывком встал, зажег свет — в комнате было пусто. Он налил себе воды из графина, выпил одним глотком: «Нервы!» Снова лег, но уже не гасил лампу. Сегодня на целых полчаса его превратили в покорную куклу. Под Москвой, в спецшколе тоже преподавались основы гипноза. Но это было не то. Все равно что детская мазня по сравнению с полотном художника. Что, если они могут воздействовать не только на отдельного человека? Тогда это страшнее бомб и снарядов. Ведь именно человек — самое слабое звено любой государственной машины. Даже новейшее оружие и техника — куча хлама, если солдаты бегут с поля боя, если командиры теряют голову… Чем больше Юрий думал об этом, тем явственнее проступали черты иной, скрытой реальности. Сколько бы немецкая пропаганда ни распиналась о гении фюрера, о выдающихся стратегических талантах полководцев и боевом духе солдат, их победы невозможно объяснить лишь заурядными факторами. Вермахт, лучшая армия Европы, не имел для покорения этой Европы ни ресурсов, ни качественного превосходства в технике. Экономика Германии критично зависела от внешних поставок. В тридцать девятом году западные союзники вполне могли выиграть войну, если бы еще осенью перешли в наступление. Опрокинуть слабый немецкий заслон вдоль границы с Францией, лишенный танков и воздушной поддержки, не составляло труда. Польская кампания вермахта по всем военным канонам была чистейшей авантюрой. Даже приближенные к фюреру военачальники не верили, что англичане и французы позволят немцам безнаказанно раздавить Польшу и перебросить силы на Запад. Но все случилось именно так. Конечно, и в Париже, и в Лондоне имелись надежды, что Гитлер столкнется с СССР. Только вряд ли эти надежды были слишком сильными — ведь пакт Молотова — Риббентропа был подписан еще до начала польской кампании. Если разобраться, «странная война» и вовсе не имела рациональных причин. Что-то запредельно самоубийственное, лишенное логики… Воля руководителей Запада оказалась словно парализована неведомой силой. Позже, в мае 1940 года, когда началось немецкое наступление, тот же удивительный паралич воли принял характер эпидемии, распространился в армии союзников от маршалов до рядовых. Массовая паника среди войск и населения, фантастические слухи о всемогущей «пятой колонне» приводили к случаям настоящего коллективного помешательства. Армии, вооруженные лучше вермахта, в кратчайшие сроки были наголову разгромлены! Потери немцев оказались ничтожны. Юрия даже бросило в пот — все сходилось! Детали мозаики складывались в общую картину, где главной фигурой был уже не Гитлер, а некие таинственные Махатмы — именно они дергали за ниточки, оставаясь невидимыми. А если вспомнить Восточный фронт? Все словно по накатанному сценарию. Начало войны было для Красной армии катастрофой. Юрий помнил те страшные месяцы… Минск, Киев… Казалось, ничто не остановит железный каток вермахта. К осени сорок первого авантюрный план «Барбаросса» имел все шансы на успех. Но именно в СССР отработанный механизм почему-то дал сбой. Наши армии гибли, но не рассыпались, как это было с армиями Запада. Сверхчеловеческая сила наткнулась на человеческую и надломилась… Махатмы знают причину? Теперь вот в союзники набиваются… Юрий помрачнел. Опять вспомнились слова о темном народе, которому нужен пастух. Если правда то, что бонпо рассказал о победах Гитлера, значит, правда сказана и о Сталине? Но зачем вождю тибетские учителя? Они настолько уверены в своем праве вершить судьбы стран и народов… Все это не укладывалось в голове. Проснулся он оттого, что кто-то тряс его за плечо: — Возникли осложнения! Шадрин вскочил на постели, еще толком не очнувшись: «Гестапо вышло на след?» Тибетец сухо объяснил: — Ситуация изменилась. У нас мало времени… Придется действовать грубо. Через несколько минут два «Опеля» выехали в сторону центра Берлина. Тибетцы захватили с собой автоматы, фаустпатроны и крупнокалиберный пулемет. Пару постов на перекрестках миновали без всяких осложнений. «Генерал» показывал шутцманам какие-то документы, но Юрий подозревал, что бумажки с печатями были не столь важны. Старик вполне мог бы обойтись и чистыми листками. Добравшись до переулка, примыкавшего к Унтер-ден-Линден, они вылезли из машин и заняли позицию в развалинах универмага — отсюда, оставаясь незамеченным, удобно было просматривать дорогу в обе стороны. Тибетцы установили пулемет, приготовили панцерфаусты. Оставалось ждать. Ежась от утренней прохлады, Шадрин вглядывался в пустынную, изуродованную бомбами улицу. Рассвет вставал над истерзанным Берлином. На востоке разгоралось красное сияние, похожее на зарево пожара. Огонь… Городу предстояло очищение огнем. Артиллерия уже била по целям в глубине Берлина. Тяжелые снаряды дальнобойных орудий падали в соседних кварталах. Один угодил в дом на противоположной стороне улицы: рвануло так, что осколки кирпича посыпались в пустые оконные проемы универмага. В лицо Шадрину повеяло едкой гарью. Когда клубы пыли осели, оказалось, что от дома напротив осталась только большая груда дымящихся обломков. В районе универмага становилось опасно — с тыльной стороны здания тоже начали падать снаряды. Но, взглянув на тибетцев, Юрий не заметил на их лицах ни тени страха или волнения. В этом было что-то противоестественное. Как в выступлениях факиров, способных, не чувствуя боли, протыкать свое тело огромными иглами. Из-за канонады Шадрин не сразу различил шум моторов. Он заметил эскорт, только когда за тяжелыми мотоциклами показался бронетранспортер. Следом двигался черный «Хорьх». Пара мотоциклов с пулеметами замыкали кортеж. Чувствуя, как колотится сердце, Юрий расположился удобнее и положил палец на спусковой крючок фауста. Надо попасть в мотор «Хорьха». Сейчас, когда автомобиль поравняется со зданием универмага… Еще немного… Еще… Юрий стиснул зубы и задержал палец, уже готовый нажать на спуск. Откуда-то из бокового переулка наперерез эскорту выполз «тигр», следом — два бронетранспортера. Танк направил ствол пушки прямо на черный «Хорьх». Эскорт остановился — никто из охраны даже не попытался выстрелить. Из бронетранспортера-перехватчика посыпались солдаты в камуфляже. Они бросились к «Хорьху», но тот, кто был внутри, уже сам открыл дверь. Юрия отделяло от автомобиля чуть более двух десятков метров, так что он относительно хорошо мог видеть партайгеноссе. Физиономия невыразительная. Зато знакомая по десяткам фотографий. Борман отнюдь не казалась испуганным. Вместе с окружившими его солдатами заместитель фюрера направился в сторону чужого бронетранспортера — эсэсовская охрана равнодушно за этим наблюдала. «Уйдет!» — подумал Юрий и снова склонился к прицелу фауста. Старик схватил его за плечо: — Это бессмысленно — нас уничтожат за секунды! — Мне все равно, — пробормотал Шадрин и вдруг ощутил ладонь тибетца на своем затылке. В глазах потемнело. Когда он снова смог видеть, бронетранспортер эскорта догорал посреди улицы. Рядом валялись мертвые мотоциклисты. Колонна, увозившая с собой Бормана, была уже далеко в переулке. — Это они сами, — вздохнул «генерал». — Мы не сделали ни единого выстрела. — Вы дали ему уйти… — пробормотал Юрий, медленно поднимаясь на ноги. — Я спас вам жизнь. Ничего нельзя было сделать. Люди Запада нас опередили. — Считаете меня идиотом? — Шадрин повернулся к старику, но пальцы его продолжали скользить вдоль подоконника. Хорошо, что тибетец стоит так близко… Есть! Нащупал. — Вы не правы, юноша… Фраза осталась незаконченной. Юрий прижал кусок стекла к артерии на шее «генерала»: — Не надо меня гипнотизировать! Я ведь все равно успею раньше! — Вы удивительно предсказуемы, — улыбнулся старик. — Бросить оружие! — приказал Шадрин. Тибетцы повиновались. Они были так же спокойны, как и прежде. Словно исполняли самую будничную работу. Левой рукой Юрий вытащил пистолет из кобуры старика, но стекло не опускал. Кто знает, успеет ли он выстрелить больше одного раза. Он сомневался, что единственной пули хватит, чтобы уложить «генерала». — А сейчас все останутся, а мы вдвоем пройдем к «Опелю»! — И что дальше? — Дальше наши дорожки разойдутся. — Не выполнено задание Махатмы Сталина. Даже если вы выберетесь, что расскажете своим? — Правду. — И кто этой правде поверит? — Могу прихватить вас с собой, в качестве доказательства. Юрий слегка подтолкнул старика к выходу, но тот и не думал сопротивляться. Остальные монахи были неподвижны, как изваяния. — Если бы я хотел вам вреда, я бы давно его причинил, — мягко заметил «генерал». Шадрин вдруг почувствовал, что кусок стекла начинает быстро нагреваться в его пальцах. А рука с пистолетом, прижатым к телу старика, немеет — будто опущенная в ледяную прорубь. Он так и не успел ни на что решиться. С криком выронил стекло. Из бессильно повисшей левой руки вывалился пистолет. Юрий попятился, глядя на покрасневшую ладонь. — Скоро появятся волдыри, — с усмешкой уточнил «генерал». — А хотите, кожа обуглится? Шадрин заорал от жуткой боли, согнулся… Сунул кисть под мышку. Затряс ею в воздухе. Только это не помогло. Руку словно сжигал невидимый огонь. Красные волдыри лопались, V сливаясь в сплошную открытую рану… Потом отпустило. Так же неожиданно. Юрий прислонился к стене и ненавидяще посмотрел на «генерала»: — Чего вы хотите?! — Чтобы вы спокойно меня выслушали. — Во взгляде старика не было злобы. Мягкая отстраненность и легкая скука, словно он перечитывал давно знакомую книгу. — Кстати, руку можно вернуть в исходное состояние. Еще подумают, будто мы вас пытали. Шадрин потрясенно смотрел, как молодая розовая кожа затягивает раны. — Я был достаточно убедителен? — равнодушно поинтересовался «генерал». — Больше не стоит терять время на пустяки. — Он указал Юрию на обломок внутренней стены: — Присаживайтесь. Мы ведь обещали вам помочь. И мы это сделаем. — Ясно, за что вас любил Гитлер. — Перестаньте. Детский лепет. Вы ведь — воин. И выполняете серьезное задание вашего вождя. — Борман ушел. — Что такое Борман? Мешок с золотом… Но разве золото — главное? Это лишь средство. Мы поможем вождю Сталину добиться большего. Куда большего, чем стоит Борман со всеми его миллиардами. — А конкретнее? — Шадрин внимательно смотрел на старика. В чем подвох? — Вы вернетесь в Москву, расскажете то, что видели. И передадите одну древнюю реликвию. Предназначенную лично Махатме Сталину. Это и будет залогом нашего союза. Юрий криво усмехнулся. Лично Сталину? Какую-то побрякушку?.. — Боюсь, я не скоро окажусь в Москве… Проще выслать по почте! «Генерал» сухо кивнул: — Почтальона я уже нашел. Остаток дня Юрий провел в убежище. Его доставили и разместили в прежней комнатушке. Ничего не изменилось. Кровать была такая же удобная. И лампочка горела, несмотря на отсутствие электричества в Берлине. На тумбочке у кровати имелись свежие газеты — одна немецкая, на плохой серой бумаге, пара шведских и одна швейцарская — еще пахнущая типографской краской. «Как их доставляют?» Еще одна загадка. Пока он изучал прессу, молчаливый монах принес большую тарелку картошки с тушенкой. На десерт — пару яблок и настоящий цейлонский чай. Такого Юрий давно не пробовал. Выпил и попросил еще кружку. Ему не отказали. О нем заботились — почти как о дорогом госте. Но теперь он особенно остро чувствовал себя в тюрьме. В комфортабельной тюрьме… Посуду унесли. С ворохом газетных листов он завалился на кровать. Пробежал взглядом по строчкам на немецком. Буквы расплывались. В мыслях было другое. «Борман ушел. А тибетцы… действительно пытались помочь? Какую игру они ведут?» Организуют ему эвакуацию из города ради того, чтобы послать знак Москве? Вроде сходится. Ведь все прежние их ставки биты… Юрий мрачно таращился на фотографию нового американского президента в «Стокгольмише беобахтер». «Борман ушел к союзникам?» Неизвестно. Главное, что он, Шадрин, безнадежно провалил задание. И враг его использует… Казалось, он так и не сумеет сомкнуть глаз. А вышло иначе. Юрий вздрогнул и очнулся в кромешной тьме. Утер липкий пот со лба. Ему приснилось что-то жуткое. Но что именно — вспомнить не удалось. Он заворочался и сообразил, что одетый лежит поверх неразобранной постели. Укрытый стопкой недочитанных газет. Мать вашу… Так прямо и отрубился? Голова была тяжелая. Юрий потер болезненно пульсировавший висок. «Твари, наверняка что-то добавили в еду или чай!» Он прислушался. Царила абсолютная тишина. Осторожно убрал газеты на пол. Привстал — очень аккуратно, чтобы не скрипнули пружины. Юрий помнил обстановку своей камеры. Вслепую обогнул тумбочку и прокрался вдоль стены. Нащупал дверной косяк и затаил дыхание. Из большой комнаты по-прежнему не доносилось ни звука. Раньше сквозь крохотные щели пробивался электрический свет. Но теперь там тоже царила кромешная тьма. «Вырубился автономный генератор?» Скорее всего… Юрий облизал губы. Это шанс… Выждал минуту. За дверью ничего не менялось. И тогда ударом ноги он опрокинул тумбочку. Грохот был порядочный. Теперь тибетцы просто обязаны заглянуть к арестанту. Юрий застыл у косяка, вслушиваясь. Сейчас он различит их шаги. Не все монахи обладают способностями «генерала». Темнота может уравнять силы… Время тянулось. Ничего не происходило. Из большой комнаты не долетало ни звука. «Что, оглохли, твари?!» В сердцах Юрий ударил по двери ногой. И та почти бесшумно распахнулась. «Ого!» Это было настолько неожиданно, что он оцепенел. В висках гулко барабанило. А он ждал — сам не зная чего. Иррационально, глупо. И все-таки он медлил. Почти как там, в подъезде, — острое чувство, будто впереди ловушка. «Нервы… — Юрий утер пот рукавом кителя. — Идиотизм!» Он и так в ловушке. В руках у врагов. И если те допустили оплошность — почему бы и нет? — он этим воспользуется. Напряженный как струна и тихий словно кошка, Юрий двинулся в темноту. Шаг, другой… Он уже — посреди большой комнаты. Теперь можно различить, что тьма вовсе не абсолютная. В дальнем конце подвала сквозь щель у двери пробивается свет. Там что, тоже не заперто? После череды неудач ему опять везет. Осторожно ступая, он пересек комнату. Никто его не остановил. «И где же проклятые тибетцы? Все разбежались? Как крысы… Хваленые сверхчеловеки…» Он коснулся двери, нащупал ручку и осторожно дернул. Та не поддалась. Юрий мрачно усмехнулся. Теперь, после всего, его не остановит какой-то хлипкий замок. Это ведь не стальная дверь — обычная филенчатая… К тому же не слишком прочная. Удар ногой. Еще удар — крепким кованым сапогом. Треск дерева. Навалиться плечом… Вот так! Выламывая куски двери, Юрий рванулся к свету. И зажмурился, ослепленный. Что-то сдавило грудь, будто воздух превратился в свинец. Юрий захрипел, дернулся изо всех сил и упал. Нет, не на каменную лестницу. На что-то мягкое… Он открыл глаза и понял, что лежит на траве. Это было удивительно — откуда трава в подвале? Юрий приподнял голову и растерянно моргнул. Опять зажмурился. Это не могло быть правдой. Обхватив виски ладонями, он сел. Но галлюцинация не проходила. Тогда, дотянувшись до ближайшей березки, он медленно поднялся. Пошатываясь, обвел пейзаж безумным взглядом. Юрий слишком хорошо знал это место. И это было хуже всего. Теперь ясно — он сошел с ума. От химических препаратов, от гипноза — какая разница… Ветерок шевелил его волосы. Красное солнце рождалось из-за горизонта. Все казалось настоящим — даже запахи травы и цветущих деревьев. Юрий рассматривал очертания улиц. И не верил. «Нельзя верить… Надо бороться…» Биться головой о невидимые стены подвала, царапать ладони о шершавые ступени — они же где-то рядом? Чтобы через вспышки боли вывалиться назад в реальность… Вместо этого он опять опустился на траву. Сел, привалившись к березе. И долго глядел вдаль — на залитые багрянцем крыши и аллеи. Окна без бумажных крестов на стеклах. Небо без аэростатов заграждения. Чистые улицы, откуда давно убрали противотанковые «ежи»… С Воробьевых гор вся Москва — как на ладони. Он не видел ее четыре года… Что есть реальность? Может, это берлинский подвал ему пригрезился? Чужой умирающий город… Едкая гарь и трупы гражданских на улицах. Юрий закрыл глаза. Где-то рядом чирикали воробьи. Было удивительно хорошо и спокойно. Не хотелось думать, как он тут оказался… Сначала отдыхать на траве — набираясь сил, отгоняя темное берлинское наваждение. Дальше… звонить начальству. За ним пришлют машину. А может… он и сам доберется? И еще кой-куда успеет. Бегом к остановке, вскочить в троллейбус… Тут ведь совсем недалеко по московским меркам. Мичуринский проспект, дом номер тридцать шесть. Ждут его там? Или давно забыли, пролистнули, как страницу в памяти… Он не забыл. Иногда память — это все, что у нас есть… Шадрин вздрогнул и открыл глаза. Новый звук выделялся среди идиллической безмятежности… Юрий медленно встал с травы. Нет, не почудилось. Несколько человек в штатском уверенно двигались в его сторону. «Так быстро? Откуда они узнали?..» Он растерянно оглянулся. Вторая группа уже отрезала пути отхода… Но ведь он и не собирался бежать! Они что, считают его врагом? Мгновенья тянулись, как резиновые… В группе захвата не было знакомых лиц. Юрий вяло усмехнулся, помахал рукой. И только сейчас вспомнил, какой на нем мундир. Нарукавный эсэсовский орел блестел под московским солнцем, как серебряное клеймо. Шадрин содрал с себя китель и бросил под ноги. Только, кажется, тем, в штатском, было все равно. |
||
|