"Хрустальный лабиринт" - читать интересную книгу автора (Алферова Марианна Владимировна)

Глава 7 Пирушка

Стато решил не умирать. Да и как он мог умереть, если дважды его раны заливались слизью морских зайцев, если тело его покоилось в бассейне с теплой морской водой, над головой всегда была тень, и Платон раздобыл у одного из помощников Брегена несколько пластин спрессованных водорослей само-само, которые и утопленника могут поднять со дна. И хотя воскресать может лишь Прекрасная Эгеида, а все остальные — смертные и растворятся в ее теле, чтобы другая жизнь замельтешила личинками и миллионами спор, но все же прекрасно открыть глаза и увидеть виноцветное море под прозрачным полом домус-блока. Лежать в воде, обсыпанным пудрой пыльцы с цветущих обоев и пить неспешно рыбный бульон, в который человек забыл добавить листья морского укропа.

Едва воскреснув, Стато выбрался из больничного бассейна и пополз по полу за своим спасителем, норовя потереться головой о его локоть и тем самым выразить высшую степень преданности без произнесения клятвы. Нет, не подумайте, он бы произнес, непременно! Но он уже дал клятву Крто, а вторую клятву нельзя произносить, и потому Стато будет предан просто так, без клятвы… Эгейцы не плачут. Они — пищат. Стато пищал постоянно. Только начинал говорить, только произносил две-три фразы благодарности, и тут же вновь срывался на пронзительный писк. Платон невольно зажимал уши. Ему самому было впору пищать от смущения. Благодарность Стато была невыносима. Да, он спас стражу жизнь. Но ведь это сержант купил червя у кладбищенцев и выпустил в воды острова Волка…

К черту клятвы преданности! Профессора Рассольникова ждут в Столице. А Дерпфельд не собирается ухаживать за больным эгейцем — это Платона почему-то обуяла странная сентиментальность. Так что стражу пора собираться и отправляться домой. За пару часов они домчатся до острова Вдохновения, и Стато расскажет Крто о спасении своей жизни.

Ладно, ладно, хватит благодарности, Атлантида и так все понял…

Нет, не хватит. По случаю спасения Стато устроит пирушку. И его спаситель не может не прийти. Археолога ждут в Столице? Но ведь это завтра. А сегодня — вечеринка и все стражи соберутся в таверне Стражей (другой просто нет) и профессору Рассольникову не нужно приносить свой гостевой взнос — стражи все сделают за него. Морив и Криг поймают рыбу, хозяин изжарит, Имма заплатит за пиво. И если пожалует Крто… Нет, к сожалению, архонт не пожалует — с подчиненными он не пьет уже давно. А жаль, Крто мог бы раздобыть немного эгейского вина из подводного винограда. Сказать по секрету: жуткая гадость, но в голову шибает хорошо. И лечебные свойства отменные. Сейчас вино бы Стато не повредило.

На память страж хотел бы что-нибудь подарить своему спасителю… Но он не знает — что. Может, коллекцию раковин? У него есть отличные раковины — куда лучше того барахла, что вывез с Эгеиды Корман. Таких раковин, как у Стато, не купишь — он их собирал еще на Дальнем, а потом привез с собой. Двенадцать раковин. Они невелики, но красоты необычайной. И Платон должен их принять.

— Первый тост за профессора Рассольникова, друга Эгеиды! Пусть всегда у него будет час прилива!

— Час прилива! Час прилива! — загалдели стражи.

Все торопились плеснуть на голову профессора немного пива из своих чаш-раковин. Белый костюм весь был в зелено-желтых и бурых пятнах. Хоть бы предупреждали о подобных обрядах.

— А теперь пьем за Стато! Стато, пусть в гареме у тебя будет десять самок! Осилишь!

Сам Стато, расползшийся амебоподобной массой по креслу-антиграву, согласно кивнул. На голове его была новая маска, казавшаяся абсолютно кукольной. Маску подарила Имма.

— Осилит! — поддакнул Морив. — Главное, чтобы у Крто был час прилива. Тогда и нас подхватит волна. Нужная волна…

— Ребята, мы забыли пожелать прилива Крто… Нужной волны ему! Будем ждать нужной волны!

— А какая волна нужная? — спросил Криг и вздохнул. — Нужная кому? Брегену?.. Императору? Крто?.. Мне не нужны их волны, их приливы. Мне нужен Океан, весь целиком, прозрачный и чистый, блещущий в лучах светила Океан. Без горькой рыбы, без дохлых киторылов на камнях.

— Криг, осторожней… Раковины Слокса повсюду…

— Море сдыхает, какая тут к червям осторожность! Твердь! — выкрикнул Криг. И Платон не сразу понял, что эгеец выругался.

— Но эгейцы сдыхают быстрее, — неожиданно погрустнел Стато и издал пронзительный писк, от которого заложило уши. — За пять лет стадо уменьшилось вдвое. Уже почти нет свободно кормящихся. Все работают на шельфе у Брегена. Скоро и там будет недостача…

— Ну и хорошо, — издал булькающий звук Криг. — Ненавижу стадо.

— А я был в стаде. Три гона. Это было — да… Это было… — Морив издал низкий трубный звук. Имма отпрянула. Буквально отлетела к стене на своем кресле. — Но надо уметь быть в стаде. Вот наука. Быть в стаде и не попасть в ловушку для стада. Пусть другие мрут на старом шельфе. Океан огромен. И для тех, чей IQ повыше, чем у прочих, есть масса возможностей. Я, к примеру, ловил рыбу для кухонь Столичных питалищ. Притаскивал в сети за раз по сотне рыбин. И вот я — страж. А все мои ровесники уже пошли на корм броненосцам.

— Вам нравится такая жизнь? — неожиданно спросил профессор Рассольников. Сам не знал, зачем спрашивает. Вырвалось невольно — и все.

— Тише, говорю! — вновь остерег болтливых друзей Стато. — Или нас всех лишат огня.

«Лишить огня»… — Платон слышал когда-то такую формулировку. Кажется, она звучала иначе. Да-да, «Лишить воды и огня» — это формула наказания. Но вряд ли на Эгеиде можно кого-то лишить воды.

— Так вам нравится так жить? — повторил свой вопрос археолог.

— При чем тут нравится — не нравится? — все больше злился Морив. — Мы — здесь и нигде больше быть не можем. Мы выкарабкались. Отлив не унесет. Будем жить и ждать.

— Но разве это ненормальная жизнь?

— Что есть норма? Мы получаем то, что могут получить стражи. А стадо получает то, что может получить стадо. На островах Блаженства едят хлеб. Настоящий хлеб из настоящей пшеницы, хотя на планете не растет ни зернышка. Но пока у нас есть металл, пока шахтеры грызут шельф, стражи будут есть хлеб.

— Ты отличный парень, профессор, клянусь прибоем! — Стато после пятой кружки местного пива доверительно обхватил лентой-щупальцем Атлантиду за плечи. — Я готов за тебя умереть. Прежде я был готов умереть только за Крто. А теперь — за тебя. Без клятвы, да. Но все равно — готов.

— Местная форма преданности? — поинтересовался профессор.

— Это только кажется, что можно жить и плевать на законы мира, в котором живешь, — проговорила вдруг Имма, разглядывая пустую раковину. — Этот мир впивается в тебя… вгрызается, как огромная минога-паразит. И ты не замечаешь, что уже заражен. Хочешь стать другим, а стал таким же, как все. И ненавидишь других за то, что на них похож. Ненавидишь…

— А почему ты готов умереть за Крто, Стато? — Задавая вопрос, Платон внимательно смотрел на Имму.

— Он спас мне жизнь, как и ты… Он — мой со-островник. И он сделал меня стражем. Имму сделал стражем… Мы все с одного острова — с Дальнего. Крто — замечательный! Правда, Имма?

— О да! — воскликнула она с какой-то странной интонацией и залпом вылила все содержимое раковины себе в рот. — Вот что я скажу… Стато, не обижайся, но это так. Эгейцы воображают, что они эмоциональны. Но это вранье! Да, вранье… — В горле у нее булькнуло — надо понимать, она смеялась. — На самом деле эгеец — это кусок льда. От нестерпимого жара переживаний он обтаивает и пищит. Но все равно внутри остается лед… Все эмоции — вранье. Сентиментальность эгейцев — наносная, подсмотренная. Их ничто не трогает. Ничто не может их сдвинуть с места. Но при каждом прикосновении они визжат, визжат, визжат. А я так хочу, чтобы заткнулись! — Ее красивая маска перекосилась от злобы вместе с невидимым лицом.

— И что же? Не бывает исключений?

— Ну почему же… бывает… иногда. — Имма смотрела на Платона в упор. И в ее глазах чудилось такое отчаяние… — Но лучше бы не было.

Имма опьянела. Не сильно, но достаточно, чтобы попробовать ее разговорить. Жаль, что Дерпфельд отказался идти на пирушку. Ну да ладно, пусть гордится своим средним IQ, а Платон, хотя и профессор археологии, и автор сотни публикаций по космической археологии, человек не гордый, ему не зазорно пировать с глупыми эгейцами. Напротив, очень даже весело.

Итак, начнем…

— Я зря трачу время на этих дурацких раскопках. На новом шельфе ничего не осталось — все вымели эгейцы, — тяжко вздохнул Атлантида. — Вернусь с пустыми руками. Как Корман.

— Ты — хороший парень, — шепнула ему на ухо Имма. — А Корман негодяй… Неужели он был твоим другом? Даже не верится, клянусь… прибоем…

— Черный археолог, как и я. Мы все негодяи. Особенно, когда речь идет о больших деньгах.

Имма нахмурилась. И Платон понял, что невольно обидел ее. Он пошутил, но она приняла его слова всерьез. Ну, раз так…

— Десять миллиардов кредитов, — сказал он, глядя ей в глаза. Как и у всех эгейцев, у нее были черные глаза, выпуклые, блестящие.

Она вдруг сделалась белой, как мел. Маска, способная бледнеть… Невероятно.

— Имея такие деньги, можно жениться на самой красивой женщине Галактики. На Елене Прекрасной.

Она побелела еще больше, хотя это казалось невозможным. Профессор подумал, что она сейчас упадет в обморок. Или умрет…

— Налей мне, — попросила Имма Морива. Голос ее звучал как неживой. Платон не стал дожидаться, пока Морив захочет услужить — сам наполнил раковину даме до краев. Она наклонилась к Платону и шепотом спросила: — Вы все знаете?

— Многое, — отвечал профессор и улыбнулся загадочно.

— Но что именно? — настаивала она.

— Я видел объект на дне. — Она едва заметно кивнула. — И стену.

Она покачнулась и едва не упала с кресла.

— Вы любите деньги, как Корман? — спросила она шепотом.

— Кто их не любит?! — Платон пожал плечами. — Может быть, ваш супруг Крто бескорыстен.

— Крто — замечательный! — воскликнула она запальчиво. Слишком запальчиво, чтобы поверить в ее искренность, — Спросите любого, здесь все преданы Крто…

— Все вы цените собственную шкуру, а не Крто, — заметил Платон. — А лично Крто для тебя много значит?

Имма обиделась. Так обиделась, что задрожали губы. Губы, обтянутые маской.

— А вы не цените свою шкуру, профессор? — спросила зло.

— Нет, не ценю. Потому что она бесценна, — засмеялся Атлантида.

Разговор вдруг прекратился, и все запели. Раззявили рты и полилось… Платон едва удержался, чтобы не заткнуть уши.

«Рыба… рыба… Океан… Океан…» — переводил текст песнопений транслейтор.

Взгляд профессора упал на Имму. Ему показалось, что она не поет, а лишь раскрывает рот. И при этом с ненавистью глядит на поющих. Мгновение — и она перехватила его взгляд. Схватила раковину-бокал с хмельным местным пивом и выпила залпом. Несколько секунд сидела неподвижно, глядя в одну точку. А потом вдруг завизжала — как визжат эгейцы, когда гнет эмоций для них непереносим.

Пирушка затянулась. Когда Платон вырвался из таверны, светило Эгеиды тонуло в пурпурном океане. Песок на пляже сделался розовым и слегка светился. Волны едва плескались. Тихий шорох, похожий на мурлыканье котенка. Вода наверняка теплая. Окунуться…

В алом небе возникла серебристая точка и стала расти. Выросла, превратилась в патрульный глайдер Эгеиды. Глайдер опустился рядом с профессором, фыркнул в лицо песком. Из машины выбрались трое на стульчаках-антигравах. Все трое в сине-зеленой форме. У каждого на рукаве сверкала голограмма — серебряный восьмилистник. Главным, несомненно, был упитанный эгеец в белой человекоподобной маске с короткими рыжими волосами. В отличие от прочих эгейцев, глаза у этого беломасочника были не черные, а зеленые в рыжих крапинах, и крапины эти постоянно дрожали. Сумасшедшие глаза. Платон невольно отступил к набережной. Интуиция подсказывала: встреча не сулит ничего хорошего.

— Человек? Из команды Брегена? — спросил главный.

— Да, человек. — Утверждение, так сказать, обязывает. — Но не Брегена. Я — археолог, прибыл на два месяца на Эгеиду.

— Пропуск, — потребовал зеленоглазый, подплывая на своем стульчаке к археологу вплотную. И протянул руку по-обезьяньи длинную, в черной блестящей перчатке.

Атлантида сунул руку в карман и… обнаружил, что пропуска нет. Он оглянулся, отыскивая глазами кого-нибудь из стражей. Но никого рядом не было. На пляже он очутился один. Совершенно один. Остальные продолжали петь: «Рыба, рыба…»

— Я, верно, обронил его там, в таверне… мы тут с ребятами немного выпили по случаю… выздоровления стража… — когда же он в последний раз видел этот чертов пропуск?.. Из домус-блока, собираясь в Столицу, он пропуск забрал. А дальше? — Я сейчас! — Платон повернулся.

— Стой! — ледяным тоном приказал главный. Профессор покосился из-за плеча. Все трое охранников целились в него из бластеров. — Лицом ко мне!

— Вы неправильно поняли, — Атлантида подчинился приказу. — Я не собираюсь бежать. Всего лишь хотел вернуться в таверну и поискать там пропуск. Куда он мог деться?!

— В глайдер его!

Двое мгновенно подплыли к Платону и ухватили за руки. Профессор не успел вытащить бластер. Зато охранник быстро изъял оружие. Щупальца без перчаток скрутили пленника прочнее любых самых прочных мономолекулярных нитей. Платон сопротивлялся. Ноги — это преимущество. Ноги — это опора на планету. На сушь, на твердь. И даже песок бывает удачной опорой. Он исхитрился и поддал одно из кресел снизу. Эгеец подпрыгнул, едва не вылетел из кресла, но добычу не выпустил. Несколько щупальцев вцепились профессору в волосы. Второй удар нанести не удалось…

— Стойте! — услышал Платон голос Иммы. — Светлейший Слокс, что случилось?

— Забираю неидентифицированное существо, — отвечал зеленоглазый, и в горле у него забулькало. — У тебя отличная маска, и почти как настоящая. Столичной даме не стыдно надеть такую. — Странно, но с Иммой Слокс тоже говорил на космолингве.

— Почему не идентифицированное существо? — Наигранно изумилась Имма. — Это профессор археологии Платон Рассольников, он ведет раскопки на острове Волка.

— Я об этом ничего не знаю.

— У него разрешение МГАО и Лиги Миров.

— У него нет пропуска. В кабину его! — приказал Слокс подручным.

— Как нет пропуска?! Вот он! Профессор отдал его мне, опасаясь, что выпьет слишком много во время вечеринки и может его потерять. А я страж, и должна следить…

Имма протянула Светлейшему Слоксу пропуск Платона. Только сам Платон не помнил, чтобы отдавал девчонке пропуск.

— Здесь виза Службы Безопасности Лиги Миров, — заметила Имма.

Слокс долго изучал пропуск. Потом что-то сказал своим подручным на эгейском, Имме тоже ввернул какую-то гадость. Однако охранники отпустили свою жертву. Слокс молча протянул пропуск Платону.

— Могли бы извиниться, — заметил профессор Рассольников. — К подобному обращению я не привык…

— Ах да, извиниться…

Что произошло дальше, Платон не понял. Кажется, из прорехи на черной печатке вынырнула змеиная лента щупальца и обвилась вокруг горла. Мгновенная боль. И пропало алое небо, желтый диск светила и пурпурное море.

Очнулся профессор, лежа на теплом песке. Рядом осталась только Имма. Глайдер вновь сделался черной точкой на фоне гаснущего неба.

— Со Слоксом так нельзя говорить. — Укоряла Имма, наклоняясь над ним. Она вылезла из своего кресла и поливала лицо Платона морской водой. Соленая вода обожгла шею — там, где несколько минут назад впилось щупальце Слокса.

— Этот мерзавец что, кусается? — Платон тронул шею и сморщился от боли. С одной стороны шея распухла, было больно даже глотать.

— Нельзя так с ним говорить, — повторила Имма.

— Черт возьми, он присвоил мой бластер. Мой «фараон»!

— Я нашла пропуск и кинулась вас искать… — бормотала Имма. — На Эгеиде нельзя терять пропуска. Это слишком опасно.

— А теперь правду, — проговорил профессор раздраженно. — Правду и ничего кроме… Вы утащили мой пропуск. Зачем он вам? Хотите покинуть планету?

— А что, если так?.. — она выпрямилась, немного отползла, упираясь руками и помогая себе хвостом.

— Кормана тоже пытались обокрасть? Потому вы и поругались?

— Умоляю вас, ради агатодемона, не говорите о Кормане…

— Умоляю… — передразнил Платон. — Она умоляет!

Имма хотела ускользнуть, но Платон оказался проворнее. Она уже сидела в кресле, когда археолог вскочил и схватил ее за руку. Она попыталась вырваться. Сила у нее была: щупальца под перчаткой напряглись и затвердели до костяной твердости.

— Нет уж, извольте выложить мне все о Кормане. А до той поры я вас не отпущу. Или…

— Или вы пожалуетесь? Кому? Крто? — Уж в чем, в чем, а в защите Крто она была уверена.

— Нет. Я вызван в Столицу и найду, с кем там переговорить.

— Не-ет… — только и выдохнула она.

— Тогда говорите… Зачем вам пропуск…

— Да, я хотела бежать с планеты. Вас устроит ответ?!

— Почему?

— Потому что мне все здесь опостылело. Все! Все мерзко! Гадко! Ненавижу! Все ненавижу… — маска ее исказилась совершенно по-человечески. Казалось, она сейчас разрыдается. — А теперь отпустите мою руку… — Она судорожно вздохнула и попыталась справиться с собой.

Но Платон не спешил выполнить ее просьбу.

— Разве Крто не может купить вам пропуск?

Она презрительно фыркнула.

— Эгейцы не покидают свою планету по собственному желанию. Здесь желания отдельной особи вообще никто не принимает в расчет. Только дипломаты и торговцы по особой императорской милости имеют право покидать этот мир. А Крто не имеет сильного покровителя в Столице. Мне никогда не уехать отсюда… Никогда…

— Странно… — Платон покачал головой. — Судя по здешним порядкам, Эгеида относится к планетам-вырожденцам. Такие режимы обычно не принимают в Лигу Миров. Неужели миролюбие искупает все грехи?

— Не надо обижать нашу планету, — произнесла Имма с неожиданной тоской. — Здесь удивительное море. Из космоса Эгеида кажется голубым шаром, как Старая Земля.

— Голубой шарик, как трогательно! — Платон разозлился. — Мне, честно говоря, абсолютно плевать на все ваши внутренние заморочки. Любите свое море, которое Бреген буквально пожирает у вас на глазах, восхищайтесь жуликом Крто — мне все равно. Я всего лишь ищу следы моего друга Альфреда Кормана.

— Зачем вам это…

— Расскажите подробно о Джи-джиду….

— Вы нашли… — начала Имма, и вдруг лицо ее перекосилось. — А-а-а… — Только и выкрикнула она.

Профессор невольно оглянулся.

Он увидел, что на него со всей скорости мчится Крто на своем кресле-антиграве. Атлантида хотел отпрыгнуть в сторону. Не успел. На полной скорости эгеец врезался в Платона.

— Не надо! — услышал Атлантида крик Иммы. Вспышка боли… И мрак… И после этого говорят, что эгейцы не агрессивны.

— Он пришел к тебе, да!.. — Крто кричал. Звуки доходили будто издалека. Как сквозь вату. — К тебе. Как Корман…

— При чем тут… нет, так нельзя, нельзя… Он лишь ищет убийцу друга и Джи-джиду. Но он не найдет его сам, никогда не найдет… Но мы бы могли…

— Тебе мало Кормана?

— Все не так…

— Мало Кормана?..

— Он — не Корман… Он спас Стато.

— Поэтому я его и не убил…

— Не смей так говорить!..

Странно, что Платон понимал их разговор. Ведь он знает на эгейском не более двух десятков слов. До него не сразу дошло, что Крто и его жена говорят на космолингве.

— Взгляни на мои руки… взгляни на мои руки… на лицо… да, на лицо… Разве этого недостаточно. Разве теперь мои руки плохие?

— Крто, так нельзя…

— Я знаю… Все дело в днях слиянии Лун… Слишком редко… Да, в этом дело… в этом… Но цикл не изменить.

— Крто, умоляю… Отпусти его.

Приснились ему эти голоса или он слышал их наяву?

Очнулся археолог в полной темноте. Лежал на каменном полу, спиной привалившись то ли к столбу, то ли к колонне; руки скованы в обхват столба. Старинные металлические наручники: такие есть у каждого стража. Не убежишь. Заметил вдали какой-то проблеск.

Кажется, слабенькая красноватая лампа почти ничего не освещала. Вся правая половина груди и рука нестерпимо болели.

«Сумасшедший, этот Крто сумасшедший…»

Платон попытался пошевелиться. Тут же острая боль вспыхнула в боку, и археолог невольно застонал. Губы запеклись и пересохли, пить хотелось невыносимо.

И вдруг он услышал шаги — нечеловеческое шлепанье: несомненно — прыжки. Прыжки эгейца по полу на хвосте — этот шлепающий звук ни с чем не спутаешь. На Эгеиде нет существ, которые ходят по земле, как люди. Здесь все либо плавают, либо ползают. Ползать сложнее, чем плавать. Прыгать — невероятно сложно. Особенно по ступенькам. Но эгейцы упрямо делают ступеньки в своих домах. Эгеец тяжело дышал при каждом прыжке.

Щелкнул замок, и наручники разомкнулись.

— Уходи… — узнал он голос Крто. — И оставь нас в покое. Джи-джиду ты не найдешь, только погубишь себя и нас. Уходи.

И тут же вновь послышалось шлепанье. На этот раз звук удалялся.

Платон встал на четвереньки, пытаясь сориентироваться в темноте. Красноватая лампа наверняка горела у выхода. Платон поднялся и двинулся на ее свет.

И вскоре очутился на воздухе. Легкий бриз дул с моря. Стояла непроглядная ночь.

«Кажется, у входа в дом Крто был бассейн, — вспомнил Платон. — Хорошо бы в него не свалиться».

И тут же свалился. Плеск был невыносимо громкий. Атлантида камнем пошел на дно. И лишь когда он коснулся мраморной облицовки дна, тело вновь стало повиноваться, и археолог медленно всплыл на поверхность. Никто не отреагировал на его падение. Его отпустили — пусть идет, куда хочет. Но вот проклятие — борта бассейна были довольно высоки, а лесенки — ни одной. Считать минуты при выходе из бассейна эгейцы почему-то не желали. И пандус тоже не построили. Платон мог дотянуться пальцами до края бассейна. Но при попытке подтянуться на руках, бок начинал разрываться от боли. Так можно потерять сознание и утонуть. Нет, похоже, без посторонней помощи ему не выбраться. Напрасно он двигался вдоль бортика — нигде никакой зацепки. Это похоже на ловушку… В одном месте бассейн оказался неглубоким, и археолог встал на дно. Вода была теплой. Придется ждать до утра. Пошел дождь. Сильный, потоком, крупные капли били по воде. Дождь был теплым, но Платон весь дрожал. Тело онемело. Его стало клонить в сон. Нет, спать нельзя, заснет — утонет. Он надеялся, что после дождя уровень воды в бассейне поднимется. Нет. Черт возьми, нет! Лишняя вода тут же уходила.

Дождь кончился. Ветер разогнал тучи. Сразу стало светло — две луны вынырнули из-за облаков. Одна маленькая, прямо над головой, серебряная. Вторая огромная, голубая, только-только выплыла из Океана.

«На островах Блаженства слабые приливы. Самые сильные — на Диких территориях», — вспомнил Платон строчку из сайта.

Послышались крики, бульканье и шлепанье тел. Эгейцы. Сразу пять или шесть. Судя по легким шлепкам — молодняк, подростки. Ползут к бассейну. Шлеп. И первый нырнул. Следом еще и еще. Они резвились в воде, кувыркались. Платон стоял в тени бортика, и они не видели его. Пока.

— Эй, ребята, помогите мне выбраться отсюда. Я уже достаточно накупался, — попросил Платон. Зубы его сами собой выдали длинную дробь.

Эгейцы замерли. Раздалось знакомое бульканье. Пять или шесть подростков окружили археолога. В свете лун их глаза отсвечивали серебром. Ребятня переговаривалась — на своем, эгейском. И вдруг один протянул щупальце, ухватил человека за руку и потащил за собой. Второй схватил за другую руку. Атлантида застонал. Его стон был похож на писк эгейца. Писк восторга. Именно так ребятишки его и поняли. Ударили хвостами и поплыли, поднимая пену, закладывая немыслимые виражи и издавая радостный писк. Платону казалось, что его бок сейчас разорвется от боли.

— Стойте! Не могу больше! Стойте! — Он задыхался, глотая соленую пену.

Но они не понимали его. Они не знали еще космолингва. Они продолжали пищать от восторга и волочить человека за собой. Археолог попытался вырваться. Куда там! Тогда он исхитрился и ухватил зубами одного из подростков за щупальце. Эгеец закричал — низкий рокочущий звук. Платон попытался издать аналогичный. Надо показать, что ему больно. Но подростки не поняли его вопля. Или поняли как-то не так. Миг — они выпрыгнули из бассейна и оставили человека одного.

— Стойте, сукины дети! Стойте! Помогите мне выбраться! — вопил им вслед Атлантида. Но они не пожелали возвращаться.

— Сюда! — кричал археолог. — Имма! Крто! Вытащите меня из этого чертового лягушатника.

Неужели не слышат? Не слышат, конечно. Ведь Платон уже не кричит — сипит от холода. Возможно, они думают, что это веселятся подростки, как всегда в поздний час.

И вдруг в глаза ему ударил свет. Атлантида зажмурился. А когда открыл глаза, увидел, что Вил Дерпфельд протягивает ему руку.

— Что ты здесь делаешь? — спросил коп.

— Пп-плаваю… — Платон выбил зубами длинную дробь. — Черт возьми… — Археолог ухватился за руку полицейского и, скрежеща зубами, выбрался из бассейна. Его трясло.

— Что с тобой? Такое впечатление, что тебя всего перекосило.

— По мне проехалась тележка-антиграв. Несчастный случай, можно сказать.

Он решил пока ничего не говорить про нападение Крто.

— По-моему, тебе здорово досталось, придется отвезти тебя на базу Брегена.

— Утром меня ждут в Столице.

— Успеешь. Сначала — объятия медицинского робота. И, прежде всего…

— Прежде всего — глоток текилы.

— Не прихватил.

— А зря.